Ведьмак. Белый волк и чёрный камень

Опоила, значит, свою прислужницу, а сама дёру дала. Только с чего, вдруг, такое решение приспело? Как бы там ни было, а князь казнить её, вроде как не собирался, да и батюшка из отчего дома не гнал. Отсиделась бы тихо до отъезда супруга бывшего, а там уже сама себе хозяйка.

Ан, нет! – подалась в бега. Кто ж, её надоумил-то?

У выхода на двор столкнулся Видан со спальником боярским. Тот чистил хозяйскую одежду, да тихо ругался себе под нос. Ведьмак позабавился витиеватости его выражений, но глаз не мог не отметить подраности княжьей однорядки, покрытой мокрыми бурыми разводами, как цветами. Слуга усердно их тёр на чём свет стоит костеря охотницкую утеху.

Возможно, что ведьмак и забыл бы совсем об этой малости, да только природная подозрительность сделала своё дело.

Следилка пущенная из княгинюшкиной светлицы, ясно указала на то, что и саму крепость женщина покинула не через ворота, а через тайный ход, что начинался в каморке подвала за пыточной.

Сначала, Видан хотел прихватить с собой Финю, исправно сидевшего у клетки со штригой, но после передумал – вдруг ритуал закончится плохо и это последнее время, что мать и сын могут провести вместе.

И ведьмак, создав магический светоч, пустился в подземный ход. Узкий и низкий коридор, где двоим не разойтись, заставлял пригибаться, чтобы не цеплять макушкой свод. Но обычный человек мог двигаться в нём вполне свободно. И, всё же, на его серовато бежевых глиняных стенках остались свежие потёртости, словно человек шёл впервые и в темноте то и дело, задевая их плечами или локтями, а кое-где и опираясь, нащупывая дорогу, больше от неуверенности, чем от необходимости.

Коридор шёл всё время под уклон. Довольно скоро впереди заметен стал неясный свет, проникавший внутрь сквозь густые ветки. И только здесь у выхода, где грунт под ногами был сырым, стало окончательно ясно, что около суток назад здесь прошли двое: женщина в кенигах с хорошими дорогими подмётками – скорее всего, княгиня – и мужчина в сапогах с узкими носами. Больший след наслаивался на маленький так, что сомнения не возникало, что женщина шла первой, а неизвестный за ней следил и шёл на отдалении.

Кусты у входа разрослись густо, перекрыв выход. Давно, видимо, им никто не пользовался. Агата, обладая силой, предпочитала летать, а не ползать под землёй. И Акине с трудом пришлось протискиваться сквозь заросли бузины и боярышника. На колючках остались клоки меховой подбивки и нити верха малиновой шерстяной накидки.

Мужчина, что шёл следом, действовал грубее, спешил, ломая ветки, и оставил после себя гораздо больше следов. Впрочем, он и не скрывался после того, как оказался на склоне оврага, отделённого от реки узкой полосой заросшего высокой осокой берега.

И Видан понял, отчего преследователь внезапно заспешил – он боялся потерять княгиню из виду. У воды в зарослях лозины был вбит в землю надёжный дубовый кол со следами верёвки. А сам челнок колыхался на противоположной стороне, чуть в стороне, застряв в спускавшихся к самой воде, ивовых ветвях. К тому времени, как преследователь высунулся из хода, его добыча уже переплыла на другую сторону.

Ведьмак не стал тратить время и силу зря на то, чтобы притянуть лодку к себе, а свернул в сторону переката, куда, видимо, направился и мужчина. Он почти бежал и под ноги смотрел плохо, отчего часто оскальзывался, поэтому понять, что тот стремился к мелководью, было нетрудно.

Прикинув куда могли направляться те двое, Видан решил призвать индрика.

Конь появился незамедлительно, вихрем возникнув перед хозяином, заплясал, разминая ноги, от радости завыл, что наконец-то о нём вспомнили! И дальнейший путь они преодолели намного быстрее тех, по следам которых, шли. Снова болотистый лес, старинная гать и каменный остров среди гнилого болота – дорожка вела к капищу Чернобога.

Уже на подходе к известному ему месту, ведьмак почуял неуловимые для глаза изменения. Храм был вроде бы, такой же: тёмная стена из камня, вход с белыми черепами наверху, корона из облетающих кустов бузины с гроздьями алы ягод. Внешне почти ничего не изменилось, разве что теперь в нём чувствовалась жизнь – своя особенная, едва уловимая, ещё пока пугливая. Тёмная магия не просто наполняла его до краёв, она дышала, текла где-то в глубине.

Даже индрик не остался безучастным, он тянулся в нетерпении навстречу этой родственной силе, дрожал, втягивая трепещущими ноздрями воздух. Глаза его горели красным пламенем, и он совсем потерял свой конский облик, став тем коренастым и шипастым существом с витым рогом посреди широкого лба, кем и был изначально. Даже толстая бронированная шкура поблескивала, отливая синими всполохами. И чтобы боевой товарищ окончательно не сошёл с ума, ведьмак оставил его в отдалении, спелёнутым заклятием.

Сам же пошёл вперёд.

Внутри было темновато. Огни больше не вспыхивали, словно затаились лишившись своей погибшей жрицы, чувствуя неуверенность. Или случилось здесь нечто такое, что наоборот, успокоило духов.

Сотрясение земли, от которого люди едва удержались на ногах даже в отдалении, должно было если не разрушить всё до основания здесь, в центре удара, то непременно многое изменить в храме. Но стены, наоборот, стали как будто плотнее. И нигде ни трещинки, ни обрушения – чудо.

Всё оставалось прежним и на своих местах. Каменные стражи у входа. Коленопреклонённые демоницы. Обсидиановый трон. Чёрное дерево в центре. По хорошему стоило бы обследовать это место, пригласив чёрных волхвов. Но захочет ли отсрочить ритуал князь? Что-то подсказывало – нет.

Видан ещё от порога заметил маслянистый блеск чёрной плиты, неровный взбугренный песок. Обходя эти следы чужого пребывания здесь, он пытался представить недавние события, вчерашний день.

Кто-то вновь приносил жертву. Возможно, что это делала Агата, собирая свои полчища в последний бой, ибо алтарь был щедро облит кровью, которая отчего-то до сих пор не свернулась, даже в чашах по краям его оставалась жидкой.

Ведьмак тронул пальцем эту странную кровь, потёр между подушечками большого и указательного пальцев, удивляясь ещё больше, поднёс к лицу, шумно втягивая воздух. Кровь была человеческой ничем не разбавленной, но от этого не менее необычной.

Он ещё раз огляделся, не находя ничего, что хоть как-то объясняло всё произошедшее здесь. Отчего-то вспомнил ворчливого слугу, похожие на замытую кровь разводы на княжеской одежде.

Все события вчерашнего дня слишком переплелись. Как бы там ни было, но поисковый огонёк привёл его сюда, а значит, Акина здесь была. И была в то самое время, если служанка не врёт, в то время, когда они сражались возле третьего чёрного камня.

За ней сюда пришёл мужчина. Надо полагать, что они поссорились. Была борьба, беспорядочное передвижение по всему пространству.

Видан ещё раз обошёл зал, примечая оставшиеся ранее подробности. Остановился возле каменного круга. Чёрный песок у края не лежал ровным слоем, был разбросан и у самого жертвенника застыл неровными волнами, от пролитой на него руды. Ещё одна странность – здесь на песке, кровь свернулась.

Только одного ли человека эта кровь?

Во всяком случае, жизнь Акины оборвалась именно здесь – поисковый огонёк мигал прямо над жертвенником.

Далее, сменив поисковик на навий Видан пустил его дальше. И, двигаясь вслед за ним, заметил цепочку из мужских следов, перемежающихся с каплями крови, мерно падавшими через одинаковые промежутки.

По этим следам ведьмак пришёл к краю болотной хляби. Здесь бурые пятна покрывали серый мох так, если бы человек стоял некоторое время, размышляя перед последним действием. А после, решившись, убийца, избавляясь от ноши, похоронил тело в вязкой топи. И поднимать мертвеца из неё Видан не собирался, хотя и мог, наверное. Найденная чуть в стороне на земле золотая серёжка с диамантами, разрешила его сомнения. И он отступил в сторону, медленно не торопясь, в глубокой задумчивости вернулся в крепость.

***

– Как идёт лечение? – спросил Видан, когда его впустили в комнату, после долгого настойчивого стука в дверь.

Он, конечно, мог бы ввалиться и без приглашения. Никакие запоры не могли стать помехой. Только зачем? Однако его хмурый вид был понят совершенно не так, как следовало.

– Нормально идёт. Жар уже спал. Ещё немного и к вечернему ритуалу будет целёхонек и веселёхонек! – Похвасталась раскрасневшаяся Доляна, оправляя на себе одежду, напяленную в спешке.

Она коротко и предупредительно взглянула на едва прикрытого измятым полотном Аркуду. Грудь и плечи его поблескивали от испарины, но явно, что не от жара – слишком довольным и расслабленным был его вид. Он не собирался что-либо скрывать и ответил своей целительнице слишком откровенной улыбкой и взглядом. И женщина внезапно смутилась, раскраснелась, переводя взгляд с одного мужчины на другого, будто сравнивая.

И выбрала не самую лучшую линию поведения, стала, уперев руки в бока обвинять Видана в одной только ей известной первопричине:

– А что ты думал? Что я буду т ждать от тебя ласки до скончания времён?

– Мир вам да любовь, – буркнул ведьмак, усаживаясь на лавку. – Меня сейчас только одно интересует – это дееспособность твоего подопечного. А всё остальное…

Волха так же, как внезапно напала, так и стушевалась быстро.

– Так я уже совсем здоров! – подал свой голос Аркуда. Его веселила вся эта картина.

– Вот и ладно, – процедил Видан, откидываясь на спину, вытягиваясь во весь рост. – Устал я что-то сегодня. Пора с этим делом заканчивать. Полдня по лесам и весям для такого старика, как я – уже слишком.

– Акину то нашёл? – уточнил собеседник.

– Можно и так сказать… – широко зевнул ведьмак.

– Нашёл или нет? – нервно потребовала подробностей Доляна.

– Тела нет, – начал медленно цедить слова, словно в неодолимой дремоте, Видан. Он и вправду, прикрыл глаза не для вида, а от усталости не показной. Подложил под голову руки. – Есть следы убийства в чёрном капище. В жертву ли принесли по обряду или просто случайность, али преднамеренность – неведомо. Труп в болоте утоплен. Всё. Князюшка теперь вдовец, даже если боги его не развели…

Пока ведьмак говорил, его никто не прерывал. Только Аркуда недовольно пыхтел. За всё то время, что его бывшая невеста взаперти сидела в светлице, у него так и не возникло желания поговорить с ней и выяснить – за что она так с ним поступила тогда? Ведь он ей доверял, как себе самому. А она его колдовской нож из пня вытянула, да спрятала. Обрекла в шкуре медвежьей полтора десятка лет жить. Обида жгла. Вот и откладывал, боялся, что удержаться в человеческих рамках не сможет. А теперь, выходит, и спросить не получится, от того, что не у кого.

Видан чувствовал его немое сожаление, но продолжал говорить, рассказывая, что успел обнаружить.

– Вот я и хотел узнать, не стоит ли отложить обряд? Конечно, лучшего времени, чем эта ночь может и не представиться. Но мало ли какие там силы были задействованы…

Он ожидал ответа от своих сотоварищей, которые напряжённо молчали, размышляя, но всё решил за них заказчик.

– Я требую совершить задуманное в эту ночь! – пожалуй, слишком резко потребовал Милонег, распахивая едва прикрытую дверь. – Смерть подлой княгини не должна остановить вас. Заслужила.

Ведьмак резко сел. Их взгляды скрестились: подозрительный – Видана, и самоуверенный – князя. И то, что в глазах последнего не было ни капли замешательства или удивления, сказало о многом. А ещё в нём чувствовалось нетерпение, будто промедление может стать смертельным. Только это так и не было сказано вслух.

Глава 30

– Ещё не поздно всё отменить, – волха растерянно посмотрела на своих сподручников. Только что она стояла, широко раскинув руки и что-то шепча едва слышно. А потом, вдруг, развернулась к ним и выдала свои мысли.

Всё уже было готово, а она засомневалась. В своих силах или в правильности происходящего?

«Нет, – подумал ведьмак, – что-то странное творится с Доляной. Никогда бы не заподозрил её в сомнениях. Что с ней случилось так вдруг? Всё готово к обряду…»

Храм был освещён золотистым свечением живых огоньков, зажженных в настенных светильниках, толстых чёрных восковых свечах, масляных лампах расставленных по всему залу. Только свет, главная роль которого была разгонять мрак, казалось, лишь подчёркивает окружающую людей темноту – густую, как кисель.

И в этом мутном колышущемся свете, как в первое своё появление здесь, ведьмаку казалось, что каменные истуканы ожили и лишь притворяются недвижными, а сами замерли на стороже, как застывает караулящий добычу зверь. Это ощущение прокатывалось ледяной волной по спине, отдавалось в ноги, отчего казалось, что песок под ними – это морозная крупа, зачервлёная пожаром, а плиты – покрытые сажей ледяные расколы на застывшей воде круглого озера, державшего на своей поверхности алтарь.

Как бы это ни было странно, но только сейчас проявился полный рисунок пола, чётко оказывал Навник, заключённый в круг. Мёртвое Дерево находилось в верхнем ромбе. И если присмотреться, корни его вырисовывали эту фигуру. Алтарь и истуканы демониц у подножия трона своими тенями вычерчивали единую линию пересекающихся треугольников. И они трое – ведьмаки и волха, стоя на определённых церемонией местах, дописывали нижнюю часть.

У фигуры Фини, стоящего у алтаря рядом с матерью, тени не было совсем, будто и не стоял проклятый здесь во плоти. От странного предчувствия, Видана передёрнуло. Возможно, Доляна почувствовала некую странность происходящего или что-то подобное увидела, вот и засомневалась в своих действиях. И ведьмак, всё ещё не видя причины отсрочки, стал присматриваться ещё предвзятее.

Кровь на алтаре, так и не свернувшаяся и отчего-то не поглощённая тёмным божеством, казалась парной, будто пролилась мгновение назад. Запах её до одурения кружил голову, оседал на языке металлическим солоноватым привкусом. На отдалении виделась эта бурая поверхность атласным покрывалом, расстеленным на чёрном камне.

Стереть или смыть её чародеи не могли себе позволить – гневить божество, к силе которого собираешься обратиться – себе дороже. И спелёнутую серебряной цепью штригу уложили прямо так, поверх чужой жертвы. Чудище лежало тихо, не шевелясь и не подавая звуков, только вздымающаяся мерно и часто грудная клетка, уверяла, что это не кукла.

Мерцающие блики красным золотом вспыхивали в глазах статуй, плясали, выделяя более отчётливо каждую шерстинку волкодлаков, каждую чешуйку аспидов, подпиравших сохранившийся свод. И демоницы Кали у алтаря улыбались, застыв в своих согбенных позах, словно, ожидая редкого зрелища.

И Древо Смерти смотрелось ещё более жутко, чем в полумраке дня. Казалось, что оно и впрямь соединяет миры. Корни питает Навь, ствол проходит через Явь, а чудовищно изогнутые ветви утопают, в скрытой тьмой, спящей Прави.

Всё это, вместе взятое, рождало в душе Видана странную тревогу и ноющую боль. Только причина этого чувства была ему неясна, а значит, дело следовало закончить. Если всё дело в смутных предчувствия, то разве не на такой трепетный отклик рассчитывали строители храма тысячи лет назад, сооружая его и украшая соответственно?

А звуки? Звуки-то как раз, были самыми естественными: шелестел песок под ногами, шумел ветер где-то вверху в провале купола, изредка врываясь и разгоняя дымную завесь горящего масла, и потрескивавшего от пламени воска, слышались тихие разговоры извне и, если напрячь свои ведьмачьи способности, то даже порыкивание индрика можно было уловить, недовольного тем, сто его заставили стоять на привязи вместе с лошадьми.

И тем более ему была непонятна внезапная слабость всегда уверенной в своих деяниях Доляны. Если неожиданно она забеспокоилась о судьбе штриги, то тем более – бессмысленно. В конце концов, штриге уже хуже быть не может. В случае неудачи ритуала, нить, связывающая её душу с явью, прервётся окончательно и уйдёт несчастная Аника на перерождение.

А князь? Ведьмак обернулся к чёрному провалу входа, куда они выставили всех людей. Силуэт, опёршегося о колонны Милонега, был отчётливо виден. Он наблюдал за всем происходящим внутри храма. Князь… князь быстро утешится.

– Может быть в другой день? – стёрла торжество момента волха.

– Всё готово, – недовольно буркнул Аркуда. Ему не хотелось откладывать ритуал ещё на неопределённый срок. – Не пойму – что не так? Всё же сотни раз просчитано.

– Что тебе не нравится? – спросил ему в тон Видан.

– Благоприятная пора – это ещё не самое главное, – попыталась возразить Доляна. – У нас нет равновесия сил! А, значит, велика возможность неудачи…

– Отчего ты так решила? – возмутился Аркуда, уже явно, злясь. Всё-таки нервозность зверя ещё давала о себе знать.

«Мальчишка, – усмехнулся Видан. – Нашёл с кем спорить…»

– Смотри сам, – начала терпеливо объяснять волха, – мы с Виданом серые, да и ты тоже, едва ли темнее. Зато Финя – белый! Но без его родственной крови никак не обойтись. Он должен находиться здесь…

Финя, Финя… в этом волха была права. Он по логике вообще мог быть проведён в храм под белы рученьки, должен был отчаянно сопротивляться и чувствовать себя отвратительно. Но мальчишка стоял спокойно и смотрел на их спор с удивлением и возмущением, понимая своё место и не встревая. Никакие обереги в таком сильном месте действовать не могли, хоть весь обвешайся ими. Возможно, что его пропустили уже полустёршиеся печать проклятия.

– Нужен противовес. Чёрный волхв или колдун, а лучше два сильных. У мальчишки потенциал просто зашкаливает! – Волха встряхнула длинными чёрными рукавами. В этом одеянии для призыва она чем-то сильно напоминала ворону. Может быть, жёстким углом свисающей на глаза куколи? – Не проще ли отложить и пригласить …

– Нет, не проще! – громогласно заявил о себе князь, быстрыми уверенными шагами пересекающий пространство от входа до них. – Начинайте обряд. Луна в третьем окне!

– Но равновесие сил… – попыталась возразить Доляна, – должно быть соблюдено! Это одно из условий …

Впрочем, все её слова были бесполезны.

– Немедленно начинайте обряд! – Ледяным, давящим властью тоном оборвал её Милонег.

По залу будто пронеслась тёмная давящая волна, не допускающая прекословие и неподчинение.

Ведьмак нахмурился, внимательно посмотрел на князя, словно заметил в нём нечто новое, и встал на определённое ему место, взглядом, останавливая, отчего-то ощетинившегося начавшимся оборотом Финю. Ему и так было трудно находиться здесь и, скорее всего, он тоже увидел в Милонеге нечто особенное. Темная энергия нервировала и давила, слова князя окончательно выбили его из колеи.

– И вправду, будь, что будет, – пробормотал Аркуда.

– Ты не убедил меня, князь, – зашипела волха, – но я подчиняюсь приказу. Только результат гарантировать не могу. И покинь нас…

– Всю ответственность беру на себя, – с вызовом тряхнул головой Милонег. Он посмотрел на бестолковую женщину со своим особенным прищуром. – И я останусь с вами по воле своей!

Подошёл ближе и встал на край каменного круга. Доляна передёрнула плечами, огляделась и подняла руки. Вспыхнули высокими, внезапно, синими от накала столбами вплавленные в круг масляные чаши, выделяя основную форму – треугольник.

Волха начала песнь призыва, тихо выплетая голосом старинные стихи славления Чернобогу, иногда переходя в свистящий шёпот:

– Покажися Чернооче во мраке ночи-мороке,

Поступися Чернооче по долу-дороге…

Ведьмаки слаженно повторяли за ней только последнюю строчку каждого куплета:

– В ночи величайся Чернооче Тысячеликий! Гой!

И постепенно от колебания тембра входили в транс, покачиваясь и оборот противосолонь во чернобогов кут воззря, приложив сжатые кулаки к груди. Финя, стоявший у алтаря, казалось, потерялся в реальности, будто одеревенел, глаза его закатились, а дыхание стало частым и едва заметным.

Князь же с какой-то странной полубезумной улыбкой, невидимой для погружённых в ритуал знающих, смотрел прямо перед собой, будто знал больше, видел отчётливее и ожидал большего.

– … А очи нощи гляде до ны,

А всяк живот трепеще во мраце,

Ко огню сердца сва, вще обраще! Гой!

Разруши Чернооче зло пророчие, …

Волха двинулась ближе к жертвеннику, уже шепча совсем неслышно заветные слова, взяла спустя рукава Финю за плечи, развернула, как удобнее было. Сверкнул жертвенный нож, полилась кровь из поднятых запястий, будто укроп-вода зашлась паром, окропляя чёрный камень. И стало этого пара так много, что заволокло зал туманом, как стеной. На несколько мгновений всё потонуло в плотном мареве, пригасило огни, погрузив всё в кромешную тьму.

Когда же морок растаял, то мальчишка лежал на полу в беспамятстве, но из запястий кровь больше не сочилась. Волха вовремя проявила свои целительские способности. И дёрнувшийся было ведьмак, так и остался на месте.

Правда, теперь было, куда посмотреть с большим напряжением. Боги крайне редко отвечают на просьбы людей, являя им свой голос или лик. Но в этот раз было всё совсем иначе.

Прошение, и в правду, было куда серьезнее, чем обычное – оградить от происков личных недоброжелателей, но и не настолько серьёзное, как моровое поветрие или война. Но отчего-то Чернобог удостоил их своим личным присутствием!

Его тёмная фигура, словно выплавленная из воронёного металла, восседала на обсидиановом троне. Прямая спина, в деснице копьё. Зубчатая червлёная корона на будто вырубленном из камня, челе. Цепкий колючий взгляд, впивающийся в душу.

Плечи ведьмака будто придавило стопудовой каменной плитой. В горле застрял комок и стало нечем дышать. И на морок больного воображения списать такое не получится. Видан уже не единожды ощущал на себе явление тёмноликого. Знал – испытывает призвавших.

Доляна стойко терпела, склонив голову. Аркуде же, впервые столкнувшимся с таким, было тяжко, он пал на колени и держался за сердце. А вот князь, как ни странно, стоял легко и ровно, будто и не человек вовсе, а каменная статуя, будто и не чувствует ничего, только голову немного наклонил почтительно.

– Хм, – изрекло божество. – Давно меня никто столь славно в требах не потчевал. Что ж, исполнить вашу просьбу могу. – Заключил он, и провозгласил в пространство. – Родегаст верни осколок души!

Из тёмного бездонного провала купола скользнула тень крылатого льва, неся в зубах пульсирующий алый кусок сердца. Слуга встал у трона, материализовался, перевоплотившись в человекоподобную сущность и только голова осталась звериной, наподобие ухари, одеваемой древними судьями – недвижной и жуткой.

Осколок, выпущенный из пасти, медленно подплыл к алтарю и завис над штригой.

Волха явно растерялась, не зная, что делать дальше. По её представлениям всё должно было свершиться само собой.

– Связывай нити судьбы, жрица, – не выдержал Чернобог этой заминки. – Время уходит. – И тут же всё понял по каким-то ему одному известным признакам молчавшей женщины. – Молодая совсем… – досадливо пробормотал бог. – Неужто, жену мою Морену пригласить? Она сегодня не в настроении.

Суровые черты исказила улыбка.

Тихий хлопок распорол тишину. И перед глазами Доляны прямо в воздухе появилась старинная книга в переплёте из драконьей кожи. Она увеличилась в размерах раза в два, раскрыла свои чёрные страницы, зависнув перед глазами изумлённой волхи.

– Читай, жрица! Связывай части души! Это может сделать только женщина, другого – не дано.

Доляна торопливо пробежала глазами по страницам и принялась говорить сиплым от натуги голосом слова древних народов, которые сама едва ли понимала. Но от них вокруг разлился запах пряно пепельный дух, а от дара вниз ринулась тонкая, как волос, и юркая, как вода, нить. Над алтарём заклубился багровый туман, скрывая под собой конвульсивно дёргающееся тело штриги.

Заклятие было не длинным. Боги вообще не любят растянутые ритуалы. Бессмертные, как никто другой, ценят время. Когда смолкли последние звуки, и хмарь рассеялась, то перед глазами изумлённых людей предстала обнажённая молодая дева.

Трон же опустел. Не было ни Чернобога, ни его слуги.

Только книга всё ещё парила в воздухе, пока Доляна не протянула к ней руки, куда она и упала в своём уменьшенном виде.

Милонег очнулся первым, содрал со своих плеч милоть и закутал в него свою любимую, взяв на руки, как ребёнка, а после вышел вон.

Ведьмак же остался, приводить в сознание своего ученика.

Глава 31

– Ну что, Громушка, – Видан потрепал своего коня по упругой щеке, – пора и восвояси?

– И куда торопис-си? – укоризненно проворчал козлоногий Вила. – Аль у нас нехорошо?

– Хм, – усмехнулся ведьмак, – в гостях хорошо, а дома, всяко лучше. К тому же не для развлечения сюда наведывался. И коли уж дело сделано, то и пора честь знать.

– Жаль, жаль… – склонил голову набок хозяин конюшни, – когда таперча ещё зверя твоего увижу? Сдружился я с ним. Ладный индрик, хороший. – И Вила горестно вздохнул.

Возможно, что ведьмаку довелось бы ещё много стенаний услышать, да на заднем дворе показалась раскрасневшаяся Генка, то и дело, озиравшаяся на спешащего за ней во след Рогом. Спелись, стало быть – славно.

Рога не пришлось уговаривать совсем – то ли уже давно глаз на девку положил, то ли наследие купеческого мировоззрения сыграло свою роль, учуявшее прямую и основательную выгоду такой женитьбы. Видан даже не заморачивался по этому поводу, глянув, как от одного вопроса парень засмущался и полез пятернёй лохматить волосы на затылке: «Отдаст разве, Трун то?..»

– И когда свадьба? – спросил ведьмак теперь видевший их неподдельное счастье, оставляя закреплённую подпругу, разворачиваясь к ним лицом.

– Ой, да скоро уже… – махнула рукой Генка.

– Через две недели, – чётко ответил Рог, – так чтоб до Самайна успеть. Если меньше гулять, то сродники в обиде будут. Я, ведь, службу решил оставить, – опустил глаза, будто оправдываясь, продолжил, – за отца заботу вести буду. Как ни отказывался, а мачеха всё твердит: «Бери, да бери дело в свои руки!» А тут, – он оглянулся на девку, – коли жениться собрался, то и оседать в самый раз… мало ли, какая там докука у князя запланирована? Слышал, что с соседом ссора вышла. Загонит в даль далёкую. Кто ж, семью мою будет защищать? Так ли, лапушка?

Переглянулись ласково.

– Всё у нас станет одно к одному… – начала перечислять трактирщица, как ладно у них пойдут дела. – С молодым-то хозяином, да с отцовской помощью, а там и гильдия купеческая подсобит…

Ох, и размечталась! Кабы не сглазила, болтушка.

Видан ещё послушал их мечты на будущее, стукнул себя ладонью по лбу и полез в поясную сумку, доставая оттуда своё богатство.

– Тут я вам подарки свои приготовил. На свадьбу остаться не могу. Дела в конклаве призывают. Хотел Труну отдать, чтобы перед торжеством обрядил. Да, пожалуй, чтобы вы на свои головы беды не накликали, сейчас сам нацеплю – так вернее будет. Ну-ка, встаньте рядком…

И стал объяснять, как с его оберегами, да талисманами обращаться: что-то тут же одел на молодых людей, а про остальное поведал, как и когда приспособить. Генка, чуть не прыгала от радости, принимая дары – понимала, что они дороже всякого золота али серебра. И только и могла, что прижимать ладошки к, и без того, румяным щекам, да благодарить.

После ведьмак рассчитался с хозяином, довольно щедро отвалив ему ещё пару золотых монет, больше на грядущую свадьбу, чем за услуги. Закрепил на седле свою нехитрую поклажу, раздобревшую от спящего в стазисе аспида, да пары так и не проклюнувшихся яиц его сородичей, вынутых Финей из гнезда чёрного аиста. Накинул дорожную япончицу, вскочил в седло и неспешно двинулся из городка прочь.

Всё было совершенно не так, как предполагалось, ещё каких-то – два дня назад, когда князь Милонег спешно закутал в свой, сдёрнутый с плеч плащ, возрождённую бесчувственную Анику и спешно покинул храм.

Видан же, остался приводить в чувство своего ученика. Мальчишка открыл глаза не так скоро, как хотелось бы, и долгое время почти до рассвета, находились они вдвоём в капище. Их оставили, как бросают использованную ветошь.

Впрочем, не привыкать.

Волху, как бы она не была рада своему нежданному подарку от – подумать только! – самого Тёмного бога, но и её покачивало от истощения. Аркуда чувствовал себя немногим лучше, чем она и Видан, так что ни о каких сердобольных рассусоливаниях, и речи не шло. Но могли бы поинтересоваться, а не нужна ли помощь.

Про князя и говорить нечего. Князь – есть князь, своё получил и доволен.

Ведьмак и сам был сильно изнурён, хорошо, хоть вместе с божеством рассеялась не только ментальная тяжесть, но и тёмная магия. Будто уходя, Чернобог забрал её излишек с собой. Воздух наполнился свежестью недавно отгремевшей грозы.

Финя был слаб, будто от сильной кровопотери, хотя те немногие капли, что слились из раны, не могли её вызвать. Придерживая друг друга, наставник и ученик вышли из храма. Индрик подставил им свою спину, извернувшись так, чтобы не составило труда на него забраться, доставил в гостиницу. А дальше…

Финя ещё целые сутки приходил в себя и не без помощи снадобий ведьмака. Зато, что весьма порадовало Видана, с его ауры полностью исчезли метки проклятия, будто их и не было никогда.

Сам он пришёл в себя значительно быстрее. И единственное объяснение всему произошедшему – это плата за божественное вмешательство, которую заплатил каждый участник ритуала. Почему она оказалась настолько неравномерной? Не человеку решать.

Чуть позже прискакал гридень княжеский и пригласил их в крепость. Они принарядились и, как оказалось, не зря, ибо попали на скромное, даже по простым общинным меркам, свадебное торжество. Причём, свершился обряд без их ведома и присутствия, но место за столом по правую руку Милонега им нашлось. И причина такой чести объяснилась тот час же.

– Финист! Сынок!! – бросилась к Фине Аника, обняла, прижала к себе, расцеловала опешившего парня. Выглядела женщина ненамного старше своего отпрыска. – Как же ты вырос. Совсем взрослым стал. – В неподдельной радости обернулась к подходящему к ним князю Милонегу. – Вот наш сын, Милушка!

И то, что князь хмурился, как бы заново разглядывая Финю, с которым ещё недавно откровенничал на аркудовой полянке, женщина совершенно не замечала.

– Познакомимся ещё раз, Финист? – Князь ухватил растерявшегося мальчишку за плечи, удерживая на расстоянии и впившись тёмным испытующим взглядом.

Нет, совсем иным стал князь за последние несколько дней. Ушла из него человеческая теплота и чувственность. Заменилась натура холодной отстранённостью и расчётливостью. Иными глазами смотрел он теперь на мир – Видан ощущал это ясно. Если и осталась в Милонеге какая-либо привязанность, то она заключалась в молодой супруге, ибо стоило ей коснуться его руки, как он тут же смягчился – разгладилась морщина посреди лба, и Финя оказался в его объятиях.