Read the book: «Мой очаровательный оригинал»
Энни Янг
Мой очаровательный оригинал
Плейлист
Любимые композиции Софи:
1. Bruno Mars – Grenade
2. Tom Odell – Another Love
3. Ufuk Beydemir – Ay Tenli Kadin
4. Zeyysila – ilk Kez Uyuyorum
5. Sara Phillips – nobody loves you
Для погружения в творчество:
6. Blue October – Say It
7. Conor Maynard – Someone You Loved
8. Tom Rosenthal – It's Ok
9. Би-2 – Черное солнце
10. Би-2 – Я никому не верю
11. James Arthur – Impossible
12. NЮ – Любить некого
13. Bebe – Siempre Me Quedara
Для погружения в историю:
14. NЮ – Девочка-роза
15. Sofi de la Torre – Karma
16. Баста feat. Дворецкая – Любовь и страх
17. Chelsea Cutler, Jeremy Zucker – please
18. Tommee Profitt feat. Ruelle – Whose side Are You On
19. Selena Gomez, Marshmello – Wolves
20. NЮ – Секунды
21. Hailee Steinfeld, BloodPop – Capital Letters
22. NЮ – Безумный
23. Carla Morrison – No Me Llames
24. NЮ – Некуда бежать
25. Jeremy Zucker, Chelsea Cutler – you were good to me
26. Марк Тишман, Юля Паршута – Маяковский
27. Tommee Profitt feat. Ruelle – Follow Me
Пролог
Мысли – это чернила на бумаге…
Когда пожар внутри и бой безудержных эмоций,
Лист чистый, краски не требуют отваги,
Дабы посредством их выразить сомнения и любовь,
Сбросить тяготеющие думы штанги,
Чувства облачив в слова, лишив себя мучительных агоний,
Спасти себя, в конце концов, убить липучий дым зловоний.
Мадрид.
"Почему я люблю красный или немного о любви в моем творчестве?"
Так гласило заглавие первого разворота популярного испанского журнала "¡Hola!". А яркие фотографии девушки в красном украшали как первые две страницы, так и саму обложку печатного издания. Последняя, кстати, и привлекла женщину. Рыжая девушка в красном костюме оверсайз, стильном пиджаке и широких брюках, уверенно восседает на капоте черной спортивной машины; кроваво-алые высокие дизайнерские шпильки дерзко "ввинчены" в металл – поза самоуверенная, глаза холодные, черны точно мрак, подведены карандашом того же оттенка, затушеваны обильно черными тенями.
Снежная королева в красном, подумалось женщине, таких она уважает, такие ей нравятся. Но вот одно из откровений в интервью местной звезды на первой же странице ей совсем не пришлось по душе, она брезгливо и снисходительно дернула уголком губ.
"Как вам удается так красиво и удивительно глубоко писать о любви? В чем ваш успех?"
"… Человек, который чувствует окружающий себя мир слишком остро, живет в чувствах и эмоциях, несомненно, умеет писать о любви. Даже если никогда не влюблялся. Правда в том, что у такого человека великолепно развита чувственная фантазия, он может предположить, какого это – испытывать страсть, счастье и боль от любви. Возможно, в его жизни и нет никого, но он это может, поверьте… Чувственных людей мало, и они отличаются от других, хотя на первый взгляд – ничего особенного, "такие же как все". Но, как по мне, именно в этих личностях стОлько всего заключено. СтОлько эмоций. Море любви. Такая душа лишь ждет, подсознательно, подходящего человека, свою вторую половину, которой можно было бы подарить эту самую переполняющую сердце любовь…"
– Что за бред? – пробормотала женщина себе под нос.
"Обложка" и "содержимое" – ничего общего. Первая – холодная, вторая – теплая, противоречащая образу. Но девушка – то, что нужно. Эффектная барышня. Симпатичное личико. Тощая. Эталон. Ей подходит.
Сунув случайно подвернувшийся журнал под мышку, женщина решительно застучала каблуками в сторону отеля.
Уверенной походкой прошла по вестибюлю, улыбнулась портье, поднялась на лифте на последний этаж, провела ключ-картой по замку и вошла в номер люкс. Налила себе бокал вина и устроилась в кресле у окна, и только после этого продолжила чтение. Зацепила взглядом на сей раз понравившиеся строчки, удовлетворенно улыбнулась.
Она обязательно должна увидеть это интервью в действии. Взглянуть на выражение лица девушки. Что-то подсказывало ей, что эта "картина" стоит внимания.
Женщина допивает вино, отставляет бокал и тянется к планшету. Проходит минута, и вот она уже цепко следит за разговором двух собеседников. Запись интервью – она нашла его в куче информационного мусора на просторах интернета.
– Значит ли это, что и вы – та самая чувственная личность, о которой вы говорите? Относятся ли эти откровения к вам лично, а главным образом, к творчеству? Ведь ваши песни берут за душу многих ваших поклонников, и думаю, потенциальных тоже. – На этом месте девушка-интервьюер коротко посмеивается, дабы построить более доверительную беседу с гостьей, расположить к себе. Однако гостья не пробиваема, ответную улыбку не дарит. – Но при этом, насколько мне известно, в вашей жизни пока нет любимого мужчины. Вы ждете подходящего человека, которому подарите свою любовь, так?
И тут молодая девушка громко рассмеялась, неожиданно для собеседницы. У той даже растянулась неуверенная улыбка на пол-лица, глупая и рассеянная. А взгляд недоумевал, оснований для смеха миниатюрная брюнетка, как ни старалась, не видела. "Я сказала что-то не то? Что-то смешное?", – говорило ее лицо.
"Ты дура", – подумала женщина, на секунду отводя взгляд от экрана в окно, на огромный билборд, где красовалась всё та же рыжая девчонка, только вот уже в черных шнурованных ботинках до колен, сложном дымчато-черном платье, в котором обычному человеку легко запутаться. Полулежа на одиноком винтажном стуле. Дерзко подтягивая к себе многослойные юбки и вызывающе поднимая одну ногу вверх, не вертикально, но под острым углом. Темно-рыжие пряди, местами сияющие медным – на несколько тонов светлее основного цвета волос, – соблазнительно падают на голые плечи.
"О, и тут она".
– Неужели вы думали, что мои слова были всерьез? Боже, не могу поверить! Вы и правда так думали! Я актриса, дорогая сеньорита. Разумеется, я умею не только изображать любовь на экранах, но и писать о ней. Чувственно и проникновенно. – Томный громкий шепот последних слов испанской звездочки приводит журналистку в откровенное замешательство.
А потом эта великолепная актриса, нервно заерзав на высоком стуле, прямо на съемках пустила слезу, сделала умильно-скорбное лицо, влажные дорожки по щекам пустила, а потом резко прекратила плакать и победно ухмыльнулась, надменно так, снисходительно.
"А ты, как и я, прирожденная актриса".
Женщина улыбнулась своим мыслям и тут же наметила себе четкие планы. Только осталось дождаться кое-кого.
"Ну и где это чудо снова пропадает? Почему вечно нет рядом?"
Она раздраженно кинула планшет в сторону, прихватила бутылку вина, бокал из бара и отправилась в ванную комнату. Набрала приятной горячей воды, залезла в пену и с красным полусладким в руке расслабилась, закрыла глаза, чтобы через минуту вновь открыть их, повертеть задумчиво ножкой бокала в пальцах, гипнотизируя "кровавое море".
Да, ей нужно еще раз всё обдумать. Стоит ли дело риска?
Глава 1. Операция начинается
16 июля 2022.
Суббота.
Москва.
– Взгляни, вот здесь, – молодой парень тычет пальцем в карту на экране монитора, – наши агенты видели ее в последний раз. После она исчезла. Были предположения, что она просто изменила внешность, однако потом появились дополнительные сведения из одной клиники пластической хирургии, где, возможно, наша подозреваемая сделала операцию по смене личности. Наш испанский агент добыл некоторую информацию об очень подозрительной девушке-клиентке, которая просила своего врача сохранить анонимность, заплатила ему кругленькую сумму. – На этом моменте молодой человек теряет всю свою деловитость и усмехается. – Но ты же знаешь, наши агенты – лучшие из лучших. Им не составляет труда выяснить этот пустяк.
– Продолжай, – просит второй парень, вальяжно располагаясь в кресле и закинув ноги на журнальный столик.
– Смотри, сейчас она в Испании. Но по последним данным, готовится ее возвращение на родину. Она прилетает завтра ночным рейсом, в 0:55. Там мы ее и…
– Откуда такие сведения? – прерывает его собеседник. – Неужели наши агенты и здесь преуспели?
– Разумеется. Они работают днем и ночью, лишь бы поймать эту тварь. – На последнем слове его лицо искажается злобой. – Пора бы уже. Сколько можно за ней гнаться, верно?
Вопрос остается без ответа. Человек в кресле лишь неопределенно хмыкает и, задумавшись, трет щетину.
– Итак, у нас есть меньше суток, чтобы подготовиться. Ты как? Готов?
Мужчина на глазах коллеги преображается, взгляд тяжелеет, кулаки на подлокотниках медленно сжимаются, и напряженное молчание разбивается его холодным:
– А разве у меня есть выбор?
Глава 2. Сердце плачет, на лице камень
Месяцем ранее.
11 июня 2022.
Суббота.
Мадрид.
– Снято! Перерыв пятнадцать минут! – раздается долгожданный голос режиссера, и я, в одну секунду сорвав с лица впервые за период съемок так сильно претившую маску позитивной и дерзкой байкерши, срываюсь с места.
Налетев на коллегу по съемкам, исполняющую роль моей злобной сводной сестры и соперницы в любовной истории, слышу очередные вполне искренние, но невнятные в силу скромного и кроткого характера девушки соболезнования, игнорирую и ее, и экранного бойфренда, которого уже видеть не могу, ибо сцену поцелуя с ним пришлось переснимать раз десять, если не больше.
Не обращаю внимания и на остальных "родных и близких", стоящих за кадром, уже переодетые и с новой укладкой, изображающей идеальную небрежность и наличие приличного вкуса. Выбегаю с площадки и на ходу одним нетерпеливым движением стягиваю с шеи душащую кричащую бандану, та улетает с ветром, однако кто-то из съемочной группы успевает поймать платок и спасти ценный экземпляр – ручная работа, над которым корпел один из лучших дизайнеров страны. Я же, подхватив подол своей пышной фатиновой юбки в стиле панк-рок, сжав многослойную ткань в кулак, а после сцапав пальцами замочный ползунок, раскраиваю зло молнию черной кожаной косухи, принимая на грудь встречный ветер, проношусь мимо своего озабоченного последними событиями менеджера, который совершенно точно хочет что-то мне сказать, и я подозреваю, что это может быть, но я не хочу никого ни слышать, ни видеть.
Прячусь ото всех в трейлере, закрываюсь на ключ, который, не выдержав моего напора, летит куда-то вниз и моментально мной забывается. Как-то не до неодушевленного куска металла мне сейчас, я просто падаю на стул перед зеркалом, секунды три с потерянным видом озираюсь по сторонам, понятия не имея, что должна делать и куда деть пришедшие в суетливое движение руки, в какой-то момент принявшиеся переставлять флаконы с духами и косметические баночки перед собой на столе. Застываю, смотрю в свое идеальное отражение с боевым раскрасом и роняю голову на столик, не в силах сдержать слезы.
– Мама!.. – боль вырывается наружу глухим рыданием.
Проходит время, минута, две – на плечо ложится ладонь Гуга, и я свою злую безысходность, горе вымещаю на том, кто воспользовался вторым ключом и так безрассудно нарушил мое уединение. Минуты, отведенные скорби.
– Сколько раз я тебе говорила, не подкрадывайся ко мне со спины! Не трогай меня и не приближайся ближе одного метра! Личное пространство, Гуга! Личное пространство. Мне повторить? – Я поднимаю сведенные в недовольстве брови, а он лишь примирительно, отрикошетив мое вспыльчивое замечание от своего мягкого и всепрощающего сердца, улыбается, чуть приподняв уголки толстых губ. Глаза его, синие на фоне темной кожи, говорят о сочувствии и полном понимании, сопереживают мне.
Разумеется, этот мужчина знает, каково мне сейчас, как гадко и пусто внутри, где-то в области сердца образовалась дыра с размером с вселенную – это случилось десять минут назад, ровно двумя дублями ранее, когда Гуга, мой менеджер и личный помощник, сообщил мне самую страшную весть, которая только может случиться в жизни человека. Всего каких-то несколько минут назад я навсегда потеряла свою мать. Ее не стало – она летела рейсом "Лондон – Мадрид" и разбилась на пути домой.
– Я вызвал твоего водителя, моя дорогая. Он ждет тебя снаружи. – Погладив меня по плечу, менеджер отходит на оговоренные сто сантиметров, плечом опершись о раму зеркала, добавляет кое-что не совсем приятное:
– Я понимаю твои чувства, прекрасно знаю, каково это терять единственного родного человека в столь юном возрасте. Можешь на меня положиться, я всё устрою, и тебе не о чем будет беспокоиться. Похороны на мне. И Марко я скажу, чтобы дал тебе несколько выходных.
Тыльной стороной кисти яростно, в какой-то степени даже ненавидя себя за слабость, стираю слезу с щеки и отворачиваюсь к прямоугольному зеркалу со световыми лампами по периметру, делаю глубокий вдох, поднимаю руки, убираю обветренные волосы со лба, запустив пальцы в прическу и зачесав ими словно гребнем передние пряди назад, делаю еще один не менее тяжелый вздох, прежде чем недрогнувшим, почти холодным голосом спросить у Гуга об изменениях в моем расписании.
– Думаешь, Марко отпустит?
– Твоя мать была продюсером его проекта. Конечно же, он даст тебе пару дней.
– Съемки встанут.
– Обойдутся без тебя, – как можно беззаботнее отзывается мужчина.
– Без главной героини? – недоверчиво переспрашиваю, дернув уголком ярко накрашенных губ.
На моем лице против воли возобновляется тихий водопад. Бесшумно глотаю тугой ком в горле и снова тру мокрые щеки, не позволяя себе рыдать и давать эмоциям власть над сознанием.
– Ничего, – качнув подбородком, заверяет он, – поснимают другие сцены. Те, в которых ты не задействована. Я обо всём договорюсь, а ты иди… попрощайся с Викой. Я присоединюсь к тебе позже.
Последние слова дались ему с трудом. Немудрено, Гуга был "тайно" влюблен в мою мать, и она это знала, однако взаимностью мужчине не отвечала. Нет, вернее не так – мама делала вид, что не замечает особого к ней отношения. Ненавязчивого, но романтически великодушного.
– Гуга, прости. – Я прикрываю веки, силясь контролировать свои дрожащие ресницы, не расклеиться на глазах у съемочной группы: мне еще проходить мимо них уходя и с достоинством и стойкостью духа сесть в свою машину.
Ее с минуты на минуту пригонит Фредо, мой итальянский водитель, с которым я регулярно вела познавательные беседы, исключительно в учебных целях – мой итальянский хромает, не дотягивает до свободного профессионального, а в ближайшем будущем он мне необходим как воздух.
Ах да, нужно отменить также уроки с репетитором, с которым я ко всему прочему усиленно занимаюсь. Забежать в студию и забрать ноты у Пабло. Перенести дату звукозаписи, отменить съемки рекламы, отказаться от пятничного вечернего дефиле в "Модном доме" в роли приглашенной модели и вернуть им коллекционные туфли – главное достижение этого года и гордость модельера Педро Мальборо, их создавшего; непревзойденный эксклюзив летней коллекции и – моя ускользнувшая любовь с первого взгляда; всего-то разочек-два должна была пройтись по подиуму и с радостью свалить с мероприятия, прихватив свой джекпот: по условиям сделки туфли навсегда стали бы моими – не судьба. А еще мотоцикл забрать с вчерашнего аукциона, влюбилась и заплатила за эту спортивную "машину" кучу денег. Да и к доктору мне назначено именно сегодня.
Господи, я, наверное, сойду с ума.
Несомненно, худший день в моей жизни.
В конце концов, все свои дела, звонки и личные встречи я поручаю менеджеру, привожу личико в порядок и с сухим лицом сажусь в автомобиль, напрочь игнорируя сочувствующих моему горю коллег по площадке.
– Мои соболезнования, сеньорита Софи, – произносит Фредо угрюмо на своем родном языке, непривычно сдержанно и немногословно, не оборачиваясь, лишь ловя мой потускневший взгляд в зеркале.
В салоне становится душно, и я опускаю стекло, впуская свободный ветер, что в ту же секунду незримо разрывает собой пространство между водительским креслом и задним сиденьем автомобиля. Так спокойнее. Легче.
– Благодарю, – отвечаю на итальянском, а потом задумчиво добавляю, не переходя на испанский: – Знаешь, это больно, терять кого-то настолько близкого. Учитывая, что этот кто-то – единственный человек, на которого можно было положиться. Кого всегда было страшно потерять. И кто мог меня просто обнять.
"Хоть изредка, – добавляю в мыслях. – В те редкие моменты, когда мать переставала быть холодной и неприступной, когда смягчалась, то ли забывала "держать лицо", то ли время от времени, отложив вечные дела, вспоминала обо мне как о живой, эмоциональной, психологически уязвимой личности. Выжимала из себя всю свою скупую нежность до суха, до следующего раза, который наступал нескоро. Намеренно выражала любовь, руководствуясь материнской обязанностью перед родной дочерью? Жаль, я так ее и не разгадала, эту женщину, свою скрытную и сильную духом мать. А ведь когда-то всё было… иначе, она была ранимой и слабой, она была мне ближе, я чувствовала ее любовь всякий раз, когда она смотрела на меня, обнимала…"
Он понимает, о чем я, и тем не менее говорит банальную вещь:
– Она же ваша мама, – с грустной улыбкой водитель снова заглядывает в зеркало, но я отвожу глаза и смотрю на город.
– А ты терял кого-нибудь? – любопытство побеждает разум, и минутой позже я смотрю Фредо в затылок, боясь глянуть в отражение мужских глаз.
Обычно с водителем я не так вежлива и добра. Этому есть веская причина, по крайней мере, веская для меня, но конкретно этот мужчина ни в чем передо мной не провинился, Фредо мне не в чем упрекнуть, что не мешает мне время от времени это делать вопреки логическим доводам. Это сложно, потому отложу этот поток дурных мыслей на другой день, более уравновешенный.
– К счастью, нет.
Счастливчик.
– Это хорошо. – Молчание. – Как думаешь, ее тело уже доставили?
– Думаю, нет, сеньорита Софи, – громко вздохнув, отвечает мой водитель. – Может, остановимся, и я куплю вам воды? Или желаете перекусить? Вы с утра ничего не ели.
Наверное, проходят минуты две, прежде чем я подаю голос, смотрю на часы.
– Поедем в больницу. У меня запись на четыре часа.
– Как скажете.
Фредо, вероятно, расстроился, ведь я проигнорировала его заботу. Но правда в том, что сейчас я не могу думать о еде, подозреваю, кусок в горло не полезет.
– Поедем в больницу, – зачем-то повторяю я, – там и купишь мне что-нибудь попить.
– Конечно.
И снова его грустная, подбадривающая улыбка отображается в зеркале, я отворачиваюсь к окну.
Глава 3. Отражение, мое или нет?
11 июня 2022.
Суббота.
В холле первого этажа частной клиники пластической хирургии мы с Фредо разошлись, он пошел к автомату за бутылкой охладительного напитка для меня, у меня же, сколько бы я ни старалась не плакать, потекла-таки тушь, и я отправилась в уборную.
Или тушь была лишь поводом? Только бы остаться хоть на минуту в одиночестве, только бы не расклеиться раньше времени.
Ловко переступая через осколки стекла на кафельном полу и вообще мало обращая на беспорядок внимания, становлюсь перед зеркалом, которое также игнорирую; пустив струю воды и нагнувшись к раковине, прыскаю на лицо спасительный холод.
Как же жарко.
Как же больно.
Как же так, мама? Как же так случилось, что я осталась одна? Совсем одна!
В глазах собираются слезы, и я даю волю эмоциям.
Да, всё верно, я не сдержалась, разрыдалась прямо в уборной, куда может войти всякий, и куда вероятнее – какой-нибудь знакомый из мира шоу-бизнеса, они все рано или поздно становятся клиентами этой клиники, здесь лучший сервиз, лучшие хирурги и необходимая для всякого известного человека гарантия анонимности. Замечательный продающий сайт, все клюют на их слоган. Но здесь всегда есть риск столкнуться с какой-нибудь звездой, и все это понимают, поэтому даже в стенах этой больницы многие предпочитают шифроваться за темными стеклами очков, платками, бейсболками и прочими масками. Которых, разумеется, у меня с собой сегодня нет. Ни очков, ни банданы, последнюю я выпустила в лапы ветра еще на съемочной площадке – моя ошибка.
Впрочем, плевать, я всё равно никогда прежде не убегала от той реальности, которую выбрала себе сама… Ладно, пусть не сама, а моя мать, но всё же с годами, не могу не признать, мне моя жизнь начала нравиться. Весь этот бесконечный круговорот из утомительных съемок, ярких концертов, шумных вечеринок, записей собственного альбома, учебы, в конце концов, – насыщенный и тяжелый график избавлял меня от лишних мыслей, лишал меня времени на нездоровые раздумья, я пришла к удивительным выводам: я сильно благодарна судьбе, что всё это у меня есть, есть чем заполнить свою жизнь, пусть временами даже это не спасает.
Так вот, от той реальности, где я достаточно популярная личность, известная в широких кругах певица, модель и начинающая актриса, на счету которой уже три фильма и две главные роли, мне никогда не хотелось сбегать. Пусть видят, что я в клинике пластической хирургии, пусть знают, что я сделала две операции по изменению лица, пусть говорят обо мне и пусть осуждают, но – я никому и ни при каких обстоятельствах не позволю видеть меня в слезах, если, конечно, это не шоу, не особенная тактика, не роль, которую я временами играю. Слезы – признак слабости, а я – сильная.
"Я же сильная, Софи?"
"Увы, ты только хочешь ею казаться".
Последние мысли изрядно злят, и я твердо решаю, что хватит: порыдать можно и дома, не здесь.
Наверняка размазала тушь по всему лицу, чтобы удостовериться в том, я в последний раз провожу мокрыми ладонями по своей физиономии и поднимаю взгляд, встречаюсь с черными глазами рыжей девушки, на первый взгляд, своими собственными, однако весь ее вид не соответствует моему. В отражении я сама на себя не похожа. Вместо заплаканных глаз – вполне сухие, а вместо красного, опухшего от серьезного слезотечения носа и размазанной по губам красной помады – повязка на пол-лица. Так я выглядела разве что после операции, ну никак это лицо не могло быть моим в настоящий момент.
Я что, спятила? С ума сошла от горя?
"Софи, это не ты".
"А кто тогда?!"
"У нее одежда другая, посмотри".
"Это не отменяет того факта, что у нее мои глаза".
"Этому должно быть объяснение".
"Какое?! Что я, дура, спятила?!"
"Мы обе знаем, что мы с тобой ненормальные. Но конкретно этот случай не критерий твоего психического сдвига. Она не ты, прими это и уходи".
"И как ты себе это представляешь? Не обращать внимания на собственное отражение, что ли?! Просто взять и уйти?!"
"Да".
"Иди к черту!"
– Кто ты? – спрашиваю я холодно, когда замечаю, как "отражение мое" своевольно напряглось и нахмурилось при виде меня.
Девушка не отвечает, но с заметным облегчением выдыхает, будто боялась чего-то. Боялась меня?
Но страх ее ушел, едва я заговорила с ней. Я всё еще брежу, да?
Какое-то время понаблюдав за мной с интересом исследователя, она делает шаг в сторону, вконец развеивая глупую мысль, что она есть мое отражение, выстроенное на стыке сломанной психики и больного воображения. Но это всё еще может быть галлюцинацией, обусловленной теми же причинами, затрагивающими мой расколотый разум и ненормальную фантазию. Хотя бы не отражение, уже что-то.
Пока мой любопытный взгляд медленно опускается по ее лицу, ногам в кроссовках, смещается в сторону, осматривает помещение, проходится по дробленым стеклам на полу – по всему выходит, бывшему зеркалу, что располагалось с краю умывальной конструкции, установленной отдельным островком в центре комнаты, с двумя рядами раковин, один напротив другого, – пока пытливый ум приходит к правильному итогу, отмечает отсутствие между двумя крайними умывальниками двух прямоугольных зеркал, смеется над собственной невнимательностью, неизвестная выбегает из уборной.
В замешательстве я не сразу соображаю, что делать, бегу за ней, только когда понимаю, что не могу отпустить ее без ответов. Оно совершенно точно должно существовать, объяснение этому нелепому сюру.
Я потеряла секунды три, моя нерасторопность дала плоды уже в коридоре: рыжие волосы скрылись за углом, а не кинулась я за девушкой только потому, что ко мне спешили двое, мой водитель со сжатой в кисти бутылочкой минеральной воды и мой хирург, к которому я пришла на ежеквартальный плановый осмотр.
Чинно пригладив слоеный черный фатин юбки, асимметричный, с неровными краями, ниспадающий клиньями до самых щиколоток, я приветствую хорошего знакомого моей матери, доктора, что, возможно даже, является одним из ее бывших мужчин, с которыми она проводила ночное время и глушила боль потери после смерти моего первого отчима Альваро. Но, к сожалению, мне доподлинно неизвестно, как и с кем проходила личная жизнь матери в тот период, никто со мной этой информацией не делился, я могу рассуждать только исходя из собственных наблюдений, а они скупы, весьма и весьма.
– Слышал новости. Мне так жаль, – говорит сеньор Тито, когда мы входим в его кабинет. Я располагаюсь в удобном кресле и запускаю пальцы в сумочку за зеркальцем.– Сеньора Виктория была потрясающей женщиной. Как жаль, что Бог забирает лучших из нас. Всегда самых лучших.
– Наверное, – с сомнением и равнодушной отстраненностью отзываюсь я, совершенно с ним не согласная.
Всё мое внимание занимает лицо в отражении. Не красотка, но хотя бы помада не размазалась, а бледные разводы туши не столь критичны, чтобы сломя голову начать всю эту «красоту» исправлять. Пока терпимо, уверена, выгляжу сносно.
– Оставьте дверь открытой, – чуть не уронив зеркальце из мелко трясущихся пальцев, поспешно добавляю, когда вижу, что мужчина по привычке собрался закрыть дверь и запечатать меня в своем маленьком пространстве кабинета.
Не смотря бросаю круглый предмет в сумку, но внимательно следя за перемещениями доктора.
– Да-да, конечно, – вспоминает он, с пониманием относясь к моим "капризам".
И узкая щель вновь расширилась, дверь распахнулась настежь, а мои легкие наполнились воздухом из коридора. Отвинтив крышку, я ополовинила бутылку, что была в моих нервных пальцах, выпрямила спину, закинула ногу на ногу, локоть – на спинку мягкого стула, и с надменным видом принялась слушать умного доктора.
Но для начала…
– Сеньор Тито, вы в курсе, что у вас на первом этаже в дамской комнате зеркало разбито?
– Как? – удивляется мужчина.
– Уж не знаю как. Я вошла, а там стеклянная "ковровая дорожка". Видимо, для именитых звезд расстелена?
– Не может быть! – Брови на прекрасном, не тронутом морщинами лице ползут друг к другу, доктор возмущен до глубины души. – Кто посмел?
– Не имею ни малейшего представления. Но со своей стороны обязана выразить свою крайнюю степень недовольства. Так вы обслуживаете дорогих клиентов? А если бы я случайно порезалась, поскользнулась, упала, повредила лодыжку? – Я вскидываю бровь, сверля доктора прямым, острым взглядом, так что он тушуется и не находит слов в свое оправдание.
Разочарованная, криво усмехаюсь, дернув левым уголком губ.
Поправляю волосы, пальцем натыкаюсь на любимую заколку в них и в тот же миг чувствую себя намного лучше.
– Идите, решайте проблему. Пока кто-нибудь не поранился в вашей клинике и тем самым не подпортил ее репутацию. Я подожду вас здесь, я не тороплюсь.
Мне некуда торопиться. А еще мне страшно, страшно увидеть мать мертвой.
Тито, извинившись, оставляет меня одну, я же, воспользовавшись глотком свободы, начинаю усиленно размышлять, кто была та девушка, что упорхнула так скоро, будто той и не было вовсе.
Почему-то я уже не уверена, что она мне не привиделась.
"Софи, она была реальна".
"Ты так в этом уверена? А если это действие лекарств, что прописал мне мой психотерапевт?"
Глава 4. Дубль два
После приема у доктора, через час, преодолевая лестничные пролеты один за другим, я спускаюсь по ступенькам вниз. В который раз пешком, а не на лифте – они по-прежнему пугают меня, напоминают о прошлом, выстреливая приступом страха в висках.
В голове бьет лихорадочная мысль, мне снова страшно. Мама… какой я ее увижу? Что от нее вообще осталось после крушения самолета?
Внезапный звонок, и я вздрагиваю. Судорожно сжав телефон в руках, подношу к уху.
– Да, – отвечаю я холодно.
– Добрый вечер, Софи де Армас?
– Да, – повторяю и напрягаюсь, кажется, уже зная, что услышу.
– Это сотрудник морга вас беспокоит. Хотим сообщить, что, предположительно, тело вашей матери, Виктории де Армас, поступило в наш морг. Могу я узнать, когда вы с отцом можете приехать на опознание? Сеньор Фелипе не отвечает на наши звонки, поэтому…
Человек на том конце провода не договаривает, я, в одночасье растеряв маску равнодушия, рассеянно перебиваю его:
– Опознание?
– Да, видите ли… тело вашей матери сильно обгорело, и мы не уверены…
Услышать дальнейшие слова мне не суждено: на очередном вираже в меня врезается какая-то девушка, телефон соскальзывает с рук и со звонким грохотом падает на бетон, отскакивает и летит вниз. В лестничный проем, с четвертого на первый этаж.
Никаких выкриков, несдержанных ругательств, я лишь с легким сожалением вздыхаю над потерей, прослеживая всю траекторию полета моего рабочего телефона. Он разбился вдребезги.
Ничего, и не такие потери переживала.
– Нина! – горячо раздается над ухом недовольно-раздраженный голос. – Вот ты где! Почему ты сбежала из палаты, ничего мне не сказав. Не предупредив…
И я только сейчас перевожу холодный взгляд на едва не сбившую меня с ног девушку – меня прошивает резкий озноб, я столбенею. А следом за мной запинается и теряет всю пылкость речи девушка, чье лицо меняется на глазах, когда она медленно и оценивающим взглядом скользит по мне сверху вниз и обратно, возвращаясь к лицу. Ошеломленная, она стоит прямо напротив меня и не знает, что сказать. Слов не нахожу и я.
Снова я! Я опять вижу себя! Да в этой клинике чокнуться можно!
Сжав зубы, я прожигаю ледяным взглядом знакомое лицо с темно-рыжими волосами. От первого видения эта фигура отличается тем, что на ней другая больничная одежда и другого цвета кроссовки. Переоделась что ли?.. Что?! Софи, что значит переоделась?! Это существо вообще не должно сейчас стоять передо мной! И существовать в реальности оно не должно!
"Софи! Как на этот раз ты объяснишь мне мираж-дубль-два?! Скажешь, что это не я, что это не галлюцинация?! Снова велишь уходить, не разобравшись?"
"Именно! Уходи, сейчас же! Тебе не стоит впускать ЭТО в свою хрупкую голову, это слишком пагубно для твоей психики!"
Пока я боролась сама с собой, девушка пришла в себя, очень быстро, надо сказать. Великолепная стрессоустойчивость!
– Прошу прощения, я обозналась, – бросает она с натянутой улыбкой. Хорошая улыбка, милая, а главное – уверенная.
Передо мной профессиональная актриса, понимаю я. И это еще больше приводит меня в замешательство, пальцы правой руки нервно впиваются в жесткую кожу сумки, я хмурюсь и выпадаю из реальности.
И когда "незнакомка" как ни в чем ни бывало быстрым шагом огибает меня, пускается вверх по лестнице, я ничего не делаю. Тупо смотрю на одну точку в бетонной стене и от резкой слабости рукой наваливаюсь на резные перила позади себя. Опомнившись, бросаю взгляд через плечо, но девушки уже нет. И шагов не слышно. Будто на лестничной площадке лишь я одна. Будто и не было никого.
