Read the book: «Линии Леи», page 7

– Макгаффины применяются не для удовлетворения ваших желудочных позывов! А чтобы следить за изменениями в интуиции! И это важно.

– Да, я знаю, – кивнул Сфинкс. – Но у меня всё в норме! Больше двух совпадений за смену не бывает.

– Если не прекратите жульничать, я наложу взыскание не на вас, а на дежурную часть. Понятно? И его обращению с экипировкой обучите! – потребовала она, тыча в меня мундштуком, неизвестно когда сменившим телевизионный пульт.

– Он в курсе про контрольные предметы, – вмешался Виктор Петрович. – Я инструктировал.

– Тогда почему сам не использовал? Чего ждал? Кстати, насчёт вас, – легко переключилась замдиректора на новую жертву. – Ну уж вы-то, Виктор Петрович? Как вы могли допустить подобное? Директор вас для чего туда направил?

– Я, Елена Владимировна, хотел посмотреть на действия молодого бойца в экстремальной ситуации. Проверить, так сказать, квалификацию.

– Проверили?

– Проверил. Удар правой у него идеальный, реакция молниеносная, руки крепкие. Кадык у Сфинкса нескоро заживёт.

– Я уже новый отрастил, – оскалился тот.

– Прекратите балаган! – оборвала Вересаева и указала мундштуком в потолок. – Иначе в следующий раз сами поедете объяснять, как гипножаба оказалась на поверхности!

Начальник оперчасти, Роман Семёнович Затяжной, мой непосредственный руководитель, усатый богатырь в форме с полковничьими погонами, прокашлялся, привлекая внимание.

– Мы полагаем, что она… Он… Он планировал выбраться за пределы объекта пробросом. Один из подконтрольных людей мог перекинуть сумку с… путешественником через барьер.

– А что, разрядники в турникете уже не спасают?

– Елена Владимировна, ну вы же знаете, разрядники стоят понизу на дверцах. Срабатывают только на открытие. Когда утром идёт сплошной поток людей – толку от них? Да и маломощные они, специально же так подбирали, чтобы до эскалаторов не доставали…

– Короче, – взмахнула мундштуком Вересаева.

– Если короче, то можно создать у турникета толчею, а сумку перекинуть под самым потолком. Разрядники не достанут жабу. А на той стороне она… Он возьмёт под контроль новых людей и скроется.

– И будем мы его искать по всей Москве, пока у него силы не иссякнут и он снова не полезет в метро для подзарядки.

Вересаева выпустила в потолок клуб дыма и задумалась. Потом щёлкнула пальцами и обернулась к письменному столу. Там сидел её помощник, по совместительству секретарь, в чьи обязанности на планёрках входило ведение протокола.

– Алексей, отметьте себе, в поручения. Первое: стажёру Стожару продлить испытательный срок ещё на две недели. Не готов он пока работать в команде.

– Записал.

– Второе. Оперуполномоченному Сфинксу объявить замечание за непрофессиональные действия, вызвавшие панику и давку на эскалаторе. Это опасно для пассажиров и неприемлемо для нас.

Сфинкс окислился. Улыбка не исчезла с его лица, она вообще никогда его не покидала, но теперь он смотрел на Вересаеву не как подросток, довольный удачной проказой, а с выражением незаслуженно обиженного ребенка.

– Старшему инспектору Турчину Вэ Пэ строго указать на недопустимость проведения внеплановых проверок в реальных боевых условиях. Четвертое: техническому отделу – пересмотреть регламент заземления на выходе со станций. Пусть прикинут, не перенести ли их прямо на входные двери?

– Но тогда ведь наши прикомандированные не смогут выходить наружу? – удивился зам по кадрам.

– А ничего страшного, – она словно расстроилась, что такая мысль вообще может рассматриваться в качестве аргумента. – Меньше будут в самоволки шляться! У них в трудовых соглашениях у всех прописано, что выход в город только в исключительных случаях. А я сегодня у табачного киоска наткнулась на двух техников. Не в первый раз их там вижу! Вы у себя в кадрах можете мне уточнить, откуда у прикомандированных пропуска? И с какой целью был выход?

– Сделаем, Елена Владимировна! – с готовностью закивал кадровик.

Общий настрой в кабинете резко упал. Я понимал, почему. Если кадры урежут иноземцам пропуска, возмущение среди младшего персонала неизбежно. А вместе с ним и нарушения режима.

– Следующий момент, – мрачно продолжила Вересаева. – Откуда путешественник узнал про систему заземления? Если наша версия верна, то план гипножабы состоял в краже большого объема энергии. И этот план мы сорвали почти случайно.

– Грамотной оперативной разработкой! – поправил Сфинкс, но никто не рассмеялся, шутка пропала втуне.

– Я хочу, Роман, чтобы вы выяснили, кто сливает нелегалам информацию о наших уязвимостях! – в голосе Вересаевой звякнул металл.

– Постараемся, – кивнул Затяжной.

– Постарайтесь. Это важно. И это первоочередная задача, к ней можете привлекать любые наши службы, заранее даю добро.

– Спасибо, учту.

– И ещё. Скажите мне, был ли на вашей памяти хоть один случай, когда гипножабы путешествовали в одиночку?

– Нет, не было никогда такого. Их стаи снимаются с веток минимум по трое.

– Тогда в ближайшие дни нам следует ждать новые попытки прорыва. Алексей, пишите: перевести оперативную часть, службы жизнеобеспечения, внешнего контроля… Да, штаб и аналитиков тоже – всех на усиленный режим несения службы. Усилить посты и патрули, удвоить число выборочных проверок.

– У нас людей не хватит, – пискнул кадровик.

– Переводите на суточные дежурства, где не хватит! – отрезала она в ответ. – Сами усиливайте дежурные службы, вам не повредит полевая работа. Решайте вопросы, решайте, думайте!

Зам сник, кляня себя за длинный язык.

– У кого-то ещё есть вопросы? – спросила Вересаева, уверенная, что никто больше не рискнёт.

Я поднял руку.

– Елена Владимировна, есть просьба.

– Что у вас, Стожар? Хотите поспорить насчет испытательного срока?

– Нет, что вы, по стажировке – вам виднее. Хотя мне кажется, что я там тупею, а не обретаю навыки. В поля не пускают, вот и не набираюсь нужного опыта. Но я не об этом, я по поводу жабы. Кажется, мы один момент упустили.

– Ну давайте уже, рожайте быстрее.

– Вы наказали нас за эту историю. Наверное, правильно. Но забыли про человека, который решил проблему, которого надо бы поощрить. Ну, не человека, а…

– Кенара?

– Да. Рунгжоб упаковал эту бестию в изолирующий контейнер. Получается, его действия были решающими.

– Вы так думаете? У кенаров иммунитет к психическому воздействию, для него это не составляло труда.

– Однако он мог бы и не вмешиваться. Уйти, как положено по инструкции, запереться в помещении для персонала. Он не сбежал, а отыскал жабу, подверг себя риску в стычке с её рабами, если бы они очнулись. Предлагаю вашими правами отметить его заслугу.

Вересаева потушила сигарету, встала с угла стола, на котором сидела почти всё время совещания, и повернулась ко мне, демонстрируя искренний интерес. Когда я закончил говорить, она с прищуром оглядела поочередно всех, кого я упомянул. Кроме кенара, который на совещании не присутствовал.

– Что ж… С учётом вводимого усиления, нам понадобятся все… – вполголоса и как-то невпопад проговорила она, а потом снова обратилась к своему помощнику. – Алексей, добавьте: ввиду успешного задержания нелегального путешественника, взыскания по поручениям два и три не применять, ограничиться устными замечаниями. Прикомандированному сотруднику Рунгжобу объявить благодарность с занесением в личное дело. И предложить сократить трудовой договор на… допустим, на полгода. Вы довольны, Стожар?

– Да, более чем! Благодарю! – сказал я и начал уже усаживаться на свое место, когда услышал:

– Стажёру Стожару считать испытательный срок успешно пройденным и зачислить в штат на постоянной основе в должности младшего оперуполномоченного. Рекомендовать его в группу Сфинкса на роль ведомого. Всем спасибо, совещание окончено, по рабочим местам!

Сфинкс

– Ты слышал? Он сказал: "Стойте по направлению движения"!

– И что?

– Разве можно так говорить? Слово «направление» предполагает движение. А слово «стоять» – отсутствие движения. В каком-то направлении можно повернуться, но как стоять в направлении?

– Чувак, приди в себя! У тебя через полчаса семинар, а ты споришь с голосом диктора!

Подслушано в метро.

– Вы уже гладили собаку? – строго спросил Сфинкс.

– Ну молодой человек, я вас умоляю, при чем здесь это? Я только приехал в ваш чудный город!

Я прикрыл глаза и вслушался. Потом открыл и ещё раз оглядел пассажира. Ощущение не исчезло. Здесь что-то не так.

– Ещё раз спрашиваю. Услышьте меня! Вы гладили собаку на Площади Революции?

– Какие собаки, боже мой, – всплеснул руками пассажир. – Я только турист, ищу всего лишь немного достопримечательностей!

Диалог звучал бредово, если вслушиваться. Словно двое глухих пытаются общаться, повернувшись друг к другу спиной. Но меня беспокоило не содержание. Моя роль – прикрывать напарника. Я занимался этим уже две недели, поражаясь чутью Сфинкса на инопланетных пакостников: мелких воришек, паразитов-энергопотребителей, контрабандистов и торговцев запрещёнными специями.

Моя задача – наблюдать за его работой со стороны, внимательно смотреть и слушать. И вот то, что видели мои глаза, не складывалось с тем, что слышали мои уши. На вид мужчине было 40, максимум 45 лет. Он был высок, строен, пусть не атлет – но телосложения крепкого. В волосах можно заметить седину, но лишь первые её признаки. Угольно черная острая короткая бородка идеально ухожена.

Одет в светло-зеленый костюм в тонкую салатовую полоску, едва различимую на дорогой качественной ткани. Жилет чуть темнее, рубашка под ним чуть бледнее. Туфли модельные, каких не найти в обычном обувном магазине, с крупными декоративными пряжками, чуть загнутыми кверху носами и тоже зеленоватого отлива. В одной руке мужчина держал зонт на длинной ручке, в другой – кожаный коричневый портфель, пухлый и наверняка тяжёлый.

В общем, выглядел он немного непривычно для нашего края, но не чересчур, не как фрик. А хотя бы и фрик, кого ими удивишь в наши дни в московском метро? Нет, дело было не во внешности.

Когда мужчина начинал говорить, у меня внутри словно кто когтем по нерву проводил. За этими интонациями виделся тщедушный старик. Всё ещё самоуверенный, но уже потерявший былую форму и властность голоса. Лицо пассажира улыбалось в лёгкой растерянности, как у иностранца, спрашивающего дорогу в чужом городе, но в голосе слышались нотки разочарования с лёгким отттенком страха.

– Уважаемый! – тон Сфинкса стал ледяным. – Бронзовая собака на станции Площадь Революции является самой известной достопримечательностью московского метрополитена. Вы обязаны её погладить!

– Но…

– Понимаете меня? Обязаны!

Мужчина расстроенно выдохнул и опустил плечи.

– Хорошо. Я вас понял. Сейчас же отправлюсь туда и поглажу собаку.

– Это правильное решение! – Сфинкс расцвёл в улыбке. – Желаю вам хорошо провести время!

Он взял меня под руку и потащил за собой в сторону от незнакомца. Оказавшись за колонной, остановился и подмигнул.

– Ну как?

– Если честно, я ничего не понял. При чём тут собака?

– Потом объясню. Этот, как он тебе?

– Мутный он. Я ведь сразу сказал, что он мне не нравится. А теперь тем более.

– Что конкретно не так? Что ты чувствуешь? – продолжал расспрашивать Сфинкс, осторожно выглядывая на перрон.

– Не знаю. Врёт он, точно. Но ведёт себя совершенно ровно. Да скажи ты мне уже, в чём дело?

Сфинкс, снова выглянув, вскинул руку, призывая замолчать. Потом выждал ещё пару секунд, махнул: пойдём, мол.

Мы вышли на платформу к прибывающему поезду. Пассажир в костюме стоял неподалёку, в очереди к соседнему вагону. Час пик уже миновал, людей перемещалось по станции не много, так что нам было хорошо видно этого типа. А ему – нас.

Поезд встал, зашипел дверями, люди принялись, подталкивая друг друга, пробираться внутрь. Мы вошли одними из первых, но Сфинкс не стал продвигаться вглубь. Прижавшись к окну, он высматривал того подозрительного типа.

– Вот засранец!

Сфинкс дёрнулся было обратно к дверям, но они уже захлопнулись. Я тоже приник к окну щекой и успел заметить, как снаружи зелёный пиджак мелькнул в сторону от перрона.

– Не сел?

– Поиграть с нами решил. Иди сюда, готовься.

Я подошёл поближе, но как именно готовиться – не знал. Выспрашивать не хотелось, я решил просто повторять всё, что делает Сфинкс. А он ничего не делал, стоял спокойно, глядя в мелькающую за стеклом темноту.

– Разогнались. Проверь, никто на нас не смотрит?

Я тихонько огляделся. Все были заняты своими телефонами.

– Пошли! – шепнул он, не дожидаясь моего ответа, и шагнул.

Я уже догадался, что сейчас произойдёт. За окном как будто шёл ещё один поезд, параллельно нашему. Первое время он выглядел как простое отражение в окнах, но отражение приближалось, становилось всё детальнее. Ближе, ближе – и вот наш вагон слился со своим призрачным соседом. Железные боковины исчезли. Сфинкс шагнул, я тут же шагнул за ним следом, превращая тот, новый вагон в реальность, а свой – только в призрак, отражение, которого не заметит никто из моих новых попутчиков. Нашего появления они тоже не заметят, все уткнулись в экраны.

– Вы на следующей выходите! – заявил Сфинкс без вопросительной интонации.

Пассажир в зелёном костюме обернулся резко, рассерженно, чтобы опровергнуть, только слова вдруг застряли в горле. Он крепко прижал чемодан к животу, словно кто-нибудь собирался вырвать багаж у него из рук. Сфинкс чуть шире улыбнулся, чтобы белые хищные лезвия стали хорошо видны, и сомкнул пальцы на запястье путешественника.

– Каждый турист обязан пройти таможенный контроль, – вещал мой напарник, пока мы пересаживались на нужный поезд, на сей раз обычным способом. – Передвижение по метро без отметки на таможне считается нарушением и влечёт наказание вплоть до депортации. Попытка выхода на поверхность без таможенного контроля считается контрабандой и влечёт выдачу правительству в мир прибытия под обязательство наказать по их внутреннему закону, но не менее чем запретом путешествий на три года.

– А мы сами не наказываем нарушителей? – спросил я шёпотом, поскольку задержанный молчал.

– Нет. Линии – удовольствие не для всех. Ими пользуются либо очень сильные и восприимчивые к энергии Леи, либо очень богатые, нанимая проводников. Поэтому через нас перемещается слишком много всякой элиты. Правители, министры, дипломаты, кто угодно. Их статусы и привилегии так сложны, что разбираться в них… Нам бы понадобилось пол-Москвы переделать в один большой МИД.

– Получается, мы просто ловим и изгоняем нелегалов?

– А накажут их свои же, если не хотят лишиться одной из своих самых быстрых и удобных транспортных артерий.

– А если у них в законе нет своего наказания?

– Даже не сомневайся. Дороги Леи так ценятся в любом мире, что наказывают за нарушения очень хорошо. Оговорка про три года внесена так, для проформы.

Поезд остановился на Театральной и Сфинкс поволок мужчину в переход. Тот не сопротивлялся.

– Слушай, а ничего, что мы ушли с кольцевой?

– Ничего, вернёмся, если понадобится. А этому веры нет. Не дёргать же ради него патруль с другой ветки? Много чести.

– Так я не понял, зачем мы его вообще на синюю тащим?

Сфинкс и задержанный, вставая на эскалатор, посмотрели на меня одинаково недоумённо.

– Ну, это административная ветка. На ней большинство офисов и служб для путешественников расположено.

– А при чём тут Площадь Революции и собака?

– Ты что, вообще о системе внутреннего контроля не знаешь?

– Только в самых общих чертах. Люди пользоваться линиями Леи не способны, но иноро… – я осёкся и заменил слово на другое, не считавшееся оскорбительным, – путешественников пропускают. Метро берет с них плату и следит, чтобы не лезли на поверхность и не колдовали, где не попадя.

– Не использовали энергию Леи без разрешения, – поправил меня Сфинкс.

– Да, точно. А вот как это реализовано технически, я не в курсе. Потому что всю стажировку безвылазно проторчал на Баррикадной.

– Понятно. А памятку новичка в отделе профподготовки опять зажали?

Я замялся, снова вспомнив злополучный секретный буклет.

– Давай, я про памятку тебе позже как-нибудь объясню?

– Ну ладно, не важно. Я тебе и так сейчас на примере всё покажу.

– Ой, да я вам кланяюсь! – сердито воскликнул задержанный и выдернул свою кисть из пальцев Сфинкса. – На мне не надо ничего показывать! Я вам, к слову, не пример! Я не choking Charlie, сам всё сделаю.

Сфинкс улыбнулся ему так, что зубы стали видны всеми шестью рядами.

– Ну давай, вперёд! Но мы тут, если что. За тобой наблюдаем.

Наш беглец уныло поплёлся вдоль платформы. Сфинкс ткнул меня локтем под бок и предложил следить внимательнее.

Станцию "Площадь Революции" я всегда, с первых дней знакомства с метро, считал одной из своих любимых. Очень уж она особенная. И не только я, наверняка каждый второй попадавший сюда пассажир запоминал эти интерьеры сразу и навсегда.

Простые белые оштукатуренные потолки здесь сочетаются с яркими плитами гранита, мрамора и золотистого оникса в нижней части. Лаконичная округлость всех линий – с многочисленными архитектурными ухищрениями, которые не сможет уловить невнимательный взгляд. Пилоны с накладными архивольтами, картуши с собственной подсветкой на вентиляционных решётках. Но главное, конечно же, скульптуры. Семьдесят шесть бронзовых фигур людей и животных, вызывающих восторг у непрерывных туристических групп, ежедневно стекающихся на Площадь Революции сверху, от Кремля и через Богоявленский переулок.

– Смотри внимательно, – потребовал Сфинкс. – Пограничный и таможенный посты у нас размещены в четвертой арке, считая от начала платформы. Новоприбывшие могут обращаться в любой из четырёх офисов, это без разницы.

Я хотел переспросить, что за офисы он имеет в виду. Но увидел, куда направился наш строптивый путешественник, и понял, что речь идёт как раз про ниши, где установлены скульптуры. В четвертой по счёту арке было две ниши, по одной скульптуре в каждой. Бронзовые девушка и мужчина, вооруженные винтовками.

– Там принимают пошлины и оформляют разрешения на въезд, – продолжал пояснения Сфинкс.

– А собака что?

– Ну как что? Собака служебная. Осуществляет проверку на контрабанду.

– Она же бронзовая?

– Ну да, бронзовая. И что? Ты посмотри, как он перед ней скуксился!

Я посмотрел. И увидел, как под грозным неподвижным взором бронзового пограничника мужичок кладёт ладонь на нос бронзовому псу. Метаморфоза, последовавшая за этим движением, заставила меня ахнуть. Стоило руке прикоснуться к холодному металлу, стремительно, в пару секунд, мужчина преобразился. Волосы его укоротились и побелели. Кожа пошла морщинами, на шее стали видны темные возрастные пятна. Путешественник осунулся, стал ниже ростом и куда худощавее, чем был.

Похожие изменения происходили и с его одеждой. Костюм выцвел, его рукава обтрепались, ворот рубашки стал несвеж и застиран. На обуви стоптались каблуки.

– Ну вот, теперь видишь, какой он на самом деле?

– Он что, внешность меняет силой воли?

– Силой Леи. Поглощает во время поездки энергию, копит, затем использует её в меру способностей. Так делают практически все путешественники. А поскольку на Земле это выходит за рамки естественного, перед выходом в город излишки надо сдавать. Не считая жизненно необходимых, потому что некоторые виды вообще не могут выжить без этой силы, сгинут прямо у турникета.

– Так вот почему у меня ощущение было, как будто одного человека переозвучили голосом другого!

Тем временем, старикашка с жидким пучком седых волос вместо бороды прошёл к другой арке. Почти в самый конец, к скульптурам с детьми. Приложив ладонь к ноге малыша, отполированной до блеска тысячами прикосновений, он кивнул, благодаря, и поплелся обратно в нашу сторону.

– Ну надо же! Семейный туризм!

– А что он сделал? Что в том офисе?

– Эти скульптуры – наша регистратура. Они рассматривают заявки на выход в город. Вон там – бизнес, студенты – образование, дети с глобусом – это развлечения и культурная программа, ну и так далее. Наш старичок указал цель поездки и получил разрешение. Ребятам решать, конечно, но по-моему у них мозги окончательно забронзовели. Я бы ему разрешения не давал. Я бы ему вообще визу аннулировал.

Дед, пройдя к середине станции, злобно посмотрел в нашу сторону. Сфинкс с улыбкой помахал ему рукой и увлёк меня к лестнице перехода.

– А почему не дал бы? Занятный дед. Даже немного жалко его.

– Жалко? Когда такой занятный дед в последний раз пробрался в Москву без досмотра, его финансовая пирамида разорила полстраны. Скажешь тоже, жалеть лепреконов! Они своего никогда не упустят.

– Лепрекон? Это что, настоящий лепрекон?

– А ты не понял что ли? Да их же за километр по одежде узнать можно. Такого фасона, мне кажется, никто во всей вселенной больше не носит. А они всё никак в толк не возьмут, почему мы их всегда ловим. Ну, почти всегда.

Сфинкс задумался и достал коммуникатор. Включил, быстро набрал и отправил несколько фраз.

– Тебе ничего не показалось странным?

– Да вроде бы нет. Собаку погладил, ребенка за ножку подержал, всё как тысячи других туристов каждый день.

– А потом? – настаивал Сфинкс.

– Потом пошёл, взял свой чемодан и двинул по своим делам. В город, наверное.

– Точно!

– Что точно? В город?

– Нет, чемодан. Почему он оставил чемодан, когда проходил таможню?

Я пожал плечами Сфинкс фыркнул.

– Эх ты, опер! Ну-ка, спрячься!

Мы укрылись за поворотом и осторожно стали выглядывать из-за угла. Долго ждать не пришлось. Старикан, шаркая подошвами, еле запёр на лестницу свой тяжёлый портфель. Зонта у него теперь не было, он превратился в массивную позолоченную трость.

Отойдя подальше от скульптур и решив, что никто не смотрит, дед расстегнул пряжку и сунул нос под клапан портфеля. Но доставать ничего не стал. Закрыл, надёжно застегнул, разогнулся в полный рост. Легко, одним пальцем, подхватил свой багаж и быстро зашагал, прижимая портфель к борту яркого новенького пиджака, потряхивая на ходу копной чёрных, элегантно уложенных волос.

– Это что сейчас было? – обалденно спросил я.

– Это, брат, мы с тобой едва не пролопушили большую беду, – ответил Сфинкс. – Но к счастью, вовремя исправились.

Он указал мне на коммуникатор. Я не понял. Тогда он указал на коридор, в конце которого вот-вот должен был исчезнуть высокий импозантный путешественник.

От стены к нему шагнул музыкант. От противоположной – крупный мужчина, в котором я сразу же узнал полковника Затяжного. Лепрекон дернулся, вздрогнул от услышанных слов и разом скис. "Вы задержаны по обвинению в контрабанде", – прочитал я по губам начальника.

Сфинкс вскинул ладонь, приветствуя. Затяжной махнул в ответ.

– Всё, пошли, дальше без нас обойдется.

– Подожди! – я не мог не спросить. – Эти, бронзовые. Таможенники. Они не люди?

– Разумеется. Люди почти невосприимчивы к силам Леи. Среди вас за всю историю Земли наберётся от силы десяток человек, кто умел бы так напрямую общаться с путешественниками и так лихо управляться с энергией линий.

– Тогда кто они?

– Вряд ли можно узнать наверняка. Я, например, думаю, что это грибы.

– Бронзовые разумные грибы?

– Нееет, – рассмеялся напарник. – Бронзовые там только контейнеры. А внутри живут самые древние из путешественников, прибывших на Землю по линиям Леи. Возможно, старше них вообще никого нет во всех мирах.

– И что они забыли в нашем захолустье?

– Как и существенная часть других, они беженцы. Спасались от вымирания. Когда их собственный мир стал слишком суров, они что-то придумали. То ли заставили местных животных перенести себя. То ли отправили по линиям споры и проросли здесь новой колонией. В общем, есть разные версии. По одной из них, эти ребята и есть создатели транспортных маршрутов, соединители линий. Так это или нет, они не признаются, а заставить их нереально.

– Скажи ещё, что они, а не мы управляем этим миром.

– Нет, что ты! Им это не интересно. Они хотят только расти спокойно в свете линий, не подвергаясь никаким угрозам.

– Поэтому мы закатали их в металл?

– Да. Элегантное решение, правда? Всегда на виду, работать можно в открытую, никакой маскировки не надо. Была во время войны попытка выкрасть их, пришлось разобрать скульптуры и вывезти в Казахстан. Потом вернули, собрали заново и возобновили работу.

Меня вдруг осенило.

– Погоди, так все эти тысячи туристов, что каждый день приезжают на Площадь Революции и трут собаке нос…

– Не-не, не все. Примерно каждый четвертый. Остальные – настоящие туристы. Просто в какой-то момент трогать статуи стало модно, вот и началось…

Звякнул коммуникатор. В ту же секунду второй, в моём кармане. На обоих экранах светились одинаковые надписи: "Кольцевая – Киевская. Срочно," – и три восклицательных знака.

Мы побежали. На ходу Сфинкс умудрялся набирать и отправлять сообщения. Уже выпрыгивая в вагон, он сообщил мне:

– Это опять гипножаба. Кажется, нашли второго попутчика. Его сейчас гонят в нашу сторону, надо встречать.

– А успеем?

– Должны успеть. Иначе такая будет катавасия…

– Может, переправишь нас?

– Нельзя, – мотнул он головой. – Нет хороших путей. Помнишь, мы за лепреконом только шагнули, а он уже успел в поезд сесть? Сейчас потратим минут сорок, не меньше. Быстрее обычным способом.

Мы почти успели. Жаба пыталась уйти от оперов с кольцевой на синюю ветку. В переходе мы почти столкнулись, Сфинкс вовремя почуял нелегала и сиганул через ограждение, заступая ему дорогу.

Жаба была слабая, неопытная. Она смогла захватить всего одного раба. Грузную женщину средних лет, растрепанную, одетую как-то неловко, почти в домашнее. Жаба даже не распознала во мне угрозу, сразу попыталась ворваться в разум Сфинкса – и получила жёсткий отлуп. Тогда она стала отступать обратно к перрону, но снизу коридор уже блокировали другие опера.

Внизу, под переходным мостиком, к платформе подходил поезд. "Зажигалку! Чиркай, Женя!" – кричал Сфинкс, да я и сам уже видел, что дело дрянь. Чиркнул, только ничего не произошло. Возможно, я в те секунды видел, как женщина боролась с захватчиком в своём теле. А может и нет, я мог вообразить на эмоциях. Потом эксперт сказал, что это вряд ли возможно, жаба держала с жертвой прямой контакт. Только женщина вдруг на бегу вздохнула и перекрестилась.

Сфинкс рванул со всех лап, рыча и теряя маскировку. Я тоже бежал, вытягивая руки, грохотали по ступеням ботинки оперов синей ветки. Нам не хватило какого-то несчастного, проклятого, одного-единственного мгновенья. Она сделала шаг и перегнулась через перила.

* * *

Море в Москве находится на серой линии.

На берег из метро можно попасть, если сесть в поезд на Чеховской и ехать в сторону Цветного бульвара. Это бормотал Сфинкс, с тоской глядя в потолок, пока начальство вырабатывало официальные оправдания по ЧП для общественности и фактические объяснения для себя. Про нас забыли примерно через сорок минут после начала срочно созванного совещания. А когда пошёл второй час, вспомнили: приказали выметаться из кабинета и отправляться по домам.

– Хочу нажраться, – признался я, как только мы исполнили первую часть приказа.

– Такое же чувство, – согласился Сфинкс.

Следом в коридоре появился Ромка Затяжной, прикрыл после себя дверь и угадал наше настроение.

– Парни, я вас прошу. Без срывов! Всё понимаю, но завтра с утра на дежурство.

Мы синхронно кивнули, тоже всё понимаем, мол. Он вздохнул и ушёл в ту сторону, где располагались кабинеты службы технического контроля и разведки.

Надо отдать должное, повёл себя начальник оперчасти, как подобает хорошему руководителю. Встал на нашу сторону, на все претензии от штаба, от кадров или от самой Вересаевой отвечал чётко и спокойно. Пока детальный разбор случившегося не закончился, Затяжной был непрошибаемой горой. В итоге нас даже не отстранили от службы на время проверки.

Хотя… От официальных силовиков и проверки никакой не намечалось, потому что записи с камер подтвердили стопроцентное самоубийство. Но с нашей стороны всё-таки решили разбираться по полной. Потому что суицид для гипножабы – событие из ряда вон.

Согнали всех экспертов и аналитиков, даже штатного психолога из кадровой службы. Этот потоптался немного на мостике, с которого прыгнула женщина, спустился вниз, на платформу. Как раз к его приезду восстановили движение, делать на месте гибели было уже нечего. Тогда психолог передислоцировался в каморку начальника станции, где следователи как раз опрашивали нас со Сфинксом. Там он посидел в уголке, записал несколько строк в блокнотик и замер, уставившись на меня немигающим взглядом, словно богомол на муху.

По окончании процедуры, когда мы отправились за другой стол перекладывать всё сказанное в письменную форму – в рапорта, он незаметно исчез, так и не сказав ни слова. Я-то полагал, что по должности ему положено обсудить с нами случившееся, промыть мозги. Но под землёй о психологии, видимо, были другие представления.

– Почему он её убил? – спросил я Сфинкса, шагая по коридору.

– Ты опять? – он так же медленно шёл рядом в сторону дежурной части.

Да, действительно. Там, в кабинете у Вересаевой, я задал этот вопрос раз пять. Она даже шумнула на меня, сказав, что мешаю думать. И что не следует впадать в истерику. Не маленькие.

Я хотел ответить, что она не была там. Не видела, как жертва пришельца-инородца бьётся в агонии, как просит помощи и в последнюю секунду понимает, что помощи не будет. Не видела Елена Владимировна, как человек падает на рельсы и исчезает под махиной электропоезда. Не видела, как эксперты, отгородив часть платформы от любопытных глаз пассажиров, наспех осматривают изуродованное тело. Им надо было до приезда бригады из следственного комитета установить, где тут человек, а где размятая стальными колёсами ящерица.

Я хотел так ответить, но Сфинкс сдавил под столом мою руку так больно, что я одумался. Занялся изучением толстого ворсистого ковра с абстрактным узором. Ковёр занимал три четверти комнаты, едва вмещался между книжным шкафом у одной стены и массивной входной дверью – с другой. Безвкусный ассиметричный рисунок его пестрел кругами и неровными полосами всех цветов радуги. Нечто подобное я уже видел, но сейчас настроения не было вспоминать, где и когда. Очень некрасивый ковёр, совершенно неуместный в строгой обстановке рабочего кабинета.

– Расслабься, – посоветовал Сфинкс, когда нас наконец выгнали. – Постарайся. Просто прими факт, что такие случаи неизбежны. Скоро у тебя будет своё небольшое кладбище. Как у всех.

– А у неё? – Я скептически хмыкнул, мотнув головой назад.

– У всех нас есть кто-то, кого мы могли, но не смогли спасти.

Сфинкс не кивнул. И вроде бы не дал никакого конкретного ответа. Сам тон сказанного заставил мой скепсис уступить место стыду.

Мы добрались до конца коридора, кивнули на прощание дежурному и вышли на улицу.