На этой пустынной улице,
Где бордюры скучают без ног,
Даже тени проходят мимо.
Нет, не мог он! Не мог! Не мог.
Он не может меня оставить создавать все миры с нуля.
Наша жизнь – это своды правил:
Выбирая её, выбираешь себя.
Я слова запишу в блокноте,
Чтоб случайно ты их прочёл.
Открываю глаза на высокой ноте.
Наверное, ты не учёл,
Что листву никогда не сжигают
И дают чуть больше сказать,
По утрам лишь её обнимают,
Не желая уже терять.
Ты просыпаешься в одни секунды с сердцем,
Что в пресловутых километрах от тебя.
Не закрывай ни сантиметра дверцы.
Ведь я твоя, твоя, твоя!
И ты бы знал, как это недоверие
С боксёрской стойки метро бьёт
В район груди, в район сплетения.
Оно грызёт, оно насквозь проймёт.
И мы молчим. Мы всё поймём,
Как утром провожать
И говорить о том,
О чём ни с кем не говорят.
Танцуй на улице безмолвной,
Вступайте вместе в один шаг.
Когда идёшь дорогой ровной,
Поверь однажды просто так.
Знаешь, что значит видеть?
Да нет, не смотреть, а видеть.
Уловить невидимость нити
И быть единственным зрителем.
Почему нам ливни так угожи?
Потому, что в них не встретится прохожий.
Потому, что не бывает лишних
В том, что к нам приходит свыше.
Потому, что правду знают только двое.
Их на берег выбросит или утопит море.
Говорят, что капля камень точит,
Но и слово попадает в точку.
Кто-то говорит, а кто-то слышит.
Вдруг гроза становится потише.
Вдруг становится дышать нам проще,
И прохожие уходят вдаль.
Только ты, дождавшись солнце,
Позабудешь про печаль.
Потому, что к нам оно приходит свыше.
Не проходят, Милый, грозы с лишним.
У моей вселенной катастрофа:
Все фонарные столбы шалят.
И аллеи будто все из торфа:
Вроде нет причин, а всё горят.
Ни лучи, ни дождь не помогают.
Ты на лавке всё сидишь и ждёшь,
А листва тем самым опадает.
Ты по ней ко мне придёшь.
Мне молитвы будет мало,
Мало кары вековой.
Я терзать тебя устала.
Я сама была ведь таковой.
Виноватой в каждом слове,
Что из уст моих и не тебе.
Умоляла той порою,
Чтоб столбы светили мне.
Я не жду давно известий,
Мне понятно всё давно:
Мы на лавочке той вместе,
На аллее никого.