Иван Грозный вовсе забыт; а его современники и подручники красуются на сплошном барельефе: и Адашев, и Сильвестр, добродетельный советник Иоанна Грозного – как значится в описании памятника, – даже супруга Грозного, царица Анастасия, личность довольно бесцветная. Будут ли иметь смысл эти второстепенные личности без главной, около которой они вращались, как спутники около планеты? Если составитель сплошного барельефа следовал мнению тех немногих ученых, которые заслоняют деятельность Ивана Грозного Сильвестром, Адашевым и другими его современниками; то напрасно он не прислушался к голосу народа, который в своих былинах отдает первенство Ивану Грозному перед всеми московскими царями, потому –
Что взял он царство Казанское,
Симеона царя в полон полонил,
С царицею, со Еленою:
Выводил он измену из Киева,
Что вывел измену из Новагорода,
Что взял Рязань, взял и Астрахань и проч.
Упорно придерживаясь какого-нибудь ученого или даже журнального мнения, можно заподозрить народную былину в пристрастии, обвинить ее в невежественном понимании русской жизни; но относительно Ивана Грозного этого допустить нельзя, потому что некоторые из современных историков, совершенно игнорируя русские былины и исходя совершенно от иной точки зрения, сошлись, однако, с ними в понятии о высоком значении Ивана Грозного в русской истории.
Итак, по памятнику, воздвигаемому в половине XIX века, в ознаменование первого тысячелетия России, наши потомки не могут судить о том, как простонародье и люди образованные в наше время понимали свою прошедшую жизнь, и кого причисляли, кого не причисляли они к героям, споспешествовавшим своими подвигами прославлению Российского государства.
Впрочем, как бы то ни было, но русский мужичок, знающий историю только по своим былинам, непременно будет отыскивать на памятнике Ивана Грозного и непременно найдет его в одном из двух экземпляров Ивана III, которыми украшены оба барельефа. И если бы не были также повторены на памятнике дважды Димитрий Донской, Михаил Федорович, Петр Великий, то можно бы подумать, что в описании сплошного барельефа ошибкою поставлено «Иоанн III», вместо «Иоанн IV». Русское простонародье поправит для себя эту ошибку.
Не касаясь внешних форм сплошного барельефа, о которых вовсе нельзя судить по мелкому рисунку изображения, и пользуясь только описанием памятника, можно, кажется, с некоторою достоверностью сказать, что это монументальное произведение своим историческим и национальным содержанием далеко не выражает современного сознания русских людей о своей истории и народности.
Отсутствие основной мысли и системы при выборе лиц, помещаемых на сплошном барельефе, свидетельствует о какой-то поспешности и случайности, с какою набирались все эти герои, споспешествовавшие своими подвигами прославлению Российского государства. Точно будто годовщина тысячелетия России застала нас врасплох, и мы во что бы то ни стало решились поставить известное число великих людей для украшения их подобиями памятник в память этого события. Точно будто мы впопыхах не успели в темной массе нашей прошлой истории различить важное от незначительного и наугад брали то, что попадется под руку. Следовательно, нечего было и думать о том, чтоб дать какой-нибудь общий смысл набора всех этих исторических лиц, но чтоб угодить тому или другому мнению, надобно было поместить одно лицо или выкинуть другое. Каким же основным началом, какою живительною идеею примирены все эти случайные мнения, на основании которых составлялся каталог великих мужей?
Вопросы по народности дают главное направление современной жизни. Из-за них объявляются войны, ими руководствуется политика, во имя их эмансипируются миллионы крепостных тружеников, эти же вопросы задает себе и разрабатывает историческая наука по всем ее отраслям. Чтоб быть верным выражением эпохи, памятник тысячелетию России должен был удовлетворить эти современные требования по вопросам о народности, и тем необходимее, что это – памятник исторический и народный. Сплошной барельеф своим общенародным содержанием должен был восполнить односторонность политических сюжетов главного барельефа. Надобно было, чтоб стекающиеся со всех концов нашего великого отечества видели на памятнике представителей, прославивших ту или другую область, тот или другой город. Житель Смоленска, обходя кругом памятника, непременно будет отыскивать свои местные знаменитости, житель Пскова или Устюга – свои и т. д. Встречая в каталоге так называемых просветителей имена Зосимы и Савватия Соловецких, Гурия и Варсонофия Казанских, мы, на первый раз, пришли было к убеждению, что памятник тысячелетию России, удовлетворяя местным интересам народа, действительно будет памятник народный, потому что чем же иным можно себе объяснить присутствие этих соловецких или казанских просветителей на памятнике тысячелетию России, как не желанием сгруппировать избранные местные знаменитости, чтоб каждому русскому человеку, откуда бы он ни пришел, виделось в памятнике свое родное, что он привык чествовать с малых лет и в чем видит свою неотъемлемую местную собственность. Положим, для человека, европейски образованного, такой доморощенный пиетизм покажется слишком наивным, недостойным для увековеченья в тысячелетнем памятнике, но для современной образованности сплошной барельеф сделал значительные уступки: он дал ей Паскевича, и Нахимова, и Шевченку, и Лермонтова и т. п. Почему же было не уступить очень естественному требованию новгородских мужичков видеть на памятнике, сооружаемом у них в Новгороде, свои домашние, местные, новгородские знаменитости: архиепископа Иоанна, Антония Римлянина или Варлаама Хутынского? – Не найдя ни одной из этих личностей в сплошном барельефе, не видя также представителей ни Устюга, ни Мурома, ни Смоленска, ни многих других, старых и новых городов, мы должны были отказаться от принятого наскоро убежденья и признаться, что составитель каталога знаменитых мужей вовсе не имел в виду ни местных интересов, ни вопросов по русской народности.