Read the book: «Кобра»
1
Когда появлялась Нора Брониславовна в очках, мрачная и с толстой папкой документов, – в редакции все замолкали, лишь выглядывали из-за новеньких мониторов и перешёптывались, яростно прихлёбывая остывающий кофе. От Норы Брониславовны исходила какая-то опасность. Замдиректора по общехозяйственным вопросам сказал про неё:
– Бывают такие гадины – сожрёт, не подавится. За пустяшную бумаженцию, несданную в срок, шипят, что те кобры. Не отдел, а серпентарий. Держитесь подальше от финансисток, голубчики…
С большой красной кружкой и несуразным пакетом Нора Брониславовна заходила в комнату приёма пищи, игнорируя присутствующих. Вынув обеденный коррекс, подходила к микроволновке и буквально швыряла его внутрь, забыв прикрыть пластиковой крышкой. Захлопнув дверцу, давила с неким остервенением на кнопки, отчего те жалобно пищали. Привычным движением приглаживала тёмные локоны, выбившиеся из туго закрученной дули, и касалась едва заметного рубца на лбу. Когда в комнате приёма пищи бывали только женщины, она закатывала рукава, и тогда можно было увидеть на предплечье шрам от ожога. Затем с шумом выдвигала из-под стола табурет, ставила без зазрения совести ногу на сидение из дорогой экокожи и подтягивала чулок, открывая на всеобщее обозрение ляжку со страшной рваной отметиной. Тело у неё было полноватое, а кожа не знала лучей солярия.
Все эти подробности не раз обсуждались женщинами, населявшими головной офис редакции, что расположился недалеко от Плотинки. Менеджер по рекламе Ниночка Деева терпеть не могла Нору Брониславовну и называла её не иначе как «кринжа». Елена Семёновна, юрист с прокуренным голосом, вечно сидящая на диете, чувствовала климактерические приливы при виде Норы Брониславовны. Третья женщина, Тата Киселёва, или, как все её звали, Таточка – зампом главреда, а в просторечье секретарша, – уходила из комнаты, заслышав шаги Норы Брониславовны, бросала включённую микроволновку с разогревающейся кашкой… И хорошо, что эти трое тимились – иначе бы оставаться Татке вечно голодной.
Разогрев обед и заварив чёрный кофе, непременно половину своей большой кружки, Нора Брониславовна пронизывала троицу тяжёлым «диким» взглядом и уходила к себе в кабинет в конце коридора. Почему она не ела в комнате приёма пищи вместе со всеми – в офисе не понимали. Заведующий типографией Лев Мирославович Майский, высокий и статный мужчина, похожий на звезду экрана, уверял, что Нора Брониславовна доливает в кофе выдержанный армянский коньяк до самого верха кружки и выпивает залпом. Всё могло статься. А, быть может, от изрядного человеконенавистничества она питалась исключительно у себя в кабинете, покуда распоряжением начальника административно-хозяйственного отдела это не было запрещено. Завхоз Витиеватов, пригрозив Норе Брониславовне переселением в общую бухгалтерию, если ещё раз повторится это «запашистое безобразие», едва не был убит: она швырнула в него тяжеленным регистратором, – хорошо, что он увернулся, – да отчитала так, что Витиеватов вспомнил и кузькину мать, и рака на горе, и все документы за истекший квартал. Конечно, бумаги из регистратора рассыпались, и завхозу пришлось их собирать.
Во второй половине дня Нора Брониславовна частенько уходила, говорила, что идёт то в налоговую, то в Пенсионный Фонд. Возвращалась в неопределённое время. В офисе про то судачили, а директор по персоналу порывалась составлять акты на прогулы. Но отчётность сдавалась, и шепотки затихали.
Осмотр кабинета в её отсутствие не удовлетворял любопытства: ни фотографий, ни открыток. Мебели – пять предметов: письменный стол, кресло, два шкафа с документами и стул для посетителей. Лишь на столе подле большого монитора красовался дорогой набор из натурального змеевика: часы, подставка для перекидного календаря и ручек, визитница, карандашница и пресс-папье с ручкой в виде золотой кобры, развернувшей свой капюшон. В кабинете иногда царил идеальнейший порядок, жалюзи приоткрыты и даже полит фикус. Иногда же был кошмарнейший беспорядок: нагромождение документов с расчётами, клочки бумаги с почеркушками и скомканные черновики на полу. Не удалось обнаружить даже личных файлов на диске рабочего компьютера. Елена Семёновна взмахивала ассиметричной чёлкой с красными прядями-перьями и гудела прокуренным голосом:
– Ну разве это женщина? Солдат, а не женщина! Вот я… с моими людьми…
Замдиректора по общехозяйственным вопросам Валерий Валерьевич Белов, жгучий брюнет, владеющий всей информацией о состоянии дел редакции, однажды посоветовал, ехидно прищурившись, завалить задачами и выкурить, то бишь уволить Нору Брониславовну. Но этот план не был приведён в исполнение – на рынке свирепствовал кадровый голод, а финансовое положение редакции оставляло желать лучшего.
Так или иначе, Нора Брониславовна была предметом ежедневных пересудов, у сотрудников закипали мелкие страсти, и не будь её – в офисе, пожалуй, стало бы совсем скучно. Всё же её душа и планы были закрыты для любопытного офисного планктона. Даже странный трепет перед ней милейшей Таты Киселёвой оставался тайной.
Татку спрашивали о причинах, но она лишь трясла белокурой головкой, путалась и несла нечто невразумительное. Таточка имела ладную спортивную фигурку, но была невысока и несколько широка в кости. «Я знаю один салон, – нашёптывала ей Елена Семёновна, – там при помощи аппаратных процедур сделают из тебя конфетку… Да вот, сходишь тут в салон, в редакции столько дел, столько дел. Главред без тебя, как рыба без воды. Ах, бог ты мой!» На это Тата Киселёва только усмехалась, закатывала голубые, чуть навыкате глазки в жадных мечтах о великой карьере и высоком доходе. Валерий Валерьевич Белов всячески поддерживал инициативы Таточки и хвалил её цепкий, практический ум. Она нравилась ему как ответственному и хозяйственному работнику. К тому же помогала писать регламенты и тем самым возбуждала из сокровенных глубин канцелярской души улыбку нежности. Ему хотелось посадить её в свой чёрный внедорожник и увезти загород, забыв офисную кутерьму, цифры и бумажный шелест. Когда же Тата садилась за компьютер, открывала электронную почту и рассылала письмо руководителям подразделений о грядущей выплате зарплаты, даже в самых тёмных коридорах на плохо вымытом керамограните бизнес-центра распускались цветы. И она это знала, пользовалась данной ей силой. Она была толерантна; и действительно, если между Татой и Норой Брониславовной пробежала чёрная кошка, значит, тут скрывалась ужасная тайна…
***
В пятницу-развратницу в обеденный перерыв, как обычно, послышались в коридоре тяжёлые шаги. Тата Киселёва выронила из рук чашечку тонкого фарфора, заметалась по комнате приёма пищи и выскочила за дверь. Было слышно, как она в сердцах хлопнула дверью кабинета. В комнату вошла Нора Брониславовна. Её татарское лицо было бледным и казалось мрачнее обычного. Брови сурово сдвинуты, у плотно сжатого рта залегли морщины, на широких скулах по-мужски ходили желваки. Не поднимая ресниц, она открыла микроволновку и сунула посудину с обедом. Ткнула кнопку разогрева. Пища издала шипение и хлопок, забрызгав жиром дверцу… «А кто мыть будет? Мордой бы вот сунуть, чтобы прибрала за собой», – хотела выкрикнуть, но промолчала Елена Семёновна.
Закатав рукава по локоть, Нора Брониславовна окинула тёмным взглядом комнату приёма пищи, женщин, вошедшего с ланч-боксом в руках Валерия Валерьевича Белова. Его тонкие губы растянулись в желчной усмешке. Коротко стриженный и черноглазый, он походил на птицу и воплощал в себе неизбывное «угу, поживём – увидим». Военная выправка, выдававшая бывшего службиста, подчёркивала педантизм и плохо скрытые амбиции.
Затем Нора Брониславовна издала булькающий гортанный звук, будто все эмоции, что переполняли её, вдруг вырвались наружу, обратившись не то в тошнотворный кашель, не то в истерический всхлип.
– Чёрт-те что, – проговорила она сдавленным голосом, выхватила из микроволновки коррекс и ушла.
У Валерия Валерьевича на смуглом лице проступила ядовитая ухмылка.
– У нашего завхоза опять проблемы со сдачей отчётной документации в финансовую службу, – сказал он, раскладывая столовый прибор и свой обед на столе. – И заявки отказывается в учётную базу заводить. Я говорю: «Вы не правы, Витиеватов…» И так мы спорили, вместо того чтобы продуктивно работать. Такова русская действительность…
В это время в конце коридора опять послышалось: «Ах нет, это чёрт-те что!» – и хлопнула дверь. Женщины в комнате приёма пищи переглянулись. Валерий Валерьевич, смачно крякнув, принялся за обед. Электронные часы на стене показывали ровно полдень.
***
В пять часов вечера в кабинет главного редактора стремительно вошла женщина. Серый костюм сидел на ней как влитой, высокий воротник офисной блузы закрывал шею, лицо казалось белее снега. Главный редактор вгляделся и не узнавал сотрудницу из-за мертвенной бледности – в лице её не было ни кровинки. Прижав пышную грудь к краю массивного стола, женщина произнесла глухо с душераздирающим отчаянием:
– Сотворила я… сама не знаю что… Вы меня, наверное, убьёте… Вот… Здесь такое…
В этот миг главный редактор заметил в дрожащей руке маленькую флэшку. Он перекинулся через стол и взял её осторожно, словно гранату без чеки.
– Вы пришли без записи на приём! Что здесь у вас? – громко прикрикнул он и вставил флэшку в разъём. Открыл файл. Глаза быстро забегали по строчкам. Женщину колотило как в лихорадке, она испуганно заморгала, но продолжала смотреть на главреда. – Это же остросюжетная проза! Криминальный детектив… или… Да это же автофикшн! Как вас зовут? – спросил он её спокойнее.
– Нора Брониславовна Пугачёва…
