Read the book: «Конторщица-3»

Пролог

В дверь позвонили. Назойливый такой, противный, длинный-предлинный звонок.

– Лида, открой! – крикнула из кухни Римма Марковна, – А то у меня блины сгорят.

Я открыла дверь и глазам не поверила – на пороге стояла «демоническая» Олечка. В руках она держала увесистый сверток.

– На! Забирай теперь! – она торопливо ткнула сверток мне и сварливо добавила, злобно скривив лицо, – это ты во всём виновата! Ты!

С этими словами она круто развернулась, так что толстая черная коса хищно подпрыгнула и хлестнула по модной джинсовой куртке, и быстро-быстро зацокала каблучками вниз по лестнице.

Я с совершенно глупым видом осталась стоять в дверях.

И вот что это сейчас было?

– Лида, кто там? – Римма Марковна подошла сзади и спросила, – А что это у тебя?

– Ольга приходила, – растерянно ответила я, разворачиваясь, – вот, сунула мне это и убежала.

Сверток внезапно заплакал и зашевелился.

– Ох ты ж божечки мои, – охнула Римма Марковна.

Я торопливо раскрыла и обомлела – из как попало перекрученного кокона одеяльца на меня смотрело сморщенное лицо младенца.

И лицо это было страшного антрацитово-чёрного цвета.

– Что это с ним такое? – окончательно перепугалась Римма Марковна.

– Негритёнок, – ошарашенно ответила я… и проснулась.

И вот к чему этот сон? Предупреждение?

Я села на кровати и посмотрела в окно – весеннее солнышко задорно рассыпало миллионы прыгающих солнечных зайчиков по подоконнику. Середина мая, а деревья уже вовсю зеленые, да и на улице градусов двадцать, не меньше. Я в этом мире уже ровно один год и один месяц. Даже не верится. Что ж, надеюсь 1981 год окажется лучше, чем 1980-й. Хотя бы чтобы без приключений.

– Лида, тебе снова кошмары снились? – в комнату заглянула Римма Марковна, – ты кричала опять. Я тут котлеток нажарила, пойдём лучше котлетки поедим. С пюрешечкой, с маринованными огурчиками, как ты любишь.

– Сейчас приду. Спасибо, Римма Марковна, – ответила я и вздохнула.

Дома я уже с месяц. После того, как Горшков на меня тогда напал и ранил, я остаток осени и всю зиму провалялась в больнице, в тяжелейшем состоянии. Говорят, врачи изо всех сил боролись за меня, но ничего не могли сделать, а потом вдруг я сама очнулась и быстро-быстро пошла на поправку. Уникальный случай. И вот недавно меня отправили домой. На реабилитацию. Сначала планировали в санаторий отправить, но мне не хотелось бросать Римму Марковну и Светку одних. Им и так довелось переволноваться за меня. Тем более, что Римма Марковна сказала, что она мне такую реабилитацию устроит, что всем этим санаториям и не снилось.

И вот я уже месяц занимаюсь исключительно тем, что ем, сплю, иногда недолго гуляю во дворе, а в перерывах играю со Светкой в лото, или болтаю с Риммой Марковной о всякой ерунде.

Живём мы, между прочим, опять на улице Ворошилова. Ещё когда я была в больнице, Римма Марковна вернулась сюда, так как больница была совсем рядом. Кроме того, все Светкины кружки и секции тоже находятся неподалёку. После смерти Валеева её некому стало возить на машине, а общественным транспортом – далеко и долго.

Но я подозреваю, что истинная причина заключалась в том, что здесь контингент соседей пришелся Римме Марковне по душе, одни литературные бои с Норой Георгиевной чего только стоят. А там ей было банально скучно.

В дверь опять позвонили. Теперь уже реально. Неужели это был вещий сон, и «демоническая» Олечка таки принесла негритёнка? Сейчас я ей задам! Я подхватилась и метнулась к двери, чтобы опередить Римму Марковну.

Но вместо негритёнка на пороге стоял Альберт, помощник Ивана Аркадьевича, и широко (но очень уж ехидно) улыбался:

– Приветствую, Лидия Степановна. Как твоё самочувствие?

– Н-н-нормально, – ответила я, от неожиданности тупо пялясь на него.

– Значит, пора ехать в «Монорельс». Прямо сейчас. Иван Аркадьевич прислал за тобой машину. Это ненадолго. Но срочно. Важный разговор будет.

Но это оказалось надолго. Если в двух словах – то теперь Иван Аркадьевич стал директором депо "Монорельс», а на своё место он поставил меня.

В общем, лучше бы был негритёнок!

Глава 1

– Наталья Сергеевна, вызовите ко мне всех работников моего подразделения. Минут через двадцать, пожалуйста, – попросила я секретаря, плотную пергидрольную женщину средних лет, которая заменяла сейчас уехавшую в отпуск Аллочку.

Женщина поправила пластмассовые клипсы, пристально взглянула на меня сквозь очки с толстыми стёклами и продолжила меланхолично печатать на машинке.

Я спустилась обратно в кабинет. Раньше он принадлежал Ивану Аркадьевичу. Да-да, тот самый полуподвальчик, тот самый кабинет, где не раз вершились судьбы сотрудников депо «Монорельс», и моя в том числе.

Иван Аркадьевич переехал теперь в просторный кабинет директора на втором этаже, а мне в наследство оставил свой. Нет, он предлагал и другие варианты, попросторнее, но мне нравилось, что этот полуподвальчик такой вот уединенный и тихий.

Вчерашний разговор получился неоднозначным. Иван Аркадьевич и слышать не хотел, что я ещё не готова, что не оправилась после своей болезни и после смерти Валеева, и всё остальное.

– А кому мне ещё это поручить, если не тебе? – просто сказал он тогда, и на этом разговор был окончен.

Вроде как заставил меня. Но на самом деле, я внутренне сама чего-то эдакого давно хотела. Возвращаться обратно на роль простой конторщицы, пусть даже «и.о. Щуки» – мне уже было скучно. Возможно потому я и затянула процесс реабилитации почти на месяц, убедив врачей (с помощью Симы Васильевны) продлить мне больничный.

Я осмотрела кабинет: в наследство мне досталось весь архив, старая мебель, и даже тщедушный полузасохший фикус в кадушке, которая сиротливо примостилась в углу.

Алевтина Никитична, конечно, убралась тут по мере понимания – вытерла пыль, вымыла полы и окно, но здесь же надо приводить всё в порядок кардинально, обживаться – в общем, работы ещё и работы.

Я взглянула на часы – двадцать минут давно прошло, а народ что-то задерживается. Мда, нерасторопная у Ивана Аркадьевича секретарша. Скорей бы уже Аллочка вернулась из отпуска, но она уехала на экскурсию в Ленинград, а это точно недели полторы-две, не меньше. Иван Аркадьевич, как ушел директором, Аллочку и Альберта с собой забрал. На мой робкий вопрос «а как же я?», ответил – «собирай свою команду сама». Но до тех пор, пока я подберу себе подходящих людей, мы договорились, что месяцок-другой я поработаю с его секретарем.

Прошло уже тридцать минут…

Тридцать пять… сорок…

Да что же это такое!

Я выскочила из кабинета и взлетела наверх. Секретарша сидела за столом и всё также меланхолично отстукивала на машинке.

– Наталья Сергеевна, вы мою просьбу выполнили? – спросила я, еле сдерживая эмоции.

– Какую просьбу? – безразлично пробормотала она, не отрываясь от машинки.

– Я просила вызвать ко мне сотрудников, – мощным усилием воли подавила вспыхнувшее раздражение я. – Через двадцать минут. Прошло больше получаса.

– Мне сейчас некогда, – равнодушно бросила она и с треском прокрутила каретку. – Не видите разве – я занята.

– Но…

– Я не ваш секретарь, а Ивана Аркадьевича, – резко отрубила Наталья Сергеевна, мазнув по мне откровенно насмешливым взглядом.

– Но Иван Аркадьевич сказал…

– Приказа я не видела, – злорадно сообщила она и демонстративно вернулась к печатанию.

Мда… Теоретически она абсолютно права. Поэтому мне оставалось только взять себя в руки, развернуться и молча уйти.

Да, я могу сейчас сходить к Ивану Аркадьевичу, рассказать ему всё, и он ей всыплет по первое число, даже не сомневаюсь в этом, но в результате я получу озлобленную секретаршу, которая продолжит саботировать мои поручения ещё сильнее. Не удивлюсь, если она уже втихушку народ в курилке подговаривает и сплетни разносит. Но и так оставлять хамские выходки нельзя.

Ладно, с этой дамочкой разберусь потом. Сейчас у меня более важная цель – нужно пообщаться с моими непосредственными подчиненными, дать им указания. Как обычно, Иван Аркадьевич не стал заморачиваться, официально представлять меня, просто поставил задачу, а сам свалил куда-то в Главуправление. Там вроде как заседание важное, дня на четыре. А мне теперь крутись как хочешь.

Я задумчиво постояла в коридоре. Мимо меня в сторону отдела кадров прошли три работницы в синих спецовках. На меня они посмотрели с любопытством и моментально зашушукались. Значит, новость по депо «Монорельс» уже разошлась и знают все. Но при этом, мои подчиненные что-то не сильно разбежались зайти пообщаться с новым руководством. Со мной, то есть.

А это – очень нехороший звоночек.

Ну ладно. Я развернулась и пошла в кабинет к Альберту.

– Что? – хохотнул он. – Ну, а что ты хотела, Лидия Степановна? Я Ивану Аркадьевичу говорил, что так оно и будет, но ты же сама его знаешь. Сказал – и всё. А дальше крутись, как хочешь.

Я кивнула.

– Ладно, помогу, по-дружески, – вдруг заявил Альберт, роясь в бумагах на столе. – Я сейчас сам пробегусь, соберу их всех. Давай только в малом зале? У меня там просто потом совещание тоже. Не хочу туда-сюда бегать.

Я кивнула опять.

– Там тебя представим и поговорим заодно. Я сам тебя представлю. И приказ где-то должен уже быть готов… – Альберт, наконец, вытащил нужную бумажку из вороха, – а-а-а, вот и он! Но ты мне за это будешь должна…

– Что должна Альберт Давидович? – еле сдержалась я, чтобы не скривиться на такой откровенный фортель.

– Услугу…

– Какую?

– Потом узнаешь… как время придёт… – хмыкнул Альберт и мне это сильно не понравилось.

Но пришлось соглашаться. Ох, не люблю я «кота в мешке», но с другой стороны, раз пошел открытый саботаж подчинённых – не воспользоваться его помощью было бы глупо. Тем более у Ивана Аркадьевича он теперь второй зам.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

– Но услуга должна быть равноценная, – всё же сообщила я Альберту, перед тем, как выйти из кабинета (уж очень интересно было увидеть его реакцию). И, судя по нахмуренному лбу, моё замечание ему явно не понравилось.

И пусть. Манипулировать собой не дам. Кроме того, нужно проверить – милый Альбертик просто воспользовался моей ситуацией или это его ручонок дело?

Примерно через полчаса все собрались в малом зале. Я оглядела своих подчинённых, и картина меня убила.

Итак, в моём подчинении теперь находились следующие товарищи:

1) Марлен Иванович Любимкин и Тамара Викторовна Герих – это те люди из комиссии, которые рассматривали щукинскую служебку на меня год назад и хотели меня наказать, изгнать и так далее.

2) Эдуард Иванов (он же Эдичка) – ответственный товарищ, который курировал нашу делегацию на Олимпиаду-80, известный блюститель нравственности, который сурово обличил моё непристойное поведение перед всем коллективом сразу же после того, как я отказалась пойти с ним в ресторан.

3) Щука, она же Капитолина Сидоровна Щукина – моя бывшая начальница, думаю, тут вообще без комментариев. И Швабра, она же Ксения Владимировна Сиюткина, начальница Зои Смирновой, которая мало того, что гнобила её, так ещё и приписывала все её результаты себе.

4) какие-то три малознакомые тётки с постными лицами. Я их в конторе иногда видела, но пересекаться – никогда не пересекалась. И ещё долговязый пожилой мужчина сердитой наружности. Этого вообще впервые вижу.

5) Корнеев Виктор Гаврилович – вредный начальник транспортного цеха, у которого всегда очень трудно было получить подпись на акты списания, Фомин Ираклий – вздорный приемщик на колесно-роликовом участке, и хохотливый Севка – инструментальщик из ремонтного цеха, у которого в голове тарам-барам и ветер.

Мда, в общем, коллективчик ещё тот.

Все сидели (кроме Севки, тот вроде как дремал) и смотрели на меня примерно с таким видом, как каннибалы острова Буга-буга смотрят на внезапно выброшенного штормом на берег белого моряка.

Поэтому, когда Альберт меня в двух словах представил и помахал перед всеми приказом, заготовленную напутственно-мотивирующую речь я решила не провозглашать. Вместо этого посмотрела на них взглядом товарища Сталина, и сухо произнесла:

– Слышали все? Вот и прекрасненько. Надеюсь, сработаемся, товарищи, – я ещё раз обвела взглядом притихший электорат, – завтра с утра жду всех по очереди у себя в кабинете с докладами о проделанной работе за год, о результатах и планах на следующий период. Регламент – двадцать минут. Каждому. Будем решать, что дальше делать. А теперь, идите работать, товарищи. Не задерживаю…

Я шла домой. Пользуясь служебным положением, удалось выйти чуть раньше.

Чтобы скостить путь, я пошла через пустырь напрямик. Люблю ходить этой дорогой, здесь всегда тихо, спокойно и как-то умиротворительно. Я подставила лицо мягкому весеннему солнышку и улыбнулась – на щеку легкий, пропахший ромашками, ветерок швырнул пушок раннего одуванчика, щекотно. Поздняя весна – моя любимая пора: вроде, как и лето ещё не началось, такой прям жары-жары ещё нету, и всё как-то так радостно, приятно, аж душа поёт. Воздух пропитан ароматами цветов и налитых соком трав, а в воздухе чувствуется предвкушение свободы.

Я перешагнула через узенький, в две ладони, ручеёк, который весело побулькивал, пересекая тропинку. От неожиданности большая бурая лягушка отпрыгнула в сторону и сварливо квакнула, ошеломлённо вращая выпуклыми глазами.

Раньше здесь ходить было невозможно, но после того, как соседний со стойкой овраг засыпали и высадили там ёлки, средь густо поросшего одуванчиками и лопухами пустыря возникла удобная тропинка. Я шла по ней и размышляла: круговорот последних дней так затянул, что мое то ли «возвращение», то ли «галлюцинация», как-то отошли на второй план. А ведь есть, о чем подумать. Вот взять хотя бы…

Мои мысли прервал какой-то посторонний звук – в зарослях гигантских лопухов кто-то громко чихнул. Я прислушалась. Кто-то чихнул второй раз и явственно сказал: «Свинство!». Не удержавшись, я заглянула туда. Каково же было мое удивление – прямо посреди пыльных лопухов сидела моя Светка и хмуро рассматривала огромную ссадину на коленке.

– Ты что здесь делаешь? – удивилась я, раздвигая листву.

Светка вздрогнула и удручённо посмотрела на меня из-под спутанной чёлки:

– От Тольки Куликова прячусь, – наконец, сообщила она, и сорвала большой подорожник.

– А что ты с ним не поделила?

– Рогатку его сломала и выбросила, пока он в футбол гонял, – показательно грустно вздохнула Светка, но раскаяния в её глазах я не увидела.

– Нужно же уважать чужую собственность, – сообщила известную педагогическую мудрость я.

– Он из неё по замку из песка стрелял, – привела несокрушимый аргумент Светка и глаза её полыхнули от гнева. – Маринка с Владькой в песочнице замок полдня строили, большой такой получился, а потом их тётя Клава на обед загнала, а Куликов взял из рогатки весь замок расстрелял! Они вернулись – а замка уже нету. Вот разве это справедливо? Кто-то стоил, строил, а Куликов – раз – и расстрелял всё!

– А где ты так коленку разнесла? – спросила я, чтобы свернуть с социально опасной темы. – Боевые раны девочку не украшают. Сражения – это удел мужчин.

– Да разве это боевые раны? – снисходительно буркнула Светка и поплевав на клейкий ещё подорожник, прилепила его к ссадине на коленке. Но подорожник был слишком большой и моментально отвалился. Светка недовольно покачала головой, приложила его обратно и строго взглянула на меня:

– У тебя есть чем привязать?

– Надо сначала обработать зеленкой, – забеспокоилась я. – А то ещё инфекцию занесешь. Сейчас заразы всякой хватает.

– Вот только не надо усугублять, – рассердилась Светка, – подумаешь, зараза!

– Здесь я с тобой категорически не согласна, Светлана, – возразила я, – пошли лучше домой, и там разберемся. В крайнем случае можно же взять не зеленку, а йод. Или лучше даже перекись. Перекисью совсем не больно, так, пошипит немножко и всё.

– Я не могу домой, – пожаловалась Светка и поддёрнула бретельку выгоревшего за прошлое лето сарафана, – баба Римма загонит на всякие свои глупости…

– Какие ещё глупости?

– Да на сольфеджио это, – скривилась Светка и недовольно сдула челку с глаз, – Гаммы, гаммы. А мне некогда гаммы! Я жду Мишку и Саньку со второго подъезда. Надо этому Куликову вделать по уху! Он всегда в это время ходит на молочную кухню сам. Без этих своих… вассалов. Мы его у оврага и перехватим.

– А это разве хорошо, втроем на одного нападать? – строго спросила я.

– А что, раз Маринке и Владьке всего по четыре, так сразу можно их замок вот так, из рогатки? – огрызнулась Светка и добавила. – Свинство!

– Не выражайся, – попеняла я и спросила, – а, собственно, из-за чего весь этот ваш конфликт начался? Изначально, я имею в виду. Ведь это явно не первый такой случай, правда?

От такого вопроса Светка удивлённо вскинулась, затем задумалась и кивнула.

– Так он меня играть в футбол не берет, – наконец, пожаловалась она и от избытка чувств так пнула ногой комок земли, что от резкого движения лист подорожника опять отвалился, – говорит, бабы в футбол играть не должны, их удел – борщ варить и в куклы играть.

– А ты?

– А я не хочу в куклы! А борщ варить баба Римма всё равно не пускает, говорит, мала ещё, – надулась Светка, критически посмотрела на подорожник, но прилеплять его обратно не стала, – я хочу в футбол! Тем более сейчас все разъехались и игроков не хватает. Мы же нашим двором против третьедомовцев играем.

– А почему он тебя на футбол не берет? – задала наводящий вопрос я, – ты уверена, что только из-за того, что ты девочка? Может, там и другие причины есть, тем более, если игроков у вас не хватает.

– Да я гол в прошлый раз пропустила, – прошептала Светка и покраснела, – ну, не люблю я на воротах стоять, а он же меня туда нарочно поставил. А я голы пропускаю. Куликов ругался, а третьедомовцы хвастают, говорят, что я – их человек. Вот меня и не берут больше.

– Ну, тогда твоя проблема не в рогатке и явно не в Тольке. Проблема – в тебе, – сообщила я. – Пошли домой, по дороге поговорим.

– Как это во мне? – карие глаза Светки от удивления расширились, и она пошла со мной, позабыв обо всем остальном, и даже о предстоящей вендетте.

– Если бы ты отлично играла в футбол, то я уверена, Куликов сам бы тебя затащил в свою команду. Ещё бы и упрашивал.

– Ну, как умею, – обиделась Светка и принялась яростно расчесывать волдырь от крапивы на руке.

– Слабое оправдание. И неубедительное.

– Так, а что я сделать могу? – от такой жизненной несправедливости глаза Светки налились слезами.

– Значит нужно научиться. И научиться играть хорошо, – ответила я, открывая дверь в подъезд, – или же навсегда забыть о футболе против третьедомовцев и действительно играть в куклы. Я бы тоже некомпетентного человека в команду не стала брать. Сама подумай, зачем мне в команде человек, который не принесет победу? Вот и Куликов также рассуждает.

– А что же мне делать, если я не умею!? Вот что?!

– Ну, это не беда. Футболистами не рождаются. Можно походить на футбольную секцию, научиться, – посоветовала я, – при Доме пионеров такая есть. Туда сын тёти Зои Смирновой ходит. Если хочешь, я поговорю с тренером.

– Баба Римма не одобрит, – с сомнением ответила Светка, разуваясь в коридоре.

– Что баба Римма не одобрит? – Римма Марковна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем и подозрительно уставилась на нас со Светкой. – Ты где так коленку разбила, горе луковое, а? Опять с этим хулиганом Куликовым, небось, дралась?

– Он первый начал!

– Римма Марковна, мы всё уже выяснили, – заступилась за Светку я.

– Пошли колено зелёнкой намажу.

– Не хочу зелёнкой! – яростно запротестовала Светка и спряталась за моей спиной. – Это моё личное колено, и я не позволю его всякой зелёнкой мазать!

– Но инфекция…

– Мы перекисью сейчас быстренько обработаем, – примирительно сказала я и потащила Светку в ванную.

– Мойте руки, лечитесь и быстро обе за стол, – поставила точку в дискуссии Римма Марковна, и, развернувшись, ушла на кухню, откуда давно уже шел одуряюще вкусный аромат овощного рагу с мясом.

За столом Римма Марковна опять завела старую песню о том, что скоро лето, а у нас с дачным участком ничего не понятно, и опять придется просидеть в душном городе, а в деревне, мол, свежий воздух, овощи-фрукты. Я как могла отмахивалась, и так сейчас проблем полно, завтра вон денёк ещё тот на работе предстоит, как минимум Ватерлоо. Но Римма Марковна, как заевшая пластинка пошла по второму кругу:

– Нам очень нужна летняя дача, Лида, – доказывала она, подкладывая одуряюще вкусное рагу мне на тарелку. – Вот взять хотя бы тех же Роговых со второго подъезда, так они каждое лето дачу снимают. Такая хорошая семья. Ты же знаешь Роговых?

Я неопределенно пожала плечами.

– У них девочка Надя, – уточнила Римма Марковна. – Хорошая такая, на скрипочке играет.

– По кличке Глиста, – ввернула Светка, сосредоточенно выковыривая морковку из рагу.

– Не выражайся, Светлана, – одёрнула её баба Римма, – это не красиво. И не выбрасывай, пожалуйста, морковь. Она полезна для организма.

Светка пожала плечами и не ответила, продолжая недовольно раздвигать морковные кусочки по краям тарелки

– Ну вот что ты с ней будешь делать? – пожаловалась мне Римма Марковна, глядя на светкину морковную аппликацию, – не слушается совершенно. Вся в мамочку.

Я посмотрела на Римму Марковну с таким выражением, мол, сами во всем виноваты. Римма Марковна взгляд поняла и моментально надулась.

Дальше ужинали в молчании: Светка дулась на Римму Марковну, Римма Марковна – на меня, а я просто наслаждалась тишиной и покоем. Милый семейный вечер. А вот завтра будет ой.