Read the book: «Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы», page 14
– И сюда волком пролез? Тебя солдаты видели?
– Не-е, я спрятался. Меня никто не видит, если я не хочу. Солдаты леса не знают, ничего не видят. Их обмануть легко.
– Будто ты один в лесу живёшь. А у солдата дома тоже, может, лес почище вашего.
– Не-е, было бы заметно. Кто знает лес, у того не проскочишь.
– Ушлый ты, брат, – возмущённо сказал Петелькин, сердясь не на мальчика, а на не заметивших его часовых. – Но ты уходи отсюда. Здесь опасная зона.
– Заразная?
– Почему заразная?
– Ну, заражать будете лес?
– Да зачем же? Что ты такую чепуху говоришь? Будем проводить военные испытания. Закрываем, чтобы никто не попал в неприятное положение. А закончим испытания, уйдём, и вы снова можете здесь грибы собирать. Так что не переживай. Лес никто не отнимет.
– А зачем же столько грузовиков нагнали? И бульдозер притащили. Народу тьма.
– Экий ты пронырливый оказывается. Всё разведал. А ну дуй отсюда, пока я тебе по шее не накостылял.
– Не имеете права, – резонно возразил Серый. – Это наш лес.
– Тьфу ты, чёрт! Грамотный какой выискался. – Начал ругаться Петелькин, и, видя приближающегося к нему бегом солдата, приказал: – Федорчук, забери отсюда пацана к чёртовой бабушке! Почему пропустили следопыта-самоучку? Два наряда вне очереди!
– Есть два наряда вне очереди! – автоматически ответил солдат и, обратившись к мальчику, неожиданно ласково произнёс: – А ну, тикай отсюда, хлопец, а то мне из-за тебя и на губу недолго загудеть.
Федорчук был украинцем, что явствовало из его слов «тикай» вместо привычных русскому лексикону «вали» или «дуй» и «хлопец» вместо русского «парень», а так же характерному произношению с придыхание звука «г».
Серый повиновался просьбе украинца, но уходя, бросил лейтенанту:
– А за что ему два наряда вне очереди? Он не виноват. Меня никто заметить не может в лесу. Я Серый.
В последних словах звучала явная гордость мальчишки, сумевшего пройти незамеченным у солдат.
Коллоквиум
Академик Сергеев возвращался из Оренбурга поздним утром самолётом Шварцбермана будучи в отличном расположении духа. Идея Зивелеоса о создании особой экономической зоны ему понравилась. Об этом он собирался подготовить подробный доклад на коллоквиуме с приглашением если не премьер-министра, который, как он успел узнать, находится с визитом в Америке, то хотя бы министра экономики.
Вчерашнее заседание после отлёта Зивелеоса и его подруги продолжалось в их отсутствие очень долго. Дебаты шли буквально по всем пунктам, начиная от того, как повышать зарплаты и разворачивать новые производства при минимуме затрат собственных средств и заканчивая способами урегулирования взаимоотношений с другими регионами страны и с самим правительством, которое, по мнению бизнесменов, обязано было войти в создавшееся трудное положение и понять возможные для страны выгоды для всех при правильной организации дела.
Присутствие на совещании президента академии наук и его активное участие в нём существенно способствовало принятию здравых решений. Председательствующий Шварцберман, пожалуй, не справился бы сам с широтой и объёмом возникших неожиданно новых задач, поэтому по завершении работы, длившейся до полуночи, он выразил огромную благодарность в первую очередь академику, пообещал выделить ему для возвращения в Москву свой персональный самолёт, и попросил Сергеева оказать великую честь всему собранию присутствием на обеде в особом зале гостиницы. Академик не отказался, и за ночным пиршеством в течение нескольких часов фактически продолжалось дневное совещание, ибо теперь вряд ли кто-то мог говорить на другие темы даже за рюмками хорошего коньяка в сопровождении прекрасной закуски, включающей всё: от тоненького ломтика лимона, присыпанного слегка сахаром, яиц, начинённых паюсной икоркой, знаменитых русских разносолов к водочке, до огромных размеров отменно фаршированной севрюги, запечённого в тесте местного зайца на любителя дичи, сибирских пельменей и атлантических омаров. Отсутствием аппетита никто не страдал.
Ещё до вылета в столицу академик позвонил своим помощникам и, не смотря на субботнее утро, попросил объявить всем академикам о намеченном на среду коллоквиуме и необходимости подготовки своих предложений, как по вопросу организации особой экономической зоны в Оренбурге, так по более сложному вопросу, касающемуся открытия Наукина. Учёные давно уже занимаются разгадкой этой тайны и, на взгляд президента академии, пора подвести хоть какие-то итоги. Особые надежды Сергеев возлагал на возможное участие в работе коллоквиума самого Наукина, о чём уже нечто вроде договорённости появилось. Телефонный разговор с коллегой, хоть и краткий до предела, но очень обрадовал академика.
В воскресенье вечером он созвонился с Дотошкиным, оказавшимся, конечно, в своём кабинете.
– Сергей Сергеевич, тёзка звонит.
Сергеев, разумеется, мог бы не говорить об этом, поскольку связь с генералом могла быть только через диспетчера, который докладывал имена звонивших, но так уж принято в телефонных переговорах. Итак, он начал с того, что сказал:
– Тёзка звонит. Только в кабинете я вас и ожидал найти. Задал нам Зивелеос работы невпроворот до конца дней наших.
– Что это вы так пессимистично настроены, дорогой Сергей Сергеевич? – спросил весело Дотошкин, которому буквально за минуту до этого звонка подполковник Скориков докладывал о том, как ведутся работы у Лысой Горы.
Генерал остался доволен докладом. Мощный проходческий комбайн, обещанный Абрамкиным, доставили в ночь на воскресенье, смонтировали, и он начал уже прокладывать штольню. Инженеры обещали прокопаться в глубь горы в течение нескольких дней. Специально выделенная группа ОМОНа начала тренировки по предстоящему захвату научного центра. Дотошкин иносказательно доложил об этом премьеру, который успел позвонить, чтобы обладать свежей информацией перед совещанием за закрытыми дверями с президентом американского государства в понедельник. Действия генерала он одобрил и обещал новое звание незамедлительно после успешного завершения операции. Это окрыляло, и генерал готов был не спать и не есть, но покончить с проблемой Зивелеоса.
– Почему? Я как раз настроен очень оптимистично, – ответил академик. – Мы собираем в среду коллоквиум, на котором, я очень рассчитываю, будет выступать наш гений Наукин. Вы помните его обещание, которое передал Зивелеос? Собираемся в одиннадцать. Приглашаю и министров. К сожалению, премьер занят в Америке. Так у меня к вам, Сергей Сергеевич, большущая просьба.
– Какая?
– Убедительно прошу не устраивать никаких провокаций. Тарас Евлампиевич Наукин, как я догадываюсь, будет без специального костюма, который он сделал только для Зивелеоса. Правда, не знаю, что он сделал с подругой Зивелеоса. Она выглядит как-то иначе, но силой обладает такой же, насколько я успел понять. Но дело даже не в этом. Взять мы их никак не сможем пока. Поэтому нас интересует главным образом научный аспект, для чего я и приглашаю Наукина. Он сам серьёзный человек и понял важность открытия для всего человечества, потому согласился принять участие в коллоквиуме. Это большое счастье для нас. Будет много корреспондентов, в том числе и зарубежных. Сенсация на весь мир. Допускать в зал будем только аккредитованных лиц. Очень прошу обеспечить нам охрану, и чтобы не было никаких эксцессов. Я уверен, что Наукин согласится выступить при условии гарантии его безопасности.
Дотошкин слушал волнующегося академика и молча улыбался. Он сознавал, что до среды добраться к научному центру поляны его людям не удастся, и решил ничего не говорить академику о своих планах. Пусть учёные встретятся, пусть поговорят. Это только ослабит бдительность и позволит захватить поляну врасплох. А сказал он совсем другое:
– Да-да, уважаемый Сергей Сергеевич. Ничего не случится. Что ж я, совсем ничего не понимаю? Охрану учёного мы обеспечим, хотя ему она и не очень нужна, если рядом такой человек, как Зивелеос. Но от трибуны сдержать рвущихся к ней журналистов мы, конечно, поможем. Наука есть наука. Это великое дело, и мы обязаны ему способствовать.
– Спасибо, дорогой Сергей Сергеевич. Вы сказали то, что я и хотел от вас услышать. Надеюсь, вы тоже поприсутствуете на столь знаменательном событии?
– Естественно, Сергей Сергеевич. Не премину. Всего доброго.
Генерал отключился от линии, на которой был академик, и тут же связался с Оренбургом, где события буквально кипели и бурлили. Поздно ночью после возвращения Самолётова и Иволгиной с совещания Наукин выложил на своём сайте в Интернете подробный рассказ о знаменательном мероприятии со звуковой записью выступлений Зивелеоса и присутствовавших бизнесменов. С этой минуты число посещений сайта росло неимоверно быстро. Жители Оренбургской области, даже не имевшие у себя компьютеров и тем более Интернета, пробуждались ночью от телефонных звонков взбудораженных посетителей сети Интернет с сообщением сенсационной новости о предстоящей перестройке всей их жизни.
Уже утром следующего дня на площадь перед мэрией города вышли толпы демонстрантов с плакатами, на которых крупными буквами красовалась аббревиатура СССР с расшифровкой его нового значения – Страна Социальной Справедливости Работников и столь же крупно написанными словами: «Поддерживаем», «Давай народный контроль!» и даже появился до боли знакомый, но старый лозунг «Вся власть советам!».
В воскресенье число митингующих только возросло, и шествия превратились в праздничное гуляние. Люди пели песни, играли на гармошках, устраивали круг и в нём пожилые женщины плясали, размахивая над головами платками, как в старое доброе время, а мужчины, тряхнув стариной, шли вприсядку. То в одном месте, то в другом, словно герои-освободители, забираясь на любые возвышения, выступали вчерашние участники заседания, известного теперь каждому жителю под названием «Заседание с Зивелеосом». Они пытались объяснить народу, что дело не только в повышении заработной платы, но и в повышении производительности труда. Мэр города уже несколько раз выходил к микрофону на площади, говоря о том, что социальная справедливость в одночасье не делается, и тут нужны большие усилия от каждого, обещал трудоустроить всех безработных, но призвал при этом к пониманию, что не все будут занимать руководящие посты, так как для восстановления разваленных заводов и открытия новых предприятий нужны будут, прежде всего, рабочие руки и мастера разных специальностей. На стихийных сходках создавались различные комитеты, предлагались надёжные люди, коим доверял народ контролировать действия городских властей и работу банков. Труднее всего было найти честных, незапятнанных махинациями и грамотных бухгалтеров. С ними и раньше была проблема. Приходилось обращать внимание на преподавателей математики и специалистов вычислительной техники, поручая им процесс финансового контроля.
А ещё всех беспокоили цены в Оренбургской области. Как они? Упадут или вырастут? Если упадут, то не кинутся ли люди со всех концов страны сюда за дешёвым товаром? Может, придётся продавать его только местным жителям по паспортам с пропиской или специальным карточкам оренбуржца, как в Москве по карточкам москвича? Но все ли жители окажутся достаточно стойкими перед соблазном спекуляции? Как их приструнивать, всех ли сажать? А если цены в регионе повысятся, то какой смысл в повышении заработной платы? И вообще, если жизнь в Оренбуржье станет лучше, то всем захочется сюда ехать. Как тогда будет с жильём?
Короче говоря, вопросов возникало миллионы, но и ответов на них давалось не меньше. Всегда ведь находятся люди, которые могут ответить на все вопросы и знают все решения. Удивительное дело, но многие ораторы иногда даже забывали в своих выступлениях упоминать имя Зивелеоса, как будто им принадлежит право последнего голоса и от них одних теперь всё зависит. Выступая перед толпами людей, им казалось, что народ пробудился и сам в состоянии решать свои проблемы.
За тем, что происходило в Оренбурге в эти дни, следил, разумеется, и президент академии Сергеев, и, можно сказать, вся страна, да и весь мир. Члены государственной думы готовились к дебатам в понедельник. Даже депутаты, уехавшие перед этим по регионам для прославления своих личностей, срочно возвращались в Москву.
Сентябрь проливался потихоньку дождями, но ожидался быть жарким в политической ситуации, поскольку и в самой Москве вдруг заволновался народ, выйдя в воскресенье с транспарантами в поддержку жителей Оренбурга и программы Зивелеоса. И здесь на кумачовых полотнах появились загадочные пока для большинства людей буквы «СССР».
В зарубежных средствах массовой информации, рассказывая о событиях в Оренбурге, по ошибке иногда переводили «СССР» на английский язык по старинке “USSR”, что означало «Союз Советских Социалистических Республик», но их быстро поправили, объяснив новый смысл старой аббревиатуры, и они были вынуждены теперь писать “CWSJ”, что расшифровывалось на английском, как “Country of Workmen’s Social Justice”.
Правда, и в Москве, как и в присоединившихся к ней некоторых городах страны, многие люди, встававшие в колонны демонстрантов, видя знакомые буквы «СССР», думали, что речь идёт о восстановлении Советского Союза и радостно поддерживали крики «Да здравствует СССР!». Наивные люди, но что поделаешь – радоваться никому не запретишь.
В такой обстановке и началось заседание коллоквиума в большом конференц-зале Академии наук. Но до этого…
_______________________________
В понедельник утром по телефону доверия ФСБ позвонило неизвестное лицо и, не называя себя, сказало, что хочет встретиться неофициально с ответственным работником для сообщения чрезвычайно важной информации, связанной с главным событием дня. Дежурный линии доверия понял, что звонок не относится к числу рядовых и не похож на звонок больного психически человека, поэтому, попросив человека на другом конце линии подождать немного, потом предложил звонившему пойти в приёмную ФСБ, где к нему выйдет ответственное лицо.
Спустя полчаса в небольшой комнатке, в которой, по всей вероятности, были установлены записывающие устройства, но не в этом дело, ибо оба пришедшие на встречу знали, что разговор их не должен оставаться тайной, а требует немедленного реагирования, за низеньким журнальным столиком сидели член-корреспондент академии наук Мстительский и подполковник Скориков. Беседа их была долгой. Расставаясь, оба были серьёзны, пожали друг другу руки, оба благодарили друг друга и уверяли, что всё будет в порядке. Членкор Мстительский говорил, что успех почти обеспечен, подполковник гарантировал всемерную помощь. Оба были заинтересованы в неразглашении предмета разговора.
Не прошло и нескольких минут, как подполковник Скориков докладывал о визите учёного генералу Дотошкину. Выслушав доклад и предложения к действию самого подполковника, генерал, потрясённый, молчал несколько минут, затем произнёс:
– Независимо от результата предложенной вами операции считайте себя полковником. Я назначаю вас своим первым замом. А теперь действуйте по предложенному плану.
________________________________
В понедельник же утром Тарас Евлампиевич попросил Николая слетать в посёлок Зареченка, поговорить с людьми и узнать, не известно ли им, для чего в пятницу поздно вечером проезжала мимо посёлка колонна автомашин.
– Николай, – предупредил Наукин, – только не пори горячку. Здесь воинских частей в области тьма. Я не хочу посылать Машу или кого другого, чтобы с ними чего не произошло. Мы ведь все уже на виду, и всякое может произойти. А ты в безопасности. Я пока отвезу в город Надежду Тимофеевну, а ты подружись с людьми посёлка. Это никогда не вредно. Мы ведь стараемся для простых людей, и они когда-то могут нам помочь при случае.
Самолётов не возражал. Оделся, включился и полетел. Тарас Евлампиевич отправился с Иволгиной-старшей в Москву, оставив Машеньку за контрольным пультом. Татьяна лежала ухоженная, осмотренная, перевязанная и счастливая от мысли, что скоро они с Николаем поженятся. Покупку свадебного наряда и обручальных колец решила произвести бабушка, так что всё шло как нельзя лучше.
Зивелеос опустился на окраине села, чтобы его не сразу заметили. Толпу собирать он не хотел. Самое хорошее разговаривать с людьми один на один. Тогда разговор получается более искренним. Это Самолётову хорошо было известно, как журналисту, немало бравшему интервью по самым разным поводам у людей с разными характерами, разными по положению в обществе. По опыту он уже знал, что в толпе или даже в маленькой группе человек непроизвольно начинает играть на публику, думать о том, какое он произведёт впечатление на окружающих, а это сразу меняет весь ход разговора. Будь человек один, он, может, говорил бы совсем не то и не так, как начинал говорить в присутствии ещё кого-то. Такова психология человека. И фраза «в жизни мы все актёры» имеет право на жизнь.
Пройдя несколько шагов по тропинке в сторону посёлка, Николай оглянулся на голос сзади:
– Вы Зивелеос. А можно я с вами полетаю?
Позади него стоял мальчишка с копной торчащих на голове волос. Опускаясь на землю, Николай его не заметил.
– А почему я тебя не видел? – спросил он мальчика.
– Я невидимка, – смеясь, ответил тот. – А по правде, я ваше облако заметил издаля и спрятался в кустах. А вы сюда и прилетели.
– Надо говорить «издали», – поправил автоматически Николай. – Как тебя зовут?
– Серый.
– Серый волк? Похож. И прячешься хорошо.
Губы Серёги расплылись в улыбке от такой похвалы, и он опять попросил:
– Дядя Зивелеос, возьмите меня полетать.
– А не испугаешься?
– Кто, я? – изумился Серёга. – Я даже военных не боюсь.
– Каких военных? – не понял Николай.
– А тех, что под вас копают.
– Что копают?
– Что-что! – ворчливо сказал Серёга. – Землю копают под вами. У них там какие-то испытания проводятся и туда никого не пускают.
– Куда не пускают? – настороженно спросил Николай, думая, что напал на мальчишку-выдумщика. Таких он знавал немало.
– А полетим, покажу.
– Ну, хорошо, – сказал Николай, – догадавшись, что мальчишка сочиняет лишь для того, чтобы полетать с Зивелеосом. Он отключил защиту, поставил малыша себе на ноги, и поднялся с ним в воздух.
Серёга не только не испугался, а пришёл в восторг от того, что парит над землёй.
– А нас видят с земли? – поинтересовался Серёга, глядя на то, как под ними проносится медленно посёлок.
Впрочем, вопрос был бессмысленным, так как проходившие по улицам и находившиеся во дворах люди поднимали вверх головы и застывали в изумлении, узнавая Зивелеоса и мальчишку.
Догадавшись, что его видят и узнают, счастливый парнишка начал махать приветственно левой рукой, правой держась крепко за пояс Зивелеоса.
А Николай демонстративно летел по кругу, то поднимаясь выше, то снижаясь, чтобы всех поразить своим полётом с мальчиком.
– Ну что, садимся? – спросил он, думая, что полностью удовлетворил желание паренька.
– Как, а военных смотреть не будем? – спросил Серый удивлённым голосом.
– А ты не наврал про них?
– Не-е, я не люблю врать.
– Так куда же полетим в таком случае?
– А туда, – и Серёга вытянул руку в направлении правого подножия Лысой Горы. – Только если нас там увидят близко, начнут стрелять. Туда не разрешают заходить никому.
Николай посерьёзнел и сказал успокоительным тоном:
– А ты, Серый, не бойся. Во-первых, они нас не увидят, я сейчас включу облако, а во-вторых, давно пора знать, что убить меня невозможно, а раз ты со мной, то и тебя тоже.
– Я знаю, – важно ответил Серёга, – но солдаты ведь не все понимают это. Им прикажут, они и станут палить почём зря.
Поднявшись повыше, чтобы слиться с настоящими облаками, которых в этот день было достаточно много в небе, Николай, следуя указаниям Серёги, завис над участком леса, окружённым уже высоким деревянным забором. Сверху его почти не было видно среди деревьев. Зато посреди участка хорошо были видны палатки, дымящая полевая кухня, стоявший в стороне бульдозер, которым явно расчищали площадку, и отверстие в горе, из которого торчала конвейерная лента, выбрасывающая на площадку землю. Рядом стояла большая машина, типа дизельной установки на колёсах, которая по всей вероятности подавала электроэнергию технике.
– Определённо внутри горы работает какое-то устройство. Делают, наверное, штольню, – пробормотал тихо Николай.
– Конечно, копают под вас. Я же говорил, а вы не верили.
– Под нас или не под нас, не знаю пока, а что под нами, так это точно, – сказал Николай и, устремившись быстро назад к посёлку, предложил Серёге: – Ты вот что, Серый, никому не говори о том, что мы с тобой сюда летали. Скажи ребятам, что просто катались с тобой по воздуху. Дело в том, что военные делают своё дело, и разведывать их тайны, нехорошо. Может, они занимаются важным для государства делом, о котором не следует знать врагам. Ты же умеешь хранить военную тайну?
– Спрашиваешь, – ответил фамильярно Серёга, чувствуя, что подружился с Зивелеосом. – Когда надо, я могила. Раз ты это просишь, так и будет. А мы ещё полетаем?
– Обязательно, – пообещал Николай, – но не сейчас. Ты уже налетался, а у меня дел полон рот.
Они приземлились снова в том же месте, где встретились, Николай поставил Серёгу на землю и тут же улетел.
Серёга стоял, раскрыв рот и восторженно провожая взглядом улетающее облако.
__________________________
Они сидели друг против друга, Наукин и Самолётов. Тарас Евлампиевич задумчиво гладил рукой свою седую бороду.
– Похоже, – говорил Николай, – на штольни, из которых потом вывозят ракеты. Я такие видел в горах Закарпатья, когда служил в армии. Возможно, что в нашей горе собираются создать нечто подобное. Но уж очень как-то спешно делается. Казармы для солдат не строят, жилые дома для офицеров тоже не наблюдаются. Не будут же они жить в гражданском посёлке или ездить каждый день издалека, если собираются здесь серьёзно работать с ракетами?
– Да, но мальчику говорили об испытаниях. Они могут быть самыми разными.
– В том числе это могут быть и испытания для нас или на нас, – сказал Николай.
– Ты прав. Не исключено. Раз они понимают, что не могут добраться к нам сверху, им могло придти на ум подкопаться снизу. Да, пожалуй, так и есть. Головы у них не дремлют.
– Я там ещё заметил и то, что немного в стороне от штольни группа солдат в камуфляжной форме тренировалась в борьбе, бросаясь друг на друга. Мы так тоже проводили занятия каждый день, но мы были десантники. А эти что? Просто развлекались? Почему же тогда они в камуфляже, а не как другие в обычной солдатской робе?
– Если они копают под нас – это серьёзно. Вряд ли могло быть случайностью то, что для своих испытаний выбрали нашу гору, о которой пишут все газеты и голосит телевидение.
Тарас Евлампиевич опять провёл волну рукой по бороде.
– Выходя на поляну из-под земли, они, конечно, не натолкнутся на сферу защиты. Это какой-то учёный догадался правильно и подсказал. Появиться на поверхности таким способом можно, – рассуждал Наукин. – А дальше забросать нас гранатами, ударить огнемётами, всё поломать – и дело с концом. Ни тебе науки, ни тебе проблем. Они, скорее всего, так и рассчитывают делать. Планировка наших строений им не известна. Где лучше выходить, не представляют, но лезут.
– А что если всё-таки у них действительно какие-то военные цели? – высказал сомнение Николай.
– Теоретически, конечно, всё может быть, но по тому, что ты видел и слышал, на другое не походит. Нам гадать не стоит. Гора наша, мы должны её защищать. Возможностей для этого у нас не так мало. К их встрече можно подготовиться при подходе к поверхности. Услышать, где они скребутся, не трудно. А потом дело техники: каждого, кто выползает, обезвреживать. Неплохо положить на место предполагаемого выхода лист железа, который однажды привёз на всякий случай Лёша. Он как раз лежит без дела пока. Но, наткнувшись на него, солдатам придёт в голову рвануть взрывчатку.
– Между прочим, – вставил Николай, – они могут сами не выходить наверх, если наткнутся на препятствие или просто поймут, что близко к поверхности, а взорвать посильнее, не разбираясь, что там и кто там. А потом уже в суматохе выскочат омоновцы и начнут всё подряд крошить.
– Да, и такой вариант возможен.
Тарас Евлампиевич встал с кресла, как бы разминая уставшее от сидения тело.
– Получается так, – сказал он, подходя к окну, – что допускать их до взрыва нельзя. Вполне может быть, что они не полезут вверх вовсе, а заложат на глубине направленные вверх заряды и рванут дистанционно в нескольких местах, чтобы просто обвалить нашу поляну. Если взрывники опытные и хорошо рассчитают, это вариант. Но для этого им всё же надо прокопаться поближе.
– Давайте остановим их сейчас. Я подлечу и испорчу им всю технику, -предложил Николай.
– Это верно, – одобрительно сказал Наукин. – Для начала перережь лучом кабель, подающий энергию в штольню. Машина их стразу остановится, как и транспортёр, выносящий землю. И пробей в нескольких местах их электростанцию. С такими повреждениями они вообще не справятся. Придётся присылать новую технику, а на это уйдёт масса времени. Сам в штольню не забирайся. Не к чему рисковать. У меня между тем давно зреет один важный проект. Но о нём поговорим позже всем коллективом.
Когда начало темнеть, облако с Зивелеосом опустилось на большую прямоугольную крышу дизельной передвижной электростанции. Не ожидая гостя, никто не заметил его появления. Несколько минут Николай наблюдал за работой. Транспортёр углубился в гору. Теперь его конец, выглядывавший днём из штольни, скрылся в ней, но земля продолжала высыпаться струёй наружу, образуя высокую кучу. К ней тут же подъезжал бульдозер, набирал землю в ковш и грузил на самосвал. Всё выполнялось очень оперативно.
Николай достал из-за пояса трубку, направил её на лежавший на земле кабель в том месте, где он изгибался петлёй. Луч успел трижды пройтись поперёк изгиба, прежде чем образовавшиеся концы кабеля разлетелись в стороны. Николай учёл, что на ровном участке, тонкий луч лазера перерезал бы кабель, но провода снова бы соединились, продолжая подавать энергию. А на изгибе натяжное напряжение само раздвинуло концы. Грохот грызущей породу машины, доносившийся из штольни, резко оборвался. Конвейерная лента остановилась.
Под ногами Зивелеоса крыша дизельной установки дрожала натужно, работая вхолостую. Николай направил трубку под ноги и, приподнявшись в воздух, нажал пусковую кнопку. Он предполагал, что луч лазера может попасть в бак с горючим, что вызовет взрыв. Так оно и произошло. Машина разорвалась, обнажив искорёженные части механизма. Наступила тишина. Зивелеос поднялся выше. Но людям на земле было не до облаков над головой.
Не понимая, что произошло, солдаты забегали то в штольню, то из штольни, то к палаткам, то от палаток. К счастью взрыв никого не затронул. Работы по прокладке тоннеля прервались надолго.
_____________________________________
В Вашингтоне в третий день недели, каковым является вторник, так как в Америке неделя начинается, как и в Англии, с воскресенья, президент Соединённых Штатов Америки встречался без галстуков и журналистов с премьер-министром России. Тема встречи была одна – Зивелеос.
В Америке много писали о том, что происходит в России, высказывались различные догадки и предположения, волновались финансовые магнаты, вкладывавшие немалые деньги в российскую экономику, дабы получить из неё ещё большие капиталы, но ни у кого не было страха. Объяснялось всё очень просто: то, что находится далеко за океаном, кажется очень маленьким и не столь существенным. Да, жители заокеанского континента интересовались новым явлением в России, да, они почитывали об этом вечерами, усаживаясь в плетёные кресла-качалки, могли даже подискутировать о том, не преувеличивают ли русские опасность и отчего им всегда неймётся. Поэтому и президент США, широко улыбаясь навстречу шагающему вразвалку премьеру России, не совсем понимал, почему тому захотелось лично встретиться и обсудить столь, казалось бы, незначительную проблему местечкового масштаба.
Для начала оба высокопоставленных лица обменялись любезными фразами:
– О, я всегда рад встрече с моим российским другом.
– И я чрезвычайно рад приветствовать моего американского друга.
Поговорили немного о погоде. Она в Вашингтоне была сухой, но не жаркой в это время. В Москве слегка дождило. Переводчики работали, как говорится, в тандеме. Тот, что был от президента, переводил с русского языка премьера, а тот, что приехал с премьером, переводил с английского президента. Рядом были ещё по одному советнику с каждой стороны. Разговор происходил в южном полукруглом портике с чудесным видом на зелёную лужайку, украшенную различными цветами, источающими приятный аромат. Чашечки кофе и немного виски вполне создавали дружескую непринуждённую обстановку.
– Так что за проблема у моего русского друга? – наконец поинтересовался президент.
– Большая проблема, дружище, – ответил премьер, ошибочно думая, что слово «дружище» будет переведено с тем же оттенком, что и в русском языке, и будет правильно понято.
Правила ведения официальных переговоров, где следует быть по возможности лаконичным и точным в выражениях, ему, как второму лицу огромного государства, не импонировали. Ему казалось, что чем проще и смачнее его лексикон, тем легче его понять и приятнее беседовать, как на деревенской лавочке возле покосившегося забора.
Чопорные и привязанные к своим старым традициям англичане не понимали такого поведения. Более раскованные американцы снисходительно улыбались, чувствуя себя на высоте положения, как если бы видели индейца, запускающего в тарелку супа руки, чтобы выловить в нём кусок мяса, но делали вид, что не замечают его некультурность.
– У нас, как ты знаешь, – здесь опять премьер полагал, что местоимение «ты» как-то сближает в отношениях, хотя в английском языке есть только одно местоимение второго лица, которое у нас переводится «вы» или «ты» в зависимости от контекста, а в английском языке различий таких нет, то есть делать упор на фамильярности не имело смысла, – появился странный человек Зивелеос. Мы сами до сих пор не разобрались, что означает это слово. А вот чем он занимается, нам давно ясно – грабит богатых людей, и мы не можем найти на него управу.
– Да, всё это я знаю, – коротко ответил президент.
– Я хочу подчеркнуть, – безапелляционным тоном продолжал премьер, – что это проблема не только нашего государства. На днях Зивелеос появился в Оренбурге, а это подальше, чем границы некоторых иностранных государств от Москвы. И он заявил, между прочим, журналистам, что может появиться в любом уголке земли. Наши правоохранительные органы стреляли в него, пытались поймать в сети, делали попытку усыпить, поймать в ловушку – ничего не удаётся. Он неуловим и непробиваем.
