Quotes from the book «Наполеон и Мария-Луиза»

Весной 1821 года недуг, от которого страдал император со времени своего прибытия на остров Святой Елены, – таинственная болезнь, по поводу которой историки по сей день продолжают споры, – резко обострился. Потрясенные и бессильные французы видели, как их повелитель с перекошенным от боли лицом перебирается из кресла в кресло. Временами конечности его становились ледяными и он терял сознание. 17 марта, когда он собирался сесть в карету, по телу его пробежала судорога. Его перенесли в комнату и уложили на кровать. Встать с нее ему было не суждено.

Всю ночь больше слышались стоны, чем икота. Стоны были протяжными, иногда достаточно громкими для того, чтобы разбудить всех, кто дремал в комнате: генерал Монтолон, главный маршал, Виньяли, Али. С пяти до шести утра: дыхание стало более свободным, что все приписали более удобному положению тела. В шесть часов утра доктор (Антоммарки) постучал пальцем по животу Наполеона. Раздался звук, похожий на звук барабана: живот был вспучен и, казалось, уже лишен жизни. Доктор предупредил нас, что наступают последние минуты жизни императора. Позвали главного маршала и мадам Бертран. С шести до четверти седьмого: икота, жалобные стоны. С четверти седьмого до половины седьмого: успокоение, незатрудненное дыхание. В течение этого получаса голова его слегка повернута влево, глаза открыты и неподвижно уставлены на жилет графа Бертрана, но скорее вследствие положения головы, нежели из интереса. Наполеон, казалось, ничего не видел. Глаза его подернула пелена. В половине седьмого он положил голову прямо, уставившись в ножку кровати. Глаза были открыты, неподвижны и подернуты пеленой. До восьми часов продолжался спокойный сон, прерываемый с интервалами в четверть часа редкими стонами. В восемь часов раздались несколько стонов или, скорее, глухих звуков, которые, казалось, зарождались в животе и, проходя через глотку, превращались в свист. Они, казалось, походили