Read the book: «NU»

Предательство? Опишу его просто, чтобы степень моей циничности не позволила считать меня жертвой обстоятельств. Это когда ты в полном доверии целуешь в губы. А тебе лижут анус, положив марку под язык. Чтобы через слизистую, напрямую вкачать в тебя гадость, которую ты категорически не приемлешь как явление.

Два часа ночи. Город белой пеленой окутан туманом. Звуки громкой музыки из художественной мастерской этажом выше не дают уснуть.

Вставать утром рано.

Накинув халат на голое тело, я поднимаюсь.

Стучу в дверь.

Музыка затихает.

Дверь открывает молодой художник, изрядно выпивший.

– Добрый вечер, у вас вечеринка, не могли бы вы слушать музыку тише?

– Нет, я один. Хотите кофе?

– Мне утром рано вставать, поднялась попросить вас не шуметь.

– Это не займёт много времени, – пристально глядя в глаза, с лёгкой улыбкой в уголках губ настойчиво продолжил он. – Если мы останемся тут на площадке, то нарушителем тишины уже явитесь вы. Я с девушкой расстался, не откажите мне в компании в этот вечер.

– Ночь уже!

– Поэтому я предложил вам не шуметь. Проходите.

Мы прошли в просторную мастерскую.

– Для кофе уже поздно.

– Мне просто надо с кем-то поговорить.

– Это ваши картины?

– Да.

– Красиво.

– Хотите побыть натурщицей?

– А что, миру не хватает второго произведения «социальный работник спит»?

– Вам далеко до таких форм.

– Я постараюсь к ним прийти, если этого требует искусство. Воспользуюсь предложением, обязательно. Но только в следующий раз.

– Прекрасно, дверь закрыта изнутри, насколько вижу, вы без телефона. Ключи я убрал.

– Неожиданный поворот!

– Не шумите, вы нарушаете тишину. Располагайтесь.

– Это все похоже на маниакальный психоз.

– С вашей стороны да. Вломиться полуголой ночью в квартиру к незнакомому мужчине.

– Я в халате! – не сдерживая нотки строгости в голосе, ответила я.

– Да и от холода в подъезде ваши соски напряглись и чётко просвечивают через шёлк. Можете не прикрывать. Вы всё равно нужны мне обнажённой. Я вдохновился.

– Как фотограф, я всё-таки немного могу вас понять. Но выпившим творить не стоит.

– В этом вы правы. Обещайте вернуться завтра ночью. Иначе каждый раз буду включать музыку достаточно громко, чтобы ваши ночи перестали быть до умопомрачения одинокими и тихими.

– Я подумаю над вашим предложением.

– Меня Матвей зовут.

– Откройте дверь, и я уйду.

– Она открыта.

В таких ситуациях прекрасно понимаю, что завтра он проспится и мало будет помнить о произошедшем. Плюс один – в квартире тихо и есть время выспаться.

Обнажённая натура. Что стоит за этим определением в искусстве? В извращённом восприятии публикой попыток автора – явить миру красоту своего мировоззрения. Сколько споров и негодований порой рождает явление картины обществу! Интимный момент – открытие наготы модели.

Чем отличается искусство эротического арта от банальной порнографии? В чём кроется смысл провокации свободы проявления художника через язык тела натурщика? Ответы на вопросы в готовности индивидуума наблюдать композиционные приёмы вопреки социальным рамкам. Много лет назад (выбирая направление деятельности в фотографии) я решила, что хочу развиваться в направлении «nu».

«Ню (фр. nu – «нагой, обнаженный» ) – художественный жанр в скульптуре, живописи, фотографии и кинематографе, изображающий красоту и эстетику обнаженного человеческого тела» (Wikipedia.org).

Анализировать историю и развитие данного направления в искусстве не берусь, могу лишь рассказать историю своего опыта.

Что таят в себе две заветные буквы жанра, который не всегда принимается художественным миром как принадлежность к творчеству.

Москва, 2008 год.

– Хочешь, оформим тебе членство в Союзе фотохудожников?

– Давно мечтаю об этом, собиралась отправить портфолио на комиссию.

– Я могу тебе помочь это сделать, у меня есть знакомые, достаточно одного звонка.

– Спасибо, я сама могу.

– Ню – это не тот жанр, который одобрят в Союзе.

– Почему?

– Понимаешь, есть своеобразные правила по умолчанию. Подготовь что-нибудь более нейтральное. Погуляй по городу, поснимай архитектуру, природу, жучков, цветочки, но ню – нет категорически, – строго посмотрев в мою сторону, подчеркнул интонацией. – Завернут!

– Не понимаю этого, разве фотохудожник не рассматривает работы по характеристикам художественности произведения, свету, композиционным приёмам?

– Есть определённые нормы, и фотография не исключение, в этой среде не совсем хорошо относятся к фотографам, которые специализируются на голых задницах.

– Тогда я не хочу тратить силы и время на получение членства.

– Но почему – это же статус! Это плюс для фотографа.

– Я не люблю лицемерить. Почему, если есть шедевры искусства обнажённой натуры, легендарные произведения, направление в искусстве, – это неприемлемо сегодня? Мы говорим о свободе слова, об отсутствии цензуры и предвзятости?

– Искусство не нуждается в революционных идеях.

– Я и не планировала революции. Просто не могу понять, почему, как только речь заходит о настоящем, все стыдливо опускают глаза в пол или борются за догмы нравственности.

– Это путь одиночки.

– Творческий человек, стремящийся к принятию общества, становится рабом его желаний.

– Что в этом плохого?

– Держать талант в заточении – это высокомерие.

– Чтобы доказать наличие таланта – необходим признанный статус. Хватит пытаться оперировать постулатами, известными только тебе.

– Признанный обществом, которое считает наготу чем-то непозволительным?

– Непозволительной роскошью скорее. Представь, если убрать рамки и дать свободу в этом самовыражении всем! Тогда мы получим смесь глупости и порнографии.

– Порнографию можно победить лишь прививанием понимания эстетичности эротического жанра.

– Чем отличается эротика от порнографии в твоём определении?

– Эротика пробуждает в человеке высокие чувства, порнография – сексуальное влечение.

– Поверь мне, когда мужчина видит сиськи, он видит сиськи. Не рассматривает в этом никакого таланта или творческого посыла. Какие бы средства и инструменты передачи ты ни использовала. Всегда на это будут смотреть как на объект вожделения. Когда подберёшь комплект нормальных фоторабот?

– Пока мне не понятны подобные настроения, отложу этот вопрос на время.

– Надо повзрослеть. В тебе юношеского максимализма слишком много для зрелого художника.

– То есть, чтобы стать членом, мне надо себя подпилить под стандарты?

– Хорошо, что понимаешь.

– Тогда я не хочу быть членом.

– А выставить свою обнажённую натуру готова? – собеседник улыбнулся.

– Не думаю, что она будет интересна кому-то.

– А как же твои беседы о красоте наготы, о композиционных приёмах и прочее, о чём вещаешь с броневичка? Почему ты считаешь, что твоя обнажённая натура будет малоинтересна?

– Эстетика тела должна быть.

– Вот об этом я и говорю. О том, что настоящее обнажать не стоит.

Наши дни.

Christieʼs

«На торгах Christieʼs послевоенным и современным искусством был установлен ценовой рекорд на произведения Люсьена Фрейда. Его картина «Отдых социальной работницы» (Benefits Supervisor Resting, 1994) была продана за 56,156 миллиона долларов.

Люсьен Фрейд, внук психоаналитика Зигмунда Фрейда, – один из самых дорогих мастеров послевоенной эпохи. До этого рекорд на картины Фрейда принадлежал другому портрету Сью Тайлли «Спящая социальная работница». В 2008 году произведение купил на Christieʼs Роман Абрамович – за 33,6 миллиона долларов» (meduza.io).

О чём же Мастер беседует с нами посредством своих произведений?

Обнажённая натура.

Можно часами воспевать психологию взаимодействия художника и модели. Говорить о том, насколько красив процесс борьбы с комплексами и шаблонами. Мой собеседник много лет назад был прав в одном – сложно не думать о сексуальности, созерцая красивое обнажённое тело.

А о чём же думаем мы, принимая за искусство процесс обнажения несовершенства? О чём думает модель, что чувствует она, когда недостатки, тщательно драпируемые вуалью из тканей, подчеркнуты в деталях? Складки, бугры, неровности кожи и рельефов. Морщинки и тени.

Может, искусство заканчивается там, где начинается объективный реализм? Неважно, в каком свете и пропорциях выстроен сюжет. Выкрутиться и прикрыть что-то отличное от нормы в процессе позирования сложно. Но разве не есть проявление таланта то, что именно эти индивидуальные особенности становятся привлекательными для зрителя? Если человек желает явить миру именно подобный образ как цель своего творчества. Не это ли посыл к тому, что общество «наелось» навязанными эталонами красоты? Необходимостью измерений и подгона под прокрустово ложе того, что давно уже не помещается в стандартный размер. То, что в нашей стране маркируется биркой L, в одежде китайского производства XXXL. Как что-то огромное, великое, необъятное. Отчасти непонятное всему миру.

Мода на моделей plus size актуальна. Но на смелость Люсьена Фрейда претендует крайне мало кто. Возможно потому, что XXXL данную картину увидит до галерей. Но вроде как ценность картин Люсьена Фрейда в том, что их цена при жизни художника столь высока. Либо он быстро бегает, либо модель реально спит. В плане женского начала. Мол, «малюй как хочешь – главное, расскажи, что это красиво!».

Лично мне с точки зрения женской солидарности гораздо приятней в результате видеть довольное лицо модели. Свободу в раскрытии ею собственной красоты.

А если вот так: блымс, снимали-снимали, работали. Вот вам ваши недостатки крупным планом. Высокое искусство. Тренд.

Это могут созерцать наши потомки, которые долго будут пытаться анализировать, что же такого переломного произошло в сознании общества. Каким образом эволюция произошла от «Рождения Венеры» Боттичелли к «Отдыху социальной работницы» Фрейда.

Когда-то на выставке Айвазовского Ивана Константиновича меня впечатлила одна интересная деталь. Великолепные пейзажи, военные корабли, чёткие линии рядов солдат, переходящие в стройные ритмы. Но в картине «Всемирный потоп» терялись формы, очертания, линии людей. Сгибались фигуры под натиском стихии в уродские линии. Так чего же желает фотохудожник в попытке выстроить красиво тело модели, свет, блики грани? Сексуального ли желания как реакции или напомнить миру об уважительном отношении к тому, что создано природой?

В описанных мной произведениях искусства человеческая нагота очевидна. Но не всегда обнажение влечет за собой сексуальное возбуждение созерцателя. Если не упираться носом в размеры модели и её достоинства или недостатки. Восприятие.

Одно из самых любимых мной направлений в фотографии – съёмка модели при дневном свете. Световоздушная перспектива кадра максимально передаёт игру солнечного света с телом модели. Лучи ложатся на кожу мягко, подчёркивая линии изгибов и естественность происходящего процесса. Когда случайно пойманный момент из жизни передаёт настоящую красоту происходящего. Парадокс в том, что именно этих моментов, расслабленных состояний мы видим всё меньше в информационном поле. Маски, позирования, фильтры, редактирование, пластика.

По степени восприятия всегда манящей будет девушка с крынкой молока в стоге сена. Она ближе. В каплях молока, застывших на коже, в естественности блеска глаз. В льняной рубашке, ниспадающей с плеча, она вызовет гораздо больше возбуждения, чем гламурная мадам в agent provocateur. Не в фигурах дело и длине волос, не в антураже.