Read the book: «В кофейне диковинок»

Хэзер Уэббер

Font:

Heather Webber

AT THE COFFEE SHOP OF CURIOSITIES

В тексте упоминаются социальные сети Facebook и/или Instagram (организации, запрещённые на территории РФ).

Meta Platforms Inc. признана экстремистской организацией на территории РФ.

* * *

Книга для всех, кому не терпится расправить крылья и полететь

Глава 1

АВА

Письмо отправил мертвец.

В этом я нисколько не сомневалась.

Ну ладно, все же немножко сомневалась. Сильно сомневалась. Еще как!

Однако, ломая голову над загадкой все тринадцать часов, что пришлось провести за рулем, я так и не придумала, кто еще мог бы его прислать. Написать такое мог лишь Александр Брайант, со смерти которого вчера исполнился ровно месяц.

И именно вчера легкий августовский ветерок, ворвавшись в окно кухни, стряхнул с лежащей на стойке скромной стопочки свежей почты неприметный конверт. Я в тот момент как раз мыла посуду, и он, плавно соскользнув вниз, бесшумно опустился к моим ногам.

Самое странное, что я как будто впервые видела это письмо. Пишут мне не так уж часто, так что я должна была его заметить. Однако конверт без обратного адреса из хрусткой крафтовой бумаги был определенно мне незнаком. Как и почерк на нем: мои имя и адрес были так аккуратно выведены печатными буквами, что, если бы синие чернила прокрасили бумагу более равномерно, их можно было бы принять за отпечатанные на машинке. Марка с бабочкой, наклеенная в верхнем правом углу, даже не была задета разместившимся рядом почтовым штемпелем – слишком смазанным, чтобы разобрать, откуда письмо пришло.

Только теперь, стоя на светофоре в ожидании, когда можно будет свернуть влево, на дорогу, по обочинам которой высились трепетавшие на ветру пальмы, я сообразила, что хотя бы на марку я уж точно должна была обратить внимание. Обычно мне бросалось в глаза все, так или иначе связанное с миром животных. Однако пришлось признать, что с самой смерти Александра я жила как в тумане. Мысли мои метались в сетях чувства вины, путаясь в бесконечных «а вдруг» и «что, если».

– Ты уверена, что эта работа тебе подходит? – озабоченно произнес из колонок мамин голос.

– Вот и выясним, – ответила я, убавив громкость.

От волнения мама всегда так повышала тон, что у меня начинало звенеть в ушах.

– Ава, – вздохнула она, – я понимаю: прошлый месяц выбил тебя из колеи… Но это как-то слишком уж лихо! Ты всегда работала удаленно, за компьютером. А теперь вдруг решила стать домоправительницей?

О работе я рассказала ей вкратце, опустив подробности. Не упомянула о том, каким образом ко мне попало объявление. И что работать придется в Алабаме. И что ехала я туда всю ночь.

Маму не волнует, что мне уже двадцать семь: как заподозрит, что я недостаточно осторожна, так сразу в истерику.

Я бы и вовсе не сняла трубку, но тогда бы она точно ударилась в панику. Лучше уж немного развеять ее страхи сейчас; тогда, возможно, они не помешают мне в дальнейшем.

К тому же мне не хотелось, чтобы мама за меня тревожилась. Она и так только этим всю жизнь и занималась. Лишь в последние пару лет получила возможность выдохнуть, спать спокойно и жить нормальной жизнью без необходимости постоянно оставаться начеку ради меня.

Не хотелось, чтобы она опять взялась за свое.

– По-моему, мне будет полезно сменить привычный сценарий, – наконец отозвалась я и с трудом сглотнула. – Выйти из зоны комфорта.

За окнами машины серело утро, над дорогой низко нависли тучи. Взглянув на часы на приборной панели – 8:38, – я заметила, что по углам заляпанного мошками лобового стекла блестят крупные капли дождя, оставшиеся после бури, налетевшей перед рассветом.

Не в силах отделаться от мыслей о письме, из-за которого отправилась в дорогу, я забарабанила пальцами по рулю.

В конверте лежал измятый листок, аккуратно сложенный втрое. Объявление о поиске домоправительницы сначала отпечатали на машинке, потом скомкали и снова разгладили. Вверху кто-то сделал приписку от руки.

Кто-то.

Алекс?

Я нашла в коротенькой записке сразу несколько доказательств того, что написал ее он. К примеру, «моя нежная фиалочка». Он вполне мог бы так меня назвать. В его исполнении даже старомодные слащавые комплименты звучали мило. А это «ХХ»? Он всегда заканчивал сообщения именно так. И почерк – мужской, с сильным наклоном – тоже вполне мог быть его. Правда, я не могла утверждать это на сто процентов, а сравнить было не с чем. Из образцов почерка Алекса у меня осталась лишь запоздалая открытка ко дню рождения, которую он вручил мне в июне. Впрочем, от руки он написал в ней только «ХХ». Алекс был парнем милым, но не особенно сентиментальным и довольно забывчивым: всегда слишком пристально глядел в будущее, а потому не умел по-настоящему наслаждаться настоящим, подмечать детали, просто жить.

Собственно, отчасти из-за этого я и порвала с ним всего через три месяца отношений. И мы снова, как раньше, стали просто добрыми друзьями. Условились, что будем общаться и дальше. Но через несколько недель после расставания Алекс нарушил обещание. А потом его не стало…

– Ладно, Ава, – сказала мама. – Давай пока оставим эту тему. Во сколько у тебя собеседование?

Допустим, письмо в самом деле прислал Алекс. Но зачем? И как?

Я с досадой выдохнула, и мой вздох пронесся во влажном воздухе с тихим присвистом, словно пробуя крылышки в незнакомом месте. Положим, насчет «Зачем?» у меня имелись кое-какие соображения, но вот ответа на «Как?» не было. Возможно, Алекс отправил письмо, когда еще был жив. Оно где-то затерялось, а потом его нашли и доставили мне. Такое постоянно случается. Постоянно.

Но…

Зачем бы он стал писать по почте? Он же круглые сутки не расставался с телефоном! Мог бы просто сфотографировать объявление и отправить его мне. Именно так, скорее всего, Александр бы и поступил. Он ведь считал, что ждать писем по нескольку недель – прошлый век. К тому же почему он не написал на конверте обратный адрес? И подписи не оставил… Да и новую работу я начала искать только недавно: меня уволили всего две недели назад – как раз из-за того, что после смерти Алекса я стала очень рассеянной.

– Ава? Ты здесь? – окликнула мама.

– Здесь. Просто задумалась.

– Я спросила, во сколько у тебя собеседование.

И как объяснить, что письмо пришло точно вовремя? Упало к моим ногам ровно за день до собеседования, когда у меня еще оставалось достаточно времени, чтобы добраться до Алабамы… Да не просто упало, а как-то странно опустилось. Как будто…

Поневоле подумаешь, что его извлекли из стопки и положили к моим ногам невидимые руки. По плечам побежали мурашки, и я поспешно растерла их. Призраков не существует! Не существует.

Правда же?

Покачав головой, я наконец решила, что отныне буду считать появление письма необъяснимой загадкой. Загадочное письмо, вот и все.

– Ава!

Я вздрогнула от маминого окрика. В ушах зазвенело, и я поспешно выпалила:

– В девять.

– Ты напишешь мне, как все прошло?

– Конечно.

– Ладно. Раз ты такая рассеянная, не буду отвлекать от дороги. Люблю тебя! Не забудь написать.

– Не забуду. Тоже тебя люблю! – Я нажала отбой и с облегчением выдохнула.

Затем открыла окна, впустила в салон ветер и тут же ощутила запах моря – резкий, соленый. Я узнала его мгновенно, хотя до сих пор была на побережье лишь однажды, в три года, когда мы всей семьей ездили во Флориду. За ту короткую поездку я успела влюбиться в море.

Ветер завывал, заглушая мерное тиканье поворотника. Еще за несколько миль я заметила, что над береговой линией стелется густой туман. Залива из-за этого было не разглядеть, но, сосредоточившись, отключившись от свиста ветра, пения птиц и рева машин, можно было расслышать, как напевно и в то же время нестройно шумят волны, наползая на берег. Словно говорят: «Берегитесь прибоя и не забывайте, что даже в хаосе живет красота!»

Как бы мне хотелось сейчас побродить по мелководью, потанцевать в пенящихся волнах! А может – и броситься в соленую воду, чтобы омыла меня, заглушая все звуки и смывая тревоги. Сколько лет я умоляла снова отвезти меня к морю, а в ответ получала лишь бесконечные отказы? Потому что то путешествие закончилось поездкой в больницу, и моя мать поклялась, что мы больше никогда не уедем так далеко от Цинциннати.

Нужно было отправиться к морю, когда я стала жить одна, но я не решилась – видимо, заразилась материнскими страхами.

Я посмотрела на часы: 8:40.

Красный огонек светофора наконец сменился зеленым, и я закрыла окна, отгораживаясь от звуков улицы. Стоило мне свернуть к Дрифтвуду, как все в животе сжалось от беспокойства. Мама была права: это как-то чересчур лихо. Прочесть письмо – и тут же забыть о благоразумии, наскоро собрать вещи, прыгнуть в машину и погнать в Алабаму только для того, чтобы попасть на собеседование, о котором я узнала из непонятно кем присланного объявления…

Если я что-то о себе и знала, так это то, что Ава Лейн Харрисон никогда не забывает о благоразумии. Не принимает спонтанных решений. Не бросается в погоню за призраком – а именно так мой внезапный вояж на юг и выглядел. Я никогда не выходила из зоны комфорта, не нарушала привычного распорядка жизни. Жила себе тихо и мирно.

Очень-очень мирно.

И вдруг отправилась в уютный приморский городок, в кофейню «Сорока», проходить собеседование на совершенно жуткую, судя по описанию, должность, которую и занять-то не горела желанием…

Ни одной веской причины находиться здесь у меня не было. Но отчего-то я знала, что должна сюда приехать. Ощущение это так крепко засело внутри, что от него не получалось отмахнуться даже в те моменты, когда я уже готова была развернуться и мчать обратно на север.

Добравшись до живописной, усаженной деревьями центральной городской площади, я свернула направо. Почти все улицы тут были с односторонним движением, и ехать приходилось осторожно. Я бы с радостью ползла медленно-медленно, изучая каждую деталь, рассматривая каждую витрину. Но впереди уже маячил бирюзовый домик, в котором располагалась кофейня, и я, не отрывая от него взгляда, гнала вперед. На часах мигало 8:44.

В поисках парковки я свернула налево, еще раз налево и наконец заметила свободное место между двумя гольф-карами неподалеку от кафе. Заглушив мотор, я вытащила ключи зажигания и выскочила из машины.

Поначалу на всех пара́х поспешила к тротуару, но возле кафе «Сорока» стала постепенно замедлять шаг и вскоре остановилась совсем. Заходить было вроде как еще рано.

Вокруг меня громогласным аккордом взвились незнакомые звуки – низко зашелестели листьями пальмы, пронзительно заголосили чайки. Такие разные, эти звуки все же складывались в подобие гармонии, и я обрадовалась ей.

Все это было так необычно! Впрочем, что вообще в моей жизни можно было считать нормальным? Собственно, в надежде это изменить я и приехала в Дрифтвуд! Ведь именно на это намекало письмо, разве нет?

«От всего, о чем ты когда-либо мечтала, тебя отделяет лишь одно собеседование».

Сколько себя помню, я всегда хотела быть нормальной. Меня столько лет прятали от окружающего мира, чтобы оградить и защитить, что теперь я не знала, как в него вписаться. И страстно мечтала поселиться в месте, где со мной будут обходиться как с любым другим человеком. В месте, где буду просто Авой, а не бедняжкой, про которую заранее все известно.

Приехать в Дрифтвуд означало буквально выпрыгнуть из зоны комфорта, и все же моя нервозность здесь почему-то улеглась, а в душе затеплилась надежда, что это путешествие не станет огромной ошибкой.

На первый взгляд этот приморский городок казался абсолютно нормальным. Центральную площадь с трех сторон окружали выкрашенные в пастельные тона здания, на нижних этажах которых располагались разнообразные заведения. С четвертой же стороны, как бы заземляя весь городок, высилась простая жемчужно-белая церковь с колокольней и крестом.

Посреди площади зеленела овальная лужайка. На одном ее краю болтали, устроившись на расстеленном одеяле, две женщины, приглядывавшие за игравшими с красным мячом ребятишками, с другой стороны синхронно двигались под музыку с десяток людей пенсионного возраста. Они то делали шаг вперед, то отступали. Я засмотрелась на них и вдруг услышала шаги и позвякивание собачьего жетона, а оглянувшись, обнаружила, что к кофейне направляется мужчина с собакой.

Высокий и крупный, он гармонично смотрелся бы с лабрадором, золотистым ретривером или немецкой овчаркой, но уж никак не с маленькой светло-коричневой длинношерстной таксой. Меня от души позабавил этот контраст.

Мужчина одарил меня рассеянной улыбкой, привязал поводок к крючку под витриной кофейни и поздоровался:

– Доброе утро!

Голос у него оказался приятный, мягкий, с легкой хрипотцой.

Потрепав пса по длинным пушистым ушам, он добавил:

– Я сейчас вернусь, Норман. Жди.

Пес сел.

Норман? Мне почему-то подумалось, что это девочка и зовут ее Златовласка или Годива. Надо же, такой… очаровательный! Я мысленно извинилась перед песиком за поспешные выводы.

Мужчина прошел мимо и распахнул дверь кофейни. Звякнул колокольчик на карнизе, пахну́ло свежемолотым кофе, до меня донеслись гул голосов, звон посуды и жужжание кофемолки.

Мужчина, придержав дверь плечом, снова обернулся ко мне. Внешние уголки его глаз были чуть опущены книзу, а сами глаза оказались темно-карими с золотистыми искорками. Однако, к моему удивлению, на их дне плескалась затаенная боль.

– Захо́дите? – спросил мужчина, вопросительно изогнув широкую бровь.

Я покосилась на часы: 8:49. Слишком рано. Да и я еще не готова.

– Пока нет.

Он кивнул и шагнул внутрь. Дверь медленно закрылась, но я успела услышать негромкий женский смех – такой натянутый, что, кажется, того и гляди оборвется. Если смеющаяся женщина сорвется.

Пес, видимо, тоже услышал смех и посочувствовал издерганной даме, потому что издал низкий и отрывистый гортанный звук. Не залаял, нет – скорее… крякнул. «Кряколай» – вот как я окрестила это явление. Такое милое! Он такой очаровательный!

– Ты красавчик, – сказала я таксику, а он заморгал своими чудесными карими глазами.

На другой стороне улицы засмеялись дети, и Норман опять закряколаял: видно, ему ужасно хотелось с ними поиграть. Люди сновали туда-сюда. Мимо проносились велосипеды с корзинками, кто-то уже толкал к пляжу тележку, груженную рыболовными снастями.

– Неплохо, наверное, тут жить, – сказала я Норману.

А он склонил голову, словно кивнул. Да что со мной? Может, это сон? Такого же не бывает! Загадочное письмо, странное путешествие, милейший городок, даже под хмурым небом напоминающий открытку, очаровательная и такая общительная такса…

Чтобы убедиться, что воображение не играет со мной злую шутку, я задержала дыхание, а когда стало невмоготу, жадно втянула воздух. Ждала, что сейчас проснусь в своей квартире в Цинциннати, но нет: я все так же стояла возле кофейни «Сорока», вдыхала соленый воздух и наслаждалась шепотом теплого августовского ветерка.

Под задорную кантри-песенку танцоры двинулись влево, потом вправо. А малыши, смеясь, стали то ли повторять за ними, то ли передразнивать – трудно было определить с такого расстояния. На пустое парковочное место рядом с закусочной со скрежетом въехал гольф-кар. Норман, тряхнув поводком, почесал ухо.

Вроде бы все такое реальное – и в то же время ирреальное. Вокруг не было ни одного предмета, ни одного звука, которые я не сочла бы очаровательными. Даже пухлые серые облака очень мило золотились по краям, словно художник разрисовал акварелью их зубчатые гребни.

Получится ли у меня вписаться в эту идеальную обстановку? Я ведь не идеальная: про меня часто говорят «странная» или «с чудинкой» – люди всегда именно так отзываются о тех, кого не понимают.

Лучи солнца, пробившись сквозь облака, скользнули по окрашенному в цвет морской волны фасаду кофейни. И я вдруг заметила за панорамным окном пожилую женщину. Вскинув тонкие, как грифель карандаша, брови, она смотрела на меня пристально и слегка удивленно.

Я не отвела взгляд лишь потому, что меня поразил ее наряд. Одета она была в расшитое пайетками узкое черное платье, обтягивающее сгорбленную спину, и шляпку-таблетку, украшенную вуалью из крупной сетки.

Я неуверенно улыбнулась ей. Она же в ответ скривила губы, словно глотнув кислятины. Потом вздернула подбородок, задрала нос и повернулась ко мне свой согбенной спиной. Пайетки на платье, солидарные со своей хозяйкой, не слишком дружелюбно блеснули на прощание, и в моей груди невольно затеплилась надежда.

– Не исключено, что в этом очаровательном городке чудаки тоже встречаются…

Норман радостно застучал хвостом по земле. Видимо, в знак согласия. А я вдруг поняла, что мне ужасно хочется стать своей в этом чудесном местечке. Мне просто необходимо получить эту работу!

Я снова покосилась на часы: 8:51. Почти пора. Положив руку на живот, я попыталась унять расшалившиеся нервы. У меня получится! Получится.

Я мысленно оценила свое состояние, но никаких признаков надвигающегося припадка не обнаружила. С облегчением вздохнула и в тысячный, если не в миллионный, раз задумалась, когда же перестану прислушиваться к себе и поверю, что окончательно вылечилась.

По правде говоря, наверное, никогда.

Меня с раннего детства учили подмечать опасные симптомы и тревожные звоночки. Ведь мне было всего четыре, когда жизнь вдруг свернула на кривую дорожку, с которой нельзя было вернуться назад.

Понять, что здоровье у меня когда-то было не совсем в порядке, можно было разве что по темным кругам под глазами, которые я старалась маскировать консилером. Правда, я толком и не спала с тех пор, как Александра не стало. А если быть совсем уж честной, и чувствовала себя паршиво. Горе и вина изводили меня не только морально, но и физически.

«Подожди немного, – советовала мама. – Но если со временем не станет лучше, звони врачу. Рисковать нельзя».

Пока что время мне не слишком помогало. Но звонить врачу все равно не хотелось. Я боялась снова свернуть на ту жуткую дорожку.

Я так ушла в свои мысли, что подпрыгнула от неожиданности, когда дверь кофейни вдруг резко распахнулась. Красивая немолодая женщина с длинными черными волосами выскочила на улицу так быстро, словно за ней по пятам гнались черти, и уже через секунду скрылась за углом, торопливо стуча каблучками.

Следом из кофейни вышел хозяин Нормана со стаканчиком айс-кофе. В другой руке он держал пластиковую тарелочку со взбитыми сливками. Ее он поставил перед Норманом, и тот мигом набросился на угощение. Дожидаясь, пока пес наестся, мужчина потянул кофе через соломинку и переступил с ноги на ногу с таким видом, словно проглотить стеклянный стакан ему было бы легче, чем заговорить с незнакомкой.

– Вы не местная, верно? – наконец спросил он.

– Это так очевидно? – отозвалась я.

Он взглянул на меня, и в то же мгновение серые облака расступились, обнажив клочок кобальтово-синего неба. Затем мужчина окинул взглядом мою машину – единственный автомобиль на всей площади. Номерные знаки Огайо отчетливо давали понять, как далеко я забралась в погоне за призраком.

– В нашем городке шерсть носят редко, особенно в это время года.

От улыбки взгляд его потеплел, тоскливое выражение исчезло с лица, и стало ясно, что ему лишь слегка за тридцать. Незнакомец был одет в измятую рубашку с коротким рукавом, разрисованную мелкими крабиками, синие шорты и поношенные мокасины на босу ногу.

– Наверное, не самый подходящий наряд для побережья, но это мой счастливый пиджак.

Я одернула винтажный фиолетовый блейзер. Вообще-то вещь была дорогая, но я много лет назад купила ее на распродаже за бесценок – а все из-за маленькой дырочки на рукаве, которую я заштопала в два счета. Всякий раз, как я приходила на собеседование в этом пиджаке, мне предлагали работу. Правда, случилось это всего лишь дважды, но…

– Значит, рассчитываете, что вам повезет? – спросил он с едва заметным южным акцентом.

– Как и все, верно? – Я улыбнулась, надеясь, что он увидит в моих глазах только надежду, а сожаления не заметит.

Он покосился на свою левую руку – кольца на ней не было, – слегка согнул пальцы и заметил:

– Кое-кто считает, что все зависит только от нас самих.

Между нами пролетела бабочка. «Монарх», – определила я по черно-оранжевой окраске.

– Я не из их числа. Всегда полагаюсь на удачу.

Вообще-то бабочка была необычной: на кончике ее правого крылышка белело пятно, словно она обмакнула его в краску. Пятно мерцало и переливалось в хмуром утреннем свете.

Налетел ветер. Мужчина вздернул подбородок и глубоко вдохнул, словно ему все это время не хватало воздуха.

– Кстати, я Сэм, а это Норман. – Пес как раз доел сливки и теперь облизывался, в пасти мелькал маленький розовый язычок. – В отпуск к нам?

Он слегка подался вперед и вскинул брови, видимо, ожидая, что я назову свое имя.

Я же ощутила его запах: орех, лимон, древесина и печаль.

– Меня зовут Ава. И вообще-то я приехала на собеседование.

Я вдруг подумала, как рискованно было для меня отправиться в такой дальний путь, и к горлу подкатила тошнота. До вчерашнего дня я бывала лишь в тех местах, до которых от дома было не больше часа езды. Да что там! Я и права-то получила всего пару лет назад. А теперь я в Дрифтвуде, штат Алабама, и все из-за какого-то приз… Я мысленно осеклась и поправилась: из-за какого-то загадочного письма.

Почему-то оно – особенно та строчка про «все, о чем ты когда-либо мечтала» – заставило меня поверить, что это возможность начать жизнь заново, довериться судьбе.

Вот почему я оказалась здесь, в этом незнакомом чарующем краю, готовая на свой страх и риск попытать счастья.

– Понятно, – протянул Сэм. – Так вот для чего вам счастливый пиджак!

Я кивнула.

Он снова обернулся навстречу ветру и жадно вдохнул.

– Думаю, можно было обойтись и без него. По-моему, везение сегодня просто разлито в атмосфере. Так вокруг вас и реет!

– Поверьте, это все пиджак!

Сэм лишь улыбнулся в ответ, не соглашаясь, но не желая спорить из вежливости.

Та самая бабочка порхала вокруг нас, двигаясь дергано и хаотично, как пьяная. То резко ныряла вниз, то неожиданно вспархивала. И наконец опустилась мне на предплечье. Плавно сложила крылышки, снова раскрыла – и их шелест заглушил для меня все другие звуки.

– Бабочка ведь тоже доброе предзнаменование, верно?

Золотые искорки в глазах Сэма печально погасли.

– Никогда не слышал про такую примету. В наших краях они считаются символом жизни; вернее, жизни после смерти. Если бабочка сядет вам на руку, местные скажут, что это привет от дорогого человека, которого с нами больше нет.

Я с трудом сглотнула. Вспомнила, что видела марку с бабочкой на письме. А еще подумала, что шелест крыльев монарха отчего-то напоминает стук сердца.

Неужели эта бабочка… Алекс?

Я совсем растерялась: не знала, то ли согнать бабочку с рукава, то ли затаить дыхание.

– Значит, местные скажут так. А что насчет вас? Вы верите в это?

– Я уже сам не знаю, во что верю, – отозвался он так глухо и печально, что сразу стало ясно: за этим кроется какая-то грустная история. Знать бы еще, как она началась!

Я аккуратно подцепила послушную бабочку кончиками пальцев и протянула ему.

– С удовольствием поэкспериментирую вместе с вами!

Он смутился и поспешно отвернулся, принялся отвязывать поводок. Затем подобрал опустевшую тарелочку и бросил в ближайшую урну.

– Не думаю, что получится, но спасибо. Очень мило! Что ж, если верить, что монархи приносят удачу, вам крупно повезло: их тут сейчас пруд пруди. Они как раз направляются на зимовку, а это значит, что через месяц их в наших краях станет еще больше и все небо сделается оранжевым. В конце октября в городе пройдет Фестиваль бабочек. Большое событие!

Я представила, что смогу понаблюдать за миграцией монархов, и на меня вдруг накатила такая радость, какой я уже давно не испытывала. Впрочем, чтобы остаться здесь, мне точно понадобится работа.

Я посмотрела на часы: 8:58. Больше тянуть некуда.

– Мне пора. Приятно было познакомиться с вами обоими!

Сэм снова с любопытством посмотрел на меня и кивнул:

– Добро пожаловать в Дрифтвуд, Ава! Может, еще увидимся.

Они ушли, я же шагнула к кадке с цветами и посадила бабочку на лепесток розы. Она снова сложила крылышки, а затем раскрыла их. Их шелест опять показался мне похожим на стук сердца.

Нет. Конечно же, это не Алекс. Это невозможно! Просто обычная бабочка.

Впрочем, после того загадочного письма… Я уже и сама не знала, что возможно, а что нет.

Прозвонил церковный колокол. Я шагнула к двери, прокручивая в голове строки из записки.

«Просто будь собой – и все получится».

Мне так хотелось, чтобы все получилось!

Но как такое возможно? Ведь именно из-за того, что я была собой, Александр и погиб…