Read the book: «Должность Смерти»

Глава 1. "Всего пять трупов. Довольно спокойный денек"

Судьба… Молчаливо наблюдающая из тени, всеведущая, властная. Насколько прочны те нити, за которые она так уверенно дергает, потешаясь над чужими стремлениями и мечтами?

И не она ли прямо сейчас ведет меня за этим странным существом? Одет во все белое, концы длинных серебристых волос щекочут поясницу изысканного пиджака, лицо скрыто под маской, какую надевают на таинственные балы, нелепо пряча за ней свою истинную личину, притворщики и лжецы, любезничающие ради долгосрочной выгоды.

Светлый костюм мелькает среди серых, чужих и безликих спин, словно крохотная снежинка, затерявшаяся в груде пепла. Шаг за шагом, нога в ногу, не в силах сопротивляться томящему любопытству, подгоняемая предвкушением, азартом и адреналином, я следую за маленьким белоснежным огоньком надежды, так внезапно вспыхнувшем в мрачном мире уныния.

Впрочем, силуэт незнакомца сложно назвать "маленьким". Его плечи широкие, раза в два шире моих, и ростом он не обделен – чуть ли не на полторы, а то и на две, головы выше меня.

Мужчина плывет вдоль бесконечной толпы, не замечая преград перед собой. Однако и его самого точно так же никто не замечает. Будто белый кролик появился здесь лишь для меня одной – ведет в свою загадочную обитель, чтобы открыть свои самые темные секреты и с упоением глумиться над моим ошарашенным лицом.

Вот уже три с половиной минуты я непрестанно тащусь за неизвестным, как завороженная, не отрывая взгляда от его затылка с завязанными на нем шелковыми лентами цвета свежего холодного молока. Так и хочется схватиться за них, разорвать ненавистный узел и заставить маску слететь, узнав, наконец, что же скрывается под ней? Но касаться манящий облик руками я не рискую, тщетно вторгаясь в чужую голову ничего не видящим взглядом.

Мои глаза пересохли, грязный воздух крохотными иглами покалывает роговицу. Уже три с половиной минуты я упорно запрещаю векам опуститься, даже на едва заметное мгновение. Ведь стоит всего разочек моргнуть – и ОН в тот же миг исчезнет, как мираж, как жалкая фантазия, отчаянно сочащаяся в реальный мир.

Собственно… так и происходит.

Резкий и звонкий гудок автомобиля, словно пощечина, отрезвляет меня. Несущийся вслед за ним визг колес и тяжелое громыхание развеивают остатки сладостных грез. Чей-то пронзительный крик и испуганные вздохи прохожих – звучат предвестники моего появления. Вздрогнув и рефлекторно обернувшись на шум, я осознаю, что совершила ошибку.

Я все-таки моргнула… Интригующая иллюзия рассеялась в тот же миг.

Но она обязательно вернется. Я знаю это наверняка.

Уже целых три месяца одно и то же наваждение – высокий таинственный красавец, появляющийся непредсказуемо и так же неожиданно исчезающий – успешно водит меня за нос, терзая искушением и не позволяя приблизиться. А я охотно поддаюсь всем его уловкам и добровольно тянусь за крючком, желая, чтобы меня поймали и достали с глубокого дна. Так, хотя бы на три с половиной минуты, я смогу отвлечься от работы.

Кстати о работе…

Любители поглазеть на чужую неудачу уже столпились вокруг истекающего кровью тела. Я пробираюсь в самую гущу и, освободив кисть от перчатки, опускаюсь на колено возле развалившегося посреди дороги паренька в ободранном синем бомбере. Позволяю юноше сделать последний вдох и касаюсь его разбитой скулы. Через пару секунд поднимаюсь и вижу, хромающего в нашу сторону водителя с выпученными от испуга глазами и вертикальной тонкой полоской алого цвета на морщинистом лбу, примерно такая же струится под крупным носом, впускающим в себя слишком много воздуха через широкие дребезжащие ноздри. Его попорченная недорогая машина стоит неподалеку и слегка дымится. Увесистый мужчина во влажной от пота рубашке, обтягивающей выпирающий живот, падает на асфальт рядом с трупом и слезно умоляет собравшихся о помощи.

Что это – милосердие к угасающему на глазах молодому человеку, не успевшему толком пожить, или страх за собственную шкуру и нежелание отвечать по всей строгости перед законом? В этом прогнившем городе первое встречается крайне редко, второе же я наблюдаю ежедневно. Разумеется, нести ответ за свои деяния страшно. Я не виню этих людей за страх и за попытку сбежать от него. Но все же… я надеюсь, что когда-нибудь наказание настигнет их.

Судьба покарает каждого, кто заслужил. По крайней мере, так было бы справедливо.

Да только вряд ли эта стерва вообще знакома с понятием "справедливость". Зато очень уж хорошо она осведомлена о такой штуке, как "жестокость", и частенько применяет ее, разрабатывая все более ухищренные методы мучения несчастных, угодивших под руку.

Однажды и я попала под раздачу подобной "щедрости". Меня убили. Затем подарили вечное существование, о котором я не просила, и силу, которую я презираю и страшусь. Мой убийца же из ситуации вышел сухим – довольный и свободный разгуливает по улицам, улыбается, ест вкусную еду и, наверное, каждое утро целует любимую женщину. А я здесь…

Слоняюсь по аду.

Иногда я даже немного жалею, что в моем "аду" нет огня и чертей. Так, может, было бы хоть чуточку повеселее. Но вместо котлов здесь повсюду наставлены одинаковые бездушные высотки, прячущие свои верхушки в облаках, и между ними расстилаются одинаковые бесконечные дороги, уходящие из ниоткуда в никуда. Но самое интересное – конечно же, люди. Понурые человечки, что вечно спешат. Проснулся, умылся – уже куда-то опаздывает. Каждый из них – "Неповторимая Индивидуальность", скрывающая свой глубокий внутренний мир под привычным строгим костюмом из скудного гардероба. И каждое утро, привычно уткнувшись носом в маленькую всезнающую коробочку с сенсорным экраном, уникальная личность ссутулившись шагает в привычный офис, чтобы поскорее начать заниматься привычными важными делами, пока за окном не станет совсем темно. Прежде я мечтала стать одной из них, но теперь могу лишь любоваться их жизнью извне.

Когда туманность угрюмых улиц ощущается совсем уж тошнотворной, от городской суматохи я сбегаю в центральный парк с сочным зеленым лугом вокруг небольшого озера, поблескивающего под солнечными лучами. Прозрачная кристальная вода встречается с опущенными в нее ветвями согнутых темных ив, неизменно грезящих о том, чему не суждено случиться. Мягкая трава щекочет ножки бегающих детей, веселящихся с бумажными разноцветными змеями в небе. Занятые родители не обращают на них внимания, вызволив, наконец, ту недолгую минуту покоя, когда можно посвятить свое внимание друг другу. Повсюду валяется множество красочных пледов, служащих пристанищем для отдыхающих на пикниках людей. В этом месте время словно замирает и наполняет теплый воздух приятным спокойствием. Здесь хорошо и можно хоть немного расслабиться.

Одна из границ парка очерчена аллеей из высоких деревьев, за которой возвышаются четыре непоколебимые многоэтажки, выразительно контрастирующие своим броским желтым оттенком на фоне меланхоличной серости высоток вдалеке и холодного голубого неба, украшенного беззаботно гуляющими витиеватыми облаками. На дворе последняя неделя лета. Пока еще достаточно тепло, но погода уже намекает на грядущие перемены.

Озорной ветерок забавляется с волосами хихикающих девушек, воплощая на их головах неординарные прически из своих самых причудливых фантазий. Закончив творить очередной шедевр, он, будто котенок с шуршащим пакетом, играется с шелестящими пышными кронами. Потеряв интерес и к этому, ветер кое-как успокаивается, но напоследок срывает самый сочный листок и несет его ввысь, кружа по изогнутой спирали. От души повеселившись с новым другом, яркий кусочек растения плавно опускается на землю, еще не подозревая о том, что его путь пересекся с моим. Твердая высокая платформа черного сапога безжалостно втаптывает невинный листик в асфальт и равнодушно отправляется дальше, оставив несчастную жертву лежать в одиночестве.

Вообще, отвлекаться на такую ерунду не очень-то профессионально с моей стороны, и я усердно стараюсь не замечать подобные детали, но они все равно как-то умудряются оказаться в поле моего внимания. По задумке, мой разум должен быть занят совершенно другим – я обязана позабыть обо всем и полностью сфокусироваться на толкающем вперед остром ощущении приближающегося "события". И как бы сильно мне ни хотелось воспротивиться и убежать, ЗОВ не отпустит меня, пока работа не будет выполнена. Вот и приходится безропотно отдаваться, всюду следуя за ним, словно на неосязаемом поводке.

И прямо сейчас, в очередной раз, он настойчиво толкает меня к нужному месту. Посреди безлюдной густой аллеи я останавливаюсь и достаю руку из кармана длинного черного пальто, отодвигаю рукав и гляжу на часы. Стрелка медленно отсчитывает секунды. Тик-тик-тик-тик-ток. ХРЫСТЬ! Раздавшийся внезапно треск костей тонет в умиротворенной атмосфере и остается никем незамеченным. Вновь щебечут птички, вдалеке шумят машины и множество торопящихся по делам ног.

Я смотрю на асфальт перед своими сапогами и вижу распластавшегося мужчину в темно-синем костюме и огромной залысиной, прикрытой тремя жидкими прядками. В ближайшем желтом доме из распахнутого окна на восьмом этаже под ветром бешено треплется тонкая занавеска с фиолетовыми цветами.

Мужчина тихо постанывает, пока вокруг его головы образовывается аппетитная лужица вишневого цвета, а в ней радужной искоркой поблескивает солнечный луч. Я вновь снимаю коричневую кожаную перчатку и безразличным взглядом окидываю нелепую позу несчастного. Присаживаюсь на корточки и осторожно поправляю выбившиеся каштановые волосинки мужчины. Вновь звучат жалобные осипшие стоны.

– Больно тебе, бедняга? Что ж, неудивительно. Нужно ведь думать, прежде чем так прыгать, – мой голос звучит холодно и отстраненно, и лишь мне одной известно, что этот тон – заученная фальшивка.

Впрочем, это не имеет никакого значения…

Я могу шептать, напевать, надорвать свои связки в оглушающем вопле, а Он все равно не услышит меня. Они никогда не слышат… Все мои слова улетают в пустоту.

И все же я неустанно беседую с умирающими, подбадривающе держа за руку и надеясь, что человек не будет чувствовать себя столь одиноко в последние, самые мучительные, секунды жизни. Хотела бы я, чтобы кто-нибудь сделал это и для меня… Но, увы, не всем нашим желаниям суждено случиться.

– Скажешь что-нибудь на прощание? Может, хочешь передать что-то своим детям, жене? Слова о любви, сожаления?

Оставшиеся крошки сил мужчина напрасно расходует на попытку ответить хоть что-нибудь, но вместо слов из потресканных губ вытекает бордовая жижица. Бледными пальцами я аккуратно касаюсь пока еще теплой щетинистой щеки – хныканье превращается в тяжелый хриплый выдох, а вместе с воздухом выходит и сама жизнь.

Надевая перчатку обратно, я поднимаюсь и напоследок рассеянно всматриваюсь в остекленевшие глаза мертвеца, погрузившегося в забвение. А уже через секунду черные сапоги безразлично перешагивают тело, спокойно продолжив свой путь. Вдалеке дети все так же беспечно носятся друг за другом, пока их родители радостно чокаются бокалами с пузырящимся напитком и беззаботно смеются.

Покончив с обязательствами, я отправляюсь в противоположную часть парка и вальяжно усаживаюсь на свою излюбленную скамейку в тени большого дерева. Мне нравится здесь наблюдать за людьми, размышлять над их судьбами и прелестями мирной жизни. Теплое солнышко и свежесть последних летних деньков призывают горожан выйти и насладиться коротким моментом, однако календарь настойчиво протестует: "Понедельник! Не время отдыхать!".

Люди проводят жизнь в офисе с однотонными стенами, с нетерпением ожидая выходных, чтобы набраться сил и начать все заново. А у меня нет ни четкого графика, ни рабочего стола с компьютером. И выходных тоже нет. Получается, в этом мире я… фрилансер? Не пишу отчеты и не хожу на собрания. Но работаю каждый день и каждую ночь, круглый год без отпусков. И даже в моменты короткого блаженного перерыва, так или иначе, натыкаюсь на предстоящие в будущем задания.

– Да, они очень милые и пушистые. Мои малыши сейчас сидят дома совсем одни и грустят… Может, ты поиграешь с ними и повеселишь их?

Уловив вторгнувшийся в ухо голос, скрипучий и, к сожалению, слишком знакомый, я оборачиваюсь и с отвращением наблюдаю за тем, как мерзкая приторная ухмылка покрывает сморщенное лицо скрюченного деда, источающего горький аромат затхлости старых вещей. Рядом стоит белокурый мальчик с наивными большими глазами и мягкими розовыми щечками. Кажется, совсем недавно он носился со змеем на другом краю парка.

– Мне нельзя уходить отсюда, – детский голос оказывается невероятно тонким и нежным… И я уже точно знаю, как будет звучать такой голосок, вереща в предсмертном крике ужаса.

Если дети – цветы жизни, то этот старик – чертова газонокосилка. И не нужно особо напрягать извилины, чтобы понять, что будет происходить дальше, потому я решительно вскакиваю с места, когда костлявая дряблая рука опускается на маленькую спину и мягко подталкивает ребенка к выходу.

– Мы вернемся так быстро, что никто и не заметит! Кстати, ты любишь тортики?

Ком в горле не позволяет мне полноценно вдохнуть. Все тело потрясывает от подавленной злобы. Пальцы скрючиваются от невыносимой потребности сделать хоть что-то.

И я делаю…

Я закрываю глаза.

Вот и все, на что я способна… Трусливо закрыть глаза и притвориться, что ничего не происходит.

Вена пульсирует на моей шее. Зажмурившись, я кусаю внутреннюю сторону щек, пока не почувствую привкус железа на языке. Затем, мотнув головой, я, как ни в чем не бывало, плетусь к перекрестку возле широкой дороги.

Через минуту позади разлетается женский взволнованный вопль: "Рональд! Милый, где ты? Малыш!". Бездушный город проглатывает крик, не жуя, – ему некогда печалиться из-за чужих пустяков.

Жизнь продолжает кипеть, воздух все так же заполняется вонью различных газов, резина колес стирается об асфальт, голос в автобусе объявляет название остановки, таксист грязно выругивается на подрезавшего его "козла". Люди возле зебры напряженно отсчитывают секунды до того, как загорится нужный сигнал. Я обхожу их и останавливаюсь возле самого края тротуара, за моей спиной образовывается толпа. Чувствую себя предводителем, готовым вести за собой народ.

На старт… Три… Два… Один! В бой, мои бравые воины!

Вспыхивает зеленый, и, не очень стройным шагом, мы отправляемся в атаку на тех, кто идет против нас. Однако схватка так и не случается – жители оплывают друг друга в нетерпеливом водовороте. Моя армия быстро рассеивается вдоль серой улицы среди высоких стеклянных зданий, смешиваясь с другими спешащими пешеходами. И на этом все заканчивается.

Да уж, из меня вышел не самый удачный лидер…

Чтобы поскорее скрыться от позорного провала, прямо сейчас я могла бы использовать телепортацию и мгновенно оказаться в другом месте, но мне вполне нравится бесцельно слоняться по улицам. И таким образом я добредаю до самого узкого места реки, разделяющей нас с соседним городом, что в два раза меньше моего.

В десяти метрах над мутной водой пролегает пыльный мост. Однажды, очень давно, на нем произошло масштабное побоище – целая толпа преступников, с набитыми взрывчаткой карманами, сразилась с отрядом полиции, отправленным на перехват. В ходе яростной битвы подорвалась несущая балка, и мост обвалился. Пострадало всего несколько человек, гораздо меньше чем могло бы – идее сражаться, стоя по пояс в реке, борцы воспротивились и приняли решение отложить "переговоры" на потом. С тех пор мост отремонтировали и укрепили, но всякое доверие он уже успел потерять и потому остался заброшен.

"Через этот мост ездить не стоит, там пахнет Смертью", – такие россказни ходят среди горожан, даже не подозревающих о том, насколько же они правы. Именно на этом месте каждую неделю я вижусь со своим коллегой. Наверное, так бы он меня назвал? "Коллега". Мой друг не имеет приятелей, ему чужды привязанности и прочие сантименты. Для него я всего лишь коллега.

Когда-то давно он попросил называть его Марком. Это совсем не то имя, которое ему дали после смерти, и уж точно совершенно не то, которое он носил при жизни. "Хочу ощутить контроль над самим собой хотя бы в такой мелочи, как выбор имени", – так сказал он мне. А затем взял контроль и над моим именем. У меня не было шанса на отказ. Этот человек – единственный, с кем я могу разговаривать, и он будет называть меня так, как ему угодно.

– Ты уже здесь, – низкий хрипловатый голос, словно острое лезвие ножа, незаметно появляется за спиной и аккуратно прорезает тишину, заставив поджилки напрячься.

Я киваю и усаживаюсь на самый край, свесив ноги в сторону грязной реки. Марк подходит ближе и опускается рядом, подогнув одно колено к себе и уложив на него локоть, достает из кармана слегка помятый цветок и монотонно выдергивает из него лепестки. Он не очень-то любит высоту, и к воде у него особенная неприязнь, но, тем не менее, парень все равно соглашается видеться со мной здесь. Тут безлюдно и относительно тихо. Место наполнено звуками журчания воды и легкого ветра, летающего сквозь зеленую траву, разбросанную кусками у берега.

Сегодня лицо друга привычно не выражает ничего. Ничего кроме неизменного недовольства. Выделенные скулы, пухлые губы с плавной окантовкой и слегка взлохмаченные угольного цвета волосы. Бледная ледяная кожа, похожая на мою, контрастирует с полностью черной одеждой. Как обычно, сейчас на нем широкие полуспортивные штаны, худи с объемным капюшоном, скрытое под прочной брезентовой курткой, удобные кроссовки, на среднем пальце левой руки серебряное кольцо, а на запястье часы, точно как мои.

На мне же всегда, абсолютно каждый день в году, все те же высокие сапоги, длинное пальто, водолазка и короткая облегающая юбка с прорезью на боку, ну и черные капроновые колготки для полноты мрачного образа. Ах да, еще коричневые кожаные перчатки, в которых я наивно пытаюсь спрятать свою силу. А вот шершавые пальцы Марка, наоборот, всегда обнажены.

Мои светлые волосы собраны и заколоты черным крабиком, лишь пара волнистых прядей выбиваются из общего склада, вежливо прикрывая собой ушки. Из любимого – ношу на шее круглый кулончик с извивающимся драконом по центру, это единственная вещь, что позволяет мне чувствовать себя собой и не растерять остатки личности.

– Сколько у тебя за сегодня?

– Трое на рассвете и двое после полудня. Пока довольно спокойный денек, – я стараюсь держаться от темы слегка отстраненно, как делает это Марк, будто мы обсуждаем нечто такое обыденное, что даже утомительно.

– У меня семеро. Но готов поспорить, вечером снова объявится тот стрелок и подкинет работенки.

Обычно, пока я наслаждаюсь наблюдением за отдыхающими на пикниках людьми, Марк тешит себя игрой с маньяками и детективами. Ему нравится делать ставки, кто же окажется умней и проворней и сколько успеет пасть жертв. Смерть его не особо пугает или расстраивает, он смог превратить ее в забаву.

Его интересы я не разделяю, но, тем не менее, это практически основная тема в наших разговорах. Кто кого и как убил. Новинки в оружейных магазинах. Эффективные способы метания ножей в черепную коробку противника. Стратегия в битве с тем, кто сильнее в разы. Ну вот зачем мне все это знать? Для чего мне эта информация? И все равно я каждый раз внимательно слушаю болтовню друга, будто в жизни не участвовала в диалоге интереснее. Нет, я действительно ценю общение с ним, просто… Иногда немного неприятно бывает. Мои-то разговоры он все время обрубает еще в самом зачатке.

– Ты в своем городе не видел странного человека в белом костюме?

– Я на такое не обращаю внимания. Шмотки меня мало волнуют, ты ведь знаешь.

Ну вот, о чем я и говорила… Марк не потратил даже секунды, чтобы попробовать хоть что-нибудь вспомнить. Выпытывать из него нужные ответы – бесполезное занятие. И все же я продолжаю цепляться за свою наивную полуживую надежду:

– У него и поведение было странное. Он так шел, будто парил по воздуху, но люди его совершенно не замечали, при том что наряд у него весьма необычный, и лицо скрыто под маской. Ты видел, чтобы нормальные люди носили маскарадные маски, гуляя по улице? Днем. В понедельник.

– Ты придаешь слишком много значения мелочам, – этой фразой Марк окончательно перекрывает воздух нашему и без того душному разговору, отчего я чувствую себя еще более подавленно.

– Извини… – робко шепчут мои губы.

Мы не виделись с ним уже почти неделю. Здесь это ощущается, как целый месяц.

Целый месяц меня жестоко игнорировали, избегали, проклинали… Я терпела и жила ожиданием Этой встречи. Крохотные перекидки парой фраз – вот, что удерживает меня на плаву. Но с каждым разом они бьют все больнее. После каждой встречи я чувствую себя все более одиноко, чем прежде. Приходится до глубоких ран кусать щеки изнутри, чтобы не заскулить от отчаяния.

Что я сделала не так? В чем провинилась? За что он наказывает меня своим холодом?

Когда-то ведь все было иначе… Я все еще очень хорошо помню те времена.

Несколько лет назад я брела абсолютно разбитая, всеми силами сопротивляясь пронзительному Зову. Моя неподготовленная ранимая психика не выносила нескончаемые истеричные крики, молящие о пощаде. Я хотела исчезнуть, лишь бы никогда больше не видеть застывший ужас в глазах умирающих… И кровь, так много крови, что хватило бы окрасить целое море. Тогда я еще не успела свыкнуться с ролью убийцы, и мне казалось, что я схожу с ума. Чувство всепоглощающей вины и необузданного страха дополнялось ощущением одинокой вакуумной пустоты в груди.

Я пыталась выбраться из жуткого города, но на этом самом месте меня остановил Марк, ревниво охраняя свою территорию, на которую я не имею права заходить. Сперва он казался отталкивающим и, может, даже опасным. Смотрел с таким искренним презрением, словно готов был меня разорвать. Я должна была испугаться и убраться куда подальше, но вместо этого начала по-глупому улыбаться и рыдать. "Неужели… Меня видят? Кто-то, наконец, услышал меня! Я больше не одна". Первый и последний раз я видела Марка таким удивленным, на мгновение его взгляд даже стал чутотчку мягче, но быстро вернулся к привычно отстраненному, колкому.

В тот момент он позволил мне выплеснуть все эмоции и выговориться, после чего дал одно единственное указание: "Держи свои чувства под контролем, и тогда они не захватят контроль над тобой".

– Не хочу, чтобы ты опять страдала, – даже слова, похожие на заботу, звучат от него так сухо, будто вот-вот рассыпятся и, зацепившись за попутный ветер, улетят вдаль, растворившись в воздухе.

– Боишься, что снова придется подтирать за мной сопли? – я нервно ухмыляюсь одним уголком губ, пряча за нелепой насмешкой свой страх.

Но лицо собеседника становится лишь еще более хмурым.

– Я серьезно. Если ты опять будешь плакать… я не смогу с тобой больше видеться.

Хлопая глазами, я растерянно пялюсь на Марка, гадая, правда ли он готов так легко отказаться от меня? Готов отвернуться в момент, когда буду давиться слезами и нуждаться в нем сильнее всего?

Я неуверенно касаюсь дракона на своей шее, усердно стараясь подавить неприятное покалывание в области ребер. Вглядываюсь в безжизненное лицо Марка. Он попал сюда на десять лет раньше и в отличие от меня не имел здесь вообще никого. Его окружил холодный жестокий мир, жадный до смертей и крови. Постепенно парень и сам стал таким же. Сломленный бесконечным равнодушным одиночеством, он искал в нем же утешения.

Поддавшись импульсу, я осторожно тяну руку к мужскому плечу, но так и не решаюсь дотронуться. В этот момент друг вырывает последний лепесток из цветка и без всякой жалости бросает лысый стебель с моста. Пару секунд мы молча наблюдаем за тем, как зеленая точка пропадает в светло-коричневой воде. А после Марк ловко поднимается на ноги и, не отрывая взора от замызганной реки, кивает мне на прощанье:

– Еще увидимся, Белая Лилия.

Он уходит той же походкой, с какой появился здесь десять минут назад. Я остаюсь одна посреди пустого моста, рассеянно слушая, как в нервном танце дрожат листья на верхушках деревьев, растущих вдоль реки. С неким разочарованием глазею вниз и, бездумно качнувшись вперед, лечу в объятья торопливого течения. Черное пальто развевается за моей спиной, изображая собой подобие крыльев.

Несколько долгих мгновений умиротворенно падаю вниз. Но в паре сантиметров от воды щелкаю пальцами и исчезаю.