Машина бытия

Синдром управления

В Гонолулу все спокойно, мертвые похоронены, обломки зданий расчищены. Спасательная баржа покачивается на тихоокеанских волнах за вулканом Даймонд-Хед. Ныряльщики следуют за цепочкой пузырьков в зеленоватой воде к месту крушения аэропоезда из Штатов. Всему виной Скрэмбл-синдром. На берегу в переоборудованных бараках психологи безуспешно работают с последствиями безумия. Отсюда начался Скрэмбл-синдром: только что город был мирным, а секунду спустя все сошли с ума.

За сорок дней заражено девять городов.

Это «черная смерть» двадцатого века.

Сиэтл

Сначала звон в ушах, резко переходящий в свист. Свист переходит в предупреждающий грохот кошмарного поезда, с ревом несущегося сквозь его сон.

Сон мог бы заинтересовать психоаналитика с клинической точки зрения. Но этот психоаналитик не изучал сон; он видел его. Он стискивал руками покрывало у шеи, беззвучно извиваясь на кровати и подтягивая колени к подбородку.

Свисток поезда перешел в контральто роскошной певицы, исполняющей «Безумный блюз». Сон переполняли вибрации страха и дикости.

«Миллион долларов ничего не значит…»

Хрипловатый голос вздымался над звуками медных духовых инструментов, стуком ударных, визгом кларнета, похожим на ржание разъяренной лошади.

Темнокожая певица с ярко-синими глазами, одетая в черное, отошла от красного занавеса в глубине сцены. Она распростерла руки перед незримой аудиторией. Певица и занавес пришли в движение, вращаясь все быстрее, и быстрее, и быстрее, пока не слились в лучик красноватого света. Лучик постепенно расползался, превращаясь в раструб валторны, выводящей минорную ноту.

Пронзительная музыка ножом врезалась ему в мозг.

Доктор Эрик Лэдд проснулся. Он тяжело дышал, по лицу градом катился пот. Он все еще слышал голос певицы, музыку.

«Мне снится, что я проснулся», – подумал он.

Он стянул с себя верхнюю простыню, спустил ноги с постели, поставил их на теплый пол и резко встал. Подошел к окну, взглянул на лунную дорожку, мерцавшую на поверхности озера Вашингтон. Коснулся переключателя звука у окна и услышал шум ночи – стрекот сверчков, свист весенних квакш на берегу озера, отдаленный гул воздушного экспресса.

Пение продолжалось.

Эрик пошатнулся и ухватился за подоконник.

«Скрэмбл-синдром…»

Он повернулся, посмотрел на новостную ленту у постели. О Сиэтле ни слова. Возможно, он еще не болен и музыка у него в голове – не симптом Синдрома.

Он предпринял отчаянную попытку вернуть себе самообладание, покачал головой, постучал ладонью по уху. Пение не исчезало. Он посмотрел на часы на прикроватном столике: 01:05 ночи, пятница, 14 мая 1999 года.

Музыка в голове прекратилась. Но теперь… Аплодисменты! Громогласные хлопки, возгласы, топот ног. Эрик потер голову.

«Я не сошел с ума… Я не сошел с ума…»

Он накинул халат и направился в кухонный отсек своего холостяцкого жилища. Выпил воды, зевнул, задержал дыхание – лишь бы избавиться от шума, состоявшего теперь из обрывков разговоров, звона бокалов, шарканья ног.

Он налил себе виски и залпом проглотил его. Звуки в голове стихли. Эрик посмотрел на пустой стакан у себя в руке и покачал головой.

«Новое средство от безумия – алкоголь! – кисло улыбнувшись, подумал он. – А я каждый день объясняю пациентам, что выпивка проблем не решает. – Он словно бы попробовал на вкус горькую мысль: – Может, надо было присоединиться к той терапевтической группе, а не оставаться здесь, пытаясь изобрести машину от безумия. Если бы только они не посмеялись надо мной…»

Он отодвинул от раковины фанерный ящик, освобождая себе место, и поставил стакан. В ящике среди кучи электронных запчастей лежала тетрадь. Эрик взял тетрадь и уставился на выведенные его же рукой печатные буквы на обложке: «Психозонд Аманти – книга тестов IX».

«Над старым доктором тоже смеялись, – подумал он. – И этим довели его до психушки. Может, и я направляюсь туда же – как и все в этом мире».

Эрик открыл тетрадь, провел пальцем по схеме последней экспериментальной системы. В психозонде в подвальной лаборатории все еще сохранялась проводка, пусть и частично демонтированная.

«Что с ним было не так?»

Закрыв тетрадь, он бросил ее обратно в ящик. Он мысленно перебирал хранившиеся в голове теории, знания, полученные в результате тысячи неудачных опытов. Его одолевали усталость и уныние. И все же он знал, что то, что искали в снах и поведении человека Фрейд, Юнг, Адлер и прочие, находилось где-то за гранью сознания в электронной схеме слежения.

Он вернулся в спальню, одновременно служившую ему кабинетом, улегся в кровать и делал дыхательную гимнастику до тех пор, пока его не начало клонить в сон. Певица, поезд и свист не вернулись.

* * *

Комнату озарил утренний свет. Эрик проснулся. Фрагменты кошмара не отпускали. Он знал, что до десяти у него нет никаких встреч. Новостная лента предлагала длинный набор сюжетов, в основном на тему Скрэмбл-синдрома. Эрик ввел кодовые буквы восьми тем, переключил аппарат в аудиорежим и, пока одевался, слушал новости.

Его терзали воспоминания о кошмаре. «Сколько человек просыпаются посреди ночи, гадая, не пришел ли их черед?» – раздумывал он.

Он выбрал лиловую накидку, набросил ее поверх белой спец- одежды. Взял тетрадь из ящика на кухне и вышел в прохладное весеннее утро. Он подкрутил терморегулятор на спецодежде. Унитуб доставил его на берег залива Эллиотт. Эрик позавтракал в ресторане морепродуктов. Тетрадь с заметками по психозонду лежала открытая рядом с тарелкой. После завтрака он нашел пустую скамейку на улице с видом на залив, сел, открыл тетрадь. Ему стало лень изучать диаграммы, и он обратил взгляд к заливу.

От серой воды поднимался туман, скрывавший противоположный берег. Где-то вдали над водой разносился гудок рыболовного судна. От строений за спиной у Эрика отскакивало эхо. Мимо торопливо проходили рабочие. Их голоса звучали приглушенно. Угрюмое выражение на лицах, затравленные взгляды – все это излучало страх. Эрик почувствовал проникавший сквозь одежду холод скамейки. Он задрожал, глубоко вдохнул соленый воздух. Ветер с залива разносил запах водорослей, гармонично сочетавшийся с горьковатым мускусом городских испарений. Чайки дрались из-за лакомого куска, принесенного прибоем. Ветерок шелестел страницами лежавшей на коленях тетради. Эрик прижал их рукой, рассматривая людей.

«Тяну время, – подумал он. – В наши дни немногие представители моей профессии могут позволить себе такую роскошь».

Отстукивая быстрый ритм подошвами босоножек по бетону, к нему подошла женщина в красной меховой накидке. Ветер раздувал накидку у нее за спиной.

Увидев обрамленное темными волосами лицо незнакомки, Эрик почувствовал, как напряглось все его тело. Это была женщина из его ночного кошмара! Он не мог отвести от нее глаз. Заметив его пристальный взгляд, незнакомка отвернулась и прошла мимо.

Эрик неуклюже скомкал дрожащие от ветра листы, захлопнул тетрадь и бросился за ней. Догнал и зашагал рядом, бездумно тараща на нее глаза. Она покосилась на него, покраснела и отвела взгляд.

– Уходите, а не то я позову полицию!

– Прошу вас, я должен с вами поговорить.

– Я сказала, уходите. – Она ускорила шаг. Он тоже зашагал быстрее.

– Прошу вас, простите меня, но вчера ночью вы мне снились. Понимаете…

Она смотрела прямо перед собой.

– Это мне и раньше говорили! Уйдите!

– Но вы не понимаете.

Она остановилась и, дрожа от ярости, повернулась к нему лицом.

– Еще как понимаю! Вы видели вчера мое шоу! Я вам снилась! – Она мотнула головой. – «Мисс Ланаи, я должен с вами познакомиться!»

Эрик покачал головой.

– Но я никогда раньше не слышал о вас и не видел вас.

– Ну надо же! Я тоже не привыкла, чтобы меня оскорбляли!

Она развернулась и быстро зашагала прочь. Красная накидка развевалась за ней следом. Он снова догнал ее.

– Прошу вас…

– Я закричу!

– Видите ли, я психоаналитик.

Женщина заколебалась, замедлила шаг, остановилась. На лице появилось озадаченное выражение.

– А вот это что-то новенькое.

Он воспользовался проявленным ею интересом.

– Вы действительно мне снились. Это меня напугало. Я никак не мог выбросить это из головы.

Что-то в его голосе, в его манере показалось ей смешным.

– И однажды сон непременно должен был стать явью.

– Я доктор Эрик Лэдд.

Она посмотрела на эмблему кадуцея^[2] на его нагрудном кармане.

– Колин Ланаи. Я певица.

Он скривился.

– Знаю.

– Вы же говорили, что раньше не слышали обо мне.

– Вы пели у меня во сне.

– А-а! – Женщина помолчала. – Вы и правда психоаналитик?

Он достал из нагрудного кармана визитную карточку и протянул ей.

– Что значит «диагноз с помощью психозонда»? – изучив визитку, спросила она.

– Это инструмент, которым я пользуюсь.

Она вернула ему визитку, взяла его за руку и зашагала легким, прогулочным шагом.

– Ладно, доктор. Вы расскажете мне про ваш сон, а я вам – про свои головные боли. Справедливый обмен? – Она взглянула на него из-под густых ресниц.

– Вас мучают головные боли?

– Ужасные. – Она покачала головой.

Эрик опустил глаза. Какие-то элементы кошмарной реальности возвращались.

«Что я здесь делаю? – подумал он. – Нельзя просто увидеть во сне лицо незнакомки, а на следующий день встретить ее наяву. Еще чего доброго оживет весь мой подсознательный мир».

– А может, это тот Синдром? – спросила она. – С тех пор, как мы побывали в Лос-Анджелесе, я… – Она прикусила губу.

Он уставился на нее.

– Вы были в Лос-Анджелесе?

– Мы уехали всего за несколько часов до того… до… – Она содрогнулась. – Доктор, каково это – быть сумасшедшим?

Он помедлил.

– Так же, как быть здоровым, – по ощущениям самого сумасшедшего. – Он перевел взгляд на туманную дымку над заливом. – Синдром похож на другие виды безумия. Как если бы что-то вытолкнуло людей за порог сознания. И вот что странно: болезнь распространилась в довольно ограниченном радиусе шестидесяти миль. Например, в Атланте и Лос-Анджелесе, а также в Лотоне, наблюдалась весьма четкая граница: по одну сторону улицы люди заболели, а по другую – нет. Мы подозреваем, что существует инкубационный период, во время которого… – Он запнулся и с улыбкой посмотрел на нее. – А вы всего лишь задали простой вопрос. Видите ли, я склонен читать лекции. По поводу головной боли я бы не слишком беспокоился. Причины могут быть самые разные: скорее всего, питание, смена климата, может быть, глаза. Почему бы вам не пройти полное обследование?

Она покачала головой.

– С тех пор как мы уехали из Карачи, я шесть раз проходила обследование. Результат один и тот же. Четыре новые диеты. – Она пожала плечами. – А голова все равно болит.

Эрик резко остановился и медленно выдохнул.

– Вы и в Карачи были?

– Ну да, это третье место, куда мы ездили, после Гонолулу.

Он подался вперед.

– И Гонолулу?

Она нахмурилась.

– Это что, допрос? – Она помолчала. – Ну…

Сглотнув, Эрик подумал: «Как можно, посетив все эти пораженные Синдромом города, вести себя столь беззаботно?»

Она топнула ногой.

– Вы что, язык проглотили?

«Она так беспечно ко всему относится», – подумал он.

– Вы побывали в Лос-Анджелесе, Гонолулу, Карачи, – перечислил он, загибая пальцы, – то бишь в очагах заражения Синдромом, и…

Она издала резкий, высокий, почти звериный звук.

– Он поразил все эти места?

«Неужели можно жить и не знать, где именно прошел Синдром?» – спросил он себя.

– Вы не знали?

Словно в оцепенении, она, широко раскрыв глаза, покачала головой.

– Но Пит говорил… – Она замолчала. – Я была так занята разучиванием новых номеров. Мы возрождаем горячий старый джаз.

– Как вы могли такое пропустить? По телевизору только об этом и говорят, а еще новостные ленты, трансграфы…

Она передернула плечами.

– Просто я была очень занята. И я не люблю думать о подобных вещах. Пит говорил… – Она покачала головой. – Знаете, впервые за месяц я вышла погулять одна. Пит спал и… – Выражение ее лица смягчилось. – Ох уж этот Пит! Наверное, не хотел меня волновать.

– Если вы так говорите, но… – Он помолчал. – Кто такой Пит?

– Разве вы не слышали о Пите Серантисе и музикроне?

– Что такое музикрон?

Она отбросила назад завиток темных волос.

– Доктор, вы шутите?

– Нет, я серьезно. Что такое музикрон?

Она нахмурилась.

– Вы действительно не знаете, что такое музикрон?

Эрик покачал головой.

Она подавила гортанный смешок.

– Доктор, и вы еще негодуете по поводу того, что я не знаю о заболеваниях в Карачи и Гонолулу. Сами-то вы где прятались? Мы же в списке лучших по версии «Вэрайети»!

«Она это серьезно!» – подумал он и сухо сказал:

– Видите ли, я был немного занят своими исследованиями. По поводу Синдрома.

– О-о… – Она повернулась, посмотрела на серые воды залива, потом снова на него. – Вы уверены насчет Гонолулу?

– У вас там семья?

Она покачала головой.

– У меня нет семьи. Только друзья. – Ее глаза блестели. – Там все… заболели?

Он кивнул и подумал, что надо бы как-то отвлечь ее внимание.

– Мисс Ланаи, – сказал он, – могу я попросить вас об одолжении? – И не дожидаясь ответа, продолжил: – Вы побывали в трех пораженных Синдромом местах. Может быть, в структуре вашего сознания найдется какая-нибудь зацепка. Не согласитесь ли вы пройти ряд тестов у меня в лаборатории? Это не займет много времени.

– К сожалению, не могу – у меня сегодня выступление. Я просто вышла, чтобы хоть немного побыть одной. Я остановилась в отеле «Гуидак». Пит может проснуться и… – Она заметила умоляющее выражение его лица. – Извините, доктор. Может быть, в другой раз. Все равно вы не узнаете от меня ничего важного.

Он пожал плечами, задумался.

– Но я так и не рассказал вам про свой сон.

– Вы меня заинтриговали, доктор. Я слышала столько бредовых историй о снах. Хотелось бы на сей раз услышать что-нибудь стоящее. Почему бы вам не пройтись со мной до отеля? Это всего в паре кварталов отсюда.

– Хорошо.

Она взяла его за руку.

– Ну хоть что-то…

* * *

Это был очень худой человек с деформированной ногой и измученным лицом, на котором лежал отпечаток ненависти. Возле колена стояла трость. Вокруг него сплеталась паутина проводов – музикрон. Голову покрывала похожая на купол каска. Этот незримый шпион смотрел глазами женщины на человека, который назвался доктором Эриком Лэддом. Худощавый мужчина усмехнулся, услышав ушами женщины: «Ну хоть что-то…»

* * *

Эрик и Колин шли рядом по дорожке возле залива.

– Вы так и не объяснили мне, что такое музикрон.

Она рассмеялась, отчего проходившая мимо парочка обернулась и уставилась на них.

– Хорошо. Но я все равно не понимаю. Нас уже месяц показывают по телевизору.

«Она считает меня занудой, – решил он. – Наверное, так и есть».

– Я не подписан на развлекательные каналы, – сказал он. – Только на научные и новостные.

Она пожала плечами.

– В общем, музикрон – это что-то вроде машины для записи и воспроизведения, только оператор может примешивать любые новые звуки, которые пожелает. Он надевает на голову небольшую металлическую каску и просто думает о звуках – а музикрон их воспроизводит. – Она мельком взглянула на него и отвела глаза. – Все говорят, это обман, но это не так.

Эрик остановился сам и остановил ее.

– Потрясающе. Почему… – Он запнулся и усмехнулся. – Знаете, вы ведь разговариваете с одним из немногих в мире экспертов в этой области. У меня в подвальной лаборатории есть энцефалорекордер – новейший психозонд… Именно это вы и пытаетесь описать. – Он улыбнулся. – Психиатры в этом городе, может быть, и считают меня молодым выскочкой, однако пациентов с самыми сложными диагнозами направляют именно ко мне. – Он опустил глаза. – Так что давайте просто признаем, что машина вашего Пита – не более чем эффектный трюк.

– Но это не просто трюк. Я слышала записи до того, как они попадали в машину, и после выхода из нее.

Эрик усмехнулся.

– Ох, вы такой высокомерный, – нахмурившись, сказала она.

Эрик положил ладонь ей на руку.

– Прошу вас, не сердитесь. Просто мне хорошо знакома эта область. Вы не хотите признавать, что Пит провел вас, как и всех остальных.

– Послушайте… доктор… Пит… был… одним… из… изобретателей… музикрона… Пит… и… старый… доктор Аманти, – четко выговаривая каждое слово, медленно произнесла она и, прищурившись, уставилась на Эрика. – Может, вы в своем деле и большая шишка, но я говорю о том, что слышала собственными ушами.

– Говорите, Пит работал над этим музикроном вместе с доктором? Как, вы сказали, имя того доктора?

– О, доктор Карлос Аманти. Его имя написано на табличке внутри музикрона.

Эрик покачал головой.

– Быть того не может. Доктор Карлос Аманти в сумасшедшем доме.

Она кивнула.

– Правильно. Больница Ваилику для душевнобольных. Там они и работали над музикроном.

По лицу Эрика пробежала тень сомнения и настороженности.

– И, говорите, когда Пит думает о звуках, машина их воспроизводит?

– Именно.

– Странно, что я никогда раньше не слышал об этом музикроне.

– Доктор, вы много о чем никогда раньше не слышали.

Он облизнул губы.

– Возможно, вы и правы. – Он взял ее за руку и быстро зашагал по дорожке. – Я хочу увидеть этот музикрон.

* * *

В Лотоне, Оклахома, длинные ряды сборных бараков изнемогают от зноя на пропеченной солнцем равнине. В каждом бараке – маленькие отсеки; в каждом отсеке – больничная койка; на каждой койке – человек. Барак XRO-29: по коридору шагает психиатр, за ним санитар толкает тележку. На тележке – иглы, шприцы, антисептики, успокоительные, пробирки. Психиатр качает головой.

– Бейли, назвав эту штуку Скрэмбл-синдромом, они попали в точку. Как будто в каждый человеческий психоз засунули венчик, все перемешали и активировали^[3].

Санитар что-то бормочет, уставившись на психиатра.

Психиатр оглядывается.

– И никакого прогресса в этом деле. Все равно что носить воду решетом.

Дальше по коридору кто-то кричит. Они ускоряют шаг.

* * *

Перед Эриком и Колин вырос купол лифта отеля «Гуидак», похожий на опрокинутую на тротуар половинку арбуза. На вершине купола медленно вертелось сине-красное кольцо со словами: «Колин Ланаи, Пит Серантис и музикрон».

Перед куполом по тротуару расхаживал, опираясь на трость, хромой худощавый мужчина. Когда Эрик и Колин подошли ближе, он поднял голову.

– Пит, – сказала она.

Мужчина заковылял к ним, стуча тростью по асфальту.

– Пит, это доктор Лэдд. Он слышал о докторе Аманти и хотел бы…

Пит не обратил на Эрика никакого внимания и грозно уставился на Колин.

– Ты что, не знаешь, что нам сегодня выступать? Где ты была?

– Но сейчас всего-то чуть больше девяти. Я не…

– Я был студентом доктора Аманти, – перебил Эрик. – Меня интересует ваш музикрон. Понимаете, я продолжил исследования доктора Аманти и…

– Нет времени! – рявкнул худощавый человек, схватил Колин за локоть и потащил к куполу. Она сопротивлялась.

– Пит, прошу тебя! Что на тебя нашло?

Пит остановился, приблизил лицо к ее лицу.

– Тебе нравится твоя работа?

Она молча кивнула, широко раскрыв глаза.

– Тогда пошли работать!

Колин оглянулась в сторону Эрика и беспомощно пожала плечами.

– Извините…

Пит потащил ее внутрь купола.

Эрик смотрел им вслед и думал: «Какой маниакальный тип… очень нестабильный. Возможно, у него, в отличие, судя по всему, от нее, нет иммунитета к Синдрому».

Он нахмурился, посмотрел на наручные часы, вспомнил, что на десять у него назначена встреча.

– Черт возьми! – Он повернулся и чуть не налетел на парня в форме помощника официанта.

Юноша нервно пыхнул сигаретой, резким движением выдернул ее изо рта и ухмыльнулся.

– Лучше найдите себе другую девчонку, док. Эта уже занята.

Эрик посмотрел ему в глаза, одновременно юные и старые.

– Ты здесь работаешь? – спросил он.

Юноша снова сунул сигарету в зубы и сказал, выдохнув клубы синеватого дыма:

– Ага.

Вытащив сигарету изо рта, юноша бросил ее в залив через плечо Эрика.

– У нас сейчас завтрак. Шоу начнется сегодня в семь.

– А мисс Ланаи в нем участвует?

Помощник официанта посмотрел на кольцо над куполом и улыбнулся.

– Док, она и есть шоу!

Эрик снова взглянул на часы и подумал: «Приду сюда вечером». Он повернулся к ближайшему унитубу и сказал:

– Спасибо.

– Если планируете сегодня посетить представление, лучше заказать столик заранее, – сказал помощник официанта. Эрик остановился и оглянулся. Достал из кармана двадцатидолларовую монету и бросил ее помощнику официанта. Тот на лету поймал двадцатку и, рассмотрев ее, сказал: – Это вам спасибо. На какое имя, док?

– Доктор Эрик Лэдд.

Юноша убрал деньги в карман.

– Отлично, док. В шесть я снова выхожу на смену. Так что лично займусь вами.

Эрик вернулся ко входу в унитуб и быстро ушел.

* * *

Под пробивающимися сквозь завесу смога лучами солнца лежал побуревший от засухи Лос-Анджелес.

Мобильная лаборатория 31 затормозила перед Больницей Богоматери Милующей, подняв в канаве вихрь сухих пальмовых листьев. Перегруженный турбомотор со вздохом прекратил работу. С одной стороны вышел психолог-японец, а с другой – врач из Швеции. Оба имели удрученный вид.

– Оле, – спросил психолог, – сколько ты уже не высыпаешься?

Врач покачал головой.

– Не помню, Йоши. Должно быть, с тех пор как уехал из Фриско.

Из зарешеченного кузова грузовика послышался дикий, высокий смех, вздох, снова смех.

Врач споткнулся на ступеньках больницы. Остановился. Повернулся.

– Йоши…

– Конечно, Оле. Я позову кого-нибудь из отдохнувших санитаров, чтобы занялись им. – И добавил про себя: «Если таковые еще остались».

По больничному коридору гулял прохладный ветерок. Врач-швед остановил человека с планшетом.

– Сколько по последнему подсчету?

Человек почесал лоб уголком планшета.

– Насколько мне известно, два с половиной миллиона, доктор. Здоровых пока не нашли.

* * *

Отель «Гуидак» уходил вниз под залив Эллиотт. Сквозь прозрачный потолок перед гостями представало множество морских существ, заключенных в невидимую для них клетку. Осветительные лучи пронизывали воду, демонстрируя посетителям желтого лосося, лилового окуня, розового осьминога, синюю медузу. В одном конце помещения находилась сцена в виде огромной открытой раковины из искусственного перламутра. Цветные прожекторы озаряли задник лентами пламени и голубыми тенями.

Спустившись на лифте, Эрик оказался в атмосфере, пугающим образом напоминавшей его кошмар. Не хватало только певицы. Он следовал за официантом, лавируя сквозь тусклую дымку ароматного сигаретного дыма, между столиками, за которыми устроились мужчины в строгих черных костюмах и женщины в платьях из переливающейся золотом искусственной парчи. Маленькие круглые столешницы мерцали аквамариновым светом – другого освещения в зале не было, не считая софитов на сцене и осветительных лучей в темной воде наверху. Воздух полнился шепотом множества голосов. В зале, чуть приглушая запах пота, переплетались ароматы алкоголя, табака, духов и экзотических морепродуктов.

Столик Эрика был во втором ряду, и его со всех сторон окружала толпа. Официант выдвинул стул, Эрик сел.

– Желаете что-нибудь выпить, сэр?

– Бомбейский эль.

Официант повернулся и скрылся в полумраке.

Попытавшись передвинуть стул в более удобное положение, Эрик обнаружил, что тот неподвижно застрял между двумя стульями позади. Из темноты перед ним возникла фигура, в которой он узнал помощника официанта.

– Лучшее место, какое я сумел для вас достать, док.

– Превосходно, – улыбнулся Эрик, выудил из кармана двадцатку и вложил в руку юноши.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, док?

– Пожалуйста, сообщите мисс Ланаи, что я здесь.

– Попробую, док, но этот Пит весь день не спускает с нее глаз, словно она какая-нибудь драгоценность. Хотя я бы и сам так делал, ну… вы понимаете.

В задымленном полумраке сверкнули белые зубы. Помощник официанта повернулся и начал пробираться назад между столиками. Шепот голосов в зале стих. Эрик уставился на сцену. Над микрофоном склонился солидный мужчина в эбеново-черном костюме с белыми, словно мел, полосами.

– А вот и то, чего все вы так ждали, – сказал он и сделал жест левой рукой.

Софиты стерли темноту, высветив Колин Ланаи. Она стояла, сложив ладони перед собой. Старомодное облегающее платье, ярко-синее, под цвет глаз, подчеркивало изгибы ее тела.

– Колин Ланаи!

Публика разразилась аплодисментами, снова затихла. Солидный мужчины махнул правой рукой. Вспыхнули другие прожекторы, осветив опиравшегося на трость Пита Серантиса, одетого во все черное.

– Пит Серантис и…

Конферансье сделал паузу, ожидая, пока стихнут бурные рукоплескания.

– Музикрон!

Последний софит высветил большой металлический ящик позади Пита. Худой мужчина проковылял вокруг ящика, нагнулся и исчез внутри. Колин взяла микрофон у конферансье. Тот поклонился и покинул сцену.

Эрик обратил внимание на охватившее зал давящее чувство ожидания.

«На краткий миг, – подумал он, – мы забываем наши страхи, забываем о Синдроме, забываем все, кроме музыки и этого момента».

Колин вплотную поднесла микрофон к губам.

– Сегодня у нас есть для вас еще несколько настоящих старых хитов, – объявила она. То, как она держалась, прямо-таки электризовало зал. – Две из этих песен мы никогда раньше не играли. Начнем с трио – «Ужасный блюз». Музикрон представит базовую запись Кларенса Уильямса и «Ред Онион Джаз Бейбис», а Пит Серантис добавит совершенно новый эффект. Затем «Блюз дикого человека» – чистый Луи Армстронг и, наконец, «Прощальные слова» – старый хит Бесси Смит. – Она едва заметно поклонилась.

В зале зазвучала музыка. Невозможно было определить, откуда она исходит. Она захватила все чувства. Колин запела, по-видимому, безо всяких усилий. Ее голос играл, словно музыкальный инструмент, взвивался вместе с музыкой, понижался вместе с ней, лаская собою воздух.

Эрик, оцепенев, как и остальные зрители, неотрывно смотрел на нее.

Она закончила первую песню. Гром аплодисментов оглушил Эрика. Почувствовав боль в руках, он опустил глаза и обнаружил, что и сам неистово хлопает. Он покачал головой, перестал хлопать и сделал четыре глубоких вдоха. Колин начала выводить новую мелодию. Эрик прищурился, уставившись на сцену, и инстинктивно прижал руки к ушам, чтобы приглушить музыку. Музыка тише не стала, и Эрика охватила паника. Он закрыл глаза, задержал дыхание, но по-прежнему видел Колин – поначалу расплывчатый, изменчивый образ, а потом более отчетливый, расположенный ближе и левее.

Видение сопровождалось погребальным плачем эмоций. Эрик прикрыл глаза ладонями. Образ не исчезал. Он открыл глаза. Образ снова смазался, затем приобрел четкие очертания. Он попытался вычислить место, где видел Колин именно в таком положении, и решил, что так ее может быть видно только изнутри музикрона. В этот момент он различил очертания зеркальной панели на фасаде металлического ящика.

«Одностороннее стекло, – подумал он. – Как будто глазами Пита».

Пока Колин заканчивала третий номер, Эрик напряженно размышлял. Под гром аплодисментов Пит вышел из музикрона. Колин послала зрителям воздушный поцелуй.

– Мы вернемся через некоторое время.

Она удалилась со сцены. Пит последовал за ней. Оба исчезли в поглотившей их темноте. Между столами сновали официанты. Перед Эриком поставили напиток. Он положил деньги на поднос. Напротив возникла синеватая тень и опустилась на стул.

– Томми… помощник официанта передал, что вы здесь… – Она наклонилась через столик. – Постарайтесь не попадаться Питу на глаза. Он в ярости, как с цепи сорвался. Никогда не видела, чтобы человек впадал в такое бешенство.

Эрик наклонился к ней и почувствовал тонкий аромат сандалового дерева. Ее духи. У него слегка закружилась голова.

– Я хочу поговорить с вами, – сказал он. – Можете встретиться со мной после шоу?

– Думаю, я могу вам доверять, – ответила она. Потом замялась и едва заметно улыбнулась. – Вы профессионал. – Еще одна пауза. – А мне, кажется, нужен профессиональный совет. – Она встала. – Я должна вернуться прежде, чем он догадается, что я вышла не для того, чтобы попудрить носик. Встретимся наверху у грузового лифта.

И она ушла.

* * *

Холодный ветер с залива раздувал накидку Эрика. Затягиваясь сигаретой, он прислонился к бетонному парапету. Тлеющий огонек бросал на его лицо оранжевые отсветы, которые то разгорались ярче, то тускнели. Бурлил прибой, и волны набегали на бетон внизу. Разноцветное свечение в воде слева от Эрика померкло, когда погасли осветительные лучи над залом «Гуидак». Он вздрогнул. Слева послышался звук шагов. Мимо прошел одинокий мужчина. Приглушенное нарастающее жужжание лифта вдруг прекратилось. Легкий звук шагов в его сторону прервался у перил. Он уловил аромат ее духов.

– Спасибо, – сказал он.

– Я не могу задерживаться. Он очень подозрительный. Томми привез меня на грузовом лифте. Он ждет.

– Я не отниму у вас много времени. Я тут думал. Поговорим о ваших поездках. Я могу рассказать вам, где вы побывали с тех пор, как встретились с Питом в Гонолулу. – Он повернулся и боком прислонился к перилам. – Вы начали выступать в Санта-Розе, Калифорния, потом отправились в Пикетберг, Карачи, Рейкьявик, Портленд, Голландию, Лотон – и, наконец, в Лос-Анджелес. Потом приехали сюда.

– Значит, вы изучили наш маршрут…

Он покачал головой.

– Нет. – И, помолчав, спросил: – Пит заставлял вас все время репетировать, так?

– Это непростая работа.

– Я и не говорю, что простая. – Эрик бросил окурок в темноту и услышал, как он зашипел в воде. – Давно вы знакомы с Питом?

– Пару месяцев или около того. А что?

Он отвел взгляд.

– Что он за человек?

Колин пожала плечами.

– Хороший парень. Сделал мне предложение.

Эрик сглотнул.

– Вы согласились?

Она посмотрела на темный залив.

– Поэтому мне и нужен ваш совет. Я не знаю… Просто не знаю. Благодаря ему я здесь, на вершине славы. – Она повернулась к Эрику. – И он действительно очень хороший парень… если не обращать внимания на его манеры.

Эрик глубоко вдохнул, теснее прижимаясь к бетонному парапету.

– Могу я кое-что рассказать вам?

– О чем?

– Сегодня утром вы упомянули доктора Карлоса Аманти, изобретателя психозонда. Вы его знали лично?

– Нет.

– Я был одним из его студентов. Когда у него случился нервный срыв, это тяжело ударило по всем нам, но только я продолжил работу с психозондом. Я работаю над ним уже восемь лет.

Она пошевелилась рядом с ним.

– Что за психозонд?

– Авторы научных статей смеются над ним, называют «прибором для чтения мыслей». Но это не так. Это просто прибор для интерпретации некоторых бессознательных импульсов человеческого мозга. Полагаю, когда-нибудь это станет похоже на чтение мыслей. Пока что психозонд представляет собой весьма примитивный инструмент, порой непредсказуемый. Аманти намеревался установить связь с бессознательным посредством интерпретации энцефалографических волн. Он хотел усилить их, сохраняя четкое разделение по типам, и перевести вариации типов в соответствии с мыслеобразами.