Read the book: «Зов из глубины веков», page 11

– Как это могло произойти? – спросила Инна, засмеявшись.

– Все очень просто, – ответил Герман с задором. – Мы как всегда сидели с Альбертом в лодке и проголодались. Я достал бутерброды, а удочку небрежно оставил на борту лодки. Пока мы ели, по всей видимости, клюнула какая-то огромная рыба и в один миг утащила мое удилище.

– Вы ее выловили обратно? – спросила Инна, продолжая смеяться.

– Я достал удочку, – продолжил Герман. – Но при этом мы чуть не перевернулись, пока я пытался ее выловить.

– Значит, вы тут не теряли зря время пока меня не было, – заключила Инна, похлопав Германа по плечу.

– Да. Это точно. Мы развлекались как могли, – ответил Герман, пытаясь любыми способами отвлечь ее. – Один раз даже устроили знатную вечеринку.

– Вечеринку? Что это значит Альберт?

– Герман просто приготовил вкусный ужин. Мы ели перепела. Я никогда не пробовал подобных блюд, – сказал я быстро, увильнув от признания в том, что мы пили вино.

– Вот оно что. Вы знаете за границей я тоже провела время довольно весело, – проговорила Инна с увлеченностью. – Если не брать в расчет отрицательный эмоциональный эпизод с Кирой, конечно. А так в Польше удивительно доброжелательные люди. Я познакомилась там с одной семейной парой в гостинице. Вы не поверите. Почти каждый день они просто так дарили мне чудесные сувениры, которые они сами производят в Варшаве. Мелочь, но это было так мило.

– Это те безделушки, которые ты выставила на тумбочке в спальне?

– Да. Мне особенно понравилось то, что многие поляки не слишком развязные, как другие европейцы.

– Каждая нация отличается своим аутентичным своеобразием, – начал говорить Герман со свойственным ему энтузиазмом. – Англичане вот часто очень педантичные и расчетливо рациональные, как и американцы. Прагматичность это все же очень важное качество человека и нации, вообще. Русские никогда особо не отличались этим качеством, поэтому сейчас наше молодое поколение, к сожалению, часто американизируется, теряя свою самоидентификацию. Русские сильны духовной культурой и традициями, что молодежь не всегда впитывает в себя.

– Между прочим, – добавил я, – меня всегда удивляло то, что раньше у англичан сословие слуг было очень элитарным по своим нравам.

– О да. Англичане всегда оставались джентльменами, даже когда имели подчиненное положение в обществе, находясь на службе у аристократии. А если взять наших крепостных мужиков, то тут и до духовной культуры очень далеко. Наверное, поэтому сейчас многие наши люди внимательно следят за состоянием богачей, кто из них насколько разбогател. А если стал богачом сам, то возникает непреодолимое желание всем показать, что у тебя полные карманы, набитые деньгами. Роскошь в нашем обществе всегда развращает нравы, как и бедность.

Остановившись, Герман взглянул на Инну, которая прикрыла свои глаза ладонью.

– Инна что с тобой?

– Да так, – ответила тихо она. – Вспомнила Киру. Вы мужчины, конечно, любите подискутировать. А Кира была так чувствительна все то время, когда я была с ней. Бедная совсем потерялась. Она влюбилась в такого вот современного джентльмена, которого вы описываете. Он остался полностью равнодушен к ней. После этого она и возненавидела мир. И даже я для нее теперь чужая.

– Это, конечно, печально, – произнес Герман, взяв Инну за руку.

– Но еще печальнее то, что она решила больше никогда не иметь дел с мужчинами. Сказала даже, что хочет жить одна. Глупышка даже заговорила о том, что попробует себя в нетрадиционных сексуальных отношениях.

– Ба! Ну это же Европа, – сказал Герман с язвительностью. – У них там это совершенно нормально. Не знаю хорошо это или плохо, когда такая вседозволенность оказывает непосредственное влияние на ментальность молодежи.

– Геша это плохо. Да. Там много гомосексуалистов, которые чувствуют себя свободными и их никто не притесняет. Но молодые люди должны жить нормальными семейными ценностями.

– Конечно, ты права. Но сейчас уже трудно изменить реальное положение дел. И осуждать это в современном мире, менторски исправляя человека, тоже не совсем правильно. Осуждения требует развратное разлагающее поведение, но от сексуальности как таковой никому не отделаться просто одним лишь отрицанием.

– Герман хватит перемывать косточки всем подряд. Больше всех понять себя сейчас нужно Кире. Перед самым отъездом я как раз записала ее на прием к психотерапевту. Быстро навела справки и узнала, какой там самый лучший. Надеюсь, она попробует разобраться в себе. По крайней мере, меня она даже не захотела слушать. Такая вот дочь. Хорошо, что она сама признала, что совершила большую глупость.

– Это замечательно, что она будет общаться с психотерапевтом – сказал радостно Герман. – Она должна найти себя. Я не верю, что Кира сознательно пошла на это. Она находилась в порыве отчаяния и страха, поэтому решилась на такой поступок. Совсем юная девочка…

– Надеюсь, все так и есть. Давайте обедать, а то остывает. Альберт, как вам говядина?

– Отменно Инна, – проговорил я с восторженностью, стараясь разрядить напряженную обстановку. – Герман готовил перепела не так вкусно, как вы приготовили это блюдо.

– Вот это да, – запричитал с ироничностью Герман. – Вот это честность. Таких людей Альберт я очень ценю. Кто прямо говорит, что им что-то не нравится.

В этот момент зазвонил домашний телефон, который находился рядом со стулом Инны. Она машинально взяла трубку в руку. В один миг ее настроение переменилось. По телефону она сказала, что перезвонит, после чего убрала телефон на место.

– Герман, в чем дело? Это звонил твой лечащий врач. Она спрашивала о твоем самочувствии.

Герман раздосадовано опустил голову.

– Да, – начал говорить он грустным голосом. – Мне стало хуже Инюша. Я звонил ей и сообщил об этом. Она сказала, что нужно обследоваться.

– Ты звонил ей? – спросила Инна в недоумении. – А я? Почему мне ты ничего не сказал?

– Ты же понимаешь. Этот случай с Кирой. Я просто не хотел тебе сразу об этом говорить. Ухудшение произошло только несколько дней назад.

– Как же это подло с твоей стороны, после всего того, что я сделала для тебя, – вспылив, проговорила Инна и быстро вышла из гостиной.

Чуть позже мы с Германом убрали все со стола, и, сыграв несколько партий в шахматы, решили отдыхать. Инна не выходила из спальни все это время.

Пролежав в раздумьях на диване несколько часов, когда я уже начал засыпать, то услышал на кухне плач Инны.

Она сидела за столом с чашкой чая. У нее были заплаканные глаза. Увидев меня, она закрыла лицо руками.

– Как вы? – спросил я, глядя с сочувствием на нее.

– Плохо, – ответила она, открыв лицо. – Очень плохо Альберт.

– Да. Знаю. Я сам оказался в полной растерянности, когда он сказал мне о болезни.

– Я так боюсь этого. До ужаса боюсь остаться одна, хоть он и говорит мне, что я справлюсь. Я уже смирилась с тем, что эта болезнь неизбежно его убъет. Но не могу справиться с этим страхом остаться одной.

– Я понимаю. Нужно надеяться на лучшее.

– Нет. Надежды никакой нет…

Молча, с тоской я отвел взгляд в сторону.

– Как он?

– Завтра мы уезжаем в город. Необходимо снова пройти обследование. Возможно он останется в клинике.

– Ясно.

– Герман сказал, что вы должны поехать с нами. Он очень хочет этого. В случае чего вы можете потом уехать домой.

– Я так и сделаю.

– Спасибо Альберт, что были с ним все это время. Ему нельзя было оставаться одному.

– Да. Конечно.

Инна подошла ко мне и с благодарностью обняла.

– Давайте спать. Утром рано вставать, – произнесла она, после чего мы вышли из кухни.

Утром мы собрались и поехали в город на машине.

По большей части всю дорогу мы молчали, переговариваясь только по важным вопросам, касающимся здоровья Германа. Мы все с волнением ожидали того, какие результаты покажет очередное обследование.

Город находился в двадцати километрах от дома. Он всегда славился своей благоустроенностью и изящностью архитектурных ансамблей. Здесь было удивительно красиво и уютно. Люди всюду мелькали и сновали по улочкам и аллеям, спеша по своим делам. Заселенность города была очень плотной. Рассматривая из окна машины городские проспекты, торговые центры и высотные жилые дома я понял, что мне бы очень хотелось пожить здесь некоторое время, а не возвращаться в свой родной маленький городок.

После того, как мы оказались у больничного комплекса Инна и Герман направились прямиком туда, а я решил, что пока будет целесообразным на некоторое время снять комнату для проживания в гостинице.

В моем номере было довольно комфортно, несмотря на то, что я снял простую небольшую комнату, чтобы экономно прожить несколько дней. Здесь была мягкая двухместная кровать, на окне висели темно-синие шторы, приятно гармонировавшие с интерьером комнаты. Из окна открывался вид на одну из площадей города, где находился спортивно-оздоровительный центр с небольшим сквериком со скамейками. То и дело возле этого здания группами собирались или проходили спортсмены. Сама гостиница находилась недалеко от клиники, что было очень удобно.

Я не мог устоять перед тем, чтобы прогуляться по замечательному городу. После жизни в тихом загородном уголке новые незнакомые места неуклонно притягивали к себе мое внимание. Поэтому сразу после заезда я забежал в кафетерий гостиницы и тут же отправился на прогулку.

Здесь все было устроено так, чтобы человек оставался абсолютно всем доволен. Перемещаться по городу пешим ходом или же общественным транспортом оказалось одинаково практично.

С непринужденностью я бродил по местным улочкам, осматривая достопримечательности, дворцовые площади и храмовые строения города. Больше всего меня порадовало то, что на каждом шагу здесь находились культурные учреждения, театры, музеи, центры искусства и духовной культуры. Это еще больше укрепило мое желание остаться здесь.

Единственное, что все же показалось странным и не понравилось, так это сами люди. Все вокруг казались немного нервозными, сдержанными и скупыми на эмоции. Многие прохожие, которых я встречал часто в спешке просто бежали куда-нибудь, даже не взирая на других людей, а то и просто ворчали, выказывая явное недовольство. Чувствовалось постоянное напряжение в головах людей. Возможно, это и было связано с городской насыщенной жизнью.

Съев несколько вафельных стаканчиков с мороженым, я прогулял так несколько часов. Когда же вернулся в гостиницу, то устало упал на кровать. Впечатлений было очень много. Как бы не было радостно от прибытия сюда, но на меня нахлынула тоска. Болезнь Германа повлияла на меня самым негативным образом. Я понимал, что рано или поздно мне придется попрощаться с ним навсегда.

На следующее утро мне позвонила Инна и с горечью сообщила, что болезнь Германа начала прогрессировать в активной фазе. Я был подавлен.

Перед тем, как идти в клинику к Герману я встретился с Инной в кофейне и обсудил, что же они решили предпринимать дальше. Инна держалась очень достойно, хотя я ясно видел ее опухшие от слез глаза. Она была уже готова к такому исходу событий, поэтому встретила с мужеством прогнозы врачей. В этой ситуации доктора ничего не могли сделать, кроме того, чтобы начать давать Герману дорогостоящие лекарственные препараты. Но при этом все уже знали, чем все закончится. Поэтому Герман и Инна решили остаться на неделю в больнице, а потом отправиться домой, не тратя большие финансовые средства на безрезультатное лечение.

Не спеша, с нерешительностью я направлялся к клинике. В холле я надел халат посетителя и бахилы, а затем поднялся на этаж, где находилась палата Германа.

Герман спокойно лежал на кровати, и, несмотря на все был в хорошем настроении, так как на его лице сохранялась естественная улыбка.

– Альберт! Как я рад вас видеть, – воскликнул Герман и присел на кровати, подвинувшись к подушке.

– Я тоже рад вас видеть, – промолвил я, глядя внимательно на него.

– Как ваши дела?

– Отлично. Вот поселился в гостинице. Погулял по городу.

Я подошел к Герману и сел рядом с ним на кровати.

– Это хорошо. Этот город прекрасен.

– Да. Согласен. Как вы? – спросил я дрожащим голосом.

– Я в полном порядке Альберт, – начал отвечать Герман с воодушевлением. – О таком стечении обстоятельств было давно известно. Это предначертано мне и я спокойно принимаю то, что мне суждено. Поэтому и вы с Инной примите это как должное. Идет?

– Хорошо Герман.

– Что же вы сами собираетесь делать дальше?

– Город, правда, мне очень понравился. Я бы здесь остался жить.

– Вот и славно. Переезжайте сюда. Найдете себе подходящую квартирку. А может даже встретите здесь свою любимую.

– Да. Может. Пока все же нужно будет вернуться в родные края. А потом, вероятно, я перееду сюда.

– Пусть у вас все сложится подобающим образом.

– Но давайте поговорим о вас.

– Мне хочется как-то отвлечься от всей этой суматохи.

– Я понимаю.

– Хочу скорее приехать домой и продолжить любоваться видами озера, сидя на своей веранде.

– Надеюсь, вы проведете эти дни в спокойствии и умиротворении.

– Я постараюсь Альберт.

Несколько секунд мы просто молчали, так, что я почувствовал неловкость этой ситуации. Я растерянно взглянул на Германа и с удивлением обнаружил, что он слегка прослезился.

– Герман, что с вами?

– Да так. Я просто всегда хотел иметь такого сына, как вы Альберт.

Я опустил глаза вниз.

– Так сложилось, что я не оставил своего потомства, – произнес Герман задумчиво. – Увы. Ничего тут не поделаешь.

– Так часто бывает. У многих людей нет детей, – сказал я, стараясь поддержать Германа.

– Вы правы. Я не печалюсь сильно из-за этого. Но, тем не менее, задумываюсь по этому поводу.

– Это нормально.

– Я хотел вам сказать еще кое-что Альберт. Хотя мои нравоучения наверняка уже набили вам оскомину.

– Нет. Что вы Герман.

– Перестаньте. Я старый надоедливый болтун, но все же я скажу вам это. Я вижу, что в вас есть то, что отличает вас от обычного человека. Вы впитываете в себя как губка все новое. Вы смотрите всегда вперед своим пытливым взором и стремитесь к тому, чтобы обрести себя. Это делает вас одиноким. Я знаю, я вижу это. Это ваша судьба. Знайте, что впереди вас так и будет преследовать это одиночество. Запомните одно. Ищите свой путь. Ищите его. Боритесь за новые ценности, которые могут принести благо. Будьте мужественны и тверды на своем пути. Но как бы вы не стремились к совершенству, никогда не прыгайте выше собственной головы, и ни в коем случае не сбивайтесь с намеченного курса. Будьте порядочным, сострадательным человеком, уважающим личность другого человека. Бог укажет на ваши ошибки или поможет вам, направив на тот путь, для которого вы предназначены. И что самое важное цените эту жизнь. Будьте всегда рады, что вы живете на этом свете. Живите ради идеи. Вы должны следовать главной цели своей жизни, постоянно видеть ее перед собой и двигаться к ней. Вы должны найти то, что вам поможет раскрыть в себе ваш внутренний потенциал. Но это вы уже должны найти сами. Вы поняли?

– Я вас понял Герман.

– Хорошо. И не забудьте про портрет. Этот портрет нужно повесить над камином. Скажите это Инне, когда придет время. Я на вас рассчитываю.

– Конечно. Я не забуду.

– Ну а теперь идите. Не нужно больше никаких разговоров. Идите. Думайте. Думайте сами, как вам жить. Больше не вспоминайте обо мне. Только, надеюсь, что мы еще увидимся. Я хочу вас видеть перед самым концом. Слышите?

– Это больно слышать. Но я вас понял Герман.

– Обустраивайте свою жизнь. У вас все будет хорошо. До свидания Альберт.

– До свидания Герман.

Герман наклонился и обнял меня, похлопав по спине. Мы пожали крепко друг другу руки и я с нерасторопностью встал с кровати. Не оборачиваясь, я быстро направился к двери. Мне было очень тяжело, я не смог сдержать скупых слез, поэтому хотел уйти быстрее.

Выйдя из палаты, я встал у дверей. Я понял, что Герману самому было трудно оставаться со мной, поэтому он и выпроводил меня так быстро. Наконец, когда я пришел в себя, то пошел по коридору клиники к выходу.

Через неделю Герман с Инной уехали в дом на озере, где Герман решил оставаться до самого конца. Я же собрался на время вернуться в родной город. В моих планах было теперь забрать мои пожитки и переехать на новое место жительство.

Глава пятнадцатая

Первым делом после приезда я решил поговорить с приятелем Тарасом. Мне с нетерпением хотелось рассказать обо всем случившемся за последнее время, а главное, о встрече с Германом.

Мы встретились с Тарасом у меня дома. Как оказалось, по прошествии некоторого времени он познакомился с одной молодой девушкой, с которой очень сблизился. Сейчас он все время говорил только о ней. Но самое интересное было то, что она была совершенно далека от религии и относилась к ней с полным безразличием. Я заметил, что Тарас очень переживал по этому поводу, ведь для него самого религия и вера значили очень много.

Я не стал раскрывать ему подробности того, как провел время в этой поездке. Так же не сказал, что у монастыря жил вовсе никакой не шаман, как ошибочно считали многие. Я только и сообщил ему, что пожил в монастыре с большой пользой для себя, но даже не стал упоминать о проблемах в отношениях с отцом Димитрием. Я оказался бы в очень неловкой ситуации, если бы Тарас узнал об этом, и о том, что все это время он сражался с ветряными мельницами, представляя, как некий язычник пугает насельников и паломников монастыря.

Оставаясь теперь дома, за несколько дней я полностью убедился и уверился в том, что хотел бы вернуться назад в большой город. На старом месте меня абсолютно ничего не держало. Даже Тарас теперь, как выходило принялся устраивать свою личную жизнь и мне нисколько не хотелось мешать его начинаниям. Отныне мне было нужно больше свободы во внешнем мире.

Так получилось, что через полмесяца я уже смог переехать. Я поселился в небольшой арендованной квартирке, которую быстро отыскал по приезду. Это была квартира в панельном многоэтажном доме в одном из старых районов города.

Я взял с собой только самые необходимые вещи, которые можно было легко перемещать в моей дорожной сумке. Некоторые габаритные вещи перед отъездом мне пришлось раздать знакомым.

Денежные сбережения убывали быстро, поэтому мне нужно было срочно искать какую-то работу. Сразу после заселения я начал с усердием заниматься этим вопросом, просматривая в рекламных вестниках и объявлениях подходящие для меня вакансии. В большом городе было больше возможностей, поэтому я быстро нашел объявление о требовании верстальщика в одно местное газетное издание. Меня с трудом приняли на работу, сделав исключение, так как я имел опыт работы в этой сфере и успешно прошел испытательный срок.

Теперь я уже работал пару недель верстальщиком в этой редакции газеты. Казалось, что жизнь моя начинает налаживаться, но тут произошло то, чего я так боялся.

Как-то вечером мне позвонила обеспокоенная Инна. Она сообщила, что накануне Герману стало очень плохо. Отсутствие полноценного лечения ускорили ухудшение его состояния. Я понял, что приближался тот самый роковой момент, которого мы ожидали. Инна сказала, что Герман хочет увидеть меня. Увидеть уже в последний раз. Мне было не по себе. Но конечно, я не мог отказать Герману в его пожелании.

На следующий день на автобусе я добрался до населенного пункта, где находился их дом. Не торопясь, я дошел до озера и бегло бросил взгляд на знакомый уже дом, где я провел незабываемые две недели. Светлая краска, которой он был покрыт, за это время немного потускнела. Всюду было сыро, влажно. Былые летние теплые деньки уже давно сменились холодными ветреными. Небо над озером пространно затянулось серыми хмурыми тучами, наводившими уже только одно меланхоличное настроение.

Нужно было идти. Но странным образом меня что-то останавливало. Это чувство скорби, которое укрепилось внутри меня и навязчиво одолевало. Оно мешало мне принять происходящее как должное.

Воспоминания о здоровом и веселом Германе переплетались в моих мыслях с тем, каким он предстанет передо мной сейчас. Я боялся этой встречи.

Около часа я просидел на берегу, глядя на угрюмо-беззвучные водные просторы озера. Наконец, я собрался духом и побрел к самому дому. Как только я оказался у металлического заборчика, ограждавшего хозяйственные постройки во дворе, то заметил Инну. Она вышла из дома и направилась к курятнику с перепелами.

Инна была в синих джинсах и серой кофте. Она шла вялой походкой, опустив голову. В глаза мне бросилось ее понурое выражение лица. Потерянное и лишенное радости жизни.

Она заметила меня и остановилась. Инна попыталась выдавить из себя улыбку, но стало очевидным, что у нее нет сил даже на это. Я подошел к ней, и, ничего не сказав, обнял.

– Как вы? – спросил я с беспокойством.

– Он все хуже и хуже Альберт, – ответила Инна, проглотив комок в горле. – Не могу смотреть на него таким. Это просто ужасно.

Она закрыла глаза ладонью, так как не могла сдержать эмоций.

– Что сказал врач?

– Сказал, что это уже конец…

Я снова с сочувствием обнял Инну. После ее слов я и сам полностью поник.

С нерешительностью я вошел в дом вслед за Инной. В этот момент мне казалось, что в нас обоих теперь нарастает непреодолимый страх. Это был страх смерти, которая уже ожидала свою жертву здесь в этом доме. Конечно, все это только представилось мне таким образом. Но этот страх даже сдавил мою грудь. Теперь я только и мог фантазировать, что смерть с большой охотою подготавливает свою жертву к этому переходу через границу света и мрака. А нам оставалось только с беспомощностью ждать, когда же это произойдет.

Я так растерялся от этих воображаемых картин, что наступил на ногу Инны, когда мы прошли по коридору в зал и остановились у камина.

– Альберт давайте я приготовлю чай?

– Если можно, то лучше кофе. Черный.

– Хорошо. Посидите пока здесь. Я быстро приготовлю.

– Спасибо.

– Он еще спит. Сейчас он очень часто спит.

– Я понимаю.

Инна вышла на кухню.

Оглядев гостиную, мне стало не по себе от мысли, что там наверху сейчас лежит Герман. Прикованный к своей кровати и проводящий почти в беспамятстве свои последние дни. Даже запах одеколона, которым он пользовался, продолжая витать в доме, казался теперь словно насмешкой над обрывающейся жизнью хозяина. Жизненная энергия аромата улетучивалась вслед за угасанием жизни человека.

Я сидел на диване в гостиной и пил кофе, который своим бодрящим вкусом помогал мне сосредоточиться. Инна уже около получаса находилась у Германа. А когда она спустилась вниз и зашла в гостиную, и без слов я понял, как я ей было сейчас плохо. Ее глаза теперь были в слезах очень часто и мне было больно видеть ее такой. Но по другому, глядя на страдания Германа, было невозможно.

Наконец, решившись, с твердостью я сам поднялся в спальню.

Увидев его, мое сердце вздрогнуло. Он, правда, находился в ужасном состоянии. Он редко приходил в сознание в эти дни. Я почувствовал всем нутром, как близок он к концу.

Несколько минут я сидел на кровати возле него и всматривался в черты лица, которые теперь были болезненно застывшими и неподвижными. Он был бледен.

Когда Герман наконец пришел в себя, он едва открыл глаза. В это мгновение он радостно прищурился, увидев меня. В очередной раз я не смог сдержать скупых слез. Герман улыбался. И я находился в трепетном волнении, глядя на него. По крайней мере, сейчас он казался мне таким, как был прежде в первую нашу встречу. Это меня очень утешило.

Вся трагедия жизни со всей суровой действительностью теперь представала перед моими глазами. Я смотрел на Германа и видел, как постепенно умирает его тело, а вместе с ним погибает его разум, его дух, его личность. И вскоре этой личности, основательно поразившей меня, суждено навсегда исчезнуть с лица Земли. Останется только воспоминание о человеке, который жил и дышал, радовался и печалился, познавал и любил. Все это уйдет в прошлое. Это только временное явление, какой-то непостижимый и в то же время нелепый калейдоскоп событий.

Я заметил, что он слегка дернул мою руку и пошевелил пальцами. Я тут же приблизил голову к нему. Неожиданно он прошептал очень тихо едва различимые слова.

– Покой… Это покой, – произнес Герман, кротко улыбаясь и кивая головой.

Это все, что он сказал. После чего он закрыл глаза и заснул.

Значит, в это самое время он приближался к тому, о чем сам говорил. К этому вечному сну без сновидений, куда он погрузится навсегда рано или поздно с полной безмятежностью.

Я вышел из спальни. Прислонившись к косяку двери, некоторое время я приходил в себя после тяжелой встречи.

Вечером мы сидели с Инной у камина, рассматривая фотографии из их семейного альбома. Мы молчали около получаса, погруженные в свои размышления и воспоминания. Инна выглядела уставшей, но на ее лице уже выступало некоторое смирение и покой. В этот момент она показалась мне невероятно красивой, словно помолодевшей на десять лет. Не знаю почему, но она преобразилась на моих глазах во время этого возвращения в прошлое, когда мы рассматривали старые фотографии.

– У вас достаточно много фотографий, где вы на отдыхе, – заметил я, просматривая фотографию с Германом и Инной. Они находились в красивом парке, где было множество величественных дубов, возвышающихся на общем плане.

– Да. Часто путешествовали, – ответила Инна с ностальгическим восторгом. – Это как раз в Польше. Мы бывали там с ним. Вообще, мы каждый год ездили по России, Европе и Азии.

Большие глаза Инны с застенчивостью и наивной ранимостью смотрели на меня. В этот момент она выглядела уже совсем как беспомощная хрупкая девочка, так, что мне захотелось даже пожалеть ее.

– Не могу принять этого, – заговорил я, откинувшись на спинку дивана. – Инна мне не верится, что все заканчивается таким печальным образом.

– Да. Жаль, что вы узнали о болезни не сразу, – ответила Инна, кивая головой. – Он не хотел об этом распространяться, поэтому решил скрывать.

– Понимаю. Это ему свойственно. Играть по своим правилам, никому ничего не говоря.

– Я вспомнила, как мы впервые познакомились. Моя подруга пригласила к себе на день рождения. Я пришла туда и увидела Гешу. Он будто сорвался с цепи, увидев меня. Ха-ха. И по уши влюбился в меня. Да.

– Он мне говорил о том, что всегда был ловеласом.

Несколько секунд мы помолчали.

– Я была очень удивлена, когда он начал меня приглашать на научные конференции. Там я поняла, что его все просто превозносят. В научном сообществе его считают гением.

– А об этом он ничего мне не говорил.

– Он скромный. При всей своей открытости и душевности.

– Да. Вы правы.

– Он достиг своей цели и получил заветное признание.

Снова несколько секунд молчания. Инна быстро встала, и, обтирая глаза носовым платком, вышла в ванную комнату.

К нашему большому горю Герман скончался уже на следующее утро…

Я не думал, что это произойдет сразу после моего приезда. Но это случилось.

В пять часов утра Инна обнаружила, что у Германа остановилось сердце.

В глубокой печали я сидел на кухне. Инна находилась с Германом наверху в спальне. Каждые пятнадцать минут, то и дело я слышал ее пронзительные вопли и рыдания. Она ревела, громогласно выплескивая из себя эти слезы горя.

Около полудня она собралась силами и сообщила о смерти в клинику. После чего мы стали дожидаться приезда машины, которая должна была забрать его тело.

Мы сидели рядом с ним и молчали около двух часов. Инна выплакала все слезы. Теперь она только всматривалась в бездыханное мертвое тело суженого своими стеклянными апатичными глазами.

Как и происходит обычно в таких ситуациях я не до конца верил в то, что это произошло. Передо мной лежал труп. Труп самого лучшего человека, какого я только встречал в своей жизни.

Где сейчас этот самый лучший, самый возвышенный человек, чей полет мысли для меня так и оказался недосягаем? Увы, он уже навсегда остался там, в прошлом. Теперь он был призраком былого. Но он навсегда остался в моей памяти. Его образ, который запечатлелся во мне и будет со мной, пока я остаюсь жив сам.

На несколько дней мне пришлось уехать в город.

Похороны прошли тихо и скромно. Было мало людей. Собрались только самые близкие и приближенные к семейному кругу.

Когда все закончилось я достал портрет Германа, который он спрятал в укромном месте.

Инна не сказала ни слова. Она взглянула на портрет и с умилением и нежностью поцеловала меня в лоб. После чего мы попрощались…

Часть вторая

Глава первая

Прогоняя неуклонно зиму и занимая ее место, в полную силу наступала весна. Эта пора никогда особо не нравилась мне. Она не была такой чудной по сравнению с летней порой. Тем не менее я всегда с упоением наслаждался весенним солнцем. Я любил даже то, как теперь оно часто раздражало зрение, заставляло меня постоянно щуриться и протирать глаза. Звезда испускала ослепляющий яркий свет, и своими лучами с неотвратимостью плавило плотное белое покрывало земли. Таявший снег исподволь наполнял улицы грязными лужами, зеленой вязкой кашей с примесью снега и земли. Это и было самым неприятным моментом, вызывавшим у меня даже отвращение к весне.

Были и моменты маленьких невинных радостей, которые знаменовали собой приход весны. Стучавшие по подоконнику капли талых сосулек, создавая небрежную ритмичность, навевали предвкушение того, что и лето уже не за горами, и вскоре земля также неминуемо покроет свою поверхность душистой и юной зеленью. Воробьи и синицы, которые чаще стали наведываться к окнам домов будто находились в том же воодушевлении и были настроены на бурное веселое времяпрепровождение. Их кормушки уже чаще наполнялись свежим кормом. Шаловливые птицы то и дело оккупировали окна и балконы жителей.

Прошло больше четырех месяцев после последних событий. Удивительно, как это время длилось медленно и текуче для моего восприятия. Я озирался назад к моменту смерти Германа. Мне казалось, что прошло только четыре недели, а не четыре месяца. Течение времени стало таким вялым, что даже стрелки часов двигались неохотно вперед, минута за минутой. Я ощущал себя замкнутым в пространстве и закованным во времени.

После смерти Германа я решил изменить свою жизнь к лучшему. Но, что я мог предпринять для этого? Ровным счетом я мог изменить только свою внешнюю бытовую ситуацию. И она в чем-то изменилась к лучшему. Даже я сам за это время изменился внешне. Глядя в зеркало, мне могло казаться, что это болезненная худоба. Теперь я питался очень скромно и экономно. Мне хотелось правильно питаться, найти золотую середину, меру во всем, когда нет желания объедаться, а необходимо строго придерживаться рациона.

В моей голове все время возникали слова Германа о том, что в жизни должна быть главная цель, к которой я должен стремиться. Но я не знал, к чему мне двигаться дальше. Хотя и спрашивал себя об этом снова и снова. Поэтому и время для меня также было приостановлено в этой неясности смысла жизни. Как бы я не смотрел на эту ситуацию, все казалось мне тщетным.