Баронесса Z. Цикл «Отшельники». Том 2

Обращение к читателю:

Предлагаю Вашему вниманию серию романов «Архипелаг Монте Кристи»:

I. Трилогия «Материализация легенды»:

1. Островитянка.

2. Отряд.

3. Гвардия Принцессы.

II. Цикл романов «Постскриптум легенды»:

1. Легенды далёкого Острова.

III. Цикл романов «Отшельники»:

1. Святой и грешный.

2. Баронесса Z.

Циклы «Постскриптум легенды» и «Отшельники» только в самом начале! Жду развития сюжета у меня в голове.

А серия романов «Архипелаг Монте Кристи» продолжается!

Лично я не теряю надежды на продолжение серии романов «Архипелаг Монте Кристи». Каждый раз здесь появляется новый сюжет…

Эпиграф

Церковная традиция говорит, что дьявол сосредоточен на лютой, всепоглощающей любви к себе и все хочет вместить в себя. И потому:

По ниточке, по ниточке ходить я не желаю.

Отныне я, отныне я, отныне я живая…

Баронесса Z

Предисловие. Эротомания

Все мы эротоманы. Если не зацикливаться на слове в его смысле, связанном с эротикой и сексом, а в более широком смысле.

Википедия: Эротомания (эротоманный бред, эротический бред) – бредовая убеждённость, что человек любим кем-либо, обычно не питающим к нему никаких чувств или не подозревающим о его существовании.

Иногда эротоманией называют ещё гиперсексуальность – патологически повышенное половое влечение, часто сопровождающееся половыми извращениями. К женщинам применим термин – нимфомания, к мужчинам – сатириазис.

Мы привыкли, что эротомания – это именно состояние, так или иначе связанное с половой сферой. Т.е. стремление получать удовольствие от половой сферы собственного тела, в различных интерпретациях от простого фантазирования и наблюдения до самых извращённых в нашем (но не его) понимании вариантах, – и при этом собственно гамма ощущений концентрируется в его половых органах или мозге, представляющем эти ощущения.

Считается, что чувства и ощущения, испытываемые в гамме ощущений полового инстинкта, являются самыми сильными, самыми желанными и превалирующими в жизни. К половому удовольствию человек стремится в самых, казалось бы, не соответствующих условиях, не смотря даже на угрозу гибели и уничтожения как его самого, так предмета его стремления. И это не инстинкт размножения! Ведь нельзя назвать инстинктом размножения для вида и индивида то, что само по себе может привести к гибели одного или обоих партнёров.

Вознесённое на вершину воспевания чувство, которое толкает людей друг к другу в болоте, под артиллерийским огнём, в пустыне накануне гибели, перед последним шагом пары в бездну пропасти, – можно ли назвать это инстинктом размножения? И уж тем более невозможно назвать инстинктом размножения чувство, которое толкает партнёров к однополой любви независимо от того, к какому полу это применять. Гомосексуализм и лесбийская любовь, – геи и лесбиянки, – не могут давать потомство и тем самым продолжение вида, но однозначно подпадают в нашем обывательском понимании под эротоманию. И половой акт в презервативе, – если отбросить предохранение от заболеваний, – преследует не получение потомства, а получение однозначно удовольствия от самого полового акта.

Но давайте представим себе этот термин в более широком понимании: как состояние, в котором человек или животное стремится получить УДОВОЛЬСТВИЕ. Ведь по силе своей удовольствие других сфер и рецепторов порой не менее, а даже более сильное, чем от половой сферы. А если учесть, что в получении удовольствия построена вся наша жизнь, то это становится очень актуальным вопросом.

Самый простой и примитивный путь получения удовольствия – еда и питье. Не надо говорить даже об изысканных блюдах и напитках! Ведь сильно голодному человеку достаточно порой простого хлеба или столь же простого кушанья, и он получает в конце акта приёма пищи столь сильное удовольствие, что закрывает глаза и впадает в состояние лёгкой эйфории. Столь же сильное чувство наступает у путешественника, достигшего источника воды – простой воды – в пустыне после достаточно длительного воздержания от воды или предельной экономии её. Заметьте, что это не соки и не яства, – это простые хлеб и вода!

Человек, получающий пищу и напитки, которые оказывают усиленные ощущения на его рецепторы вкуса, на рецепторы наполнения желудка, рецепторы «сахара крови», – автоматически начинает так же получать удовольствие. И уж тем более получается ощущение удовольствия от пищевых добавок, – усилителей вкуса и запаха, – которыми перенасыщена наша индустриальная пища. Хоть естественного (соль, перец, корица, травы, ароматы), так и искусственного происхождения.

Сравнимо ли это ощущение удовольствия с половым удовольствием? Если кто-то говорит, что нет, тогда пусть объяснят мне тот факт, что достаточно много индивидуумов раскармливаются до такой степени, что не могут заниматься сексом просто от собственного веса, – ну, кроме как созерцательным вариантом. Если они понимают, что столь огромный объем не позволит им вступить в половой контакт с теми, кто сильно влечёт их, уже лишь только потому, что объект внимания заведомо смотрит с отвращением на столь расплывшееся от жира тело. И всё равно не стараются изменить что-то, и продолжают «жиреть». Не говоря уже о том, что все понимают вред здоровью от такого ожирения, сокращение жизни, уменьшение комфортности жизни, – и всё равно продолжают поглощать пищу кусок за куском.

А как привыкшие к большому потреблению воды люди продолжают это потребление явно или тайно при медицинских противопоказаниях? Это тоже вариант получения удовольствия? Ведь превышая норму потребления той же воды в условиях, которые не требуют от организма такой нагрузки, они тоже понимают, что вредят своим органам. На фоне отёков, – вне зависимости от причины отёков, – они продолжают потреблять и потреблять воду в повышенных количествах.

Движения, мышечная нагрузка… Большинству людей кажется, что мышечная нагрузка, – это не может быть в удовольствие. А теперь вспомните, как ПРИЯТНО ноют мышцы после прогулки, после игры в волейбол в приятной компании, после плавания в море. В своей жизни я видел шахтёра, только что поднявшегося из шахты, где он всю смену ворочал тяжести, что называется «до седьмого пота», но после приезда в общежитие тот спускается в спортзал на снаряды и начинает отжимать и отжимать «железо», ухая от удовольствия и крича в экстазе: «Какой кайф!» И ведёт себя буквально как человек, занимающийся сексом! С таким же полуприглушенным сознанием, мутным взглядом, блаженной улыбкой, дрожащими от возбуждения мышцами. Это ли удовольствие не сравнимо с эротическим, буквально с половым?

Или получение удовольствия от исполнения профессионалом: балериной или танцором танца бального, или пианистом или скрипачом большого произведения. Они с закрытыми от удовольствия глазами могут творить и творят такие шедевры, что сами от них впадают в экстаз. Сколько раз наблюдался такой экстаз в театрах, на ледовых катках (типа чемпионаты мира по фигурному катанию), на танцполах, на эстрадах? От чего они получают больший экстаз: от самого танца, от предвкушения триумфа, от грядущих буйных аплодисментов? Трудно сказать. НО ПОЛУЧАЮТ!

А взять танец в любом клубе. «Уйди мужик (уйди дамочка) – я танцую!» – с полузакрытыми глазами говорит индивидуум при попытке отвлечь от танца. Можно ещё понять парочки (разнополые или однополые), прижавшиеся в танце и ощущающие волнения от прикосновения. Но такой же ответ можно вполне получить и от индивидуума, одиноко танцующего «для себя» в полном одиночестве посреди пустого зала.

Или вот музыка в зале оперного театра – мой собственный стих о пережитом в опере:

Божественная музыка, восхитительные движения,

Па-де-де, па, па-де-труа,

Волшебное звучание, приглушённое освещение, -

А потом прогулка по городу до утра…

Колонны в золоте, статуи страсти, -

Поистине, императорский дворец…

Женщина рядом в вечернем платье,

И улыбающийся с иконы Творец…

Дирижёрская палочка в непрерывном движении,

Цветы для примы, реверансы, поклоны…

И скольжения души в изнеможении от освобождения

Огибают в полете колонну за колонной.

Растворяюсь в музыке, в наблюдаемых движениях…

Сжимаю программу в потном кулаке…

Изнеможение, погружение, освобождение, восхищение, -

Отделяюсь от тела, парю на потолке…

Плыву по волнам танца и счастья,

Погружаюсь в сплетение холода и огня…

А женщина, улыбающаяся в вечернем платье,

Почти непрерывно фотографирует меня.

И, кажется, что нет войны, бортов, разрывов снарядов,

Нет звёздочек, змеи и седины капитана:

И держит меня за руку папа, сидящий рядом,

И улыбается сидящая рядом мама…

Танец без страховки на проволоке над пропастью. Или между небоскрёбов. Вы же скорее всего видели такое в кино, в документальных кадрах, в репортажах. Что, если не удовольствие от риска и свободы в этом воздухе толкает людей на такое с нашего понимания безумства.

Можете сказать, что танец на проволоке сродни всем тем занятиям и удовольствиям, сопровождаемым выбросом большого количества адреналина в кровь, – адреналиновой наркоманией:

– Стою у самой пропасти, у края,

Порывы ветры в спину трутся, как коты, -

Какой из них меня столкнёт, – не знаю, -

Да и не в этом прелесть высоты-

– Ныряю в бешеный водоворот прибоя,

Захлёбываюсь пенною волной,

Со страшной бурей я – песчинка – спорю,

Не зная, чем закончится тот бой-

-Толчок ногой у самого порога,

Инструктор перекрестит по пути, -

Раскроется ли парашют, – у бога

В полете вниз, в который раз, спроси-

– С медведем злым, огромным, бурым в чаще

Поспорить, когда есть в руке лишь нож, -

Рогатина была б сподручней, краше,

Да где ж её в пылу борьбы возьмёшь?..

– Рванулся ввысь огонь из новых скважин,

Расплавились и балки, и мосты.

И неизвестно, кто погасит, кто замажет, -

Коль этого не сможешь сделать ты-

– Зрачок обреза смотрит на меня,

"Броня" надетая мне кажется безделкой,

Коль из ствола рванётся шквал огня-

Hо я успею первым в перестрелке-

Игра с огнём, с прибоем, с высотой,

Игра со смертью и игра с любовью, -

Что лучше: наркота или запой,

Или игра адреналина с нашей кровью?

Лишь развлеченье все для экстремалов, -

Скачки, полёты, брызги, крики, взрыв-

Звучит в мозгу девиз один лишь старый:

Пройди по краю и останься жив!

А чем не сродни экстаз от проделанной работы? Когда сам «прорыв» есть кайф! Когда конец «прорыва» есть кайф! Когда после этого ничего не хочется, как после бешеного всепоглощающего всё сжигающего буйного необузданного полового акта, – и ты лежишь на кушетке, в кресле, даже просто на холодном полу и ощущаешь такую заполненность от этого кайфа…

Богов, чертей ли навсегда презрев,

Старуху смерть схватив рукой за глотку, -

Кому-то это надо бы уметь,

Иначе б не было от экстремалов толку!

Скачок адреналина, словно взрыв!

Горит работа рук, ход мыслей ясен. …

МЫ СДЕЛАЛИ! И вновь идём в прорыв!

И вкус ПОБЕДЫ сладок и приятен…

Не все такие состояния однозначно оцениваемы и безразличны окружающим. Ведь есть люди, получающие кайф от убийства, от мучений других людей, от потоков крови разной интенсивности: от просто разбитого в кровь костяшек пальцев кулака до выжженных земель, разорённых селений, городов, до уничтоженных материков, газовых камер концлагерей, ГУЛАГов, Великих Яров… Больно нам, – но организаторы этого всего скорее всего испытывали другие чувства, сродни экстазу.

Вы скажете, что это сродни садомазохизму? Согласен. Но почему тогда это не часть понятия эротомании? Причинять боль, испытывать боль… Если вглядеться в лица на этих картинах, то можно понять, что видел художник Иван Владимиров (1869-1947), – получение удовольствия от уничтожения себе подобных. Фото с сайта художника.

Про драки и писалось, и снималось в кино, – «Ну, что ж, давайте повеселимся!» – и народные фразы типа «Что же за свадьба без драки», и даже рисовалось, – об увлечении драками и получаемом от них удовольствии информации много. Тоже вариант эротомании? А фраза «бьёт – значит любит» – это от мазохизма?

А когда придушивают себя петлей? А членовредительство?

А за получение удовольствия от приближения смерти – я умираю за родину, за любовь, детей и пр. – даже агитировали во все времена и всеми народными лидерами. Как в собственной наигранной манерной речи выступлений, так и непосредственно в первых рядах атакующих войск. «На миру и смерть красна!». Кричавший призывы умереть за родину, за веру или правителя – что, испытывал удовольствие? Получал экстаз? Входил в раж? Опьянялся энергетикой боя? Заражался сумасшествием толпы? Захлёбывался потоком адреналина в крови от предстоящей опасности и риска покинуть сей грешный мир? Сродни адреналиновой наркомании? От вида крови – своей и чужой?

Следующая ступень – наркотики и алкоголь, да и все дурманящие вещества. Как природного, так и искусственного происхождения. Но слишком разные по действию, вреду, продолжительности, дозировкам и пр. Но они слишком разноплановые: вызывают сонливость и возбуждение, галлюцинации или отрешение, бесчувственность и повышенную чувствительность, повышение полового влечения, дезориентацию, веселье, слезы, – слишком много различных описаний состояний от различных активных веществ. Только ли эйфория? Каждому своё? Как на воротах Бухенвальда? Уединиться в собственных ощущениях и уйти от мира? «Уколоться и упасть на дно колодца»? В этом приятность? Эротомания?

Но ведь получают же удовольствие и от созерцания заката, прекрасной картины, статуи, леса, пустыни, степи, – да мало ли предметов не только созерцания, но и вдохновения. От прикосновения, от совместного дыхания, от аромата цветов, от брызг водопада, от крика птиц в лесной чаще, шума прибоя, – продолжайте список сами.

А от обиды – любит обижаться – сродни мазохизму? Или пиар, игра на публику – даже в семейном театре одного актёра, игра для самого себя? Получают удовольствие? От собственных слез и вызвавших их мыслей?

Поглаживание животных – наверно особая статья: от эстетики до зоофилии. В какой-то восточной стране был снят художественный фильм (позабылось название), где парень получал удовольствие, когда гладил кроликов или что-то мягкое и пушистое. И душил их при их попытке побега. Однажды гладил голову девушки, – и убил её для того, чтобы она не мешала ему её гладить, не вырывалась. Болезнь? – Да. Но почему при наличии болезни мы будем отрицать, что это приносило ему неописуемое удовольствие.

А если получаешь удовольствие от стихов – чтения и написания, – и прозы: от написания и от восторженного восприятия окружающими – возможно, в равной степени, или в разных пропорциях, или … Но получаешь же!…

Так правомерно ли понятие ЭРОТОМАНИЯ, ЭРОТОМАН в широком смысле этого слова?

И кому какое дело, чем я себя для этого гроблю: ядами, членовредительством, алкоголем, драками, адреналином, сексом, наркотиками, едой, напитками? А?…

Вступление

Господи, да куда же ты смотришь? И куда смотрел ранее? Что это: новый путь или наказание за прошлый?

На экране коммуникатора, который невозможно отследить во времени и пространстве, однажды появилось послание: «Встречаемся на Архипелаге Монте Кристи на 25-й день рождения Кристины. Есть интересное совместное дело.» И всё! Больше ни слова. Учитывая, что из любой точки космоса и из любого времени можно выйти туда, где тебе надо, – тоже в любую точку времени и пространства, – то можно не торопиться. Можно столетия развлекаться или работать на какой-то планете миллиарды лет назад или сотни тысяч лет вперёд от назначенного времени рандеву, но выйти точно или с погрешностью в несколько секунд и сразу принять участие в празднике или битве. А уж в пределах-то Земли, – вообще не проблема. И всегда прибудешь вовремя. Вот в школу бы так было в прошлом ходить, – цены бы не было таким перемещениям.

Я – БОГИНЯ! Я – ЦЕНТР ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ! Я – ПРАВИТЕЛЬНИЦА ВСЕХ И ВСЕЯ!

В моих слабых женских руках оказалась такая армия, что я даже сама не могу представить себе её мощь, как и не могу найти в памяти аналоги в нашей истории. Разве что только в сказках. Я могу объединить армию, состоящую из людей, зверей, рыб, птиц, гадов и червей, насекомых и прочей любой живности.

И меня зовут на какой-то там банкет в честь совершенно никчёмной девчонки? 25 лет?

А мне, собственно, теперь сколько уже лет? Сколько раз я уже принимала эликсир? – Не помню. Я просто следила за тем, чтобы не делать больших «шагов назад», иначе придётся сильно перестраивать свою налаженную жизнь в соответствии с новым обликом. А так, полежала типа в закрытой клинике, после которой можно всем говорить, что сделала подтяжку лица, приняла неимоверное количество процедур, которых я не знаю и не понимаю, – ну и прочую лабуду. И продолжаться оставаться самой собой. В своём мире и своём облике. Вечно молодой!…

Однако, послание пришло не от одного кого-то, а от группы людей. Кто это? Может быть, ОН в их числе, – в числе тех, кто зовёт меня? Может быть он и ранее звал меня, но это устройство почему-то не приняло его посланий? Или он не мог сделать такой вызов? Или просто не находил приемлемого повода выйти на связь?

Что? Расплылась мыслью по древу? Потекла? От одного только представления, воспоминания о нем? Вот сколько же времени мы были рядом бок о бок, сколько новых миров «зачали», «оплодотворили», дали им новую жизнь, (см. Цикл «Постскриптум легенды». Примечание автора) – а он всегда молчал! Молчал, и делал вид, что не обращает на меня внимание! Или не делал вид и на самом деле не обращал на меня своё внимание?

Эти мужики, если уж им втемяшится в голову какая-то идея, то они просто перестают видеть и слышать вокруг себя весь мир, – и уж тем более слабый застенчивый голос той, которая постоянно его ждёт и мысленно зовёт.

И я решила вернуться на Землю. Почти в своё время. Почти в свой мир…

Мой? Нет, этот мир не был моим, когда я вернулась. За те несколько лет, которые я по земному времени провела вне планеты, с матерью случился инфаркт, и она умерла. Знать этого я не могла. Без любимого мужчины было если не скучно, то тоскливо. Я не хотела теперь даже случайно пересекаться с Ясивом (см. Трилогия «Материализация Легенды». Примечание автора), – чтобы не узнал случайно, чтобы не убить этого подонка на месте, – попользовался и… Хотя я сама и дала ему такую возможность. Продалась!… Если бы я не воспользовалась тогда его приглашением на съезд психиатров в Париже, если бы не позволила ему оплатить все связанные с этим расходы, если бы не легла к нему в постель практически сразу и, как я думала, навсегда, – то я и не имела бы ничего до конца жизни: Клиники, кафедры, дворцов, достатка матери. Но и не встретила бы ЕГО, которого сама же выявила в толпе и нанимала на работу. А потом рванулась за НИМ очертя голову сначала в неизвестность, потом в бескрайние просторы космоса, в надежде, в предвкушении, в ожидании… Сами знаете, чего.

И вот теперь, я представляю себе, что в числе позвавших есть и ОН, – и уже готова набрать нужную комбинацию клавиш и мчаться к НЕМУ. Дура? Возможно. Но…

Скрипачка. 001

Впрочем, я тоже продолжаю думать, что мир – это микроскопическое болото или лужа, в которых мы, инфузории-туфельки, постоянно сталкиваемся и непрерывно толкаемся локтями. Кто-то просто расширяет свободную зону вокруг себя, другие питаются теми, с кем сталкиваются. Одни соседствуют и завидуют, другие обмениваются или делятся генетическим материалом. И если вы думаете, что, уйдя в другую часть этого болота, ты гарантированно не встретишь встреченную при разных обстоятельствах «туфельку», даже если она тебя не ищет, то в этом месиве жизни, в котором все содержимое постоянно перемешивается, – ты абсолютно не прав. А если ТА «инфузория» ещё и жаждет тебя найти для собственных целей, подталкивая различными методами к поискам тебя других «инфузорий», то вы встретитесь значительно скорее и не всегда предсказуемо.

Ну как можно было мне, Джульетте, – мать звала Жуля, а друзья Джулей, – попасть на глаза этому уроду после того, как он пообещал отрезать пальцы на одной руке. Только потому пообещал, что она играла на конкурсе лучше, чем его сын. Сынок… Вечно вычурно и безвкусно одетый в самые дорогие шмотки от великих кутюрье мира, приехавший на самой дорогой машине, машущий публике рукой с таким огромным бриллиантом, что он не помещался по ширине среднего пальца. И скрипка была у него то ли от Антонио Страдивари, то ли от Гварнери дель Джезу. Для Джули значения не имело, какая у скрипки история, если извлекать звуки из неё разрешают таким дебилам, как этот толстяк. Она не была согласна, что музыку великого мастера можно так коверкать, и не только высказала это в микрофон при всей честной публике, но и постучала костяшками пальцев сначала по лбу исполнителя, а потом по деке скрипки. На удивление звук в микрофоне получился такой похожий, что это вызвало весёлый смех в зале и в жюри.

У самой Джули скрипка была от местной мебельной фабрики, но это не мешало ей исполнять на ней произведения великих мастеров, современные мелодии и собственные импровизации. Однажды она от любопытства дома сняла все струны, кроме одной, и попробовала что-то исполнить на ней, как это сделал на своём известном концерте Николло Паганини – Скрипач Дьявола. Или это было только легендой? Ей безумно хотелось почувствовать себя такой Дьяволицей, от которой бы шарахались церковники, осеняя себя крестным знаменем при её игре. Нельзя сказать, что она была удовлетворена качеством собственного исполнения на одной струне, но сама идея оказалась воплощаемая в жизнь. Конечно, буйная фантазия представила ей сцену, на которой она исполняет что-то бурное, буйное, – например, «Шторм» Вивальди, и при этом лопаются одна струна за другой, свисая потом с грифа и деки бессильными обрывками. Как погибшие в бою товарищи, которых она не может и не вправе предать, и остановить не только концерт, но даже этот «Шторм». И она продолжает играть сначала на трёх, потом на двух, а потом и на одной струне. Она закрыла глаза и исполняла дома сама для себя это бессмертное произведение и… И вдруг дико засмеялась в голос, почувствовав себя такой Дьяволицей, почувствовав, что смогла бы так играть даже перед публикой.

И рядом с тем «сынком» она прямо на сцене перед зрителями и жюри демонстративно отпустила колки так, что провисли все струны, кроме одной. Даже председатель жюри, сначала негодовавший от её выходки, остановился, не успев произнести приказ убрать её со сцены. Он ждал, уже понимая, к чему она готовилась. И зал затих с первыми ударами смычка по струне. Последней рабочей струне, которую она оставила натянутой. Сначала медленная и заунывная еврейская мелодия новой импровизации перешла в бодрый марш непонятно кого и чего, потом марш сменился скрипом лесопилки и закончился безумством бешеных созвучий и дьявольских сочетаний темпа и ярости. Когда импровизация закончилась, зал сначала сидел несколько секунд молча, а потом взорвался бурными, – даже буйными, – аплодисментами. А когда она протянула свою скрипку с отпущенными струнами «сынку», до сих пор стоящему рядом, тот под громкий хохот того же зала просто сбежал по ступенькам и убежал из зала вдоль сцены.

Судьи засчитали ей победу. Правда, председатель жюри отметил, что её исполнения «зачётных» произведений и до «фокуса Паганини» были неподражаемы, а потом вообще стали «нетипичны и афферистичны, но на грани аффекта и эйфории одновременно». Это были его собственные слова. Публика встретила такую характеристику овациями, а папенька «сынка», которому победа в конкурсе была щедро оплачена, пообещал отрезать ей пальцы.

Сегодня она должна была выступать в небольшом клубе, где работала известная рок-группа и ожидалось большое стечение зрителей. Ей предложили неплохую оплату за исполнение нескольких оговорённых произведений в её манере вместе с этой группой. Оплата её устраивала, да и не приходилось выбирать. Чтобы не думать о том, что она может не успеть на собственное выступление, она засела напротив клуба в кафе, положив футляр со скрипкой на сиденье рядом с собой. Тем самым заняв всё сиденье сама. Но кафе было почти пустым, и официантку это не беспокоило. Она поужинала и просто смотрела в окно, когда из подъехавшего лимузина вышел человек, фигура которого ей показалась знакома. Когда он вошёл в кафе и заказал сигареты «Treasurer» и повернулся к залу было уже поздно. Он – отец «сынка» – узнал её с первого взгляда.

Джули схватила скрипку и выскочила из кафе, перебежала на другую сторону улицы, пока папочка лавировал между столиками и путался в длинном до пола пальто. Но водитель лимузина её увидел и проследил её движение. Джули бросила футляр со скрипкой в проем арки, которая вела в клуб, та упала на ступеньки и скатилась ближе к дверям клуба в кучу каких-то наваленных пустых коробок. А сама бросилась бежать по улице. Очень ей не хотелось потерять пальцы из-за этого невезения. Она бежала, расстёгивая пальто, потом завернула за угол и сбросила пальто и шапочку. Сделала ещё один поворот и остановилась, прижавшись к стене.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Воздух шумно втягивался в лёгкие, – а ведь хотелось дышать тихо-тихо, не привлекая внимание прохожих. Она опустила глаза вниз и присела, словно застёгивала пряжку на ботинке.

Лимузин проехал мимо с большой скоростью. Дальше бежать в этом направлении больше не имело смысла. Она привстала и сдерживая свои собственные порывы медленно пошла в обратную сторону. Приблизившись к арке, она услышала, как в клубе послышались первые звуки громкой музыки, и поспешила спуститься по лестнице. Подобрала свою скрипку, вынула её на ходу из футляра, и почему-то почувствовала всем своим нутром, что этот футляр ей уже не понадобится. Но не отбросила его, а аккуратно положила его в глубине сцены, когда вошла на неё. К ней оглянулся распорядитель концерта и поторопил её резкими взмахами руки.

И Джульетта решилась. Да пошли ОНИ все к чертовой матери! Это её, только её концерт! Она шла к этому долгие годы. И не важно, что аккомпанирует ей не симфонический оркестр, а малоизвестная рок-группа, – это совершенно не важно! Это ничего не ме-ня-ет!

Она ураганом вырвалась на сцену, мгновенно включившись своей скрипкой в бешеный ритм, заданный ударником и бас-гитаристом. Публика, увидев её, восприняла это как очередной экстравагантный выход известной своей эксцентричностью скрипачки, – и взвыла от восторга. На сцену полезли восторженные фанаты – её и группы – и вступили в пререкания с охранниками, которые не дали им танцевать на сцене, возвращая их в зал.

Дальнейшее происходило почти как во сне. Джули просто растворилась в музыке, собственной беготне по сцене, бесновании и овациях зала. Она была уже вся мокрая, облеплена конфетти и обмотана серпантином, которыми её щедро осыпали из толпы фанатов. Она жила в звуках этой музыки, а её тело подтверждало это своими движениями, как подтверждает движениями тело пловца воде свою причастность.

Хорошо, что она успела поужинать, – сил было достаточно, чтобы преодолеть такой собственный эмоциональный подъём. А выброс адреналина при виде врага и побеге от него по улице просто вырвал из неё такие звуки, на которые, как она думала, никогда не будет способна. Она играла и своими криками подбадривала толпу, что-то одновременно дико напевая в такт игры, чего не слышала сама, и чего не слышали в зале. «Остановись, мгновение!» – могла бы крикнуть она в эти минуты, как на вершине собственного блаженного счастья…

… Могла бы крикнуть… Не успела…

Перед сценой стоял «папочка» и медленно ей аплодировал: «Я нашёл тебя по звуку твоей музыки, которую слышно даже на улице, – крикнул он ей, и она разобрала его слова то ли на слух, то ли по губам. – Ты играй, играй, а потом пошли со мной. Теперь тебе не убежать от меня!» – и махнул рукой в сторону выхода, где Джули разглядела группу охранников в той же форме, что и его шофер. Сказать, что внутренний огонь пошёл на убыль, – это ничего не сказать. По телу разлилась торричеллиева пустота. Нет, ей не было страшно, не было противно или больно, – просто она поняла, что это конец. Что это последний её концерт, последний взлёт. Она ударила носком ботинка по стоящему на краю сцены стакану с каким-то напитком и выплеснула его на говорившего нувориша. Тот от неожиданности отпрянул, потом стёр с лица пенистую жижу платком, вынутым из кармана, и с отвращением отбросил его в сторону. Зло глядя на неё, он протянул указательный палец в её сторону и, имитируя нажатие на курок пистолета, сделал вид, что стреляет в неё.

– Не хочешь по-хорошему, сука? Значит будет по-плохому, – и махнул рукой своим людям. Те рванулись вперёд. К сцене.

Но не тут-то было. Толпа стояла плотной стеной, и попасть в сторону сцены было слишком много желающих. Потому протиснуться сквозь толпу было возможно, только совершив что-то героическое или сценически невероятное. Но ничего героического или экстравагантного охрана не придумала, а вынула резиновые дубинки. Вот этого делать было не надо! Как только первые дубинки опустились на головы и плечи зрителей, мужиков в форме просто смяли и начали затаптывать в буквальном смысле этого слова. Дотянулись и до тех, кто стоял ближе к дверям, опознавая их по форме. Один из них вытащил пистолет и попытался выстрелить в воздух, но его сразу дёрнуло, наверно, с десяток рук и кинуло под ноги «танцующим». Пистолет, кувыркаясь, полетел в сторону и исчез в толпе.

Нувориш попытался дотянуться да Джули, но не смог.

– Проблемы? – спросил оказавшийся рядом с Джулей распорядитель, указывая в зал глазами.

– Есть запасной выход? – Джули понимала, что если и есть шанс отсюда вырваться сегодня целой, то это только с его помощью.

– За сценой есть маленькая чёрная дверца, она выведет… – он не успел договорить, когда Джули уже рванулась по сцене, имитируя новый этап танца. Какая разница, куда он выведет? Главное, что он выведет отсюда. Она выскочила из ярко освещённой области, тем самым скрывшись от зрителей, подхватила футляр и побежала за сцену. Там разберёмся…

На ходу пряча в футляр скрипку, она рванула на себя небольшую узкую дверцу, протиснулась в неё и быстро пошла по узкому техническому коридору. Бежать по нему было просто невозможно, – из-за его узости и низкого потолка. Света хватало, чтобы не беречь голову руками и вовремя нагибаться перед препятствиями и протянутыми везде в разном направлении трубами и проводами.

Выйдя на улицу, она оглянулась по сторонам. Перед ней стоял какой-то микроавтобус с раскрытой широкой дверцей в большой пассажирский салон. В салоне сбоку стояло несколько небольших коробок. Улица – скорее переулок – была освещена совсем плохо, но слева был виден хорошо освещённый проспект. Вдруг Джули услышала за спиной со стороны двери, откуда она вышла только что, какой-то шум, резко повернулась в его сторону и не удержалась на ногах. Удар по голове она уже не почувствовала, – или не запомнила? Не услышала, как кто-то втащил её в салон микроавтобуса и уложил на пустое сиденье, забросил на другое свободное сиденье футляр со скрипкой и захлопнул дверцу.