Ваше Сиятельство 5

Глава 4

Блядь!

Следом за рыжим бароном появилась Талия, сияющая, едва ли не хохочущая от радости. Еще бы, такую интересную игрушку получила!

– Ерофей, стоять! На месте стой, придурок! – скомандовала она и, обращаясь ко мне, в сердцах возмутилась: – Елецкий, блядь, тебе что не страшно?! А если бы он тебе в горло сейчас вцепился?

– Ой, прости, не успел испугаться. Надо было заранее предупреждать, что он идет меня напугать, – отшутился я.

– Я вот что подумала, – обойдя столик, она подошла к рыжему барону и поправила на нем ведьмин колпак, – может мне его оставить? Пусть поживет у меня. С ним интересно. Лучше, чем с Гарольдом. Гарольд постоянно исчезает, я уже устала его вызывать. И вообще, он какой-то ненастоящий.

– Нет, дорогая! – я решительно отверг ее «великолепную идею». – Во-первых, у него энергии на полчаса, может чуть больше, потом он снова станет совсем мертвым. А во-вторых, это опасно. В него могут подселиться другие сущности. Поиграй с ним еще немного. Теперь попробуй отдавать команды мысленно. Принцип тот же самый: ясно представляй, что он должен делать и как он будет это делать. Я сейчас отвечу англичанке и поведем рыжего друга на прогулку подальше от гостиницы. Все, давайте, поразвлекитесь в другой комнате.

– Вот ты зануда, – сердито сказала Талия и повела зомби в спальню.

Я налил в винный бокал немного «Ермака», взболтнул напиток, чтобы ярче почувствовать коньячный аромат и выпил в несколько крошечных, неторопливых глотков с удовольствием ощущая огненный вкус. Затем поднес эйхос ко рту и сказал:

«Элиз, может для тебя, живущей не первый год в браке, это новость, но я тебе открою глаза на мир. Если ты сообщаешь мужу, что у тебя появился любовник и что ты вдобавок залетела от него, а муж в ответ бьет тебя по лицу, то это нормально. Ненормально здесь другое – то, что у твоего Теодора даже в гневе оказались недостаточно сильные руки и он, не смог сломать дверь в ванную, чтобы продолжить беседу. Что касается меня… А как ты все это представляешь? Ты будешь делать всякие глупости, думая, будто этим склоняешь своего ненаглядного к разводу, а потом давить на жалость и прятаться за мою спину? Ты собираешься использовать меня, чтобы защищаться от его праведного гнева? Знаешь, на что это похоже? На попытку манипуляции мной. Ты сама создаешь проблему, а потом притворяешься несчастной, обиженной женщиной, чтобы кто-то за тебя решал твои же проблемы. Со мной этот номер не пройдет. Тем более не пройдет номер с твоей выдуманной беременностью. Не забывай, я – маг, и мне ничего не стоит распознать, беременна ты на данный момент или нет. Именно это я и сделаю, и чтобы у тебя не было больше повода говорить мне о беременности, я больше не буду радовать твою киску своим членом. Теперь не о столь скверном: пятьсот фунтов, вернее, рублей, я тебе дам – ты их вполне заработала. Можешь подъехать завтра в любое время и забрать их у нашего дворецкого – я ему отправлю распоряжение. И еще… даже после всего того, что ты наговорила, после твоих мыслей о моей матери, попытках использовать меня в своих очень неблагонравных целях, я не отказываю тебе в поддержке. Но я буду готов помочь тебе лишь тогда, когда ты на самом деле попадешь в трудную ситуацию, а не создашь ее искусственно, чтобы манипулировать мной, для решения своих целей. Если тебе взбредет еще раз разыграть какую-то хитрость и использовать в ней меня, то сначала получи одобрение от меня. Надеюсь, ты все поняла».

Я посидел на диване еще минут пять, прикрыв глаза и остановив мысли, позволяя Талии поиграть графом Семеновым подольше. Затем встал. Пора уже было решить вопрос с трупом – избавиться, надеюсь, от последней на сегодня проблемы. Пискнул эйхос. Оказывается, ответ у Элизабет созрел очень быстро:

«Да, Алекс. Все-таки ты сволочь. Мне так обидно, что ты не хочешь, чтобы между нами было больше тепла. Но черт с тобой».

Вот это куда лучше. И сразу на душе стало теплее, если не впускать в себя мысли об Артемиде.

И тут же прилетело снова:

«Может ты еще просто не понял: я не такая стерва, как ты думаешь. И я на самом деле могу быть очень хорошей любовницей. Получше, чем твоя мать моему брату. Мне за это, кстати, тоже обидно. Я даже думала, что это нас с тобой может объединить. А ты вот так со мной… Сейчас я плачу не из-за Теодора, а из-за тебя».

Вот же сука! Настырная сука! Решила зайти с другого края. Ее слова о моей матери и Майкле меня снова разозлили. Зря Элизабет это тронула. В этот раз я решил ей не отвечать, иначе это ненужное мне общение может затянуться надолго.

Я открыл дверь в спальню и сказал:

– Так, давайте на выход.

Принцесса Ночи надела куртку, поправила прическу перед зеркалом, и мы вышли из номера, пустив вперед Ерофея. Выглядел он в колпаке слишком по-идиотски, особо учитывая ссадины на его физиономии и безумный взгляд. Талии было смешно, а меня после общения с Элизабет и последних событий, этот цирк мало забавлял, но все же я старался смотреть на жизнь под правильным углом и тоже улыбался, шагая за рыжим бароном по широкому коридору гостиницы.

– Его можно научить говорить? – не унималась баронесса, полная интереса к возможностям своей страшноватой игрушки.

– Наверное, да. Не пробовал. Для начала его нужно научить дышать. Без имитации работы легких он не издаст ни звука, – я нажал кнопку вызова подъемника. – Вообще, успокойся насчет него. Спустим его вниз и распрощаемся. Если тебе так хочется питомца, заведи щенка или попугайчика – и хлопот меньше, и говорить можешь научить. Особо если по алгоритмам Краснова, – мне вспомнился основоположник принципов обучения мозга попугаев для первых интеллектуальных биомеханических систем.

Пока мы ждали подъемник, которого долго не было, Талия молчала и как-то странно сопела. Мне даже показалось, что она сердита на меня, но когда рыжий барон вдруг издал хрюкающий звук, набирая в легкие воздух, я понял в чем дело: эта чертовка давала ему ментальные команды на вдох-выдох.

– Ероша, скажи: «блядь»! – рассмеялась баронесса и повторила внятнее: – «Блядь»!

Зомби проворчал что-то невнятное, но в понимании Принцессы Ночи это была маленькая, но важная победа. Она несколько раз еще более внятно повторила свое частоупотребимое слово, и после трех попыток, когда мы заходили на платформу спустившегося с парковки виман подъемника, Ерофей хрипло, но вполне ясно произнес:

– Блядь!

Кроме нас на платформе была старушка, интеллигентной внешности с крашенными в розовый цвет волосами, старик и мальчик, лет пяти, которого старик держал за руку. Старушка, услышав неприличное слово, тут же сконфузилась, отвернувшись к панорамному стеклу, за которым мерцали огнями высотки, Имперская башня и Павелецкая площадь. Старик сердито глянул на Ерофея, но, натолкнувшись на пустой, мертвый взгляд тут же побледнел и отвернулся к панорамному стеклу. А мальчик, наверное, бывший ему внуком, громко сказал:

– Блядь! – и рассмеялся.

Следом расхохоталась Талия Евклидовна. Рыжий барон, поддерживая веселье, повторил еще более внятно:

– Блядь!

– Замолчи, Ерофей! – возмутился я, чтобы хоть немного сгладить ситуацию. – Напился в стельку, веди себя прилично.

– Пьяная сволочь! – шутливо поддержала меня баронесса и, явно переигрывая, добавила: – Я тебя, мудака, предупреждала, не жри столько полугара! А ты, блядь, еще и пивом сверху залил! Вот же уебок!

– Семочка, закрой Славику ушки, – попросила интеллигентная старушка, прижавшись изо всех сил к панорамному стеклу. Было такое ощущение, что еще несколько непереносимых слов и она предпочтет немедленно покинуть платформу подъемника, бросившись с высоты.

Но обошлось, скоро мы опустились до первого этажа. Я взял Талию за локоть и шепнул ей:

– Дальше поведу его я.

– Нет, – уверенно возразила она. – Я кое-что придумала. Я Ерошу пущу чуть вперед, мы отстанем, будто вообще здесь не при чем.

Она замолчала, проходя мимо охранников, дежуривших у колонны подъемника, и за фонтанчиком со статуей Афродиты добавила:

– Все-таки мне здесь еще жить. Не хочу, чтобы косо смотрели.

Вот эти слова: «мы отстанем, будто вообще здесь не при чем» и «все-таки мне здесь еще жить» мне особо не понравились.

– Талия, нет! Остановись! – сказал я, с опозданием поняв, что она уже воплощает свою задумку.

Но было поздно: рыжий барон, зарычав точно зверь и по-медвежьи подняв лапы, двинулся на распорядителя.

– Ты свихнулась! Талия, сука! – я ее дернул за руку.

– Да успокойся ты. Нормально все будет, – баронесса даже удивилась моему возмущению.

Я попытался скорее перехватить контроль над зомби, но это сделать не так просто. От наплыва эмоций, я едва нащупал ментальный канал, связывающий с бароном Семеновым. Благо в нижнем зале в этот поздний час было мало людей. Те, что находились здесь, всполошились, бросились в стороны. Сам распорядитель – полненький мужчина лет сорока с холеным лицом и важными усами – издал возглас ужаса и попятился к маленькому цветнику. Таки дошел и сел прямо в цветы задом. Охранники не особо усердно направились усмирять барона Семенова и пока они к нему шли, в нерешительности переглядываясь, Ероша успел дважды выкрикнуть слово «блядь!», прорычать что-то неразборчивое и разбросать бумаги, лежавшие на стойке распорядителя.

Талия схватилась за живот от смеха, полностью отпустив контроль зомби.

Когда я все-таки настроился на управление, охранники успели схватить барона под руки и поволокли к выходу, приговаривая:

– Прошу покинуть нашу гостиницу, господин! Вы ведете себя неподобающе! У нас здесь только приличные гости!

Впрочем, усилия охранников оказались очень кстати. Быстрее чем этих два бравых молодца, я бы не вывел барона из зала. По пути к двери случился лишь один маленький казус: слетел ведьмин колпак с головы Ероши, обнажая затылок, разбитый почти до мозга. И старушка, та самая, что ехала с нами на подъемнике, увидев это крайне неприглядное зрелище, заохала и упала в обморок. А старик, крепко сжимая руку маленького мальчика, сказал:

– Я же говорил, у него не в порядке с головой!

Плотно взяв под контроль Ерофея, я последовал за ним и охранниками к двери. При этом держа дистанцию в десяток шагов, чтобы наше с Талией присутствие слишком не связывали с рыжим бароном. Когда Ерофея вывели на улицу и отпустили, я едва удержал его равновесие – зомби чуть не слетел со ступенек.

– До дома, господин доберетесь? – проявил заботу один из охранников.

Ерофей, разумеется, молчал, и с моей помощью сделал несколько неуверенных шагов по лестнице.

– Доберетесь? Может вам эрмик вызвать? – спросил второй охранник.

– Блядь! – хрипло отозвался барон Семенов, и Талия вцепилась в мою руку, заливаясь смехом.

Разумеется, я не давал команды зомби говорить это словечко. Теоретически такое могло произойти само собой: у чтлаха, ставшего основой тонкого тела Ерофея, имеются кое-какие зачатки разумности, плюс увеличенное ментальное тело и некоторые мои установки – все это в сумме могло поспособствовать к повторению некоторых действий и даже некоторому осознанию их. Я даже подумал, что таким образом вполне можно создать что-то вроде биоробота, с гораздо более широкими возможностями и начальным интеллектом. Охранникам я сказал:

– Видно сильно напился. В таком состоянии даже не сможет объяснить, куда ему нужно ехать. Пусть походит по свежему воздуху, немного протрезвеет.

– Пусть походит, – согласился стоявший ко мне ближе. – Лишь бы к нам в гостиницу не лез.

Я ничего не стал отвечать, делая вид, что мне нет дела ни до «пьяного» барона, ни до проблем охраны отеля, но тем временем направил Ерофея к переходу на Павелецкую площадь. Мне пришлось последовать за ним, чтобы довести его до сквера и где-нибудь там усадить на лавочку.

– Елецкий, ты умеешь быть веселым! – сказала Талия, когда мы немного отошли от «Божественной Высоты». – Вот сегодня очень порадовал! И тот раз, когда мы виману угнали, и когда Лиса подушкой душили – как же здорово это было! Ну, умеешь же ты, блядь такая, быть нормальным. Я тебя просто обожаю, когда ты такой. Но почему чаще всего ты становишься занудой?

Я не знал, что ей ответить. То, что не могу все время быть с ней на бесшабашной волне, не могу постоянно веселиться, дурачиться и делать всякие глупости? Это и так очевидно. У меня по горло серьезных дел. Да, иногда развлечься просто необходимо. Хотя я не считаю, что наше небольшое приключение с мертвым бароном было развлечением. Я не стал отвечать Принцессе Ночи на ее вопрос, но сказал:

– Дорогая, мне завтра в школу к первому уроку. Позволь, здесь и распрощаемся. Сейчас вызову эрмик, – я полез в карман за эйхосом.

– Ну вот… Так и знала, кто-то очень быстро из нормального состояния вернется к занудству. Елецкий, опомнись, какая нахрен школа?! – она вцепилась мне в воротник и потрясла.

– Таль, надо. А ты возвращайся, жди своего Родерика. Уверен, он вернется, – я достал коробочку с «Никольскими».

– Сделаем так: сейчас поднимемся к посадочной площадке, – баронесса задрала голову, глядя наверх башни, где среди звездного неба темным виднелся подсвеченным синим прожектором круг парковки для виман. – Отвезу тебя к дому. А то мой «Гермес» уже три дня никуда не летал, и Егор там от скуки может начать пьянствовать.

Вот с этим предложением я с удовольствием согласился. Вимана доставит меня домой намного быстрее, и я мог успеть выспаться перед школой.

Звук будильника вырвал меня из приятного сна: снилась Айлин. Правда она была непохожа на себя. От прежней госпожи Синицыной осталось лишь ее милое личико и еще голос… Да, голос Алин не похожий ни на чей другой, такой мягкий, ласковый, проникающий в самое сердце и звучащий там словно волшебная мелодия. Теперь Айлин была элиной, и почему-то ее тело стало полупрозрачным, а за ее спиной появились крылья, точно у стрекозы. Не могу утверждать точно, но вроде у венерианских элин нет крыльев. Но все, что мы знаем о них – лишь легенды, отрывочные сведения из древних текстов и предположения, не имеющие научной основы, а истина станет известна, когда мы сможем построить виману, способную лететь к другим планетам и даже звездам.

Айлин улыбалась мне, что-то говорила, но сейчас, полностью пробудившись ото сна, я даже не знаю, о чем говорила она. Осталось лишь ощущение. Очень приятное ощущение, словно я превратился в мальчишку, которым не был очень давно – более тысячи лет – и попал в добрую сказку, полную волшебства. Затем сон растаял, я открыл глаза и произнес вслух:

– Айлин… – понимая, что она навсегда в моем сердце. В этой жизни для меня есть Ковалевская и я ее очень люблю, есть моя актриса Света Ленская, с которой у меня сегодня долгожданная встреча, и есть Артемида. Вернее была. Айлин тоже есть, просто она стала существом метафизическим, но по прежнему любимым. И я обязательно доберусь до нее, пролетев через холодный космос.

Сегодня я не стал спускаться в зал, делать утреннюю разминку, сразу пошел в ванную, ополоснулся, сменил халат на рубашку и джаны, спустился в столовую. Мамы к завтраку пока не было. Как я догадался по вчерашним настроениям, Майкл остался ночевать у нее. Раньше меня, вернее Сашу Елецкого, этот факт сильно взбесил бы, но постепенно я начал привыкать к мысли, что у Елены Викторовны есть любовник и ночует он иногда в ее покоях.

Завтрак мне подавала Ксения. Я с ней был приветлив, но не пытался заигрывать, хотя она явно ожидала от меня прежних игр, улыбалась, смотрела заискивающе. Не пытался я потому, что голова моя была полна более важных мыслей, связанных со вчерашними происшествиями: Элизабет, Артемидой и, конечно, Герой. Аполлона я не беру в расчет, поскольку на данный момент он не выступает самостоятельной силой.

Мысли о конфликте с Небесными меня беспокоили вчера. Именно поэтому перед сном я все-таки начал адаптировать очень серьезный шаблон магического воздействия «Витру Борем» – в переводе с лемурийского «Внутренний Взрыв». При использовании он забирает очень много магической энергии. Он очень непрост, и я его включаю в свой арсенал далеко не в каждой жизни. Но как бы ни было, эта магическая техника серьезно воздействует на богов. Суть ее в том, что в определенной магом точке пространства освобождается огромное количество энергии, при чем сразу на нескольких уровнях: физическом, эфирном и астральном, что приводит к сильному взрыву. Если эту точку поместить в тело бога, то тело бога разлетится на куски. При этом земное тело бога временно исчезнет, а его энергетические тела получат очень серьезные повреждения. Разумеется, бог после этого через какое-то время восстановится. Правда не знаю, насколько это восстановление будет полноценным. Древние маги говорят, что бог при этом теряет часть своей силы, и если многократно бить его «Витру Борем», то от бога может остаться лишь слабая энергетическая сущность, что практически равно его смерти. Не думаю, что в этом мире есть еще хоть один маг кроме меня, обладающий «Витру Борем». Мне бы очень не хотелось вступать в войну с бессмертными, но если мне не оставят выбора, то я эту магию применю. Пока она, ввиду особой сложности, находилась в стадии адаптации, и мое тело примет этот шаблон полностью не раньше, чем через два дня.

Ксения, видя, что я погружен в свои мысли, молча поставила передо мной тарелку с омлетом и овощами. Я поднял голову, улыбнулся ей и спросил:

– Как твои дела, Ксюш?

– Очень хорошо, ваше сиятельство, – она так и расцвела от моего внимания. – Как приятно, что вы об этом спрашиваете.

В этот момент в столовую вошла графиня.

Мы поздоровались. Елена Викторовна была в прекрасном настроении, выбрала завтрак, из перечисленных Ксенией блюд, и когда служанка ушла на кухню, мама повернулась ко мне. Улыбка сползла с ее лица, и я понял, что сейчас состоится нервный для мамы разговор: будем говорить о сестре Майкла. Вернее, о том, что произошло между ней и мной в подвале.

Глава 5

Я теряю силы

Само начало беседы с мамой стало неожиданным для меня. Поначалу я даже понял к чему она клонит. И происходило все так: войдя в столовую, и присев на стуле напротив, графиня с полминуты молча смотрела на меня. Смотрела с явным осуждением, ее красивые карие глаза словно хотели меня спросить: «И как же ты после всего этого объяснишь свое жуткое поведение?». Затем Елена Викторовна скорбно сказала:

– Бедная Оля Ковалевская! Как я ей сочувствую!

– Чего-чего? – я в самом деле не понял смысл этих слов после столь долгой молчаливой прелюдии. Не донеся до рта кусочек омлета, я уставился на маму и добавил на всякий случай для понимания: – Если ты не в курсе, Оля не бедная – у нее все нормально с деньгами. И она счастлива, ведь у нее есть я.

– Да, она была бы прямо в восторге, если бы знала, что ты вчера сотворил! – мама тут же глянула на кухонную дверь, заговорила тише: – Ну-ка рассказывай, что ты делал в подвале с сестрой Майкла!

– Разве ты не знаешь? – я разыграл изумление и сунул в рот кусочек омлета.

– В том-то и дело, что знаю! Я все знаю! – негромко, но сердито проговорила мама.

– А зачем тогда спрашиваешь? – теперь я разыграл удивление предельное, даже глаза слегка вытаращил, в то время как из меня просился смех.

– Саша! Ты, что, снова издеваешься?! – она глянула на вышедшую из кухни Ксению и шикнула: – Сейчас молчи!

– Так молчать или рассказывать? – конечно, я откровенно валял дурака. Видя, что графиня уже слишком злится, сказал: – Мам, мы занимались магией. В чем вопрос? Почему тебя это так сильно заботит. Заботит даже больше, чем явление Артемиды и Геры. Или ты уже привыкла к появлению богинь? – упоминанием Небесных я хотел увести наш разговор от Элизабет.

– И об этом я тоже собираюсь поговорить. Чтоб ты знал, мне пришлось перед сном пить сердечные капли. Из-за тебя! Из-за этих представлений в подвале! Миссис Барнс! Боги! В нашем подвале боги и скандалы! И еще кое-что, чего нельзя терпеть! Это какое-то сумасшествие! Майкл меня весь вечер успокаивал, – Елена Викторовна дождалась пока служанка поставит перед ней тарелки с завтраком, потом сказала: – Ксения, ступай на кухню, приготовь кофе, но пока не приноси – я позову. И когда служанка ушла, сказала, погрозив мне пальцем: – Имей в виду, Майкл не догадывается, что произошло между тобой и его сестрой. Эта Элизабет, видно по всему не очень хорошая женщина, но она его единственная и горячо любимая сестра! Для господина Милтона, очень воспитанного молодого человека, будет шоком, если он узнает всю правду о вас! Не вздумай хоть как-то перед ним проявить свои постыдные отношения с ней! Взрослый, видите ли, он! Миссис Барнс старше тебя на десять с лишним лет! Ты знаешь, что у нее есть муж?! Как ты вообще мог на такое пойти!

– Сам не знаю, – я пожал плечами и будто невзначай добавил. – Кстати, ты тоже старше Майкла почти как Элиз меня.

– Саша! – графиня стукнула ладонью по столу, и тревожно зазвенела посуда: – Не смей говорить мне о возрасте!

– Прости, мам. Это так случайно вышло, что называется к слову. А Майклу я не скажу. И даже Теодору не скажу, – у меня с языка чуть не сорвалось: «Элизабет уже сама ему все сказала». Но как меня не забавляла ситуация и как мне не хотелось еще подурачиться, портить нервы графине я не хотелось. – Все, на этом вопросы по вчерашнему исчерпаны? – с надеждой спросил я и вернулся к омлету.

– Нет не все. Мне очень тревожно. Вокруг тебя постоянно что-то происходит. Тебя все время куда-то тянет, если не к самым хорошим женщинам, то в самые жуткие неприятности! Такие, что даже боги здесь появляются! Это все Астерий, который вселился в тебя! Ты таким не был! Я тебя таким не воспитывала! – она все-таки вязала вилку и нож в руки, вспоминая о завтраке. – Мне, Саша, так хочется покоя, а с тобой его нет.

– Мам я завтра уезжаю на два дня – отдохнешь, – я уже сообщал Елене Викторовне вскользь, что выходные проведу с Ольгой и ее отцом, но куда мы полетим и для каких целей, разумеется, не говорил.

– Я хочу покоя не без тебя, а покоя с тобой. Чтобы ты был нормальный, и чтобы не происходило этого ужаса вокруг, – она обернулась на звук открывшейся двери – в столовую вошел Майкл.

Тут же улыбка вернулась на лицо Елены Викторовны. И дальше наши разговоры сместились в сторону богов. Я постарался отвечать уклончиво, отшучивался, быстро выпил поднесенный Ксенией кофе и поспешил собираться в школу.

Уроки сегодня тянулись как-то особо долго, может, потому что на первых четырех не было Ковалевской. Она мне оставила сообщение, что занимается с отцом вопросами нашей поездки. Какие именно там решались вопросы, Ольга пояснять не стала, и я не стал спрашивать.

А после занятий, когда мы вышли из класса и спускались по лестнице, княгиня, прощаясь, сказала:

– Саш, до завтра. Нескучно тебе провести время с Ленской, но не слишком там заигрывайся.

– Оль, ты обижаешься? – я задержал ее руку.

– Нет… Хотя не знаю, – она пожала плечами. – Да, я ревную, если ты об этом. Но если я обижаюсь, то не на тебя, а на то, как устроен наш мир. Я уже говорила об этом. Почему он сделан в большей степени для удобства мужчин? С другой стороны, на мир обижаться глупо. Это все равно как обижаться на то, что на улице идет дождь – просто такова реальность.

– Оль… – я отвел ее в левое крыло вестибюля, где стояли огромные керамические горшки с пальмами, и обнял там, больше не говоря ни слова.

– Ладно, Саш. Я знаю, что она тебе нужна. Знаю, что ты… – она увернулась от моего поцелуя, но со второй попытки я поймал ее губы.

– «Что я»? – продолжил я ее слова, – ну говори, «что я»?

– Ты – самец, извини за вульгарно-биологическое сравнение. Матерый такой самец, – ее глубокие как небо глаза смотрели на меня с усмешкой. – И мне это отчасти нравится. Но до тех пор, пока я знаю, что я – твоя самая первая, неоспоримо лучшая. Не забывай меня радовать этим приятным знанием, подтверждай его, и я буду терпеть твою Ленскую.

– Ты самая-самая матерая самка, – я рассмеялся, жадно прижав ее к себе.

– Дурак! Все, хватит, мне надо поскорее попасть в Тверской. Сейчас дороги загружены, – она разжала мои руки. – И смотри не проспи! В пять утра чтобы был на стоянке! – напомнила она.

Странно, но мне с Ольгой становится комфортно. Раньше я даже вообразить не мог, что княгиня Ковалевская может быть такой понятливой и милой. Мне казалось, что я буду жить рядом с ней в постоянном напряжении от перепадов ее настроения, от ее капризов, а она рядом со мной вон как изменилась. Знаю, что Ковалевская изменилась не только для меня, но и для себя лично. Оля – большая умница. Она призналась, что работает над собой по методике какого-то известного алтайского психолога, осознает свои капризы, которые ей самой часто мешают чувствовать себя комфортно и быть в согласии в душе. Пожалуй, она единственный из знакомых мне в этом мире людей, которые ставят цель сделать себя лучше, совершеннее.

Ленская…

Проводив Ольгу взглядом, я увидел актрису, стоявшую напротив меня и улыбавшуюся.

– Уже думала, твоя княгиня передумала тебя отпускать, – сказала Светлана. – Слишком цепко она тебя обнимала.

– Не поверишь, сказала, что желает мне нескучно провести время с тобой, – я поднял со скамьи школьную сумку, готовый следовать за актрисой.

– Тогда мне придется очень постараться, – сказала она, хитренько улыбаясь и поглядывая на меня так, что не осталось ни капли сомнений, что она постарается и какие будут эти старания. – Я сегодня на «Электре», – добавила она. – Папа проявил милость – вернул ключи. Только теперь мне нельзя возвращаться домой позже десяти. И еще нужно быть хорошей девочкой. Только не знаю, что это означает.

– Ты очень хорошая девочка, можешь так и передать папе, – я поцеловал ее в губы, взял за руку, мы вышли из школы и направились к стоянке.

К театру Эрриди – большому краснокирпичному зданию, занимавшему значительную часть квартала в Печатниках – мы подъехали со стороны Новобронной. Отсюда до главного театрального входа и до служебного нам пришлось бы пройти намного дальше, чем от площади Лицедеев, но Ленская объяснила такой выбор парковки тем, что с той стороны здания места почти всегда заняты. Не выходя из эрмимобиля, я вошел в сферу второго внимания, и просканировал пространство на возможные угрозы. Здесь вроде бы все было спокойно. А вот интуиция что-то мне нашептывала. Что-то было не так, но я пока не мог понять, что именно – слишком тих был во мне голос моего невидимого стража. Неприятное чувство чьего-то присутствия или слежки, я начал испытывать с того момента, как мы отъехали от школы. Особо оно усилилось, когда мы на полной скорости мчались по Верховой. Я даже оглядывался, пытаясь распознать, нет ли за нами хвоста с братьями Гришко в салоне. Но нет, хвоста не было или он держался на почтительном расстоянии. И уже за мостом в Печатники я понял, что интуиция указывала на присутствие чего-то нежелательного вовсе не в физическом мире. Нечто этакое имелось на тонком плане, при чем в непроявленной форме. Гера? Аполлон? Ответа нет, есть лишь тревога.

– Саш, ты чего? – Ленская закрыла двери эрмика и с непониманием посмотрела на меня. – Нравится наш театр?

Актриса подумала, что я стою, задрав голову, разглядывая фасад. Фасад с этой стороны ничем примечательным не выделялся: относительно высокое здание из красного кирпича постройки примерно тридцать девятого века, то есть ему примерно лет четыреста. Стрельчатые высокие окна, под выступающим карнизом черный фриз с изображением мифологических существ западной культуры, большей частью горгулий и грифонов.

– Да, интересное здание, – сказал я, при этом сканируя пространство вокруг. И следовало бы, наверное, сейчас закрыть глаза и полностью перенестись на тонкий план, но не хотелось утомлять Светлану тем, что ей показалось бы чудачеством. – Идем, – сказал я, на всякий случай активируя в левую руку магический щит.

– Я тебя в гримерку и раздевалку не поведу. Хорошо? Не обижайся, там я не одна и много капризных особ – могут возмутиться, – предупредила она по пути.

Не доходя до площади, мы свернули, прошли под аркой, соединявшей театр с жилым зданием, и вошли через служебный вход.

– Он со мной, – сказала Светлана двум парням в длинных черных кафтанах, вооруженных шпагами, скорее всего бутафорскими.

Мы поднялись по гранитной лестнице, ограниченной резной балюстрадой, прошли длинным, подсвеченным тускло-золотистым светом коридором с рельефами позднеримской эпохи. Вообще, театр производил величественное, но мрачноватое впечатление и, казалось здесь в самом деле можно встретить вампиров. Ленская всю дорогу рассказывала мне о Эрриди – основатели театра, бежавшим из Рима от гонений на лицедеев, развернувшихся в ту эпоху на италийских землях. Я актрису почти не слушал, держа большую часть внимания на тонком плане, который меня все больше беспокоил.

У дверей в зрительный зал собралось несколько молодых женщин и мужчин, ряженных в одежды позапрошлого века – видимо часть театральной труппы. Светлана поздоровалась с ними, представила меня и провела в зал, где я должен был ее дожидаться.

– Здесь будь. Хорошо? – она указала на мягкие кресла первого ряда, отделанные бордовым бархатом. – Саш, минут сорок примерно, может час. Я быстро переоденусь и потом небольшая репетиция. Уже наши все собрались. Не скучай! – она поцеловала меня и шепнула: – А потом я полностью твоя.

Я сжал ее руку, не отпуская: – Имей в виду, я с тобой сделаю все, что захочу. Я беспощаден к вампиршам.

– Да… – прошептала она. – Все, что захочешь. У меня от твоих слов уже мокренько, – она лизнула меня в губы. – Пусти, мой строгий повелитель.

Я отпустил, мысленно продолжая когда-то начатую нами игру, в котором я был ее всевластным господином. Признаться, я соскучился по этой игре, а последний взгляд глаз Светланы, ее декольте, явившее ложбинку между полных грудей, и вовсе взбодрили меня так, что джанах стало категорически тесно.

Я не стал дожидаться Ленскую, сидя в кресле: прошелся по залу, заглянул в оркестровую яму и вышел в коридор. Там полюбовался огромными картинами в багетах, покрытых позолотой. Они тянулись на всю длину коридора, огибавшего зрительный зал до лестницы, и заняли меня надолго. Вернулся в зал, когда их репетиция началась. Часть занавеса над сценой была приподнята наполовину, являя декораций серого мрачного замка и нарисованного леса вдали. На освещенной цветными прожекторами площадке собралось десятка два людей. Многие в театральных костюмах, некоторые в обычной одежде. Светлану я узнал не сразу, потому что она стояла спиной и рядом с ней находилось еще несколько блондинок, оттенком волос похожих на нее. Но когда она повернулась, то даже бледное от грима лицо и губы, крашенные в цвет спелой вишни, не обманули меня. В черном с красными вставками платье она играла роль графини Элизы Витте, ставшую кровожадной вампиршей. Наверное, по мнению режиссера и сложившемуся мнению вампиры должны выглядеть именно так. К счастью театральные люди, не знали, что из себя представляют настоящие вампиры. И пусть они остаются в безызвестности, радуя зрителей страшными и чувственными сказками.