Человек, который не хотел любить

By agreement with Pontas Literary & Film Agency.

L'uomo che non voleva amare © by Federico Moccia, 2011

© Артемьева П.И., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021

Глава первая

Ласточки низко кружили на фоне заката, то и дело пролетая над крыльцом старинного каменного дома с прочными, толстыми стенами. Внутри широкая лестница из тёмного дерева вела на верхний этаж. Из ухоженного садика дом казался нарисованным среди знаменитых холмов Ланге. Вдалеке виднелись ряды винограда сорта неббиоло, лозы которого были тёмные, словно загоревшие от жаркого летнего солнца. Танкреди бегал, кричал и хохотал вместе со своим братом Джанфилиппо. Садовник Бруно, заканчивавший обстригать живую изгородь огромными садовыми ножницами, улыбался тому, как они проносились в нескольких шагах от него то в дом, то обратно на улицу. А по воздуху разносился запах только срезанного розмарина.

Перед крыльцом между плакучими ивами стоял каменный стол, на который горничная Мария выставила свежий горячий хлеб. Этот аромат тут же разлетелся по всей лужайке: Танкреди остановил свою беготню, оторвал кусочек и сунул в рот.

– Танкреди, я же сотню раз говорила не кусочничать перед ужином! Испортишь весь аппетит!

Но он только ухмыльнулся и побежал наворачивать очередной круг по саду. Щенок золотистого ретривера, мирно свернувшийся в тени металлического стула с брошенной на него подушкой, поднялся и радостно побежал за Танкреди. Они неслись вдвоём по кустам, а вскоре и Джанфилиппо присоединился к ним.

Как раз в этот момент из дома вышла мама:

– Куда это вы? Скоро будем обедать. – Она покачала головой и вздохнула.

– Твои братья… – Она повернулась к Клодин, только что севшей за стол.

Мама вернулась на кухню. На столе из старинного дерева лежали раскатанные свежие листы теста, а чуть дальше на мраморной лавке, заставленной ящиками, стояла упаковка оставшейся муки. По одной из стен были развешены медные сковороды. Несколько кастрюль на чугунных конфорках, тихо закипая, что-то готовили.

Мама поговорила с кухаркой и дала ей разные указания по поводу кухни, затем вышла вместе с двумя горничными. Вечером должны были прийти гости.

Снаружи Клодин образцово дисциплинированно сидела за столом и наблюдала, как играют её братья. Они убежали далеко. До её слуха долетало только лаянье пса. Как бы она хотела быть с ними, бегать, валяться на траве, но мама говорила ей вести себя, как подобает девочке.

– Мне нельзя выходить из-за стола.

И вдруг раздался голос:

– Клодин?

Она закрыла глаза.

Он появился на пороге и остановился. Взгляд его был слегка строгим, и он с любопытством направил его на плечи девочки. Её нежная шея выглядывала из кружевного воротничка платья, прикрытая пышными, только завитыми русыми кудрями.

Может, она не услышала? Он снова, не меняя тона и не повышая голоса, позвал её:

– Клодин?

На этот раз она повернулась и заметила его.

Секунду они молча смотрели друг на друга. Затем он улыбнулся и протянул ей руку:

– Идём.

Девочка встала и подошла к нему. Ладонь мужчины обхватила её маленькую ручку.

– Идём, солнышко.

На пороге дома Клодин остановилась. Она медленно повернула голову. Вдалеке оба её брата продолжали бегать по траве вместе с собакой. Взмокшие от бега, они веселились вовсю. Вдруг Танкреди остановился. Он словно услышал что-то, какой-то голос, крик, может быть, чьё-то имя. Он повернулся к дому. Но было слишком поздно. Там уже никого не было.

Глава вторая

– Смотри, какая красивая.

– Какая женщина.

Танкреди улыбался Давиде, а на теннисном корте Роберта отбивала мяч.

Фабрицио, её муж, с другой стороны корта ответил прямым ударом и попал на линию. Роберта отреагировала молниеносно и, словно дикая кошка, попыталась добежать последнюю пару метров. Наконец поняв, что не успевает, она проскользила по земле и снизу отправила мяч в небо безупречным бэкхэндом, чем и завершила матч.

– Победа! – захлопал малыш Маттиа. – Мама лучше всех!

– Папа тоже молодец, – тут же ответила ему Джорджиа.

– Нет, мама больше молодец.

И они принялись толкать друг друга.

– Хватит, хватит, – разнял их тут же Фабрицио. Он с силой потянул Джорджию наверх, подняв её к себе. – Спасибо, что заступаешься за меня, принцесса, но мама очень сильная… В этот раз победила она.

Взмокшая Роберта подошла к ним. Её сильные, длинные ноги уже успели загореть от первых лучей майского солнца.

Она взъерошила волосы Маттиа:

– Ты правильно говоришь, дорогой, мама сильнее! – Она хитро посмотрела на мужа и передала ему «Гаторейд»^[1].

С закрытыми глазами он сделал один большой глоток и остановился передохнуть, а затем отпил ещё немного. Фабрицио подошёл к жене и поцеловал её в губы. На вкус они были и сладкие и солёные одновременно.

Джорджия потянула папу за футболку:

– Пап, а мы устроим реванш?

– Конечно, принцесса… Но в следующий раз. А сегодня у папы ещё целая куча дел.

И потихоньку они начали уходить с корта: отец, мать и двое детей – мальчишка лет восьми и девочка чуть помладше его. Они шли практически в обнимку, но не смогли все вместе пролезть в проход. Сперва вышли дети, затем Фабрицио, и последней с корта ушла Роберта, но сначала обернулась назад.

Её взгляд пересёкся со взглядом Танкреди. На секунду её рот приоткрылся, возможно, просто чтобы сделать вдох. Она казалась погружённой в какую-то мысль, словно чего-то ждала или о чём-то беспокоилась. Но это продолжалось лишь мгновение. Затем она догнала дочку:

– Давай-давай, маме ещё надо принять душ.

И эта идеальная семья скрылась за углом виллы.

Танкреди продолжал смотреть ей вслед – ему хотелось узнать, оглянется ли она ещё раз. Давиде прервал его размышления:

– Как она на тебя посмотрела, а?

– Как женщина.

– Да, но как будто она тебя хочет. Что это ты такое делаешь с женщинами?

Танкреди повернулся к нему и затем улыбнулся:

– Ничего. А может, и всё сразу. Может, как раз то, что им нравится, чего они хотят. Им нравится непредсказуемость. Смотри. – Он вытащил телефон. – У меня был её номер, и я отправил ей сообщение. Я сделал вид, что ошибся, а отправил я ей вот что: «Я бы мог посмотреть на тебя тысячу раз, но так и не выучить наизусть всех твоих черт».

– И что ты сделал потом?

– Ничего. Я ждал весь день. Я знал, что в конце концов она мне ответит. Так и произошло.

– И что, как она ответила?

– Вежливо и прямо. Я уверен, что, когда она прочла сообщение, одна её часть хотела ответить с вежливостью, а другая боялась сделать что-то, чего делать не следует.

– И чем всё кончилось?

– Она ответила. Слушай: «Кажется, вы ошиблись номером». И я сразу ей написал: «А что, если я ошибся по воле судьбы? Что, если этого хотел случай?» Мне потом даже показалось, что я услышал, как она смеётся.

– Почему?

– Потому что я написал ей в самое удачное время. У каждой женщины, даже если она реализовала свой талант, у неё есть дети, прекрасная семья и её удовлетворяет её работа, наступает время, когда она чувствует себя одинокой. И вот в такое время она вспомнит этот смех. А особенно то, что это ты заставил её смеяться.

Давиде взял телефон Танкреди. Там было продолжение переписки. Он читал их послания друг другу, словно перед его глазами проносилось время, неделя за неделей.

– Нужно стать для неё привычкой, словно частью её жизни. Каждый день присылать фразу или писать невинную мысль без каких-либо намёков. – Танкреди улыбнулся, а потом заговорил серьёзно: – А затем вдруг остановиться. Устроить два дня затишья. Не написать ни одного сообщения. И тогда она заметит, что скучает, что теперь она с нетерпением ждёт тебя как по расписанию, что ты – причина её улыбки. После этого ты пишешь ей, просишь прощения, объясняешься, что у тебя возникла какая-нибудь проблема, и задаёшь простой вопрос: «Ты скучала?» Что бы она ни ответила, ваши отношения больше не будут прежними.

– А если она не ответит?

– Это тоже ответ. Он будет значить, что она боится. А боится, потому что боится поддаться. Тогда ты можешь открыться и написать: «Я по тебе скучал». Сделать первый шаг.

И он показал ему ещё одно сообщение, и ещё одно, и ещё одно. До самого последнего: «Я хочу узнать, кто ты».

– Оно отправлено десять дней назад. А что случилось потом?

– Мы познакомились.

Давиде вперил в него взгляд:

– И?..

– И естественно, я тебе ничего не расскажу о том, как, где и когда мы встретились. Но я показал тебе это всё для того, чтобы ты увидел, что внешний облик иногда обманчив. Ты видел их семью? Они выглядят счастливыми – двое прекрасных детей и всего у них в достатке. И всё же жизнь так неустойчива, в одну секунду… пуф! – всё исчезло.

Танкреди на телефоне показал ему несколько фотографий этой женщины. Обнажённая Роберта в одной шляпе, прикрывающая грудь, а затем и другие, более откровенные, где она смеялась и веселилась.

– Когда женщина преодолевает определённую границу, она больше ничего не стыдится, отпускает себя и живёт свободно.

Давиде задумался и не сразу ответил:

– Слава богу, что ты не добрался до моей женщины. – Он произнёс это твёрдо, слегка сурово, так, что было непонятно, шутит он или нет. – А может, ты и хотел бы заполучить Сару… Но, к счастью, ты не в её вкусе.

Танкреди поднялся:

– Точно.

И он начал уходить, будучи уверен в одной вещи. Как иногда можно ошибаться в человеке.

– Идём, пообедаем вместе.

Они зашагали по огромному парку клуба «Чирколо Антико Тиро а Воло». Впереди виднелась железная дорога Рим – Витербо, справа возвышался район Париоли, у подножия которого по направлению к Франции на фоне гор бежал, а затем терялся из виду длинный виадук. Дальше он скрывался из виду где-то в стороне района Фламинио.

В клубе стояла приятная атмосфера: английский газон, широкий бассейн, несколько столиков и нависающие над ними зонтики от солнца. Края скатертей шевелились, задеваемые лёгким ветром, который также освежал уже обедающих участников клуба.

Танкреди и Давиде заняли места. Чуть подальше расположилось идеальное семейство. Они сидели за столом. Джорджия и Маттиа продолжали препираться друг с другом.

– Ну хватит! Не бери ничего из моей тарелки!

– Она не твоя! Она из буфета, а значит, общая!

Маттиа схватил оливку с тарелки Джорджии и медленно положил её себе в рот.

– Нечестно! – Джорджия ударила его в плечо.

Мама сделала им замечание:

– Вы ещё не закончили ругаться?

Но мальчик уже стащил у неё маленький кусочек моцареллы и начал жевать так, что со рта у него потекло молоко.

– Маттиа, так не едят! – Роберта с силой провела салфеткой по его губам, останавливая струйку молока, прежде чем та достигла рубашки. Затем её материнский взгляд изменился. Он направился вдаль, через столики, пока не столкнулся со взглядом Танкреди. Тот весело ей улыбнулся. Роберта покраснела, о чём-то вспомнив, а затем превратилась обратно в маму: – Если вы не прекратите ругаться, я вас больше никуда не буду брать.

Официант приблизился к столу Танкреди и Давиде:

– Добрый день, синьоры. Готовы сделать заказ?

– Ты что будешь?

– Хм… наверное, что-нибудь горячее…

Танкреди поспешил ему посоветовать:

– Здесь делают отличные паккери^[2] с помидорами и моцареллой.

– Хорошо, тогда я буду их.

– А мне, пожалуйста, холодный салат с каракатицей. Принесите нам ещё хорошего белого холодного вина. Одно «Chablis Grand Cru Les Clos» 2005 года, пожалуйста.

Официант удалился.

– А потом можем взять жареного кальмара или сибаса, припущенного в лёгком бульоне. Рыба здесь наисвежайшая.

И они принялись ждать своего заказа. Такреди повернулся к парку. У входа в клуб стоял Грегорио Савини. Он, кажется, смотрел совсем в другую сторону. У него была короткая стрижка, одет он был в лёгкий костюм, а его непроницаемые чёрные глаза отвлечённо следили за людьми вокруг, замечая всё сразу и представляя себе все возможные события.

– Он всегда с тобой, верно?

Танкреди налил Давиде немного воды:

– Верно.

– Он знает о твоей семье всё, потому что уже долго работает у вас.

– Да. Я был ещё маленький, когда он появился. Но на самом деле мне даже иногда кажется, будто он был всегда.

Подошёл официант, разлил вино и удалился.

– Здорово быть знакомым с таким человеком. Нет ничего, чего бы он не знал. Сложно что-то от него скрыть, верно?

Танкреди сделал глоток воды. Он поставил бокал и направил взгляд вдаль:

– Точно. Это невозможно.

Давиде весело улыбнулся:

– Он знает об этой женщине? О Роберте?

– Это он мне нашёл её номер и снабдил всей информацией.

– Серьёзно?

– Конечно. От него у меня столько разных сведений о ней. Какие она носит украшения, какие любит цветы, какой посещает клуб… Иначе я бы не смог провернуть это всё в такой короткий срок.

– А что тебе пришлось сделать, чтобы попасть в этот клуб?

– Да понимаешь, это оказалось проще всего на свете. У них было несколько неоплаченных расходов, которые я помог им закрыть, купив больше акций.

В этот самый момент в дверях показался официант. Он осмотрел всех, а затем увидел того, кого искал.

Он пересёк газон, проворно лавируя между столиками.

Танкреди заметил его:

– Смотри не пропусти эту сцену.

Друг с любопытством взглянул на него. Он не понимал, о чём тот говорит.

Официант остановился у столика семьи Де Лука:

– Прошу прощения…

Фабрицио поднял взгляд от тарелки. Он никого не ждал.

Роберта тоже остановилась.

– Это для синьоры. – И он передал ей прекрасный цветок – дикую орхидею, пёструю, лежащую внутри завёрнутой в пакет шкатулки. К цветку была прикреплена записка. – А это вам, доктор Де Лука.

Фабрицио взял папку. С любопытством он повернул её, но никаких пометок на ней не было. В этот самый момент Роберта развернула записку: «Ты правда меня любишь?» Она быстро подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. Танкреди налил вина в бокал, уставился на Роберту, приподняв бокал, словно хотел издалека произнести тост, и сделал несколько глотков – идеально холодное.

– Это превосходное шабли.

За другим столиком Фабрицио Де Лука вдруг побледнел. Он открыл папку и не мог поверить своим глазам. Там лежали несколько фотографий, не оставлявших никаких сомнений, – это его жена Роберта, запечатлённая другим мужчиной в самых неистовых и раскованных позах. И указанием на то, что снимки были сделаны недавно, служила подвеска на её шее, которую он подарил ей на десятую годовщину их брака. Значит, всё это произошло буквально в последние пару недель, поскольку подарок был сделан всего месяц назад.

Фабрицио Де Лука показал фотографии жене, и, прежде чем она успела выйти из ступора, он с размаху ударил её по щеке. Роберта упала со стула. Джорджиа и Маттиа замолчали, боясь пошевелиться, а затем Джорджия разразилась плачем. Более сдержанный Маттиа просто оробел:

– Мама… мама…

Он не знал, что делать. Дети вместе бросились её поднимать. Фабрицио Де Лука взял несколько фото, которые, конечно, будут отличным свидетельством при бракоразводном процессе, а затем ушёл, провожаемый изумлёнными взглядами участников клуба.

Роберта попыталась успокоить Джорджию:

– Ну, солнышко, ничего страшного…

– Но почему папа это сделал? Почему он тебя ударил?

В эту секунду один снимок упал со стола. Джорджия подняла его.

– Мама… Это же ты!

Роберта отобрала фото у неё из рук и со слезами на глазах засунула фотографию в задний карман джинсов. Затем она подняла Джорджию, взяла Маттиа за руку и, пошатываясь, начала уходить под пристальными взглядами людей вокруг. Её щека горела красным, на коже остался отпечаток ладони. Дойдя до стола Танкреди, она остановилась.

Давиде готов был провалиться. Роберта встала перед ними. Она молчала. Слёзы без остановки продолжали катиться по её щекам.

Маттиа ничего не мог понять, он тянул её за руку:

– Мама, чего ты плачешь? Чего вы поссорились с папой? Что произошло?

– Я не знаю, любимый. – И она посмотрела на Танкреди. – Ты мне скажи.

Танкреди молчал. Он взял бокал и сделал глоток. Утёр губы салфеткой и медленно положил её обратно на колени:

– Кажется, тебе начало надоедать счастье. Когда обретёшь его снова, то будешь ценить его больше.

Глава третья

– Дорогая, это ты?

В ту секунду, как он произнёс эти слова, сердце Софии сжалось. Кто же ещё мог это быть? Куда бы она ушла? Да и каким образом? Ей показалось, что она слышит визг тормозов, а затем удар, разлетевшееся стекло, смятый металл – всё будто в замедленном действии.

Она поставила сумку с покупками на стол. Потрогала свой лоб – он был мокрый. Затем она упёрла руки в бока и огляделась вокруг. Жалкая кухня, не такие как прежде прозрачные стаканы, потёртое стекло. Она посмотрелась в зеркало и едва узнала себя: уставшее лицо, растрёпанные волосы, но самое главное – потухший взгляд. Вот чего уж ей точно не хватало, так это света. Её так часто воспеваемая красота, словно она была её единственным достоинством, всё ещё была на месте. София просто устала. Она поправила волосы. Затем сняла куртку, повесила её на стул и начала раскладывать покупки. Она поставила молоко в холодильник. С самого детства она боролась с этой красотой, она хотела, чтобы её любили за её страсть, за её невероятный талант, который она получила, за её любовь к музыке. Фортепиано было единственным смыслом её жизни, а ноты заполняли все её мысли. В шесть лет во время первых занятий она выбрала несколько классических произведений и попросила забрать их себе домой. Там она сделала аранжировку и обработала их по-новому, создав звуковую дорожку, саундтрек к своей жизни. Качалась ли она на качелях, бегала ли, плескалась в море или смотрела на закатное солнце – всё это было под звучавшие в её голове аккорды. Каждое мгновение её жизни сопровождалось музыкальным произведением, которое она точно знала, как можно улучшить.

Такова была София. А в качестве гимна своей любви она выбрала «По прочтении Данте» Ференца Листа.

Она решила, что исполнит это произведение только для того человека, которого она полюбит и который сделает её счастливой. Но этого так и не произошло, пока она не встретила Андреа, архитектора и регбиста. Спортивного и умного, как и она сама, страстного и рационального. Они встретились на какой-то вечеринке и начали встречаться. Впервые в жизни она почувствовала свободу, и тогда случилось то самое. Она влюбилась. Наконец она могла сыграть свой гимн любви. Сперва она много дней репетировала, потому что всё должно было быть идеально – так, как она хотела, как она чувствовала, так, как она сыграла бы для него, только для него, для её Андреа. И в тот вечер она была готова сделать это, но вот только…

Как только она ступила на порог дома, то услышала, что звонит телефон.

София закрыла дверь, поставила сумку и бросилась отвечать:

– Алло?

– Наконец! Где ты была?

– На уроке. Я только пришла.

– Хорошо, дорогая. Я везу тебе пиццу с помидорами и моцареллой…

– Но я же просила только с помидорами… помидоры, и всё!

– Дорогая, ты чего так кипятишься?

– Потому что ты никогда меня не слушаешь.

– Моцарелла остынет, когда я приеду, и её легко можно будет убрать. Останутся только помидоры, и всё, как ты и хочешь.

– Проблема не в пицце, а в том, что ты меня не слушаешь! Понимаешь ты или нет?

– Понял. Я еду.

– Я тебе не открою!

– Даже если я привезу тебе пиццу с помидорами и моцареллой?

– Я же сказала, только помидоры!

– Да-да… Я просто пошутил!

– Да, конечно, шутишь, ничего не слушаешь и думаешь, что я какая-то дурочка!

– Слушай, если ты хочешь сейчас поссориться, то ничего не выйдет.

– Ты прямо как моя мать! Я именно из-за этого и уехала из дому, как только мне исполнилось восемнадцать… И вот теперь я снова с тем, кто не слушает меня и вечно только насмехается надо мной.

И она бросила трубку. Андреа положил мобильник в куртку, встряхнул волосами, завёл мотоцикл и стал постепенно набирать скорость. От злости он бьш готов взорваться, ему хотелось ругаться дальше. Первая, вторая. «И что, мы всегда теперь будем ссориться? Какого чёрта! О’кей, забыл я, что она не хочет моцареллу, что теперь? Обязательно из мухи делать слона?» Третья, четвёртая, всё быстрее, всё яростнее, вниз по склону, снова прямо мимо той самой пиццерии. Восемьдесят, сто. Сто двадцать. Сто сорок. На высокой скорости казалось, что улица вытянулась. Его взгляд бьш затуманен гневом и слезами от ветра. Этого было достаточно, чтобы не увидеть остановившуюся на углу внизу спуска машину.

Кто-то включил поворотник, который мигнул раз-другой, и, уставши ждать, машина выехала вперёд из тьмы. Она выехала на дорогу как раз в тот момент, когда Андреа приближался на полной скорости. Всего мгновение. За рулём сидела пожилая синьора. Она испугалась, когда увидела резко приближающийся свет фар, и в ступоре застыла посреди дороги, не двигаясь ни вперёд, ни назад, утратив способность что-либо предпринять.

«Но…» – Андреа не успел вовремя свернуть, даже чуть притормозить. Он широко раскрыл глаза и рот. Ему казалось, что это машина несётся на него с бешеной скоростью.

Он не смог даже закричать, ничего, он просто потянул на себя руль и зажмурил глаза. Не было времени сделать что-то ещё, даже прочесть молитву, возникла только одна мысль: «Одну пиццу с помидорами, без моцареллы». Этого он больше не забудет. Никогда.

И он провалился в тьму.