Юные разочарования Тимоти Хаггингтона

Глава 1

Мы переехали в дом бабушки в конце июня 2010-го года. Мне до последнего не хотелось покидать родной город. Там оставались большие надежды на новую школу, куда ходил мой друг. С Алеком я дружил сколько себя помню. Каждый Хэллоуин мы проводили вместе дома у его мамы, тёти Аманды, играя в приставку и поедая закуски. Это был очередной праздник, на который мне разрешалось заказать пиццу и не спать допоздна. Зато очень редкий момент, когда я мог встретиться со своим единственным на тот момент другом. Мы с Алеком были друзьями по несчастью: меня дразнили в школе за широкие брови и отца-пьянчугу, а его – за толстые бока и крупные щёки. Впрочем, нам самим было глубоко всё равно на недостатки друг друга. У Алека были игры и желание поболтать о них. А в праздник было всё равно, за чем наблюдать: за его игрой или за страшилками на экране. Я никогда не боялся ужастиков. Вздрагивал лишь, когда на экране резко менялся кадр на очередной скример, но это было от неожиданности. Алек никогда не реагировал на скримеры, но заливался смехом каждый раз, когда я подскакивал. Я тоже смеялся. За компанию с ним.

Нам было весело до одного случая. Моя мама попросила нас встречать тех, кто позвонит в дверь и давать им немного конфет. Поначалу было даже весело смотреть на людей в самых разнообразных костюмах. Эта затея нравилась нам пока открыв дверь, мы не увидели на пороге одноклассников Алека. Вместо привычного "сладость или гадость", они сказали, что Алек похож на ходячий бекон и дружно рассмеялись. Мой друг стоял, покраснев до самых кончиков ушей. Во мне стремительно созрела злость. И когда она достигла пика, я кинул в них миской с конфетами. Смех ребят прекратился, но я не собирался останавливаться и сказал пару мало понятных мне, но грозных фраз, которые слышал в фильмах. Алек пришёл в себя и захлопнул дверь. Он сделал это очень вовремя – со второго этажа спустилась моя мама. «Боже, кто сказал эти отвратные слова?» – я почувствовал укор в её голосе и быстро пожалел о содеянном. Хорошо, что вместо меня ответил Алек. Он солгал, сказал, что к ним пришли хулиганы, которые вырвали у меня из рук миску с конфетами и стали обзываться. Я лишь кивнул, решив не подставлять друга. Больше в тот вечер гостей мы не принимали.

Впрочем, после того как Алек перевёлся в новую школу над ним перестали смеяться, он даже завёл друзей. И я надеялся, что мне тоже станет лучше, когда я переведусь в среднюю школу. Возможно, стану учится там же, где и мой друг. Но мама выбрала переезд. Алек обещал, что мы останемся друзьями несмотря на расстояние. За пару недель до моего отъезда мы достали карту, отмерили расстояние между нашими городами, поделили его на пополам и нашли скромный городок прямо на нашем пути. У Алека там жила кузина и потому он знал, что зимой открывают каток и рождественскую ярмарку.

Я представлял себе это место как крохотный городишко, дома в котором можно было пересчитать по пальцам обеих рук, может немного задействовав и пальцы на ногах. Все здания строились вокруг огромного катка, в центре которого стояла настолько высокая ёлка, что её верхушка утопала где-то в облаках. Волшебный город вечного Рождества, в котором можно прекрасно повеселиться с друзьями. В моих мечтах заснеженные улицы наполнялись причудливыми торговцами с тележками полными сладостей и украшений, парой дюжин детей примерно моего возраста и, конечно, рождественскими эльфами. Стоит ли говорить, что ничего из этого на самом деле мне не светило?

Переезд я перенёс весьма воодушевлённо. Мне хотелось верить, что новый город примет меня с распростёртыми объятиями, а в новой школе я найду друзей так же быстро, как и Алек. В доме бабушки жила ещё одна семья: кузина моей мамы с двумя дочерями: Эйприл была старше меня на год, а Сьюзи едва исполнилось шесть. Старшая была более разговорчивой, но мне не очень понравился тот прищур, которым она одарила меня в первую встречу. Впрочем, когда дело дошло до знакомства, Эйприл мило улыбнулась мне. Сьюзи оказалась более стеснительной и потому пряталась в комнате родителей.

Первым делом, Эйприл повела меня на диван, рассказывая о доме. Кажется, ей поручили провести мне экскурсию чтобы я не потерялся, но Эйприл было слишком лень водить меня по комнатам, поэтому она устроила мне краткий обзор на диване. Девочка спешила и иногда я просил её ещё раз пересказать что-то, на что Эйприл надувала губы, но повторяла ещё раз, медленнее. Я не пытался ничего запомнить. Её рассказ был очень беглым и странным, словно мы говорили не о доме, а о логове маньяка. Например, я решительно не понимал, почему она уверяла меня, что нельзя проходить мимо комнаты бабушки и забираться на чердак. На мои вопросы Эйприл лишь дулась и пожимала плечами. Просто не стоит – тут так не принято. Я занимал новую знакомую разговорами до самого вечера.

Впервые я ужинал вместе с таким большим количеством людей. За длинным обеденным столом устроились все обитатели дома. Моя мама сидела напротив меня, рядом с ней – её кузина, а через один пустой стул, во главе стола – бабушка. Она хмурилась каждый раз, когда ловила кого-то на попытке посмотреть на неё, казалось, недолюбливала каждого из нас. Я сидел дальше всех от неё, отделённый девочками от её взгляда. На столе было всего 4 простых блюда: лазанья, томатный суп, картофельная запеканка и карамельный пудинг. Хозяйка дома настаивала, чтобы мы попробовали всё. Когда мы дошли до супа, входная дверь открылась и в неё вошёл Генри. Я узнал его потому, что едва он показался в кухне, мамина кузина чуть не подпрыгнула на стуле, воскликнув его имя. Её спокойное выражение лица сменилось на счастливо-взволнованное, а когда он поцеловал её в щеку – удовлетворённое. За этой милой сценой последовал едкий комментарий бабушки. Я едва успел перевести взгляд чтобы заметить, как она вытирает уголки губ от томатного супа платком.

– Ты мог прийти ещё позже? – проскрипела она.

– Ох, миссис Венгер. – Попыталась сгладить острые углы супруга, – Генри много работает. Но он содержит всю нашу семью и помогает вам. Вспомните, он починил ваше кресло-качалку.

Бабуля ответила на это лишь презрительным хмыканьем и вновь взялась за ложку, плохо скрывая своё недовольство жильцами.

– Я прихожу домой в это время уже полтора года. – Сквозь зубы напомнил Генри, накладывая себе картофельную запеканку и кусочек лазаньи так, словно хотел превратить их в блин, ударом о тарелку, – И все полтора года вы устраиваете ужин за несколько минут до моего прихода, а потом отчитываете за опоздание словно я обязан присутствовать здесь для вашего аппетита.

Бабуля издала звук смежный с возмущённым вздохом и насмешкой.

– Своим видом, Генри, ты мне аппетит только портишь. – едко заметила она, отодвигая от себя супницу и складывая свои пухлые ручки с короткими пальцами на столе, – Не забывай, что я пустила вас сюда жить, а значит, что пока ты здесь, ты должен подчиняться правилам дома.

Генри нервно усмехнулся, встрепенулся и, кажется, совсем забыл о едва наложенной в тарелку еде. Он ослабил галстук, отмахнулся от жены, которая негромко что-то попыталась ему сказать и ткнул вилкой в сторону пожилой женщины.

– Ненадолго. Мы переезжаем через три дня. – выпалил он с победным видом, словно только что завалил этой самой вилкой дракона.

Бабушка подняла брови в удивлении, посмотрела на мужчину так, словно не верила, что он действительно был способен на такое, а потом кратко бросила «Ну и чудно», оставив Генри озадаченным. После пары секунд заминки, он резко поднялся, дёрнул галстук со своей шеи и направился к лестнице, по дороге подняв воротник синей рубашки.

– Скатертью дорожка. – противно ухмыльнулась бабушка, придвигая к себе пудинг.

– Генри… – Растерянно захлопала глазами его супруга и привстала, словно надеясь этим жестом вернуть мужа за стол, – А как же ужин?

– Я не голоден. – Прозвучал ответ откуда-то сверху, приглушаемый злым топаньем по ступенькам.

Дальше ужин прошёл в полной тишине. Никто не осмелился обсуждать эту сцену в присутствии бабушки. Когда с едой было покончено, девочки пошли в комнату к отцу, моя мать с кузиной убирали посуду, а я пересел на диван. Бабушка качалась в кресле-качалке неподалёку с явно довольным видом. Здесь не было телевизора, отчего я быстро заскучал. В гостиной не горела лампочка и свет проникал в неё только от кухни и через окно с кружевными шторами. Из кромешной тьмы в углу под табуретом с вазоном на меня посмотрели два блестящих глаза. Вот оно! Домашний монстр. Я знал, что что-то не так с этим домом. Нет, меня совсем не пугало наличие чего-то сверхъестественного. Но расстраивало, что понятия не имел, как общаться с монстрами. На ум пришли лишь звуки, которыми обычно подзывали кошек – «кис-кис». Я вытянул руку, словно держал в ней вкусняшку и позвал темноту с глазами. Тьма зашевелилась и выбежала из своего укрытия, в тусклом свете оказавшись котом. Я протянул к животному руку, но тот уклонился от неё, обошёл с боку, понюхал, облизнулся и посмотрел на меня с выражением «и что ты от меня хотел?», а после и вовсе убежал в коридор. Со мной заговорила бабушка:

– Оставь его, этот кот сам не знает, чего хочет. – проскрипела она, не открывая глаза. Мне показалось, что бабушка просто бормочет во сне и поначалу не обратил внимание, но она продолжила, обращаясь уже к маме Эйприл и Сьюзи:

– Лола, вы же заберёте своего кота, когда уедете?

– Не знаю. – ответила женщина, наполняя корзинку фруктами – этот процесс её явно успокаивал, – Мак терпеть не может переноску. Да и к тому же, девочки с ним больше не играют. С этим котом будет только куча мороки. Может оставите его себе в память о нас?

Бабуля фыркнула и оттолкнулась ногой, раскачиваясь.

– И зачем вы только завели его, если не собирались нести ответственность? – Пробубнила она себе под нос, но этого было достаточно чтобы Лола услышала.

– Ну так это было три года назад. – очень буднично пояснила она      , – Сами понимаете, времена изменились, девочки выросли, им уже не так интересно играть с котом. Тем более, что он от них постоянно прячется.

Мне тогда показалось странным, что кот, спокойно подошедший к незнакомому ребёнку, вдруг прятался бы от тех, с кем живёт в одном доме три года. Впрочем, если дело было в Сьюзи, которая тогда была совсем малышкой и могла очень неосторожно играть с котом, то почему он опасался Эйприл мне было непонятно. Она казалась мне очень спокойной и уравновешенной, хотя, может и просто скучавшей в компании со мной и весьма назойливой младшей сестрой.

Нам с матерью освободили комнату девочек. Все понимали, это лишь на первое время. Как только кузина с семьёй съедут, мы останемся в этом доме втроём. Перед сном мне не давала покоя мысль – почему бабушка так ненавидит семью Генри и его самого в частности? Тот производил впечатление человека, который не делал в этой жизни ничего плохого и единственным его грехом были поздние приходы к ужину. Эта мысль не давала мне покоя и на следующее утро за завтраком, пока Эйприл топила в молоке свои хлопья, я спросил её:

– Почему бабушка так зла на твоего папу?

– Ты о чём? – Эйприл свела брови к переносице и, зачерпнув полную ложку молока, облила им не тонущий хлопушек.

– О вчерашней ссоре. – Уточнил я, не слишком уделяя внимание собственному завтраку, – Они словно готовы были подраться на ровном месте…

Девочка задумалась, набрала полную ложку хлопьев с молоком и отправила её в рот. Мне показалось, ответа я от неё сейчас не дождусь, но Эйприл всё же сказала:

– Об этом обычно не говорят. – пожала плечами она, словно произошедшее давно стало обыденностью, – Просто старая Луиза узнала, что отец весь бракованный товар с производства забирает себе и продаёт, не говоря об этом начальству. И с тех пор каждые несколько дней она придирается к папе.

– Разве это не нечестно? Это ведь почти воровство. – Заметил я, но Эйприл лишь равнодушно пожала плечами, – Чем торгует твой папа?

– Мармеладками. – Кратко ответила она и отодвинулась от меня с тарелкой хлопьев.

– Разве это не опасно? – Но Эйприл не хотела больше говорить со мной, – Бабушка ведь может рассказать об этом и твоего отца могут лишить работы.

– Она уже рассказывала. – Теряя терпение отвечала мне девочка, – Но ей никто не поверил. У неё репутация сумасшедшей старухи.

А мармеладки этой компании были везде. Только в кухне лежала огромная упаковка с ними и каждый раз, отправляясь на занятия в детский центр сёстры брали с собой по пакетику. А я проводил дни один, толком не зная, чем себя занять. Единственный телевизор здесь был у бабушки, стоял в её комнате и вечерами работал не переставая. Когда девочек не было дома, я уходил на задний двор, садился на старые скрипучие качели и просто проводил там время. Было немного одиноко, и я представлял, будто здесь со мной сидит Алек. Он нёс что-то очень интересное, но мало понятное мне про видеоигры и персонажей из них. Мне было не важно, о чём он говорил, ведь так я просто чувствовал себя менее одиноко те пару часов, когда оставался единственным ребёнком в доме. Иногда я замечал на подоконнике кота, следившего за мной ленивым взглядом. Я был для него как персонаж из телевизора: забавный человек за стеклом. Один из многих, появляющихся возле дома за день. Но чем дольше я жил в доме, тем более одиноким себя чувствовал.

Мы не очень ладили с Эйприл и Сьюзи. Старшая постоянно говорила, что я чудик, но чудной показалась мне она, когда рассказывала про какие-то мультики, а узнав, что я их не смотрел, округлила глаза и смотрела на меня как на пришельца.

– Мне казалось, все это смотрят. – заявила как-то она, пытаясь распутать волосы куклы Сьюзи, – У тебя что, не было телевизора?

– Был. – возразил я, – Но я не думал, что по нему можно смотреть что-то кроме новостей и взятых в прокате фильмов.

– И что же ты смотрел? – Эйприл отвлеклась от своего занятия и посмотрела на меня с вызовом. Я перечислил её несколько триллеров и ужастиков, которые мы смотрели вместе с Алеком в детстве, на что она удивлённо подняла брови и спросила:

– То есть, ты никогда не смотрел Симпсонов и не знаешь про принцесс Диснея? – с пренебрежением и искренним удивлением спросила она, – Да ты просто динозавр!

Я пожал плечами.

– А где ты смотрела эти мультики? – Поинтересовался я, – Единственный телевизор ведь у бабушки.

– О, у нас тут Клуб Принцесс. – Небрежно похвасталась Эйприл, словно это было чем-то привычным, но к чему она хотела привлечь моё внимание, – Мы собираемся с подругами каждую субботу у Золушки. У неё большой телевизор на половину стены, куча дисков и канал полный одних только мультиков. Только это тайна. Я не всем об этом говорю.

– Можно я к вам присоединюсь? – Я спросил это скорее из-за скуки и с надеждой хоть немного поладить хоть с кем-то из местных ребят, но Эйприл отреагировала негативно. Она скривилась, оставила расчёску в волосах куклы и ответила:

– Ни за что. Это клуб только для девочек. Я не могу просто привести тебя туда, нас обоих выгонят.

– Можешь ведь. – Присоединилась к нашему разговору Сьюзи, возвращаясь с кухни с пакетиком сока, – Ты же главная принцесса, ты можешь сделать для Клода исключение.

– Нет, Сюз, не могу. – Нахмурилась Эйприл, – Сначала я сделаю исключение для Клода, а что потом? Мы пригласим забияк из мальчишеского клуба? Ты совсем ничего не понимаешь!

Мне хотелось спросить, почему Эйприл так не любит мальчишек, но она звучала так грозно, что я решил просто поверить на слово – мальчики в клубе для девочек лишние.

Девочек всё чаще родители звали собирать вещи и дом наполнялся картонными коробками с вещами. Бабушка сетовала на них, с удовольствием тихо отмечая, что скоро это прекратится. День переезда стал самым оживлённым и в то же время самым пустым из всех моих дней здесь. С раннего утра Генри с семьёй возились с коробками, ругались и переживали за перевоз багажа. Но всё изменилось после обеда.

Глава 2

Едва семья уехала, дом наполнила почти мёртвая тишина, которую не прерывал даже оставшийся дома кот – он по старой привычке где-то прятался. Мы с матерью пообедали только вдвоём – бабушка отказалась под предлогом отсутствия аппетита и ушла сразу на послеобеденный сон. А мы с матерью остались сидеть за большим столом друг напротив друга в очень неловкой тишине. Мы сильно отдалились за эти три дня. Если раньше я понимал, что происходило в её жизни потому, что мы часто разговаривали, то в последние дни мама предпочитала общению со мной обсуждение дел со своей двоюродной сестрой. Винить её я не мог – мне самому было комфортнее общаться со сверстниками. Просто теперь неловкое молчание застало нас врасплох, не давая и повода поговорить. У меня не было тем для общения. Жаловаться на скуку и одиночество казалось несправедливым – взрослые проблемы всегда гораздо труднее детских. Маме предстояло найти работу, обустроить комнату и наладить общение с бабушкой и соседями, устроить меня в школу.

– Тебе здесь, наверное, одиноко? – внезапно спросила она. Я не ожидал её вопроса и потому замешкался, но мать, кажется, решила, что я не расслышал и потому спросила ещё раз:

– Тебе здесь одиноко, Клод?

– Самую малость. – неловко сознался я, не поднимая на неё взгляда, словно выбор наиболее красивой картофелины в тарелке забирал у меня слишком много внимания.

– Я слышала, что в Атриуме часто бывают дети твоего возраста. Может сходишь туда, найдёшь новых знакомых? – предложила она.

Атриум было не более чем название магазина-библиотеки, в котором любой мог почитать и купить комиксы, книги, музыкальные пластинки и диски с песнями. И это действительно было очень популярным местом у большинства детей нашей округи. Девочки рассказывали о том, что каждый раз по пути домой они заезжали в Атриум чтобы встретиться с друзьями. Идея была неплохой, но я сомневался. Алек так ни разу не позвонил с момента как я переехал, хоть и обещал. Я оставил ему пару голосовых сообщений на автоответчике, но они остались без ответа. Во мне зрела обида на друга, прикрываемая надеждой на то, что у него просто трудности перед началом учебного года, и он может позвонить в любое время. Но мне не хотелось быть привязанным к телефону который день подряд, ожидая звонка, который может и не случиться, поэтому я решил сходить.

– У нас разве есть деньги на книги? – всё же выразил лёгкое сомнение я. Можно было сходить просто посмотреть на книги и попытаться завести знакомство, но если не удастся, покупка сгладила бы эту неловкую прогулку.

– Найдутся. – улыбнулась она и я почувствовал себя лучше.

После обеда мама дала мне двадцатку и рассказала, как дойти до Атриума. Сама она со мной не отправилась, решив дать мне немного самостоятельности. Поначалу эта мысль была даже приятна. Новый город, новый я и прекрасный шанс показать себя перед новыми друзьями крутым и самостоятельным. На волне этой самоуверенности я и вошёл в Атриум. Он казался мне огромным в то время. Длинные ряды стеллажей тянулись вдоль стен, по всему залу поперёк им стояли корзины, наполненные комиксами и журналами, подпёртые крутящимися стойками с открытками и совсем тонкими журналами. Множество ярких обложек, цветные стенды с новыми выпусками. Я помнил по рассказам, что это был всего лишь первый зал из двух, но меня уже глубоко восхищал этот контраст мира Атриума с тем, что находилось снаружи. В книжном отделе, прямо у входа располагалась касса со скучающим продавцом, возле низких стоек-корзинок скопились дети. До меня доносились их восторженные шепотки, но я не мог разобрать ни слова.

К ним я и направился, натянув приветливую улыбку и громко поздоровался чтобы меня услышали. Меня никто не заметил. Тогда я решил завести разговор с другими, что стояли у шкафа. Но те посмотрели на меня странно. Один мальчик было сказал мне «Привет», но его друг шепнул ему что-то на ухо, и они ушли к своим родителям. Чувствовал я себя максимально неловко и решил прекратить попытки познакомиться. Вместо этого я начал бродить между стойками, разглядывая книги и делая вид, словно я избалованный читатель, которого не всякое произведение искусит купить его. В какой-то момент за мной начали ходить несколько мальчишек. Они держались на расстоянии. Но неизменно следовали за мной. Решив поймать их на слежке, я остановился у шкафа с ужастиками, делая вид, что заинтересовался чем-то. Для правдоподобности, схватил первую попавшуюся книжку. Едва заметив движение со стороны, я с улыбкой развернулся и довольно громко произнёс «ну здравствуйте», но вместо парней увидел лишь девушку, которая раскладывала книги. Она поздоровалась и спросила, нужна ли мне помощь. Чтобы не показаться странным, я сказал, что хочу купить эту книгу. Она взяла её, провела меня на кассу, упаковала книгу в их фирменный пакетик и отдала сдачу. Делать в магазине мне было больше нечего и потому я поспешил уйти. Уже на выходе я заметил тех самых мальчишек, которые поглядывали в мою сторону и переговаривались. Подходить к ним я не стал.

Возвращаться домой не хотелось, и я побрёл куда глаза глядят. На углу одной улицы мне попалось кафе, в котором я потратил остаток денег на бургер, кекс и молочный коктейль. Там же я решил рассмотреть, что за книгу приобрёл. Книжка была примечательна своей яркой обложкой. Да, цвета были яркими, но они не резали глаза, а приносили скорее какое-то успокоение, несмотря на весьма жуткую обложку. «Добро пожаловать в Ужаслэнд!» – гласила надпись на табличке из-за которой выглядывал зелёный рогатый монстр. Его когти оставили на этой табличке глубокие царапины, но даже несмотря на это, мне было не страшно. Монстр не внушал ужаса и был похож не на кошмарное чудовище, а на скромного, немного неловкого местного обитателя, стесняющегося выйти к приезжим. И это подкупило меня начать читать. Я прочитал половину книги прежде чем понял, что начало темнеть и мне пора вернуться домой.

А дома мать лишь порадовалась, что я задержался. Она решила, что я нашёл новых знакомых и потому не стала расспрашивать. За ужином она лишь поинтересовалась, какую книгу я взял. Увидев её, лишь пожала плечами, сказав, что если мне нравится, то она тоже рада и поделилась со мной своими успехами. Пока меня не было, она передвинула одну из кроватей в бывшую комнату своей кузины и её мужа. Они увезли свою кровать, поэтому ей пришлось обустраивать место для сна заново. У меня теперь была собственная комната. Эта мысль немного радовала. Всё больше возможностей появлялось у меня для самовыражения. Первым же делом я поставил книгу на полку книжного шкафа. На следующий день поотдирал все наклейки, оставшиеся от девочек на столе, шкафах и кровати. Мой старый рюкзак начал рваться, и мы с мамой сходили на школьную ярмарку, где среди прочего я набрал себе тетрадок и ручек на год вперёд. На ярмарке тоже были дети, но они смотрели на меня как на пришельца и боялись подойти. Мама не заметила этого, она была больше занята выбором для меня необходимых книг для литературы. В этом учебном году мне было необходимо представить эссе по трём литературным произведениям. Сам я до этого не был любителем почитать, поэтому ответственность за выбор книг легла на плечи моей матери. Вернулись мы домой ближе к вечеру. Пока мама занималась ужином, я обустраивал свою комнату. Бабушка была довольно тихой, она спускалась вниз только чтобы поесть, но даже тогда мы сидели в относительной тишине. Лишь раз она спросила, кем устроилась моя мать работать, а услышав ответ, искренне пожелала ей удачи.

Работа медсестрой в местной больнице оказалась очень тяжёлой. Я понял это лишь, когда в начале учебного года почти перестал видеться с матерью. Она приходила домой поздно вечером, ела и сразу отправлялась в свою комнату. На выходных она иногда брала меня с собой за продуктами и рассказывала, как сделать готовый ужин вкуснее, добавив в него соус или порезав овощей. Вечером воскресенья она выдавала мне денег на обеды в школе, но я быстро понял, что даже за деньги еда в столовой не стоит того чтобы её брать. Попытка завести друзей в школе не увенчалась успехом. В моём классе все уже друг друга знали или слышали что-то, ведь жили по соседству. В какой-то момент мне начало казаться, что люди просто сговорились и решили рожать детей в одно и то же время чтобы они могли дружить семьями.

В начале года наш класс собрался в кабинете вместе с психологом. Мы сели вокруг и начали рассказывать о себе чтобы познакомиться получше. Мой рассказ был весьма унылым. Я решил умолчать о том, почему мы уехали из города и просто сказал, что хотел бы завести тут друзей. Но мои слова не вызвали ожидаемого ажиотажа. Наверное, будь я в каком-то плохом комедийном фильме на фоне уже зазвучали бы унылые сверчки. Но вдруг одна девочка начала хлопать и толкнула локтём соседку в бок. Та тоже вяло захлопала и за ней уже подключились остальные. Я почувствовал себя лучше, возвращаясь на своё место. А едва усевшись на стуле, не мог оторвать взгляда от девочки, которая вышла представляться вслед за мной – та, что первой похлопала мне.

– Всем привет, я Ванда Хопкинс. – Представилась она и подняла вверх руку с кулаком, из которого были выпущены лишь указательный и средний палец. Ванде зааплодировали. Я подключился не сразу, засмотревшись на неё.

Эта девочка выглядела дерзкой. У неё была короткая стрижка, вместо юбок и платьев она носила бриджи, совсем не похожие на девчачьи. Во всей её одежде не было ни нежных, ярких цветов, ни красивых рисунков, ни страз. Лишь пара серёжек-гвоздиков говорили, что она девочка. Со спины я бы точно принял её за парня.

– Мне одиннадцать, но, как и всем вам тут. – Эту фразу многие восприняли с юмором, кто-то даже начал свистеть и психологу пришлось сделать замечание, – Я переехала в этот город год назад. Рабочие дела отца, такая скука на самом деле, сами знаете. Моя мама домохозяйка, милая женщина и лучший пекарь по мнению Сообщества Розовых Домохозяек. Мой брат занимается бейсболом. Он лишь на пару лет старше меня, но все говорят, что у него талант из штанов рвётся.

По комнате прошёл смешок, и я сам не сдержал улыбки. Ванда словно светилась позитивом на всю комнату, рассказывая о себе. Её все любили и слушали с особым вниманием, о котором я мог только мечтать. Но в какой-то момент я поймал её взгляд и мне показалась, что рассказывает она о себе не ради всех вокруг и даже не ради психолога, а ради меня.

– Я люблю историю. – Продолжила Ванда, оторвав взгляд своих карих глаз от меня, – Мой любимый президент – Авраам Линкольн.

Какой-то парень хихикнул, и Ванда обратилась к нему:

– Не потому, что он охотился на вампиров, Бенни.

Тут уже рассмеялись все. Психолог тихо попросила девочку заканчивать.

– Словом, я ваша новая одноклассница. – Подвела она итог, – Ухожу, но не прощаюсь.

Она вернулась на своё место, и мы продолжили знакомство, но я уже не слушал других. Все мои мысли занимала яркая Ванда, буквально спасшая меня от тишины. Кажется, я тоже был ей симпатичен: едва мы встретились взглядами, на её губах заиграла улыбка. Я с трудом дождался окончания знакомства чтобы тут же подойти к ней.

– Привет. – Сказал я, буквально подскочив к Ванде и протянув руку для знакомства, – Я…

– Послушай, мы не друзья. – Улыбка исчезла с лица Ванды, едва она увидела меня так близко, – И мы не должны ими становиться. Может ты подумал, что если я похлопала тебе, то ты мне нравишься. Но нет. Мне просто не нравится, когда эти придурки считают, что они лучше чудиков вроде тебя.

Радость было появившаяся внутри медленно угасла. Я опустил руку, но не спешил уходить. Вместо этого ушла Ванда, пихнув меня плечом напоследок, словно ей было мало места. Выпендрёжница. Я обернулся и увидел, как Ванда мило общается с каким-то парнем. Я хотел быть на его месте. Но слова девушки вскоре заставили меня задуматься о другом.

После них я ожидал какой-то подставы от одноклассников. Придирок, обзывательств, плевков в спину, но не дождался. Им было всё равно на меня. Со мной общались не более, чем того требовалось на занятиях, иногда кто-то поддерживал лёгкую беседу ни о чём, но как только кончались уроки, у каждого находились свои планы и компании, которые не принимают новичков. Поначалу это задевало, мне было как никогда одиноко и в школе, и дома. Без телевизора освободилось очень много свободного времени, которое я тратил на чтение книг, будь то школьная литература или страшилки. В то время я серьёзно подсел на произведения Стайна, чью книгу купил в Атриуме чтобы не выглядеть глупо перед консультантом.

Глава 3

В начале сентября я нашёл радиоприёмник среди старых вещей дедушки. К моему счастью, это устройство ещё работало и даже выдавало неплохой звук. Я настроился на волну местной радиостанции и вскоре привык делать уроки под негромкие песни. Особенно на меня произвела впечатление Wake me up when September ends¹. Я даже позвонил на радио и попросил поставить её ещё раз специально чтобы записать на диктофон в телефоне. Эту песню я поставил на будильник. Она очень подходила к моему ежеутреннему настроению, когда приходилось вставать с постели и идти в школу. Я представлял, будто меня будит мама, а я закрываюсь от неё и прошу разбудить меня, когда кончится сентябрь. С наступлением октября эта песня перестала быть актуальной, но я так и не убрал её с будильника.

С октября мама начала брать ещё и ночные смены. Поэтому теперь несколько раз в неделю мы виделись утром. Я только просыпался, а она уже отходила ко сну. Наш диалог был вдвойне неловким, ведь я никогда не говорил о своих проблемах ей просто потому, что считал, что это не так важно. В этом году Хэллоуина я не ждал, но зачёркивал дни в календаре, записывая, сколько денег у меня есть. Раз в неделю-две я заходил в Атриум, крутился возле стойки с ужастиками Стайна, выбирая какую книгу взять в этот раз. Я выстраивал цепочки, планировал, высчитывал, просил продавцов отложить что-то буквально на пару дней, когда видел, что экземпляры кончаются. Эти книги я читал с удовольствием, даже не замечая, как пролетают часы за главами. Я всё ещё надеялся на звонок от Алека. Отмечая каждый новый день в календаре, проглатывал горечь от мысли, что он опять не позвонил. И не написал. И не отвечал на мои сообщения на автоответчике. Мне хотелось спросить маму о том, всё ли в порядке с тётей Амандой и её сыном, но видя усталый взгляд откладывал вновь и вновь эту тему.

Я всерьёз начал переживать за здоровье мамы. Из-за сложного графика она стала забывать дома обеды. Мне хотелось верить, что в больнице есть кафетерий, где она может перекусить. Но однажды, вернувшись со школы, и заметив на кухонном столике очередной забытый пакет с обедом, я не выдержал. Поднялся в свою комнату, вытряхнул из рюкзака книги и тетрадки, забрал мелочь из банки, куда я складывал монеты, остававшиеся со сдачи в магазине и зашёл к бабушке спросить, как мне проехать до больницы. Она отвлеклась от телевизора, приподняла очки, оглядев меня с ног до головы – больным или раненным я не выглядел, но она уточнила, зачем я собрался в больницу. Я ответил честно и получил от неё подробную инструкцию как добраться до больницы и у кого спросить, когда окажусь на месте. Кажется, ей не хотелось меня отпускать одного и вскоре я понял почему. Из нашего района на автобусе до этой больнице пришлось добираться полчаса. Мама тратила на эту дорогу не меньше сорока минут каждое утро на машине и возвращалась, когда автобусы уже не ездили оттуда. Всё время я держал мамин пакет с ланчем в руках, боясь потерять или раздавить его. А ещё я неотрывно следил за дорогой, боясь пропустить остановку, даже зная, что их объявляет водитель по громкой связи. Нет, эту остановку невозможно было перепутать ни с какой другой. Она располагалась в паре метров от въезда на стоянку перед огромным больничным зданием. Кажется, здесь было этажей девять или десять – не могу сказать точно, каждый раз при взгляде наверх чтобы сосчитать, у меня начинала кружиться голова. Внутри же помещение было больше длинным. Мне и вовсе стало казаться, что тут легче заблудиться, чем кого-то найти.