Read the book: «Щелкунчик и Мышиный король»

Font::

Original title:

NUßKNACKER UND MAUSEKÖNIG

Ernst Theodor Amadeus Hoffmann

Печатается по изданию: Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1. Фантазии в манере Калло; Принцесса Бландина: Необыкновенные страдания директора театра: Пер. с нем. М.: Художественная литература, 1991. 494 с.

Щелкунчик и Мышиный король. Перевод Т. Набатниковой

Рождественский вечер

Двадцать четвертого декабря детям целый день не разрешалось входить в среднюю комнату, а тем более в примыкающую к ней гостиную. Фриц и Мари тихо сидели в уголке задней комнаты, уже опустились сумерки, а лампу все не приносили, и детям стало не по себе. Фриц тайком шепнул младшей сестре – ей совсем недавно исполнилось семь лет, – что слышал еще с утра, как в гостиной что-то постукивало, позванивало и шуршало. И что недавно туда проскользнул черный человечек с большой коробкой, но это, наверное, был их крестный Дроссельмайер. Тут Мари радостно всплеснула руками:

– Ах, крестный Дроссельмайер сделал для нас что-нибудь хорошее!

Старший судебный советник был некрасив и щупл, все лицо в морщинах, вместо правого глаза – черный клапан, а волос у него на голове не было, поэтому он носил красивый белый парик, очень искусно сделанный из стекла. Крестный и сам был искусник, разбирался в часовых механизмах и даже мог их смастерить. И когда какие-нибудь часы в доме Штальбаумов заболевали и больше не могли петь, приходил крестный Дроссельмайер, снимал свой стеклянный парик и желтый сюртук, повязывал синий фартук и совал в часы острые инструменты, отчего маленькой Мари становилось больно, но часам это вреда не причиняло, они, наоборот, оживали и начинали весело отбивать время, чему все радовались. Для детей он приносил в кармане что-нибудь хорошее: то человечка, который смешно закатывал глаза и делал комплименты, то табакерку, из которой выпрыгивала птичка, то еще что-нибудь. Но к Рождеству он мастерил что-нибудь особенное, что стоило ему больших усилий, поэтому родители поскорее убирали подарок.

– Ах, что он нам приготовил на этот раз? – гадала Мари. Фриц предположил, что на сей раз это будет крепость, в которой солдаты маршируют и упражняются в стрельбе, а потом являются враги и штурмуют крепость, но солдаты храбро отстреливаются из пушек, так что гром стоит.

– Нет-нет, – перебила Мари, – крестный Дроссельмайер как-то говорил про сад с озером, по которому плавают лебеди с золотыми ленточками на шее и поют лебединые песни. Потом приходит маленькая девочка, подзывает лебедей и кормит их сладким марципаном.

– Лебеди не едят марципан, – оборвал ее Фриц, – да и целый сад крестному не сделать. И что нам проку от его игрушек, если у нас их тут же отбирают? Лучше те подарки, которые нам дарят мама и папа, с ними мы можем делать что хотим.

И дети принялись гадать, что будет на сей раз. Мари сказала, что ее кукла мамзель Трутти уже совсем испортилась: то и дело падает на пол, уже вся побитая, одежду перепачкала, хоть ругай ее, хоть не ругай. А еще мама так загадочно улыбнулась, когда Мари залюбовалась новым зонтиком Гретхен. Фриц же уверял, что в его конюшне был бы нелишним порядочный каурка¹, как и в целом его войску не хватает кавалерии, и папе это хорошо известно.

Но дети хорошо знали, что родители купили им подарки и сейчас расставляют их, а младенец Иисус взирает на это своими кроткими глазами и благословляет, отчего рождественские подарки приносят больше радости, чем любые другие. Об этом напомнила детям, шепчущимся об ожидаемых подарках, их старшая сестра Луиза, добавив, что сам Христос руками родителей дарит им то, что принесет им настоящую радость, и Он лучше, чем сами дети, знает, что это. Поэтому им не стоит загадывать и надеяться, а надо тихо и смиренно ждать, что им подарят. Мари послушно замолкла, а Фриц упрямо пробормотал:

– А от гусар и от каурки я бы не отказался.

Стало совсем темно, Фриц и Мари притихли и прижались друг к другу, им почудился нежный шелест крыльев, потом откуда-то издалека донеслась тихая, но прекрасная музыка, и светлый луч пробежал по стене. Дети догадались, что это Христос-младенец пролетел на сверкающем облаке – к другим счастливым детям.

Тут раздался серебряный звон: клинг-линг, клинг-линг, двери распахнулись, и в комнату ворвался яркий свет. Дети, ахнув, так и замерли на пороге. Но папа и мама подошли и взяли их за руки:

– Ну, идемте, идемте, милые, посмотрим, что подарил вам святой Христос.

Дары

Я обращаюсь к тебе, мой благосклонный читатель или слушатель, – Фриц, Теодор, Эрнст, или как еще тебя зовут, – и прошу вспомнить твой последний богато украшенный рождественский стол, уставленный подарками, и ты поймешь, какой восторг охватил детей. Сначала они замерли, а потом Мари воскликнула:

– Ах, как красиво! Ах, как красиво!

Фриц же несколько раз высоко подпрыгнул, и прыжки замечательно ему удались.

Должно быть, в этом году они вели себя особенно примерно, ведь столько подарков им еще никогда не доставалось. Большая ёлка посреди гостиной была украшена золотыми и серебряными яблоками; на всех ветках, словно почки и цветы, распускались сахарный миндаль, яркие конфеты и всякие другие лакомства. Особенно красиво из темной глубины веток чудо-дерева посверкивали огоньки, словно заманивая детей сорвать цветы и плоды.

Все вокруг искрилось и сверкало. Чего там только не было – кто смог бы это описать! У Мари разбежались глаза: тут были и нарядные куклы, и игрушечная посуда, а красивее всего было шелковое платье с цветными лентами, оно висело отдельно, так что его можно было разглядеть со всех сторон.

– Ах, какое красивое, милое-милое платье! – снова и снова восклицала Мари. – И что, его можно надеть прямо сейчас?

Фриц тем временем успел уже три раза проскакать галопом вокруг стола на своем новом каурке, который, подумать только, и впрямь ждал его у стола оседланным.

– Зверь, а не конь, – заключил Фриц, спрыгивая с него, – но ничего, объездим!

И уже осматривал на столе новый эскадрон гусар. В красных мундирах с золотыми позументами, вооруженные серебряными саблями, они скакали на таких белых конях, что те тоже казались сделанными из чистого серебра.

Немного успокоившись, дети принялись за новые книжки с картинками. Цветы, и люди, и играющие малыши были так живо нарисованы, будто и вправду вот-вот заговорят, стоит лишь присмотреться или прислушаться. И только дети принялись за книги, как снова зазвенел колокольчик. Они знали, что пришел черед подаркам крестного Дроссельмайера, и побежали к ширме в углу комнаты, которую тут же убрали. И что же увидели дети? На зеленой лужайке, украшенной цветами, стоял великолепный замок с зеркальными окнами и золотыми башнями. Раздался перезвон колокольчиков, двери и окна раскрылись, и в залах показались очень маленькие, но изящные господа и дамы в шляпах с перьями и в длинных платьях со шлейфами. В центральном зале, который весь сиял огнями – так много огоньков горело на серебряных люстрах, – танцевали под перезвон колокольчиков дети в коротких курточках и юбочках. Один господин в изумрудно-зеленом камзоле то и дело подходил к окну, махал рукой и снова исчезал, как и сам крестный Дроссельмайер, но ростом не выше папиного большого пальца: он то стоял в дверях замка, то снова скрывался внутри. Фриц, облокотившись на стол, разглядывал гуляющие и танцующие фигурки, а потом попросил:

– Крестный Дроссельмайер! Впусти меня в свой замок!

Старший судебный советник лишь пожал плечами: ничего не выйдет. Конечно, глупо было со стороны Фрица проситься внутрь замка, который даже вместе с башенками был ниже него, он и сам это понимал. Через какое-то время, когда все те же господа и дамы прохаживались, дети танцевали, изумрудный мужчина выглядывал все из того же окна, а крестный Дроссельмайер выходил из той же двери, Фриц нетерпеливо воскликнул:

– Крестный Дроссельмайер, подойди хоть разок вон к той двери!

– Не получится, милый Фриц, – ответил старший судебный советник.

– Ну тогда пусть, – продолжал Фриц, – пусть вон тот зеленый господин больше не выглядывает из окна, а идет прогуливаться вместе со всеми.

– И это не получится, – повторил старший судебный советник.

– Пусть дети выйдут наружу! – воскликнул Фриц. – Я хочу их разглядеть поближе.

– И это нельзя, – с раздражением ответил старший судебный советник. – Механизм настроен раз и навсегда.

– Нельзя-а-а? – разочарованно протянул Фриц. – Послушай-ка, крестный Дроссельмайер, что проку от этих человечков в замке, если они больше ничего не могут? Нет уж, мои гусары лучше! Они хотя бы могут маршировать: вперед, назад – и вообще куда я захочу!

Фриц убежал к столу с подарками и заставил свое войско гарцевать на серебряных конях, поворачивать, строиться и стрелять от души. Мари тоже наскучило однообразное движение фигурок в замке, но она, как воспитанная девочка, постаралась, чтобы этого не заметили, и ускользнула потихоньку, не то что ее брат.

А старший судебный советник сердито говорил родителям:

– Дети не могут оценить такие тонкие вещи, лучше я унесу этот замок.

Но мать упросила его показать, как устроен механизм и за счет чего эти маленькие куколки приходят в движение. Советник увлеченно принялся объяснять, как действуют все эти колесики и молоточки. Он снова повеселел и подарил детям еще несколько пряничных коричневых мужчин и женщин с золочеными лицами из города Торони, и дети обрадовались. Сестра Луиза, по настоянию матери, надела красивое платье, которое ей подарили, и выглядела чудесно, а Мари попросила разрешения пока не надевать свое новое платье, чтобы вдоволь на него налюбоваться. И ей это, конечно, позволили.

Любимчик

А на деле Мари не отходила от стола с игрушками, потому что вдруг заметила среди них нечто замечательное. Когда Фриц увел своих гусар и выстроил их на смотр под елкой, на виду оказался превосходный человечек, он стоял себе тихо и скромно, будто дожидаясь своей очереди. Ростом он не вышел, и, кроме того, что его крепкое туловище не очень подходило к тонким коротким ножкам, у него была еще и большая голова. Но это скрашивала нарядная одежда, свидетельствуя о его вкусе и образовании. На нем были фиолетовый мундир с галунами и пуговицами, гусарские рейтузы и чудесные сапоги, каким позавидовал бы любой офицер. Они сидели на его изящных ногах как влитые, будто нарисованные. Правда, к этому наряду совсем некстати казались неуклюжая шинель, которая коробилась за плечами, будто деревянная, и шахтерская фуражка на голове. Мари еще подумала, что крестный Дроссельмайер тоже носит несусветное пальто и нелепую шапку, но все равно очень милый. Да что там, даже если бы крестного Дроссельмайера нарядить в такой же мундир, как у этого малыша, он бы не выглядел таким молодцом. И чем больше Мари смотрела на него, тем больше доброты замечала в его чертах, Его светло-зеленые, чуть навыкате, глаза излучали дружелюбие. Аккуратно подстриженная льняная борода подчеркивала улыбку.

– Ах! – воскликнула Мари. – Ах, папочка, а для кого предназначен вон тот чудесный человечек?

– Он, – ответил отец, – будет служить вам всем: и тебе, и Фрицу, и Луизе. Он будет щелкать для вас орехи.

И отец взял человечка со стола, приподнял деревянную шинель – тот широко раскрыл рот, обнажив два ряда белых зубов. Мари вложила туда орех, как велел отец, и – крак! – человечек раскусил его, скорлупа распалась, и Мари досталось ядрышко.

Теперь вы, наверное, уже догадались вместе с Мари, что этот изящный человечек происходил из рода щелкунчиков и унаследовал профессию своих предков². Мари обрадовалась, а отец сказал:

– Раз этот дружок Щелкунчик так тебе понравился, Мари, ты и заботься о нем, хотя, как я уже сказал, и Луиза, и Фриц могут им пользоваться так же, как и ты.

Мари тотчас взяла его в руки и стала давать ему щелкать орехи – правда, она выбирала маленькие, чтобы человечку не приходилось широко разевать рот: ему это не шло.

Луиза присоединилась к ней, и дружище Щелкунчик стал исправно служить им обеим. Судя по улыбке, это доставляло ему радость.

Фриц между тем навоевался до изнеможения и, заслышав щелканье орехов, вприпрыжку прибежал к сестрам. Теперь Щелкунчик переходил из рук в руки и не переставая работал челюстями.

Фриц, посмеиваясь над забавным человечком, подсовывал ему самые большие и крепкие орехи, и тут вдруг – крик-крак! – три зуба во рту Щелкунчика сломались, и нижняя челюсть зашаталась.

– Ах, мой бедный Щелкунчик! – вскричала Мари, отняв его у Фрица.

– Ну и дурак он! – заявил Фриц. – Берется быть щелкунчиком, а сам толком не умеет грызть орехи! Какой с него прок? Дай его сюда, Мари! Пусть грызет, пусть хоть все зубы обломает, негодник такой!

– Нет-нет! – заплакала Мари. – Не отдам, это мой Щелкунчик, видишь, как он жалобно на меня смотрит, как он мне ротик показывает, ему больно! А ты злюка, ты бьешь своих лошадей, а одного солдата даже велел застрелить!

– Так полагается, ты в этом ничего не смыслишь! – кричал Фриц. – А Щелкунчик такой же мой, как и твой, отдай сюда!

Мари еще сильнее расплакалась и быстро завернула больного Щелкунчика в носовой платок. На шум подоспели родители с крестным Дроссельмайером. Тот, на беду Мари, взял сторону Фрица. Но отец заступился:

– Я передал Щелкунчика под опеку Мари, и он сейчас как раз нуждается в защите. И не будем спорить. А ты, Фриц, меня удивляешь: человек пострадал при исполнении долга, а ты требуешь от него продолжения службы. Настоящий полководец должен знать: раненого не ставят в строй.

Фриц пристыженно ускользнул к другому концу стола, не вспоминая больше ни про орехи, ни про Щелкунчика. Там его гусары, выставив посты, располагались на ночлег.

Мари подобрала выпавшие зубы Щелкунчика, перевязала ему челюсть белой лентой со своего платья, а потом еще заботливее, чем прежде, завернула бедного малыша, испуганного и побледневшего, в носовой платок и больше не спускала его с рук, качая, как младенца, и разглядывая при этом новые книжки с картинками. Она очень сердилась – что вообще-то было не в ее характере – на крестного Дроссельмайера, который над ней посмеивался, что она так нянчится с этим уродцем. Она даже припомнила то сравнение, которое пришло ей в голову, когда она только увидела малыша:

– Еще как сказать, крестненький, если бы тебя даже нарядить, как моего Щелкунчика, и обуть тебя в такие же сапожки, то неизвестно, кто из вас оказался бы красивее. Может, и не ты!

Родители при этом засмеялись, а старший судебный советник покраснел и перестал улыбаться. Должно быть, у него были на то свои причины.

1.Лошадь каурой (рыжеватой) масти. Здесь и далее прим. ред.

2.Деревянные щелкунчики для орехов в Германии так же знамениты и многообразны, как матрешки в России. Прим. пер.

The free sample has ended.