Read the book: «Беседы с учениками. Книга 9. Февраль-август 2018»

Георгий Л. Богословский

Font:

Беседы с учениками

книга 9, февраль-август 2018

Богословский Г. Л.

Мысль материальна

Всё вокруг живое

Человек в ответе за всё

* * *

В этой книге собраны беседы Богословского Г. Л. с учениками о смысле йоги. Йога – это стиль жизни, основанный на нашей полной ответственности за то, что мы делаем. Это относится и к телу, и к нашему сознанию, и к нашему образу жизни. Что вся жизнь – это наше создание. Или, другими словами, йога – это стиль жизни, основанный на понимании, что всё в этом мире происходит согласно трём фундаментальным природным законам: мысль материальна, всё вокруг живое, мы за всё отвечаем. Эти беседы проходили в Москве в 2018 году.

Данный текст сформирован на основе устных бесед Учителя, и поэтому в нём встречаются обороты устной речи, которые сознательно сохранены в том виде, как преподносил материал Георгий Леонидович, чтобы читатель мог уловить интонацию, остановиться на ключевых моментах в изложении важнейших знаний.

Предисловие

Для начала немного истории, о себе. Я сам пришёл в Йогу, к Учителю довольно давно, ещё в 90-х годах. Тогда редки были ещё упоминания о йоге, мало кто слышал о ней. Пришёл по одной простой причине – мне было интересно. Как устроен Мир, как устроена Жизнь, хотелось докопаться до сути, до первоосновы всего на свете. Я уже чувствовал на тот момент, что на многие вопросы не может дать ответа ни наука – она их просто не рассматривает, ни религия какая-то, которая предлагает выучить версию свою. Хотелось чего-то глубокого, честного, естественного.

И на данный момент могу сказать, что получил и получаю постоянно ответы на все вопросы. И, действительно, оказалось, что есть, существует изначальное Знание, целая система, которая охватывает все стороны, все аспекты жизни на этой Земле. И часть этих знаний даётся Учителем в форме бесед с нами, его учениками.

Много раз он повторяет, что основа Йоги, в общем-то, одна и та же – три основных закона. Однако ему всё же приходится повторять это сотни, тысячи раз. На занятиях, в беседах, на встречах. Я думаю, потому что невозможно это просто запомнить, выучить наизусть. Нужно научиться жить этим, ввести принципы Йоги в каждый свой день. Иначе просто не получается…

Беседы – это не только монологи Учителя, в которых он раскрывает знание о трёх законах. Это также и диалоги с учениками. Некоторые темы он поднимал настолько своевременно и остро, необычно, что возникали вопросы, идеи, предложения. А многие из них получали далее своё вполне себе реальное воплощение.

Мне самому очень нравится принимать участие в издании Бесед, в переводе записей в текстовый формат. Вроде бы прослушиваешь записи многолетней давности, но всё кажется очень уместным, очень современным, очень своевременным. И я как раз записывал большинство бесед, то есть присутствовал на них. Но воспринимаю многое, словно в первый раз.

Хотелось бы отметить любопытный момент. Кажется, уже сколько их было: и встреч, и бесед, и занятий в самом разном формате, за несколько десятков лет. И каждый раз Учитель преподносит под немного другим ракурсом, под разными углами, давая немного иной взгляд на саму жизнь и на наше духовное развитие. И не перестаёшь удивляться – только недавно читал же эти Беседы. Перечитываешь – и опять раскрывается новый смысл, новое содержание в тех же самых строчках.

Почему я продолжаю слушать, читать и перечитывать Беседы? Основная причина – это состояние, в которое входишь в процессе. Состояние, которое даёт значительно более широкий обзор, более целостное ощущение всей жизни. Когда можно немного приподняться над обыденной суетой и увидеть в объёме, почувствовать взаимосвязи, осознать и сделать свой выбор.

Частенько бывало, что слова Учителя шокировали, сдвигали привычный взгляд, даже сбивали с толку. Однако здесь можно вспомнить его слова о том, что настоящий Учитель может и должен иногда вносить сумятицу в уже выстроенную картинку в уме своих учеников, «сносить им крышу». На то он и Учитель. Ведь иначе развития не будет, любая модель – это лишь приближение к действительности. И уже по прошествии некоторого времени понимаешь, что он был прав, и этот шаг неизбежен. Хотя сопротивление, конечно, ощущалось.

С глубокой Благодарностью Учителю, Школе, собратьям.

Рахашан.

1 февраля 2018

Учитель: Глубоко вдохнули. Подняли руки наверх за голову. Взялись в замочек. Потянулись пяточками вперёд, носочки на себя. С выдохом бросили руки вдоль тела. Ноги развалились, руки развалились, челюсть отвисла. Дыхание ровное, спокойное, ритмичное. Сердце работает ритмично. Ноги расслаблены от таза до пальцев ног и от пальцев ног до таза. Руки расслаблены от груди до пальцев рук и от пальцев рук до груди. Туловище расслаблено от груди до спины. Дыхание ровное, спокойное, ритмичное. Сердце работает ритмично. Расслабляется шея, подбородок, лицо, глаза, губы, голова. Мыслей в голове нет. Вы видите бездонное, голубое небо. Вы летите вверх и вперёд, вперёд ногами.

Шавасана.

Учитель: Глубоко вдохнули. Подняли руки наверх, взялись в замочек, потянулись пяточками вперёд, носочки на себя. Перекатились на правый бок, оторвали ножки от пола. Перекатились на левый бок, оторвали ножки от пола. Сели.

Какие накопились вопросы?

Ученик: Про нашу жизнь. У нас же есть праздники наши, йоговские. Но мы их практически не отмечаем.

Учитель: Почему?

Ученик: Вот мне тоже интересно почему. Потому что ведь это шаг на усиление нашего стиля жизни, получается, если мы их отмечаем…

Учитель: Обратитесь к президенту: «Почему?» Напишите ему, всё напишите: «Товарищ президент, разъясните нам, пожалуйста, в чём дело?» Это же ваша часть? Президент – ваш выбор. Да? И, если президент пропустил что-то, ему надо подсказать.

Ученик: Что тебе мешает организовать праздник?

Ученик: Я суть понимаю, но как это из этого праздник делать – не понимаю.

Учитель: Можно не праздник в буквальном смысле, что теперь мы танцуем в День Печали, но всё равно как-то, каким-то образом это отметить можно. По идее должен организовывать всё президент. Это его часть. То есть всё, что связано с организацией чего-либо – это президент делает. Как и президент страны, он организовывает всё. Задача его – организовать действия, связи, ещё что-то, дать указания там министрам, что они обязаны это не забыть, и то сделать, и ещё что-то. Министры с ним советуются, делать не делать, и так далее. Дать указания военным, чтобы обеспечить безопасность. Вот. Это задача президента – организовать это всё в каком-либо виде. Даже в письменном. Организовать обсуждение, ещё чего-то. Тоже его задача.

Ученик: Потому что глубокой сути вот я так и не понимаю. Так вот что-то слышала, а конкретно, чтобы рассказали мне, и в чём заключается – вот это очень важная штука.

Учитель: Конечно. Поэтому обратитесь к президенту. И к жрецам можно обратиться. Они же тоже должны, по идее, вместе организовывать, думать об этом, писать об этом.

Ученик: Ну даже День Памяти, который мы тогда делали первый раз, когда Ольга ушла, он же теперь по-другому как-то должен звучать, не так, как в первый раз. Всё же поменялось.

Учитель: Это же ваша жизнь. Президент должен организовывать. Президента выбрали. Поэтому надо попросить президента, чтобы он вещи, которые упускает, чтобы он вспомнил о них.

Ещё какие вопросы?

Ученик: Можно тоже про жизнь? Вот я недавно в разговоре услышала, что у нас в стране сейчас идёт увеличение и оснащение именно военной части, укрепление – это для того, чтобы потом это всё подняло нашу экономику, подняло нашу страну. Я подумала, что, наверное, это вот какой-то неправильный взгляд. Это же наоборот может привести к войне.

Учитель: Ну естественно. Но никто же никому не объясняет ничего. Власть не заинтересована буквально в объяснении, власть заинтересована, чтобы вся масса народа слушалась и выполняла то, что считает нужным власть. Всё. А разъяснять всё, что, почему, как, а тем более, как оно есть на самом деле – не очень-то хочется. Потому что на самом деле выглядим мы, конечно, не очень достойно в рамках мировых, не очень. Да и сами вы понимаете, что, в принципе, у нас в стране никакой духовной опоры нет, в принципе нет. Потому что мы свою веру сами растоптали, вернуть её непросто. Хоть там храмы и строят, ещё что-то, но это ничего не меняет. Быстро она не возвращается. Если вспомним, например, Библию, даже там отмечалось, что Моисей сорок лет водил по пустыне население с целью, чтоб они забыли, что они рабами были. А мы как раз рабы, как и есть, во всей нашей ментальности. Поэтому, конечно…

Ученик: А вот сейчас идёт такая тенденция всё упрощать во всех сферах жизни.

Учитель: Ну всегда же ведь основная масса людей идёт по пути наименьшего сопротивления. Это как вот я с грузином ехал сегодня утром на такси. Вот он мне говорит: «А помните, такой композитор грузинский Данелия был, да?» Вот. Говорю: «Да, помню такой момент». «А помните, он написал песню Чита-грита, чита-маргарита». «Да, помню». «Так вот я с ним разговаривал. Он говорит: „Хуже песни я не писал, но я не пойму, почему её так все восприняли. Хуже я ничего вообще не делал. Это самое худшее, что в творчестве у меня есть!“» Потому что надо, чтоб было попроще, без всяких лишних раздумий. Но вы-то специалисты, вы-то же матёрые волки должны были бы быть по идее, по какой-то такой идее Всевышнего.

Ученик: Мы объединились сейчас в питерском проекте «Четырнадцать дней», поддерживаем друг друга. Каждый должен отчитаться, что выполнил задание. Мы же тоже можем сорганизоваться, чтобы поддерживать друг друга в какой-то…

Учитель: А кто мешает? Кто мешал когда-нибудь это делать? Кто мешал? А мешает собственный эгоизм, собственные страхи. Мешает только это. Мешает общая российская рабская идеология. Никто не мешает нам. Наоборот, просил включаться активно… Нет. Идеология одна – как сделать так, чтобы ничего не сделать, чтобы нам за это ничего не было ещё. Потому что опять же все проекты вот эти – питерские, ещё что-то… так разумом-то понимаем, что на самом деле это… ну примитив, который критики не выдерживает никакой. У вас всё в йоге есть, все задания у вас давно были, всё было, вы могли это всё делать. Понятно, что кому-то сложно, ещё что-то. Это если заинтересованы. А вы спустя много лет радуетесь какой-то упрощённой стыдной форме. Это на самом деле критики не выдерживает никакой. Чтобы там ни говорили: «Как здорово, что мы в проект объединились!» Хуже придумать ничего нельзя. То есть подтвердить собственную недееспособность. Конечно, лучше хоть что-то, чем вообще ничего. Но если разумно смотреть, то, конечно, это ни о чём. Спустя двадцать лет заниматься элементарными вещами и пытаясь их ещё держать, говоря: «Ой! Мы смогли что-то сделать!»? Ну это… Это ни о чём. Это просто ни о чём. Вот это так же, как, получив высшее образование, спрашивать друг у друга таблицу умножения, выучить её, радостно сообщить: «Мы выучили наконец-то!» Закончив школу, закончив институт, таблицу умножения выучили. Это, конечно, выглядело бы довольно странно и пахло бы психиатрической лечебницей.

Ученик: Но всё равно толк есть же какой-то.

Учитель: Да, ну, конечно же, таблица умножения! Вообще-то действительно, может, нам таблицу умножения взять выучить и повторять её каждый день утром назубок. Конечно, оно будет способствовать какому-то развитию, элементарному, конечно, однозначно будет способствовать. Согласен. Согласен.

Тут как-то недавно смотрел беседу буддиста одного. Ну вот он там отвечал. Рассказывает. Спросили как-то у врача Далай-ламы. У него есть врач, у Далай-ламы. Этот врач сидел в тюрьме двадцать лет. Когда Тибет взяли, его там посадили. Он двадцать лет в Китае отсидел. Вот. И у него спрашивают: «А что-нибудь было самое тяжёлое из испытаний, которые там в тюрьме были?» Он подумал, говорит: «Было. Однажды было очень сложно не потерять любовь и сострадание к тем охранникам, которые пытали меня». Интересная форма конкретно у буддистов, вот любовь и сострадание, во-первых, а, когда вас ещё пытают, надо, чтобы это сохранить. И спросили: «Ну как?» Он говорит: «Нет, я устоял. Я устоял».

Ученик: Георгий Леонидович, а вот в Китае, они же тоже прошли через очень жёсткую систему?

Учитель: А там и сейчас коммунизм.

Ученик: А вот у них не рабская идеология в головах?

Учитель: Нет, нет. Они мало того, что не растоптали свою веру, как мы, да, они, конечно, такие вещи делали, естественно, но не растоптали. Потом также и культура их сохранилась. Они как медицину.., была у них вот своя пять тысяч лет, так она и есть. Так она и по сей день есть. Поэтому их два миллиарда, а нас – никого.

Ученик: То есть вот этот коммунизм – он не затронул вероисповедание?

Учитель: Нет. Базовые ценности, как у них были, так и остались. А мы же исторически… Первая реформа, только реформа, об освобождении крестьян, или даже иначе можно сказать, об освобождении от рабства, она произошла в тысяча восемьсот шестьдесят первом году – Столыпинская реформа. Но это реформа только. Это только документ подписанный. А, пока он дойдёт до народа, это ещё лет двадцать. А там пятый год пошёл – раз, потом пошёл семнадцатый, потом Гражданская война, потом Великая Отечественная война. Нам опомниться-то было некогда. Поэтому… Мы только вот сейчас как бы пытаемся освободиться от чего-то. Вроде бы уже и по миру ездим, то есть возможность есть что-то смотреть, но всё равно это как бы состояние недоверия ничему, оно у нас присутствует. Ведь же даже, когда между собой вы разговариваете, ещё что-то, первое, что вы говорите… Допустим, Мия рассказывает вам о том, что в магазине такие скидки хорошие на хорошие вещи, а вы скажете: «На хорошие вещи скидки делать не будут. Это значит какой-то подлог, обман и ещё что-то». Первое, что приходит в голову. Вот оно – состояние недоверия ничему. Просто. Заведомо. Заведомо всё не так. Заведомо всё плохо. Это состояние сознания.

Ученик: А сколько ж надо, чтобы от этого избавиться? Не один век. Хотя сейчас быстро всё.

Учитель: Быстро-то… быстро не быстро, а, по-моему, позавчера там Сванидзе с Максимом этим, фамилию не помню, подрались фактически из-за Сталина. Господи, казалось бы, уж всё уж обсудили по сто раз, но Сванидзе говорит, что всё-таки Сталин был тиран жестокий и миллион людей погибло, а другой говорит: «Да нет, не так». И подрались они из-за этого. Вот вам. Поэтому так быстро это не вытравится. Ещё плюс у каждого ещё личный интерес какой-нибудь есть. Кому-то невыгодно терять. Потом опять же состояние рабской ментальности. По подсчётам американского агентства, ну они любят считать всё, везде, в Европе считают, американцев считают, всё считают, у нас примерно у власти двести человек. Они владеют четырьмястами миллиардами долларов, вот пожалуйста. Если усреднить на человека, то у них по два миллиарда выходит, по два миллиарда. Это вы за всю свою жизнь такое не заработаете. И миллиарда одного. И половину его. Поэтому, естественно, власть не хочет упускать свои деньги. Она делает то, что хочет. К тому же пользуясь, что народ массовый неграмотный, необразованный, неокультуренный.

Ученик: У всех остальных сколько денег, если у них четыреста миллиардов?

Учитель: Меньше миллиона. Ну вот и у власти это же рабство. Именно поэтому они и все деньги пытаются присвоить. То же самое рабство, такие же рабы. Такие же рабы. Ничем не лучше. То же самое. Более ловкий, сильный и жадный. Всё. Успели в своё время как-то подсуетиться, это было ближе к их ментальности. А нам важно решать свой вопрос. Мы сами внутри-то все передрались между собой, хотя, казалось бы, как вы говорите, нас не так много, чего бы нам драться-то. А мы нет. И не каждый с собратом хочет какое-то дело делать в силу какого-то сложившегося опыта негативного. И так далее. Нет бы помочь собрату, чтобы он чуть стал лучше. Нет. Поэтому вот они – все особенности. Мы же тоже отмечаем, конечно, в отличие там от многих буддистов, будь то тибетские, индийские, ещё что-то, у нас такой готовности добиваться результата нет, как у них. По крайней мере, у многих. Если взялся там за медитацию, то пытается добиться этого. Конечно, там так же, как и везде, всякие есть, всякие люди, ангелы вообще чтобы все были, одни ангелы, такого нет. Но в процентном отношении, если мы говорим о ментальности сложившейся, да.

Поэтому, конечно, плюс, скажем, что вот за проект какой-то взялись, спустя двадцать лет вставать рано там… ну критики не выдерживает. Как я и говорю, по окончании института – вспомнить таблицу умножения. Особенно, если это науки естественные были. Математика, физика, так далее. И договориться: «Давайте наконец таблицу умножения выучим, а, хотя бы». Ну… примерно так это выглядит. Примерно так это выглядит.

А почему, собственно, да вот? У нас же как бы Храмы должны были быть. Почему их остановили? Потому что профанацией заниматься не надо. Надо всё-таки несколько иначе делать. Где Храм Я? Где Храм Я? Где Храм Я? Где? Вот. А, казалось бы, Храм Я как раз вот занимается именно вот этими вопросами внутренними. Это страхами разными, сложностями, которые возникают при выполнении какого-то действия, отсутствие желания, появление желания, ещё что-то, как раз вот… Нет. Храм Я ничего этого не делал. Как и все остальные. Почему? На этот вопрос ответа нет однозначного. Это просто относится к нашей ментальности. Потому что на самом деле было бы честнее, скажем, вместо разных фальсификаций, будь то в Храме Смерти, будь то в Храме Я и Храме Тела, честно сказать: «Нам своя шкурка ближе и нам ближе наше благополучие. А что там делается с этими сложными вопросами, мы пока к этому не готовы». Это было бы намного более честно.

Ученик: Даже вот при том, что своя шкурка ближе к телу, возникает столько много разных вопросов, которые…

Учитель: Каких вопросов? Каких?

Ученик: …открытости, ну, друг перед другом, можно было проще решать.

Учитель: Да?! И где вы видели открытость?

Ученик: А не хочу, да.

Учитель: Вот и всё. О чём вы? И вы первая же не хотите.

Ученик: Нет.

Учитель: Вот и всё. О чём вы говорите тогда? Поэтому легко спрятаться за проектом детским и радостно говорить: «Вот получилось! Две недели выдержали играть в песочнице». Каждое утро выходили, лопаточкой копали, горки складывали, игрушки лепили. Легче, потому что, конечно, внутренняя суть ваша не затрагивается. Чуть немножечко себя – раз! Всё.

Ученик: Я не знаю. Я бы с праздниками не стала на каком-то этапе эти асаны делать. Потому что так больно было.

Учитель: Ну это вот всё к этому. Извините, если вы взяли… Вот чем отличается профессионал от непрофессионала? Профессионал, он знает, что он хочет и даже, если ему больно, он попросит, если у него у самого не хватает сил, он просит, чтобы ему с ним это сделали для того, чтобы у него была и подвижность лучше, и гибкость – и вот это отличает специалиста, который на это идёт специально, сам идёт. А неспециалист, который пришёл, просто так пришёл, случайно шёл мимо, поэтому: «У! Мне больно и не буду, не буду. Я лучше полежу тут». Ну это ни о чём. Это вот ну ни о чём. Просто ни о чём. Да, конечно, больно. Кто сказал, что в теле не больно работать? Причём, я говорил ещё, что самое сложное работать – это с сознанием работать. Самое сложное. Что оно намного сложнее работы с телом. Оно болит чуть-чуть, но сознание болит не чуть-чуть, а долго. И его не уловить – ещё плюс.

Ученик: Ну я же сделала асаны.

Учитель: Что? В проекте детском. Ну сами, ну себя послушайте. Ну ни о чём разговор. Я же говорю, таблицу умножения спустя пятнадцать лет, учась в школе, потом в институте, я к концу выучила всё-таки. Ну критики не выдерживает никакой, ну просто. Таблица умножения выучивается в первом классе или во втором за вечер, за два. Всё. А за пятнадцать лет – это да! Это, конечно, подвиг. Ну чего? Вам поставим отдельно памятник, что там выучила.

Ученик: Так не болело раньше, как сейчас.

Учитель: Да ну, глупость. Ну, ну не надо. Естественно, вам же не пятнадцать, а двадцать пять. В пятнадцать-то больно, а в двадцать пять ещё больнее. Естественно. Поэтому говорить о том, что «ну так же не болело». А вы и не работали так, поэтому и не болело.

Ученик: Моральный фактор у нас у всех не очень, поэтому и стараешься особо не распространяться о своих состояниях.

Учитель: Ну так и что делать? Закрываться или что? Да, моральный фактор у нас не очень, а что вы сделали для того, чтоб он был очень? Или хотя бы как-то менялся. Ничего. А, наоборот, ещё усугубляли, утверждая, что что-то делаем, ничего не делая, глотая этот обман, который, естественно, разъедает наше сознание и губит дальше. Мы спокойно, в силу того что в обществе это нормально, мы спокойно это делали.

Как нам жить дальше? Чего будем делать?

Ученик: Теперь всё заново начинать.

Учитель: Всё заново начинать. Вот мы видим, как люди начинают заново-то. Они думают, что скорей всего я не приеду, поэтому вместо того, раз я не приеду, есть возможность обсудить те вопросы внутренние, которые нам мешают двигаться, и выработать что-то. Нет. Ничего подобного. Голова так не работает. А всё это относится к нашему моральному фактору в том числе. Если мы включаемся что-то делать, подразумевается, что мы это делаем, а не просто манкируем этим. Подразумевается, что мы включаемся в это по-настоящему. Или даже, если кто-то ломается на пути, не хватает сил, не хватает моральных сил, не хватает моральных сил. Многих же ведь нет сейчас. Я не буквально сегодня, а вообще. Нет почему? По простой причине. Некоторые, да как вот, Татьяна была. Да, она пришла с целью замуж выйти. Вышла замуж за этого химика нашего. Всё, успокоилась. Где она Татьяна-то? Нет Татьяны.

Учитель: Да, где у нас Храм Смерти-то? Вот Элина сидит. Где? Десять лет ничего нет.

Ученик: Вы сказали, что он уже родился.

Учитель: Вы меня внимательно слушаете, что я говорю? Внимательно слушаете? Десять лет ничего нет. Я недавно пояснял что? «Ой, я боюсь!» А если честно: «Да и по хрену он нужен, Храм Смерти этот». Особенно в то время? Им главное, чтобы было дома спокойно и благополучно. И всё. Так и все в общем-то. Поэтому какая работа может быть? Да никакой. Когда работа, ты полностью подключаешься и полностью работаешь. А так нет.

Кто хочет в Сибирь ехать работать? Никто. Никто. Кто хочет поддержать в Иркутске наш центр? Никто. Вот и всё. Вот и всё. Сидим.

А просто мы привыкли в нашем обществе: сказал одно, сделал совершенно иное, подумал третье. Вот так и живём. Так и живём. Конечно, всё рассчитано на то, что, действительно, работать надо, то есть пришёл и отдаёшься делу по-настоящему, полностью включаясь, а не так, не в игрушки играя. Но если играем в игрушки, то хотя бы честно. А не получается честно играть в игрушки, не получается.

И самое интересное, что никуда всё не исчезает, всё останется с вами, всё, что вы делаете или не делаете, или о чём думаете – всё остаётся с вами. Всё это ваше. Всё это формирует вас. Ладно бы где-то, если мы чего-то намазали тут не так, стену закрасили быстро – и не видно. Взяли покрасили хорошо – и ровная стена, всё нормально. А никуда же не уберёшь. Это с нами до тех пор, пока мы когда-нибудь это не исправим, в этом ли воплощении или в следующем, оно так и будет нас связывать, будет нас опускать вниз. Оно так работает просто. Хочу я этого не хочу – оно работает так. Скажем, если сказал, что «да, я вот решил поступить в институт». А потом загулял, ещё что-то. Ну тебя выгнали. И осталось это с тобой. Никуда не убежишь. Это с тобой внутри, как состояние то, что ты не справился. Вот кто-то мне говорил: «А я троечницей была, поэтому я боялась всякой работы такой, какая даёт специализацию». Боялась. «А я троечницей была» – всё, это сидит в сознании, никуда не уберёшь. Оно сидит. И то, что мы взялись что-то делать, и делали так, как делали – ну оно с нами в сознании и сидит. Вот сколько делали, вот столько оно вот и помнит. Так уж мир устроен. Такие его особенности. Мы, такие специалисты, должны знать об этих фундаментальных законах. Мысль материальна. Нет, ну ничего не сделаешь с этим. Ну ничего не сделаешь.

Мы говорили, если даже идти к теме о медитации, что надо сначала осваивать состояние благодарности. Обязательно. Иначе, иначе будет не то, что надо. Будет не то, что надо.

Ну так же, как вот, просто к примеру этих скидок, который я привёл сначала. Поскольку состояние недоверия ничему, поэтому, когда Мия приходит там радостная, говорит о том, что там скидки на итальянскую обувь или на что-нибудь ещё, вы: «Сейчас, ага! Итальянская, жди! Где-нибудь в Подольске шьют». Вот. Потому что накладывается информация на состояние недоверия заведомо. Даже если они действительно итальянские, а стоит недоверие, будем искать, что скорее всего в Подольске шьют или ещё где-то. Если бы было иное состояние сознания: «О! Как здорово, Мия, пойдём вместе посмотрим, может, что-нибудь интересное ещё есть».

Ученик: Ну куда от этого горького опыта денешься?

Учитель: Формировать, изменять его надо. Никуда не денешься. Его надо просто, я же говорю, формировать состояние благодарности. Это не просто. Потребуется много лет хорошей работы для того, чтобы заложить иную базу. Так само собой ничего не будет. Просто надо действительно закладывать. А когда мы спустя двадцать лет еле-еле радуемся, что мы четырнадцать дней попробовали вставать в положенное время – совершенно несопоставимые вещи. Совершенно несопоставимые фантазии. Оно, конечно, можно сказать, «ну хорошо, что хоть что-то, хорошо, хоть и клиника, но чуть-чуть разговаривать начали». И то хорошо, конечно. Но это было бы хорошо, если бы это было на первом году обучения. Это было бы – да, хорошо. Так, что решились, взялись, сложно, попробовали, начали делать, ну хорошо.

А потом вы хотите, чтобы результат был быстрый. Прям сразу – раз, хоп. И всё. Любую вещь надо, да… чтобы пианистом стать, надо учиться лет десять, а потом всю жизнь работать. Потом всю жизнь работать. Это Рутта сказала о Храме Тела и решила заняться сердечком, и там формировать своё: и дышать, и бегать, и ещё что-то. Потом побегала немножко и решила, что хватит. Сильвия говорит: «А чего ты остановилась?» «Ну как? Ну всё». «Как всё? Надо же всё время работать». «Действительно что ли? А я думала, немножко побегала – и всё, и хватит уже». Вот уровень наш вот такой. Нам кажется, что вот немножко побегала, и всё. Да чтобы пальцы у пианиста бегали, он должен всё время, всё время. Рахманинов носил рояль с собой маленький детский, возил всегда с собой, чтобы в поезде тоже пальцами работать. Одну рука ставит и работает. Иначе работать не будет ничего. Не поработаешь неделю – всё, пальцы уже не те, не так двигаются, всё. Всё уже. Так и все остальные формы. Танцор в танце, ну извините, он, если он будет есть, как все остальные, он ничего не сможет делать. Всё. Он обязан этой специализации, он обязан. Так же, как и в науке. Научный работник, мне знакома хорошо эта тема, он в каморке своей сидит и работает сам, никто над ним с палкой не стоит. Это его интерес. И получает за это немного. Получает мизер какой-нибудь. Но ему это интересно. И он делает и работает ночами. Да, можно, конечно, обвинить его в эгоизме, если он женат, не дай Бог, или жена, не дай Бог, «да что ты, всё он в свою науку, хоть бы с детьми погулять сходил. А то толку от того, что ты там формулы какие-то свои пишешь, денег как не было, так и нет». И так далее.

Поэтому, когда вы говорите, что больно в теле, ну, конечно, больно и, если не больно, то смысла нет делать. То это значит не затрагивает ничего, не меняется ничего. Если вы работаете с телом, боли нет, а вот культуристы, которые работают с телом, они очень чётко определили. Если он работает, чтобы там мышцы накачать, если он работает и два дня мышцы не болят – это значит впустую работа. Значит, что-то он делает не так. И поэтому они ищут, как чтобы эффективней, чтобы они болели. Если он получает боль, тогда он радуется, «да, попал в точку, вот теперь работать будет», и ещё что-то. А если не болит, то… И, если душа не страдает, бесполезно. Потому что изменения – это всегда изменения. Скажем, если вы в квартире ремонт делаете – это стихийное бедствие. Особенно, а если ещё, не дай Бог, и питание замкнуло, то конец вообще. И ещё не факт, закончите ли вы его при своей жизни. Потому что ремонт – это такая вещь, которая как в процесс вошёл, и пока волевым образом не остановишь, он не остановится. Потому что там подмазать, там заменить, там ещё что-то, и всё время. Надо волевым образом или деньги не кончатся пока. Всё. Тогда ремонт закончится. «Всё уже, ладно». Поэтому, когда вы рассчитываете обойтись малым, ничего не сделать. «Ну, недельку я побегаю, и, наверное, уже всё». Это ни о чём. Это ни о чём. И также, попутная тема, когда я говорю, что мы как новый взгляд на медицину, на всё остальное, как вполуха слушаете, потому что да: «Какой новый взгляд? Чего там?» А, кстати, вот по поводу врача Далай-ламы, и как раз переводчик этот там переводил и рассказывал, говорит: «Я всю жизнь там спортсменом был, ещё что-то, все эти осмотры проходил, никто ничего по поводу сердца мне не говорил. А врач Далай-ламы послушал: „У тебя же порок сердца, тебе надо же что-то делать с этим». Хотя, в соответствии с нашей законной медициной, он всё проходил, все осмотры везде, и кардиограмму снимали, всё, всё делали. Никто. Потому что тонкие вещи которые, они на это не рассчитаны. К тому же, как в судебном деле, так и во врачебном, есть некий регламент свой и коалиция своя. Так что многие вещи делать нельзя, и делаются на всякий случай. Они не относятся к здоровью никаким образом заведомо. Какие-то вещи, даже их и не говорят, потому что, скажем, химию делают, ещё что-то, ну заведомо часть органов портится, заведомо их не восстановить, заведомо жизнь сокращается. Просто из двух зол выбирается меньшее. Ну надо ли это делать или нет? То есть фактически медицина работает не на ваше здоровье. Она не заинтересована в этом. Ну представьте, вот к врачу идут в день пятьдесят человек. У всех примерно одно и то же. За месяц работы вы отупеете полностью. Потому что вы примерно знаете: «Ага, у этой насморк и кашель, сейчас будет жаловаться». «У этой опять же насморк. Ага! У этой насморк, кашель. Ага! Ходит сморкается. Понятно». И он даже вас уже не спрашивает. Он видит – вы пришли в период эпидемии, значит, насморк и кашель. И будет неожиданно для него, если вдруг вы скажете: «А вы знаете, я пришла с другим. Просто понос у меня». Скажет: «Ой, а тогда это не ко мне. Это туда». Всё. Потому что вся система так выстроена. Ну никому не интересны вы. Здоровье ваше не интересно. Но мы не понимаем этого в силу наших взглядов.