Read the book: «Непересечение»

В своем почтовом ящике, что висит на калитке моего загородного дома, обнаружился, вместе с обычной корреспонденцией, желтоватый от старости и нестандартный по форме конверт. На дворе осенняя погода и на душе такая же промозглость. В последнее время подобное настроение преследует меня неотступно. По-видимому, этому в немалой степени способствует вдруг резко наступившее, после собственного пятидесятилетнего юбилея, ощущение возраста, плюс, к тому же, извечная моя склонность к депрессивной мнительности, так свойственная мужикам, кому далеко за сорок. И здесь я- не исключение. Это давно мне стало понятно. Но каков уж есть. Другим не буду, да и не переделаешь. Алкоголь если и лечит, то временно. Женщины тоже, теперь, не слишком отвлекают. Дети совсем взрослые, и у них свои заботы и семьи. С личным бизнесом хотя и наступило спокойствие, поскольку несколько лет назад он мною был свернут, не все так однозначно- многое мне тут кажется недоделанным, недоведенным до какого-то логического завершения.

В общем, во всем некие полумеры или аргументы, явно, не способствующие чему-то такому, что может придать пожилому дядьке побольше внутренней гармонии и согласия с самим собой.

Вот и приходится, как-то так скомкано, аккумулировать причины нынешней моей апатии и пребывания в состоянии уже длительного внутреннего раздражения на себя и окружающий мир. Таким образом получилось вроде смеси самокритики и совершенно неожиданно взлелеянной, где-то в подсознании, мизантропии.

Конечно, здесь, похоже, возрастная хандра и многое из того, что следует назвать «закатным этапом в личных переживаниях».

Ну пока, думаю, об этом хватит.

А сейчас я верчу в руках никем конкретно неподписанный «треугольник», вроде солдатского письма времен войны.

Как ни странно, не спешу вскрыть эту хитро сложенную бумагу. Но мною, почему-то, четко понимается-ее подбросили не в качестве глупой шутки или розыгрыша.

Нарочито медленно поднимаюсь по ступенькам крыльца, будто специально желаю отсрочить сам момент прочтения.

Не короткое (аж в четыре листа) содержание напечатанного текста поразило своей нахальной осведомленностью обо мне. И хотя к секретным службам или криминальным кругам никогда не принадлежал, все же детальность изложенного позволяла сделать предположение, что Иван Ворохов, давно стал кому-то интересен. Похоже, за мной следили и собирали довольно подробную информацию обо мне. Этот факт неприятно коробит и пугает даже, заставляя крепко задуматься- кому такое понадобилось? Конечно, оглядываясь назад, отчетливо понимаешь- врагов и завистников вокруг тебя собралось немало. Но ведь подобное – отнюдь не повод вести за вполне обычным человеком тотальное наблюдение. Ну а самое главное содержалось в концовке анонимки. Именно заключительные строки вызвали одновременно как сильное негодование, обусловленное этим бесцеремонным вторжением в мое прошлое, так и охватившим, до комка в горле, мистическим страхом за свое, и не только, будущее.

Что же было там?

В «постскриптуме» на пол-страницы составлен график дальнейших встреч с теми людьми, каждый из которых, так или иначе, запечатлен в моей биографии. Тут и те, кто предавал меня и те, кто не имел к этому никакого отношения. Со всеми ими я не виделся достаточно много лет, по разным причинам. А завершающие предложения письма просто выносят мозг: …… Уважаемый Иван Александрович, в выше обозначенных местах, с указанными датами и временем, Вас будут ждать. Нельзя проигнорировать ни одно «звено» в предлагаемом «путешествии памяти», как и соблюдение указанной хронологичности. В противном случае, малейшее нарушение приведенного здесь распорядка станет для них, к сожалению, последним днем. Если же Вами все выполняется пунктуально, то клятвенно обещаем- никаких последствий, кроме одного- больше никогда с ними не увидитесь, но они останутся жить. Доброжелатели» (грамматика сохранена).

Наглый и вызывающий тон окончания текста особенно давит на психику- кто такие и как смеют, почти, угрожать? Пусть считают, что я не прочитал эту, кем-то написанную, хрень. Как бы теперь узнать про авторство? И однозначно наказать уродов-шутников!

Такого рода мстительная мысль зароилась в голове. И уже трудно разделить, где мои фантазии, а где реалии чего-то нехорошего, происходящего сейчас.

Снова глазами пробегаю по длинному списку рекомендованных лиц, правда чуть ли не в приказном порядке, касаемо не везде желаемых мною встреч. Подхожу к минибару. Набулькиваю себе полный стакан виски. Усаживаюсь в кресло и делаю пару глотков в надежде, что размышления о содержании прочитанного вскоре примут более стройный характер. Но этого, почему-то, не произошло, а лишь усугубило растерянность от предчувствия плохого.

Как быть? Все-таки порвать, выбросить и забыть? Или самым серьезным образом отнестись к нелепому, с точки зрения здравого смысла, «маршруту», который подробно изложен на бумаге, в данный момент лежащей на журнальном столике. Не перестаю коситься на нее.

И вот тут словно обжигает сознание- пройти «его» – это прежде всего необходимо для меня самого! Я просто обязан принять участие в кем-то придуманном! Просто бред!

Довольно дебильное в собственной тревожности, так это вдруг наступившая покорность следовать непонятной воли тебе неизвестных.

Еще раз всматриваюсь в текст, где Иван Ворохов выставлен мудаком, причем с претензиями на некую глобальность чьих-то замыслов. Получается дурь несусветная! И она начинает казаться чем-то похожей на истину. Дай бог, если не на абсолютную. За окном мелкий дождь все не унимается. А во рту привкус, неизменно появляющийся у меня при стрессе. В общем, впечатлился на сегодня.

А еще я, конечно, с кучей сомнений, в итоге решаюсь замкнуть весь этот «круг».

Первой значилась встреча с когда-то лучшим своим другом, с кем начинал бизнес. Зовут его Аркадий, мой ровесник. Насколько знаю, он до сих пор живет в моем родном городе.

Чем сейчас занимается данный товарищ не ведаю, да и неинтересно. С годами, как-то само собой, любопытство по отношению к таким фигурам сходит на нет. И ты уже почти не стараешься делать вид полного безразличия к ним. Подобная трансформация не может не радовать.

Но вынужденное рандеву, через двадцать пять лет, с этим человеком, в любом случае, не вызывает особого прилива энтузиазма. Тем не менее, раз буду следовать указанному калейдоскопическому перечню, то надо ехать.

Это наше свидание назначено спустя три дня, как я получил конверт. Только теперь Ворохову следует пролететь девятьсот километров туда, где родился и до 33-х прожил. И что удивительно, в глаза друг другу будем смотреть в том самом офисе, который мы в перестроечное время арендовали. Такое вот совершенно никчемное «дежа вю»!

Город встретил настоящим бабьим летом. А сидя в такси, по дороге из аэропорта, не переставал прокручивать в голове, пытаясь разгадать- почему именно в таком порядке, «доброжелателями», мне уготованы соприкосновения со своим прошлым? Но ответ упорно не находился. К тому же у меня не было никакой уверенности, что этот Аркадий вообще придет в обозначенное «ими» время и место.

Правда следует признаться себе- на эту явную авантюру, наверное, все-же, сподвигнут той фразой в письме, что непослушание с моей стороны послужит некой угрозой для жизней, пусть даже и моих бывших недругов. Хотя вроде взрослый и адекватный мужик, чтобы уверовать в такую несусветную чушь.

Как бы то ни было, я еду, сейчас, на встречу одним из них.

Еще в самолете предался воспоминаниям об истории нашего знакомства, сравнительно недолгой дружбы и бизнес-сотрудничества. Немало из памяти, конечно, за долгие годы стерлось, но вот только в душе осталась ничем несмываемая обида на тот его поступок, приведший к окончательному, в итоге, прекращению общения между нами.

Несмотря на свою фамилию- Чугман, Аркадий всегда как-то нервно открещивался от принадлежности к евреям. И вроде никто особо и не старался допытываться до Аркашиных корней (кстати, отец звался Виктором), ему все же хотелось считать себя сугубо русским. А как он любил рассказывать анекдоты про сынов Сиона! Но, думаю, эта черта совсем не мешала парню оставаться ярким представителем древнего народа.

Ну, а лично меня ровным счетом ничего не тревожило в таком характере. Наоборот, человек умел нравиться. Да и внешность Чугмана вряд ли позволяла однозначно определить национальность- рыжеватый, даже немного конопатый, узколицый с масленичными глазами и утиным носом. Обычный облик не красавца, но с массой умного обаяния, которое так, зачастую, привлекает молодых, и не очень, особ женского пола.

А познакомились в какой-то новогодней компании, через наших, тогда еще юных, жен, являющихся на тот момент одногруппницами, хотя далеко не подругами. Оба мы, веселые ребята, 22-х лет, и учимся на последнем курсе, правда разных институтов. У каждого из нас свои планы на будущее, но они совпадают в одном- обратить постперестроечное время в свой карьерный и финансовый успех.

Другими словами, ничего нового, у того моего поколения, если ты с мозгами и не наделен явными пороками.

Вплоть до девяностого года наши, с Аркадием, дороги особо не пересекались. Так, изредка встречались за какими-то общими праздничными столами, где сдвигали рюмки, травили байки, пьяненько и одобрительно хлопали друг друга по спине и т.д. Когда я защищал кандидатскую, он успел стать начальником монтажного участка. То есть, у обоих наличельствовали перспективы и виды на лучшее. А в безденежной науке, враз распадающейся страны, наступила эпоха хоздоговоров и кооперативов. И вот тогда, когда по тематике моей диссертации на двух крупных предприятиях города были, без лишних рекламаций внедрены установки по очистке гальваностоков, ко мне, в лабораторию, заявился Аркаша Чугман.

–

Его эмоциональная напористость, в тот день, слегка удивила, но причина такого поведения, в общем-то, лежала на поверхности. Ведь я почти сразу купил себе первое и дефицитное авто за серьезные деньги. А этот факт, по-видимому, и вызвал у парня повышенный интерес к тем самым проектам, по результатам их доходности.

Хотя справедливости ради стоит отметить, что пришел он не с пустом, но, заведомо, и не из праздных побуждений. Оказалось, у него с собой, в письменном изложении, предложение (ныне бизнес-планом называется) о нашей будущей совместной деятельности. Там ему «скромно» отводилась роль 50%-го участника в новом предприятии. Причем оно уже с налоговыми льготами, поскольку имеет статус молодежного научно-производственного объединения. И юридически, мол, все подготовлено и надо лишь мое официальное согласие, чтобы мои разработки стали собственностью этой фирмы. За такие уступки мне горячо обещаны (ни много ни мало): та же доля в уставном капитале и должность зама.

Аркадий по обыкновению убедителен, да еще с присущей коммерческой жилкой. А я, сам, и не сказать- весь прямо в науке, да и как-то сразу прочувствовал здесь лидерство Чугмана.

С того момента передо мной встала дилемма: либо уходить с кафедры и вплотную заняться бизнесом, либо, все-таки, не бросать мечту о докторской. Те годы многих растиражировал подобный выбор. И Иван Ворохов оказался именно из этого числа растерянных. На эволюцию решения (как поступить?), наверное, повлияло несколько факторов- предвкушение перспективы больших «бабок», вера в свою удачу и способности, стремительно падающий престиж советского ученого, и конечно главная и основная причина для меня- это недавний и принципиальный конфликт с заведующим кафедры….

Вот последнее окончательно и перевесило чашу весов в пользу предпринимательства. Надо было видеть, как распереживались мои старорежимные родители по поводу такого радикального шага сына, но я уже никого не слышал.

За два с небольшим года наша с Аркашей деятельность, на ниве самостоятельного плавания в «водах» ускоренно зарождающегося в стране капитализма, претерпела всякое. А итогом ее- это учреждение нами многопрофильной фирмы с модным названием- «ФинТраст».

И теперь мы уже имеем устойчивую прибыль и неуклонно расширяем штат сотрудников. Кажется, наконец-то, что многое устраивается наилучшим образом. Возможно, с финансовой точки зрения и будущего потенциала, так и было. Но, тут, замечаю- когда у нас вроде бы забрезжила полноценная стабильность- в наших рабочих отношениях, иначе говоря в стане руководства, постепенно стала пропадать необходимая доверительность.

Подозрительность, совсем как-то незаметно, овладевает твоими мыслями и все труднее начинают решаться оперативные задачи своего же бизнеса. Если рассуждать, что с нами это сделали деньги и плохо скрываемая тяга каждого к единоначалию, то будет, думаю, слишком уж упрощенно и довольно наивно. Скорее всего такое явилось результатом общей неготовности признать, в силу собственных характеров, самим себе- здравые паритетность и компромиссность ни в коем случае не могут считаться твоей слабостью, а совсем наоборот.

Но этот вывод мне пришел на ум много позже. Тогда же мы оба лишь продолжали усугублять сложившуюся ситуацию, пока Аркадий не спровоцировал (как потом понял-специально) наш с ним окончательный разрыв.

Началось все где-то месяца за три до этого. Через одного московского академика мне счастливо удалось заполучить серьезные квоты на продажу заграницу партии из ряда редкоземельных металлов. Я долго и сложно к этому шел, и теперь достиг нужного и совершенно легального. А ведь, когда набрел на эту идею, тут же поделился ею с напарником. Тогда еще, по- другому, у нас и не представлялось. Вот только сейчас, выслушав, Чугман как-то сразу скептически сморщился, выразив таким образом свое полное неприятие моего нового бизнес-проекта.

За последнее время именно этим видом он давал почувствовать мне, что особо рассчитывать на старое взаимопонимание не стоит. Это стало касаться почти всех рабочих вопросов.

А еще совсем недавно все было как у нормальных друзей- мы могли с ним крепко выпить и сходить «налево», вместе с семьями отмечали праздники и вроде ничего не предвещало подобного дистанцирования. В общем, как говорится: «служили два хороших товарища, и на тебе- дослужились до непоняток».

В тот же день я здорово психанул, послав его куда подальше. Между нами и раньше, конечно, случались стычки, но все они носили достаточно несерьезный характер и которые забывались на следующее утро. Ну, а в этот раз вдруг торкнуло – с меня хватит!

Да и Аркаша смотрю, такого же мнения, если заявил- занимайся сам этой тематикой, но только на свои деньги и не в ущерб общим делам. И тут начинает доходить- человек осмысленно идет на конфликт, чтобы второй акционер добровольно сдал полномочия в «ФинТрасте» как зам генерального.

Но мне уже все равно и захотелось драки. Так надоела эта его игра. С трудом сдержался- лишь с матом развернулся, хлопнув дверью. Наступили дни выжидательного молчания, а ты в тягостных раздумьях- как быть? С одной стороны- почти три года суровой маеты и сомнений, локальных неудач и успехов, с другой- пришедшее, не вдруг, осознание, что тебя неплохо поимели, а сейчас умело спровоцировали на какое-то радикальное решение. Причем у Аркадия, при нашем возможном разбегании, остается куча преимуществ в плане дальнейших перспектив, тогда как моей персоне-

только половина уставника, который выбран и так минимальным, допустимым в те времена.

Здесь конечно злую шутку сыграла моя излишняя доверчивость. У меня, к сожалению, всегда по молодости было так- если кто-то смог понравиться, то вера к нему порой начинала зашкаливать. Это сегодня я иной, уже не раз набивший аналогичные шишки за свою долгую взрослость. Но, поскольку еще потом мне приходилось испытывать схожее, тот случай, по-видимому, не стал для меня каким-либо серьезным уроком на будущее. Пока к 46-ти окончательно не столкнула с практически полной аналогией этой мерзкой давности. И, кстати, ряд участников в подобном отмечены в графике моих встреч, что в письме-анонимке, которое сейчас лежит в кармане.

Но вернемся к тому персонажу, оказавшемся в том списке первым. Поэтому продолжу. Это Аркашино поведение, на мой взгляд, обусловлено рядом факторов- как личностных, так и внешних. Много позже, исходя уже из своего жизненного опыта, кажется удалось уяснить для себя, пусть не совсем и четко, природа человеческого предательства порой не объясняется даже самой эгоистичной целесообразностью. А тогда в голове лишь горечью вихрилось- каким же он оказался подонком! И им все, получается, давным- давно продумано! Обида буквально душила меня. Я был зациклен на строжайшем, касаемо бизнеса, соблюдение паритетности между нами. Такое являлось моим обязательным условием, когда мы только начинали. Поскольку наивно считал- по другому никак нельзя. И в стартапе (в то время этого слова в лексиконе еще не имел) и далее, собственный вклад оценивал решающим. Тем не менее за наш «микроколхоз» С Чуманом радел- как за основу успешного и долгого существования «ФинТраста».

Если же разбирать конкретику причин, приведших мой уход из первой коммерции, то главной из них несомненно явилось иезуитское нарушение принципа деловой порядочности. Ко всему прочему, я в какой-то момент потерял элементарную бдительность (потом такое со мной случалось не единожды), а за моей спиной соратник, втихую, через юридические подделки, переписал все активы фирмы на каких-то подставных лиц (замечу, бухгалтерия была на нем). Конечно узналось об этом потом, когда уже почти распрощались. А открылись глаза мне им самим, зашедшему в кабинет, где его теперь бывший зам собирал свои вещи.

– Иван, поверь, искренне хочу, чтобы мы остались с тобой друзьями и, возможно, продолжили сотрудничать. Надеюсь, не будешь против? – голос примирителен и некоторое волнение выдает разве что нервное раскачивание на стуле.

Разговор происходил один на один.

– Да пошел ты! И засунь свой благородный тон куда подальше, понял! А моей доли, думаю, вполне хватит на раскрутку новой темы по редким землям, которая тобой не признана. Ну, а будущее нас, разумеется, рассудит- кто был прав?

– Извини, Ворохов, но деньги, лично, тебе никакие не светят. Максимум- половина уставного. Больше твоего здесь ничего нет. Кстати, можешь судиться. И в общем, счастливо оставаться,– с гадкой ухмылкой встает и идет к двери.

В два прыжка достаю воротник его пиджака…. Все закончилось тогда для меня ничем. А в сухом финансовом остатке и вправду почти ноль. Но не потеря мной заработанного нежданным крахом пала на мозг (уверенность в собственные силы уже благоприобретена, и значит все будет в порядке), а подобное грязное соприкосновение с лицемерием и бессовестностью совсем нечужих людей.

Эта история переживалась долго и крайне болезненно. И какое-то время казалось, что обида не пройдет никогда. Но любая работа, особенно та, которая увлекает, да еще приносит достаток, значительно помогает отретушировать весь остаточный негатив. Говоря иначе, организация собственной фирмы, где я командовал теперь в одиночку, позволило в полной мере ощутить себя полноценным хозяином своего дела. И вот уже через год напряженного труда солидный финансовый успех настиг Ваню Ворохова. И он стал даже испытывать нечто похожее на благодарность судьбе за такой поворот.

С тех самых пор, как мы подрались, больше с Аркадием не встречался. А пару лет спустя мне пришлось уехать из родного города, поскольку несколько неожиданно получил приглашение, существенно увеличившее масштаб моей востребованности….

Ну и пока я был здесь, случайно узнались некоторые подробности об Аркашиных, затеянных против конкретно меня, интригах. Это из письма, кем-то подброшенного в мой новы офис. В нем, написанном незнакомым убористым почерком, приводилось некое подобие психоанализа наших, с Чугманом, отношений. Причем не подписавшийся автор будто часто находился в компании с нами. Но не как какой-то коллега по бизнесу, а словно кто-то из домашних. Хотя, если и так, тогда становится совсем непонятно- почему (следовало из текста) инициатором всей нашей «катавасии» объявлялся никто иной, как тесть самого Аркадия? Тот когда-то являлся партийным функционером районного значения и имел возможность помогать нам в нескольких начальных организационных моментах «ФинТраста». Например, в поиске производственных помещений или в юридической и налоговой проработке заключаемых договоров. Но такое его участие происходило пока страной управляли коммунисты и этот еще нестарый человек обладал определенным административным ресурсом в виде ряда служб в своем райкоме. Потом он, впрочем, не лез особо в коммерческую деятельность зятя, поскольку уход КПСС с политической авансцены повергли тогда многих, властьпридержащих, в состояние деловой прострации, (правда кого-то из них наоборот- слишком встряхнуло).

Мы же с Чугманом, к тому времени, фактически не нуждались в каком-либо, даже консультативном, содействии со стороны Василия Харитоновича (так мужика именовали). Ведь постепенно сами обросли нужными связями, денежными возможностями и навыками управления разросшимся коллективом.

Тем не менее бывший партиец был зачислен к нам в штат в качестве, больше, свадебного генерала на должность некоего референта со свободным графиком и довольно приличной зарплатой. Здесь настоял Аркадий, а я и не противился, поскольку уже знал- родня у него превыше всего. Да и если честно, к Харитонычу, у меня молодого, без претензий.

Появилась у тебя возможность, можно, пожалуй, и поддержать неплохого в общем-то человека, разом потерявшего свою прежнюю высокую статусность. Такая житейская философия превалировала во мне тогдашнем. И вот в полученном письме указывают, что именно тесть моего бизнес-партнера каким-то образом, стал первопричиной раздора между нами. Ну, как тут быть? Но когда оно было прочитано мною, совершенно ничего не дрогнуло- кто, зачем и почем? Сегодня личная контора с неоригинальным названием «Союз» вполне успешна и почти забыта некрасивая история с Чугманом. Сейчас, я сам себе король! И это так свежо тешило душу! Но в ситуации с «разоблачением» Аркашиного тестя забеспокоило только одно- перед кем и

за что так провинился? Кого хотят подставить? Совсем не желается влезать в какие-то дрязги, от которых сам добровольно ушел. Решил- ничего не буду выяснять. Похоже на чью-то продуманную провокацию! Такими схожими, несложными суждениями ограничились мои мысли тогда. Если же продолжить внешнее наблюдение, то буду достаточно краток:

1) 

По слухам из медийных и частных источников карьерный путь Аркадия Викторовича Чугмана оказался следующим: глава «ФинТраста», какой-то клерк в администрации одного из районов города, далее- в начальстве там же, потом ее руководитель, время спустя- пост в мэрии, а вот затем (информация об этом промелькнула по центральному ТВ)– заместитель представителя президента России по Дальневосточному округу. Недурно, даже очень;

2) 

Про Василия Харитоновича не ведаю- жив ли еще курилка?;

3) 

О себе-впереди.

Примерно такие, четвертьвековой давности, воспоминания посетили меня, пока добирался до места назначенной не мною встречи ….*

*Советы самому себе

_________________________

Вряд ли нужно пробовать переделывать себя, если это не касается порядочности. И то здесь крайне мало шансов на успех ….

Незабытая случайность, неоткрытое вино,

Не любить под гнетом тайны, той что заболел давно,

А она все ускользает и неясен алгоритм,

Только голос уже сорван, от бессилия хрипит….

Такси минут за сорок домчало до здания, где когда-то размещался «ФинТраст». Судя по вывескам теперь в бывшем постперестроечном исполкоме функционирует не только районная администрация, но и ряд коммерческих структур.

– А, тогда мы ведь были одни, из частников,– вдруг подумалось Ворохову.

До указанного часа свидания оставалось еще уйма времени и он решил пока не идти туда, а лучше прогуляться по окрестностям. В этом городе его не было почти пять лет. С тех самых пор, как похоронил здесь отца. Того, кто бросил их с матерью, когда Ивану не исполнилось и семи. Что интересно- кладбище тут совсем рядом. И неспешно зашагал в том направлении, по дороге выдергивая из памяти некоторые эпизоды общения с ним….

Под ногами шуршала листва позднего сентября. За тот период, который прошел со дня смерти старшего Ворохова, родной город остался, и узнаваем, и нет. Такая метаморфоза бросилась в глаза, когда еще ехал из аэропорта. Понятно, если бы это обусловилось лишь новыми застройками, но все вроде не так. И пока объяснение странному этому ощущению не находится. Ему стала навязываться мысль- будто собственная жизнь необычным образом поделилась на: до сегодняшнего приезда сюда и после.

Вот и могила отца. Строгий памятник из черного мрамора, заросшая травой чугунная оградка. Просто некому ухаживать. И с каким-то скрытым укором на сына смотрит выгравированный в камне батя.

Александр Иванович сохранился в сыновьих воспоминаниях разный. В детских- он веселый и добрый, а в юношестве и дальнейшей взрослости, то больше хмурый человек, обиженный на судьбу и людей. Как бы не было, родитель, сейчас, часто приходит во снах, печально улыбающийся, неизменно молчаливый, и какой-то растерянный. Словно он что-то такое знает и это следует сказать, но не говорит, боясь расстроить единственное чадо. И каждый раз, в этом случае, Иван просыпался с тяжелой головой, в поту и с бьющимся сердцем.

В последнее время именно такой флер загадочности отцовского образа особенно изводил его. Тогда и посещало неясное предчувствие – грядут события, которые много перевернут в мировоззрении. Ведь недаром посещение церкви, за этот год, превратилось в насущную необходимость.

И вот теперь, обрывая увядшие вьюнки с надгробной плиты, Ворохов, вдруг, с особой остротой ощутил, что это время наступило. А в душе затревожилось, будто по привычке. Подобное предвидениене было четким, без какой-либо детализации. И резануло сильной болью в висках, вплоть до тихого вскрика….

Потом вздрогнулось, когда зазвонил мобильный. Но не от неожиданности самого вызова, а от мелодии, которая никогда, причем ни при каких условиях не могла им самим установиться. Из трубки доносился похоронный марш Шопена!

На «алло»– оттуда зловещая длинная пауза и номер оказался скрыт. Он взглянул на часы. Они показывали, – еще минут сорок до встречи с Чугманом. С рассеянными мыслями побрелось с кладбища обратно. Когда же подходил к зданию, где много лет назад размещался офис «ФинТраста», увидел, как в труповозку загружают носилки с черным полиэтиленом. А рядом две полицейские машины и суетящиеся вокруг люди.

В поджелудочной по-недоброму засосало. И нехорошее полезло в голову. Его опоздание составило всего четыре минуты. Но без лишних расспросов, почему-то, стало понятно- там, в мешке, мертвый Аркадий.

Такой ход развития событий, слабо сказать, ошарашивает, и кровь приливает к мозгам. А нахождение, в данный момент, при небольшой толпе зевак все подтвердило- смерть случилась именно с Чугманом. Об этом узналось из негромких разговоров (видимо некоторые лично знали Аркашу). Но о причине гибели никто не говорил. Правда краем уха услышал – до сегодняшнего дня умерший возглавлял фирму, связанную (кто бы мог подумать) с производством редкоземельных металлов сверхвысокой чистоты. Как раз тем, что когда-то послужило своего рода «катализатором» их скандального расставания.

Это какой-то вертлявый молодой парень проявил болтливую доверительность в виде реплики в никуда к рядом стоявшему незнакомцу- Ворохову, а ведь тот ни о чем и не спрашивал. Он же, взяв Ивана под локоть, отводит гостя города в сторону. Почему этот юноша, представившись Дмитрием, уделяет внимание ему, тогда осталось сразу непонятным. Но тем не менее тип с бегающим взглядом приглашает, впервые встретив, на разговор в ближайшее кафе. Якобы, чтобы рассказать обо всем интересующем его будущего визави. Так, примерно, им и было заявлено. И хотя подобная самонадеянность и навязчивость несколько настораживает, беседа их все-таки состоялась. Пусть она Ворохову практически ничего и не прояснила, лишь напустила еще больше «тумана», но благодаря ей у него окончательно сложилось мнение, что письмо, недавно полученное дома – не чья-то плохая шутка, а некая «дорожная карта» для Ивана Александровича Ворохова, на оставшиеся годы…..

А вот из услышанного за чашкой, и не только, кофе, причем, не задавая лишних наводящих вопросов…. Этот самый Дима, с голубыми глазами навыкате, с недавних пор работает, скорее числится (так сказано), у Аркадия Викторовича в качестве референта в химико-технологическом отделе.

Попал он туда сразу после окончания вуза, вроде как по блату- какие-то родственные связи. Да и зарабатывать надо, ведь уже обзавелся семьей. Должность активно не нравится, коллектив поганый и зарплата не ахти какая, но пока мирится и тихо подыскивает новое место. А это сегодня совсем непросто.

Теперь же, со смертью начальника может все, коренным образом, измениться. Ворохов старается парня не перебивать, при этом не перестает про себя удивляться- чего вдруг, все-таки, вздумалось молодому, годящемуся ему в сыновья, так подробно, еще не дойдя до факта гибели Чугмана, не стесняясь повествовать о своих нынешних заботах. Но терпеливо продолжал ждать, когда тот, наконец-то, заговорит о его интересующем, раз сам проявил недюжинную инициативу к разговору с ним, случайным прохожим.

Иван в меру внимателен и тактичен к собеседнику, и все же вынужден выказать свое недовольство:

– Уважаемый, зачем меня, неизвестного Вам человека, посвящать в собственные переживания? Я ведь не исповедую по будням,– прозвучало сарказмом,-к чему мне эти откровения?

Заказывает уже третий «эспрессо» и наблюдает, как Дмитрий немало смущен.

– Извините, что тяну, но придется дослушать, поскольку я являюсь здесь единственным очевидцем вашего давнего знакомства с моим шефом.

– Как-так? – вопрошается с отвисшей челюстью,– мы с ним не виделись с четверть века! Небось просто бредится, дружила?!

На него, от сидящего напротив, сильно повеяло неадекватностью. А может и у самого не все в порядке с головой? За столом повисла длинная пауза, а кафе вмиг взяло и замолчало.

– Просто я добрый гений Аркадия Чугмана,– произнесено было тихо, перегнувшись, почти на ухо.

Ворохову пришлось даже отпрянуть, шумно отодвинув свой стул. Немногочисленные посетители дружно повернулись в их сторону.

– Тебе надо лечиться, Дима, и немедленно,– только и смог вымолвить старший по возрасту.

– Ладно, теперь к делу,– с лица парня слетает маска положительности- оно становится угрюмым, если не мрачным.