На похоронах народу было довольно много, но, кажется, это были знакомые не покойницы, а её сына. Белла приехала к храму на отпевание, положила две розочки в ноги и отошла в сторонку. Мысли настроились на стиль, присущий их с Резниковой диалогам: «Кого отпевают? Атеистку, коммунистку, матерщинницу. Кто провожает? Бизнес-партнёры Ивана Борисовича. Что бы она сейчас сказала? Что-нибудь едкое и нецензурное…»
Выйдя вслед за гробом, она растерялась. Обычно для провожающих арендовали автобус, но эта публика такому виду транспорта не соответствует, тут одна тачка круче другой. Не навязываться же в машину Резникова, тем более, он с семьёй. Вон его машина у ворот первая, за рулём водитель знакомый. Это, наверное, сыновья, а дальше кто, невестка? Нет, жена, под руку его берёт. Молодая, сыновья явно не от этого брака. Надо же, на ней плащ как у Беллы. А волосы высветлены. Вышла к дороге, чтобы разглядеть плащ. Конечно, не такой, просто по цвету схож, на таких дамах шмотки брендовые, а Беллин с рынка. О господи, о чём она думает, когда похороны идут? Пошла вслед за гробом к катафалку: «Ребята, у вас места есть?» Ритуалщики подсадили: «Вы родственница?» «Нет, домработница».
Жаль, что нет здесь тех мелких служащих, которых она доставала в последние годы своей жизни. Ох, они бы произнесли последнее слово! А покойница на небесах повеселилась бы от всей души!
Крутые провожающие издалека крестились и кланялись. Подошёл к гробу, наклонился и что-то прошептал Резников, перешёл на другую сторону и встал. Нет, всё-таки были настоящие провожающие. Перекрестились и приложились две замшелые старушки, поклонился и приложился только к рукам моложавый старичок. А следом подошла Белла, простилась и подала руку бывшему нанимателю:
– Пойдёмте, Иван Борисович, не будем стоять на её пути в вечность.
Они отошли на пару метров. Держа её под руку, он стал рассказывать:
– Они прожили десять лет и разошлись. Отец снова женился, а что было с ней, я не знал. Восемнадцать лет, молодость весёлая студенческая закрутила. Мы больше не пересекались. А когда десять лет назад встретились, я вдруг понял, что она была единственной, кто любил меня просто ни за что. Жене, детям, друзьям нужны мои деньги, мои связи, мой статус. Когда я был маленьким, она была весёлая и добрая. В старости весёлость стала едкой, злой. Естественно, дети мои её как бабушку не знали, взрослыми уже были. А мне было важно узнать, простила ли она меня.
– Простила, она вас любила. Пойдёмте, землицы бросим. И прощайте!
– А на поминки?
– Не хочу. Чужие все ей.
Свернула на боковую тропу, чтобы не смешиваться с толпой, и почти сразу наткнулась на Пирогова.
– А вы с ними?
– Нет, сегодня год по моей Катерине.
Пошли к выходу. Он уже был в курсе её увольнения и предложил работу. Кем? Да тем же заниматься, только от ресторана:
– С Клавдией Егоровной работать становится всё трудней, резкая и неуступчивая. А в принципе со стороны её фирмы какие особые услуги? Ведущий, иногда баянист, украшение зала. Чего из перечисленного не можем обеспечить мы? Эти сценарии её затёртые… фу! А вы как с этими торговцами котлами лихо замутили! Ну, не будет она свои мероприятия у нас проводить, так обойдёмся. Она от малолюдных заказов отказывается, а нам всё равно им поляну накрывать. Пойдёмте, посоветуемся, как рекламу организовать.
Марк сказал:
– Ты как колобок. От бабушки-школы ушёл, от дедушки-собеса, от зайца-библиотеки, от волка-массовика прикатился к медведю-ресторатору. Где та лиса, которая будет последним причалом?
– Типун тебе на язык!
Через неделю она уже проводила детский праздник в малом зале, а на следующий день готовилась к очередной свадьбе. И тут к ней вдруг заявилась Зоя. С чего это вдруг?
– А мы с Марком помирились!
– Дело хорошее.
Говорить, собственно, было не о чем. Внимательная администраторша прислала официантку с чаем и пирожными. Посидели, лениво обмениваясь какими-то новостями. Вдруг в глазах стало темнеть. От дверей отделились две какие-то смутные фигуры.
– Ты кого с собой привела?
– Э-э, как тебя разбирает…
Это было последнее, что она услышала.
Пришла она в себя неизвестно когда и неизвестно где. Не совсем белый и кое-где потрескавшийся потолок и белые кафельные стены. Попыталась встать или хотя бы повернуться, но оказалось, что её руки пристёгнуты ремнями к железной койке. И ноги тоже. Капельница над ней. Приподняла голову. Дверь открыта, в соседнем помещении бубнят два мужских голоса, смысл беседы не доходит. Окликать их она не собирается, понятно, что это не простая больница, и даже не инфекционная. Это психушка. Сознание её ещё не вполне ясное, но понимание, что её подставили, пришло. Кто, Зоя или Пирогов? А может, кто-то из ресторанных? Ладно, пока надо делать вид, что она спит.
Шаги, голоса приближаются.
– Вот, они тут все такие, – говорит один. – Обкуренные, обдолбанные богатенькие дочки и сыночки. Кровь ей очистят, да в медикаментозной коме, чтобы не мучилась, и опять по кабакам и клубам куролесить.
– А я её сейчас трахну, – говорит другой и начинает отстёгивать ремни с ног.
Пора что-то предпринимать. Она вспоминает истории, которые рассказывала Марку о вендиспансере, открывает глаза и говорит:
– О, мужчинка! Ты из какой палаты, «эс» или «гэ»?
– Эс, лапочка, – отвечает он.
– Тогда нормально, а с гонореей ко мне не подходи. Не хватало ещё твой трепак на мой сифон намотать!
– Э, погоди, у тебя что, сифилис?
– И всего-то два креста. Мне антибиотики колют, бытовым я не заразна. Ну, если только через кровь и слюну… и сам понимаешь что. Но с презиком почти безопасно.
Санитар матерится и отскакивает от кровати. Где-то далеко стук двери. Оба выскакивают из палаты. Входит, судя по шагам, женщина, бормочет: «Хорьки похотливые», и застёгивает ремни на ногах. Однако как у них всё простенько!
Заходит ещё один. Белла открывает глаза. Над ней широкоплечая тётка с худым лицом и маленький толстенький улыбающийся мужчина. Медсестра и врач.
– Здравствуйте, – говорит он.
Стоит ли отвечать? Белла водит взглядом вокруг его лица и бормочет:
– Это льняное масло. От пауков помогает.
– Сознание ещё спутанное, – говорит толстячок и начинает диктовать какие-то латинские названия и цифры.
Врач уходит, медсестра заменяет бутыль на капельнице. Белла задрёмывает.
Очнулась она в другом помещении, с окном, тумбочкой при нормальной кровати и без привязи. Встала, выглянула в окно. Этаж примерно второй и решётки. Дверь не открывается, но над кроватью есть кнопка вызова персонала. Внимательно осматривает потолок и стены. Похоже, что камер наблюдения нет. Ага, ещё одна дверь. Санузел.
Снова ложится и закрывает глаза. Воевать не стоит, сначала разведка, потом попытка побега, а потом бой. Разведка заключается в том, чтобы правды не говорить.
Когда врач обратился к ней на «ты» и по имени, она стала звать его Васюткой. И он сразу перешёл на имя-отчество. Сказал, что её привезли с нервным срывом и отпустить пока не могут. На вопросы отвечала как бог на душу положит, что могла, переврала, о чём не хотела, открестилась незнанием. Резус неизвестен, цикл уменьшила, критические дни сместила, аллергия отсутствует, противозачаточные принимает.
– Но вы же не замужем.
– И не была. Но беременность не из-за штампа в паспорте случается.
Её оставляют в покое, выдают халат и шлёпанцы и разрешают выходить в коридор и даже на улицу. Прогулки ограничены маленьким двором. Вокруг высокие стены, за ними деревья. Никаких звуков транспорта, людских голосов, стука и лязга. Похоже, что лечебница в лесу или в большом парке, разбитом на загончики, каждый на одного психа. Ну, или на отделение, но не все гуляют. Жутко представить, во сколько тётке обходится её ежедневное содержание.
А когда через пару недель её приводят на осмотр к гинекологу, всё становится понятно. Врачиха фальшиво улыбается и говорит, что у неё небольшая эрозия, которую она в следующий раз прижжёт. Ага, понятно. Присадка предстоит.
В палате она усаживается на кровать и застывшим взглядом утыкается в стену. Если бы у неё был враг, стала бы она так изощрённо издеваться над ним? Ну, напустила бы на неё дюжину грязных бомжей, чтобы изнасиловали в особо изощрённой форме. Ну, отрезала бы ей каждый день по пальцу. Зачем беременность? И откуда у Зюкиных такие деньги?
В их отсеке восемь палат, все одиночные, все женские. Семь сокамерниц разной степени вменяемости, но ни с одной общаться не приходилось. Во-первых, потому что персоналом не приветствовалось. Во-вторых, потому что опасно. В-третьих, потому что сама Белла очень неконтактная, чему результат такой: второй месяц как она помещена в психушку, и никто её ни разу не посетил. Не нужна, значит, никому.
Ежедневное хаотичное кружение по коридору, по двору. Дверь в небольшую столовую открыта в определённые часы, видно, в другое время в неё имеют доступ другие пациенты из других отсеков. Как-то она заглянула в сестринскую и бросила взгляд на монитор с каким-то текстовым файлом. Сегодня девятнадцатое, пятьдесят дней со дня похорон Резниковой. И задержка две недели.
Побрела по коридору и машинально толкнула дверь в столовую. Почему-то она оказалась открытой. Белла зашла и увидела незнакомую девицу в очень смелом пеньюаре, одиноко сидящую за крайним столом. Машинально взглянув на стол, она даже всплеснула руками:
– Креветки? Вас кормят этой прелестью?
– Куда там, это предки передали, – отрицательно покрутила головой она и любезно предложила. – Угощайтесь.
– Не откажусь, – обрадовалась она. – Вы не будете возражать, если я прихвачу пять штучек? Очень люблю с огурцом, вечером съем.
Вот не уверена, что их с огурцом едят, но надо же было что-то сказать. Если нет, пусть сочтёт за экстравагантность. Ещё пригляделась, что и как девушка у них отделяет. А то бы целиком жевала. Прихватила креветки бумажной салфеткой и быстренько удалилась, пока не замели.
Как там аллерголог сказал? Вторая реакция будет острее. И привет гинекологу. Операция «Свободу попугаю» начнётся вечером при отсутствии врачей.
Когда за окном почти стемнело, она очистила три штуки. Съела. Две сунула в карман. «Ну, гады морские, если умрём, то вместе».
Удивительно быстро начался озноб. Так, температура пошла вверх. Оглядела себя. Сыпь в основном на груди и животе. Что-то реакция слабовата. А, где наша не пропадала, пошла в ход ещё одна! Полежала, прошлась несколько раз от кровати до окна и обратно. Закрутило в животе, да так, что бросилась в туалет. Ага, это не то, что показалось, а то, что требовалось. Вернулась, легла в ознобе и даже стала забываться.
Внезапно наступило удушье. Белла едва успела надавить на кнопку. Не сразу послышалось шарканье: «Ну, что там ещё?» Вспыхнул свет. И вскрик!
Дежурный врач всё же в клинике оказался. Но это даже к лучшему. Он велел сделать ей укол, хотя медсестра отговаривала, мол, этой пациентке ничего нельзя давать без консультации гинеколога.
– Кстати о гинекологе, – пробормотала Белла. – У меня задержка была большая, а сегодня месячные пришли. Может, на них такая реакция?
– Я звонить, – убежала медсестра.
Повезло с днём диверсии. Граждане отмечали Спас Преображения, пьяный Магомет к горе ехать не пожелал. Гору погрузили в микроавтобус с надписью «Ambulanse» и отправили к Магомету. Водитель за рулём и сопровождающий санитар. Безобразие, за что только тётя деньги такие платит! Санитар только до проходной ехал рядом с её носилками, а потом приоткрыл окошко, приказал тормозить и пересел к водителю. Вот что сифилис всемогущий делает.
– Четвёртая стадия, самая заразная фаза, – сказала она ему вслед.
Это на случай чтобы не хватали, когда побежит. Ведь появилась надежда не только от нежеланного Зюкина освободиться, но и свободу обрести.
Мчались очень быстро. Но надо рисковать. Дверь она собиралась приоткрыть, чтобы выскочить, как только машина притормозит. А она не открывалась. В отчаянии оглянулась. Есть же ещё дверь задняя. Она подползла к ней на четвереньках. Закрыта на простую щеколду. И щеколда поддаётся. Скомкала одеяло, чтобы создать видимость тела и скорчилась у дверей. Замелькали огни, и машина резко остановилась. Хлопнула водительская дверь. Что-то кто-то крикнул. Снова хлопнула дверь, и водитель сказал: «Переезд закрыт».
Надо бежать, пока сзади нет машин. Белла подняла задвижку, села, спустила ноги наружу, перевернулась на живот и дотянулась ногами до земли. Тихо притворила двери, подумав: «Распахнутся, как только поедет», и скользнула к обочине.
То и дело босыми ногами натыкаясь на колючки и камни, она перемахнула через канавку и углубилась в кусты. Потом наткнулась на тропинку и пошла по ней, перешла одну железнодорожную колею, вторую, третью, пока не упёрлась в вагон. Обошла его и увидела, что в нём горит свет. Белла нерешительно стукнула по обшивке. Тишина. Она застучала отчаянно. Хриплый голос спросил, кто хулиганит. Белла попросила:
– Выгляните пожалуйста!
– Ну?
– Пожалуйста, позвоните в полицию!
К ней спустился лысый старичок, посмотрел на неё и присвистнул:
– Не боишься ты одна тут ночью ходить?
– Вы позвоните?
– Держи.
Она дождалась ответа дежурного и сказала, что ей нужно срочно связаться с капитаном Борисовым из второго отделения. Дежурный начал возражать и расспрашивать, но она ему сказала:
– Передайте ему, что я звоню по поводу похищения Беллы Палей.
Она вернула старичку телефон и сказала:
– Вот. Если он перезвонит, скажите, что я тут. Я где-нибудь здесь подожду.
– Да зайди ты в вагон, не съем.
– Нет сил.
Она отошла от вагона и села на кучу щебня. Подумала, что если сюда доберутся преследователи, у неё не хватит сил даже на то, чтобы встать. Железнодорожник полез назад в вагон и сразу вернулся со скамеечкой и кителем для неё. Минут пятнадцать он топтался рядом и смолил сигареты одну за другой. Наконец телефон зазвонил. Старик коротко ответил, кто он и где находится и передал трубку ей. Она за это время продумала, что сказать, поэтому кратко изложила где была, как убежала, описав лечебницу. «Мы же запрашивали все медицинские учреждения», – завопил Алексей. Вот и желательно прямо сейчас попасть в лечебницу и зафиксировать её пребывание в палате номер двадцать шесть, пока её не прибрали.
Дальнейшее она запомнила какими-то урывками. Вот со стороны, противоположной той, с которой она пришла, замелькали фары двух машин. Они остановились, направив фары на вагончик. Вот на фоне фар она видит две фигуры бегущих. Первым к ней подбегает Борисов. Он теребит её, о чём-то спрашивает, но она слышит только стук в голове, а потом и вовсе выключается. Помнит только, что Алексей нёс её на руках до машины, и пока ехали, тоже не выпускал из объятий. И в больницу он внёс её, но потом в санпропускнике какие-то горластые бабы его выставили. Белла рвалась в душ, но тётки заорали на неё, подняли и сунули в пустую ванну. И в ней она сразу отрубилась. Помнит только себя уже сидящей на кушетке, медсестра обрабатывает её израненные ноги и советуется с кем-то, не стоит ли шовчик наложить, тут явно стеклом подошва распорота. А она бормочет, что накожное высыпание – это от аллергии на морепродукты, и что-то антигистаминное её уже кололи. Потом она очутилась в палате, её расспрашивают, но на неё от осознания того, что она на свободе, такое умиротворение сошло, что она бормочет: «Всё потом, только спать, спать».
Утром она просыпается совсем здоровой. То есть душевно здоровой, на ноги она наступить не может. Удивительно, как вчера ничего не чувствовала?
Врач, зашедший с утра, смеётся:
– Индийские йоги по горящим углям ходят, если надо. И тебе край было по железкам и стёклам бежать.
Следы от аллергии побледнели, температура нормальная. После осмотра врача приходит следователь. Опрашивает сухо, без эмоций. Останавливает, когда она высказывает предположения, ему нужны только факты.
– Тогда допрос смысла не имеет, – обозлилась Белла. – Как я без предположений могу объяснить, что, не имея половых контактов десять месяцев и проведя последние два в закрытом лечебном заведении, имею беременность четыре недели, что аппаратом УЗИ подтверждено. Чудо, блин, невинное зачатие! Архангел Гавриил вам в помощь, благую весть передаст!
– Вас что, изнасиловали?
– Особо циничным способом. Даже покажу кто, – она просит у соседки планшет, набирает в нём «Рейтинг гинекологов Новогорска», листает фотографии и показывает. – Вот.
– Но это женщина!
– Совершенно верно. Осеменила меня как фермерскую тёлку.
– Это ещё надо доказать.
– А вот после чистки вам передадут биоматериал, сделаете генетическую экспертизу и будете сами доказывать.
– Вы будете делать аборт?
– А вы предполагаете, что нет? Тогда с предположениями у вас даже хуже, чем у меня!
Пришедший позже Алексей рассказал о тех, кто беспокоился о ней. Белла с удивлением узнала, что первым, кто забил тревогу, был Пирогов. Тогда её обнаружили в кабинете в невменяемом состоянии, ресторатор собрался ехать с ней на «Скорой», но медбрат сказал, что может поехать только родственник. И на вопрос о том, куда её везут, ответил, что в областную больницу, а там уже решат. Вечером машина заезжала в ресторан ещё раз, и медик потребовал документы пациентки. Однако после их отъезда нашедшая сумку Беллы администратор отдала её Пирогову, а он уходя закрыл её в своём кабинете. На следующий день Пирогов позвонил на пульт 03 и с удивлением узнал, что с их адреса вызова не было, и машину туда не направляли. Он кинулся в полицию, где заявление о похищении человека у него приняли, но, похоже, в серьёзность происшествия не поверили. Несколько дней он обзванивал больницы и обивал пороги полиции, пока на него не вышел Борисов. А тот, в свою очередь, звонил Белле несколько дней, но аппарат оставался недоступным. Тогда он позвонил Марку, который в это время переживал второй медовый месяц. Тот отмахнулся, мол, на новом месте работы сильно занята, но новое место Алексею назвал. Там Борисов с Пироговым и встретились. А потом Марка выгнала Зоя, он переселился в Беллину студию и присоединился к поискам подруги.
– Понятно, – сказала Белла. – Она и сошлась-то с ним, чтобы оттянуть начало моих поисков. Чтобы следы остыли.
– Подожди, ты хочешь сказать, что Зоя имеет отношение к твоему похищению?
– Если ты в отличие от твоего коллеги не против выслушать мои предположения, то я отвечу да.
И Белла рассказала, что после детского праздника к ней заходила Зоя, с которой они пили чай. Судя по тому, что она запомнила, в чай был подсыпан какой-то галлюциноген. Придя в себя, она сразу это поняла, и высчитала тех, кто мог это сделать: или Зоя, или сотрудники ресторана. Но только теперь она сообразила, что на подносе были тарелка с птифурами, сахарница, две чайные пары и два заварника: один с заваркой, другой с кипятком. Чашки были пустые! Отравить её могла только Зоя.
– А Пирогов опрашивал своих сотрудников, и они сказали, что в твой кабинетик заходили только заказчик свадьбы, заказчица детского праздника и официантка.
– Значит, она им представилась заказчицей. А мне сказала, что поболтать зашла.
– Да, сразу после того, как я Марку сообщил, что мы тебя ищем, она его выгнала. Ясно, сначала заманила его к себе, чтобы он о тебе не вспоминал, отравила тебя, дала отмашку лжескорой, что клиент дозрел, и пошла окружать бывшего мужа заботой, чтобы у него не было нужды тебе плакаться.
– Зря ты его выставляешь гирей на моей тонкой шее. Марк не только вытрезвлялся и плакался в моём жилище, он ведь тебя и адвоката на мою помощь вызвал. Вообще-то в студии я только благодаря ему живу.
Ещё Алексей рассказал, почему Беллу не нашли те, от кого она сбежала. Они просто не сразу заметили, что задние двери открыты. После того, как Белла покинула машину, открылся шлагбаум. Выстроившиеся в очередь машины двигались медленно, и не захлопнутая дверь оставалась прикрытой, и распахнулась только когда машина набрала скорость. Увидев, что носилки пусты, водитель закрыл двери и повернул назад. Метров через пятьсот они увидели на дороге больничное одеяло, по которому проезжали встречные машины. Решив, что это именно то место, где сбежала пациентка, они вышли и стали обшаривать окрестности. Высланные в клинику полицейские их там задержали и не дали предупредить хозяев.
А потом следствие застопорилось. Уже Белла избавилась от непрошенного гостя в своём организме, зажили ранки на ногах и её выписали из стационара, а полиция всё тянула резину. Даже беременность ей ставили в вину. Генетический анализ показал, что плод не чужеродный. Может, она по добровольному согласию с кем-то переспала, а людей обвиняет!
Значит, вовсе не яйцеклетку жены Виктора ей подсадили. Может, она бесплодна, и Виктор решил завести ребёнка от другой женщины? От родственницы? Чтобы она для них урода родила? А потом над этим уродом измываться? Нет, мотива этих психов не распознать, сама психом станешь…
– Тут одно из двух: или я права, или вы, – ответила следователю Белла. Была я в закрытом учреждении, где особ мужского пола считанное количество. А посторонних посетителей ни одного не было, это вам и в преступной клинике подтвердят. Так что проверяйте сотрудников. А в клинике репродуктивной медицины, где работает врач, которую я обвиняю, придётся проверять базу доноров. И тогда пытайте его, как он проник на территорию психиатрической клиники и зачем изнасиловал находящуюся без сознания пациентку.
Выйдя от следователя, она сразу набрала Борисова и с гневом обрисовала ситуацию:
– Я понимаю, что высокие покровители у обеих клиник, поэтому они пытаются достать меня. Я сумасшедшая и сама себя осеменила! Я и старуху убила, потому что отчество моё Родионовна! Они сейчас и любовника, проникшего ко мне в палату, обеспечат, и генетический анализ подменят! Врачиха эта в областном рейтинге пятая, и, похоже, следователь с ней как-то повязан. И всё-таки стоит поставить на неё. Репродуктивная медицина – дело высокодоходное. Не думаю, что она официально от клиники выезжала. Решила частным образом бабки срубить. Поговори с руководством её клиники. Мне кажется, они предпочтут пожертвовать ею, а не донорами и собственным реноме. И объясни своим, что я кое-кого из пациентов психушки опознать могла бы, в эпоху интернета это не проблема. Однако пока молчу. Так что лучше бы им, опять же, пожертвовать теми сотрудниками, на кого я указала, чтобы не пришлось разгребать скандал с наркоманией деток местных шишек!
Директор клиники репродуктивной медицины, он же мажоритарный акционер, на наезд Алексея отреагировал сдержанно. Спросил данные, обещал ответить в ближайшие два дня, однако перезвонил через два часа:
– Донор – студент местного университета, я прошу вас, чтобы имя его не упоминалось. Он хороший мальчик из приличной семьи, но как-то попал в неприятную ситуацию и у нас деньги заработал путём донорства. А в означенный вами период его в стране не было. Сразу после учебной сессии улетел на всё лето за границу, чтобы в языке усовершенствоваться, это можно отметками в загранпаспорте доказать. Но, может быть, вам это не потребуется? Наша бывшая сотрудница отправилась в следственный комитет с чистосердечным признанием.
Дело немного сдвинулось, но всё равно следствие тянулось как-то неторопливо. Белла уже собралась выходить на работу в «Арфу», но накануне выхода проснулась после двух часов. Почему? Снова начала засыпать, но вздрогнула от звука тихого щелчка. Облилась потом: дверь вскрывают! Быстро вскочила, свернула постель и кинула её за диван. Схватила телефон с табурета в изголовье и прикроватный коврик и выскользнула на балкон. Вот и бункер пригодился. Она медленно закрыла люк за собой, укрыв ковриком. Устроившись на коробке с зимними вещами, она набрала 102, затем подстраховалась звонком Борисову, потом услышала тяжёлые шаги над головой и выключила телефон на полуслове. Она слушала, что один сказал: «Точняк она с балкона на крышу спрыгнула!», а второй ответил: «Да брось, тут метра три. На верёвке бы спуститься могла, а спрыгнуть… нет, она просто балконную ручку забыла повернуть». Первый заспорил и потребовал срезать бельевую верёвку и слазить на крышу МФЦ. Второму лезть не хотелось, и он предложит спуститься во двор и посмотреть снизу, можно ли с крыши спуститься. Потом грохот и крики над головой. Замёрзшая Белла попыталась открыть люк, но он почему-то не открывался. Она вызвала последний номер, и над головой послышался крик: «Белла!» А она в трубку сказала: «Не топчись на коврике!»
На следующий день Белла паковала чемодан и говорила Марку:
– Переселяйся сюда, тебе можно не опасаться, ты ребёнка для Зюкиных выносить неспособен. Во всех трёх делах, что на меня заведены, мои интересы будет представлять наш общий друг адвокат. А полиции скажи, что меня не устраивает, что у них есть программа защиты свидетелей, презумпция невиновности для преступников, и только для жертв преступлений ни хрена нет: «Когда убьют, тогда приходите». Я поеду в Москву. Она, говорят, всех принимает. Пусть попробуют найти!
– Может, ты и права, – вздохнул Марк. – Давай я тебя до выезда из города довезу и там на московский автобус посажу, чтобы билет не через кассу и без предъявления паспорта.