Read the book: «Эллирея»

Часть первая. Потерянная жизнь.

Глава первая.

Мои родители были странной парой. Мой отец – невысокий лысоватый с небольшим животом – принадлежал к известному в Ритании купеческому роду. Его отец, мой дед – Боркер Вакур – имел в собственности десятки судов, которые бороздили Срединное море, деду принадлежали несколько десятков торговых факторий на южных и северных берегах, а также торговые дома в крупных городах и столицах Ритании, Эльвинии и Вольвгандта. Даже со степняками умудрялись торговать пронырливые приказчики Боркера. Сам король Ритании Бекерт Второй пожаловал моему деду право на фамилию. В Ритании граждане, что человеческого, что волчьего происхождения, не могли иметь фамилию, только прозвище. Фамилия – привилегия короля и высшего сословия, к которому предки отца никогда не относились.

Моя мать была высокой светловолосой голубоглазой женщиной, до самой своей смерти, сохранившей красоту, стать и породу. Она была родом из Эльвинии, в нашей семье не принято было говорить об этом, но её предками были аристократы, в жилах которых до сих пор оставалось много эльвинской крови, поэтому все они отличались красотой, долгожительством и отменным здоровьем. Мой отец привёз её из одного из торговых предприятий, которое они предприняли вместе с дедом.

Как рассказывал отец, он сразу влюбился в прекрасную девушку, так похожую на портреты своих предков – эльвинов – в старых книгах. Знатная аристократическая семья моей мамы была категорически против незнатного жениха – чужеземца, но молодые люди решили всё по-своему. Моя мама – Карониэль Светлоокая, и мой отец – Тейзер Вакур – сели на дедов корабль и отплыли из Эльвинии в Ританию. Семья моей матери сразу отказалась от неё, да и дед был недоволен выбором моего отца, он присмотрел для своего сына в жёны дочь какого-то из своих деловых партнёров. Поэтому молодым выделили небольшой домик в провинциальном Туринге и маленькую лавку, в которую дед поставлял товары для продажи.

После трёх лет брака родилась я – Эллирея Вакур Светлоокая. Хоть моя мама имела в предках эльвинов, зато мой дед был наполовину Двуликим. Поэтому внешность я получила необычную: светлые волосы и синие глаза, невысокий рост, гораздо ниже маминого, более широкие, чем мамины, плечи и бёдра, при тонких костях рук и ног. Оборотни не очень любят полукровок, в своём королевстве – Вольвгандте – все полукровки у них имеют статус слуг, существ второго сорта, поэтому моему деду в своё время пришлось оттуда уехать.

Жизнь в людской Ритании также не баловала полукровку, но он добился успеха, удачно женился на купеческой дочери с хорошим приданным и преуспел. Своего деда я не помню, он умер, когда мне исполнилось три года. Всё его имущество отошло старшему брату моего отца и их сестре. По завещанию отцу достался только дом, где мы жили, и эта же маленькая лавка.

Если отец и был обижен таким отношением деда, то этого нам с мамой он никогда не показывал. Пока была жива моя мама, в воспоминаниях о семье остались запах сдобы по утрам, мамин смех и поцелуи, трубка отца после обеда, а ещё – наша лавка, заполненная настоящими чудесами: драконий жемчуг из Изумрудных морей, ведьминские зелья с островов Мгунду, светящиеся раковины, экзотические специи, странное оружие, необычные музыкальные инструменты, среди которых даже был настоящий оркский бубен, принадлежавший степному шаману.

А ещё я вспоминаю соседского мальчишку – полукровку, Эдана, его серые глаза, наши проделки, за которые мы получали одинаково, хотя он пытался постоянно выдать за зачинщика себя. Я тогда не знала, что он станет моим мужем и отцом моего сына.

Это всё осталось в той, прежней жизни, к которой у меня нет возврата. Счастливая жизнь нашей семьи рухнула в один миг, когда мне было десять лет. Я, как сейчас, помню тот страшный день. Мы с отцом были в лавке, я играла разноцветными бусинами, складывая из них различные фигуры зверей и птиц, а отец разбирался с товаром вместе со своим приказчиком.

Я не помню, почему я не осталась дома с мамой, по-моему, она куда-то собиралась уходить на встречу с кем-то, мой отец так потом и не вспомнил, с кем. И тут в лавку вошли несколько стражников в синей форме с королевским гербом. То, что они сказали, отпечаталось в моей голове до сих пор:

– Эта лавка Тейзера Вакура?

– Да, – странным тихим голосом сказал мой отец.

– Собирайтесь, вашу жену убили.

Я хорошо помню побледневшее лицо отца, его затрясшиеся руки и тот же странный голос, всё повторявший:

– Это ошибка, это какая-то нелепая ошибка… Это ошибка…

И в ответ прозвучавшее:

– Нет никакой ошибки… Соседи уже опознали. господин Тейзер Вакур, вы должны пройти вместе с нами…

Я, сидевшая на полу за торговой стойкой и поэтому не видимая стражникам, кричу:

– Папа, что они говорят? Что с мамой?

И папин ответ:

– Эль, будь здесь, в лавке, никуда не выходи. Это недоразумение, я сейчас схожу и всё выясню.

И сочувствующий взгляд нашего приказчика, и долгое ожидание, почти до поздней ночи… И нашу соседку, которая пришла забирать меня уже из закрытой лавки… И наш дом, тихий и пустой, где в темноте столовой за столом сидел отец, а перед ним – свеча и бутылка коричневого стекла… И его слова:

– Эль, мамы больше нет…

А потом несколько следующих дней выпали у меня из памяти. Я до сих пор помню только смазанные серые краски поминального обряда и яркое алое пламя ритуального костра, в котором горело что-то, завёрнутое в белую ткань. Потом доктор говорил отцу, что так детская психика справлялась с травмой, которой стала для меня смерть мамы, что я сама захотела всё забыть. Может быть, не знаю. Но воспоминания об этих днях у меня именно такие, и их нельзя изменить.

Глава вторая.

Мой отец после смерти мамы почти совсем забросил свою лавку, пропадая в Управлении Стражи или на приёме у Градоначальника. Он рассказывал обо всём нашим соседям, выпроваживая меня по разным поводам, но я умудрялась подслушивать.

Иногда взрослые недооценивают интеллект и любознательность детей, поэтому я знала, что убийцу мамы так и не нашли, и возможно, что это был наёмник из Гильдии. В то время я не понимала, о чём идёт речь, но с возрастом и общением с разными людьми, стало понятно, что речь идёт о Гильдии Убийц, самом закрытом образовании в нашем мире. Услуги этой организации стоят дорого, но жертва, выбранная заказчиком, умрёт в любом случае, где бы она не находилась. Единственные, кого не трогала Гильдия, представители всех правящих семейств. Видимо, чтобы избежать переворотов, Гильдия давала клятву не трогать королей, их жён и отпрысков, а также родственников до третьего колена. Взамен те давли возможность существовать убийцам и вершить свою кровавую работу на территории своих государств.

Через полтора года наши дела стали совсем плохи, и мне, оставшейся без маминого присмотра и целыми днями гуляющей по улицам вместе с Эданом, пришлось встать за прилавок и научиться торговать, так как приказчик и продавцы были уволены отцом. Мой папа был мягким человеком, или четверть оборотнем, он справлялся с горем, как мог. А помогало ему в этом спиртное. Бутылка стала присутствовать в нашем доме на столе всё чаще и чаще. А я стала единственной, кто занимался делами магазина. Мне пришлось рано повзрослеть. В те годы, когда дети ещё играют в игры, учатся, только начинают своё становление как личности, я вовсю занималась бухгалтерией и приёмом товаров, училась видеть в глазах поставщиков и перекупщиков ложь, улыбалась покупателям.

В тринадцать я стала сиротой при живом отце, он всё больше и больше катился в пропасть. Первое время стража приносила невменяемого отца с улиц или от дверей питейных заведений, но потом весь наш квартал привык к моему отцу, валяющемуся то у одного забора, то у другого. Иногда я сама затаскивала его в дом, недошедшего до дверей.

А в мои четырнадцать он умер. Стража не входила на этот раз в лавку, а чёрную весть принёс наш бывший приказчик, сухо сказав:

– В морге Управления твой отец. Сходи, опознай. Завтра заберёшь. Не забудь отписать его родным – пусть приезжают и помогут тебе.

Голубиная почта отправила две весточки: сестре и брату моего отца. Тётя ехать отказалась, написав в ответном послании слова соболезнований. А вот дядя – явился. Старший брат отца – Риган Вакур – был таким же невысоким, с проплешинами, мужчиной. Его лицо выдавало фамильные черты. Он постучался в мою дверь в день поминального обряда, когда соседи и родня в серых одеждах должны вкушать за общим столом белый хлеб, испечённый в Храме, и запивать святой водой.

Тёмно–серый костюм моего дяди был отменного качества, на рукавах и шее сверкали драгоценные камни. Я, в своём не по размеру маленьком старом сером платьице с зарёванными глазами, казалась нищенкой, зашедшей попросить милостыню.

Дядя прибыл один, хотя у него было несколько взрослых детей и жена. Он сначала показался мне добродушным человеком, но потом, из его разговоров со мной и соседями, я сообразила, что причина его приезда банальна: прибрать к рукам отцовскую лавку и меня вместе с ней, выдав замуж за нужного человека, возрастом старше меня раза в три. Опыт, пусть и небольшой, в ведении дел у меня был, поэтому я собрала все бумаги, оставшиеся от отца, и отправилась к Градоначальнику нашего славного Туринга. Законодательство мне тоже приходилось немного изучать, пытаясь выиграть лишнюю медяшку у сборщиков подати, один из законов о сиротстве, принятый ещё во времена правления какого-то из предков нашего нынешнего государя Бекерта Второго, гласил, что я могу попросить стать опекуном… короля! Конечно же, я не стану жить во дворце, и король даже не узнает о моём существовании, но моё имущество будет неприкосновенно, как и я сама, пока не достигну двадцатилетия или не выйду замуж. Этот закон защищал сирот стражей и воинов, ноя знала, как воспользоваться им в моём случае.

В приёмную к Градоначальнику я вошла с высоко поднятой головой.

– Эль, что ты здесь делаешь? – спросила меня сидевшая в приёмной женщина, одна из постоянных клиенток нашей лавки.

– Мне нужно к господину Нерусу.

– Зачем он тебе?

Мне не хотелось ни с кем попусту болтать, поэтому я сказала:

– Он принимает сегодня?

– Да. Садись на скамью, будешь за мной.

Когда подошла моя очередь, мой воинственный настрой немного под утих, но решимость довести начатое до конца никуда не пропала. Если бы я в тот день развернулась и ушла из приёмной, моя жизнь точно бы сложилась иначе, но я не ушла.

– Проходите, юная госпожа. Что привело вас ко мне? – Господин Нерус оказался высоким мужчиной средних лет, очень худым и подвижным. Я о этого встречала его на различных праздниках на площади Согласия, но не предполагала, что это и есть Градоначальник.

– Я, господин Нерус, хочу попросить защиты и покровительства у короны и государя нашего, Бекерта Второго. Меня зовут Эллирея Вакур. Мего отца вчера забрал Огонь, мама умерла несколько лет назад, я сирота.

– Ну что ж… – нахмурился Градоначальник, – а родственники у тебя остались?

– Дядя… – я наморщила лоб, – но он хочет отобрать у меня лавку! А это – последняя память о моём отце! Дело всей его жизни! – Я, конечно, преувеличивала, но мои громкие слова вместе с трясущимися губами и наполненными слезами синими глазами произвели впечатление на сидящего мужчину. Он вскочил и дал мне платок.

– Успокойся, юная госпожа. Документы с тобой?

– Да, господин Нерус.

– Но твой отец ведь не страж и не воин.

– Но в законе о королевских сиротах не говорится только о детях стражей и воинов. Каждая Земля может рассматривать разные случаи индивидуально. Посмотрите в Уложении от прошлого года.

Градоначальник подошёл к полке с книгами и взял в руки толстенный том.

– Страница сто одиннадцать, – услужливо подсказала я.

Господин Нерус удивлённо приподнял брови:

– Да, всё верно!

Так я стала королевской сиротой в обход двух правил и трёх приложений, в которые Градоначальник не удосужился заглянуть. Мой дядя уехал в столицу ни с чем, а я наняла одного шустрого продавца из бывших, служивших у нас ещё при папе, и стала получать королевское пособие – двадцать золотых драконов в год – на которые наняла учителя иностранных языков. Тогда у меня появилась мечта – съездить на родину к маме, в Эльвинию, и познакомиться с её родственниками. Эльвинский язык был невероятно труден в обучении, но я старалась изо всех сил! Я тогда не знала, что моя мечта осуществиться не скоро и при очень тяжёлых для меня обстоятельствах!

Глава третья.

Двадцать золотых королевских драконов – самых полновесных и магически защищённых монет Ритании – для сироты это была огромная сумма. Нанятому учителю я платила три золотых дракона в год, от налогов, как королевская сирота, я была освобождена. На одежду и питание мне хватало из доходов лавки. Мой дядя, несмотря на мой поступок, не прервал со мной деловых отношений, и редкие товары продолжали поступать в мою лавку.

С учителем эльвинского мне так же очень повезло. Им я выбрала себе одного из постоянных покупателей – сухонького старичка, который, в силу возраста, уже не мог преподавать в нашей школе для богатых и "новых" аристократов, но частные уроки у него брали несколько отпрысков благородных и не очень семейств.

Сначала магистр Леогаст не хотел брать в ученицы девчонку, да ещё и сироту. Но сначала три золотых дракона, которые были ему показаны, а затем мой впитывающий, как губка Изумрудных морей, разум, заинтересовали старого прохиндея, и мы с удовольствием занимались не только эльвинским языком, но и историей Ритании и Вольвгандта, а также географией и литературой.

Я, конечно же, не могла сравниться по своему уровню образования с представителями знатных семейств, обучающихся в школе, но и не осталась безграмотной девицей, одной из многих в нашей славной стране. Образование и государственная служба были прерогативой мужчин, наш король и его советники видели задачей женщины – ведение домашнего хозяйства и рождение детей. Мама мне рассказывала, что в Эльвинии она закончила Академию, и в стране было много женщин – докторов, женщин – учителей, и даже одна из фавориток эльвинского короля стала советницей. Но представить себе такое в Ритании было невозможно.

Только спустя годы я понимаю, как было тяжело моей матери освоиться в патриархальном обществе и не сдаться: мама вела два комитета – помощи неизлечимо больным и помощи бедным семьям. Её в городе знали многие, поэтому было странно, что когда её убивали, не оказалось ни одного свидетеля! А ведь был день, когда на улицах полно народа. Тело мамы нашли за углом нашего дома. Её голова была отрезана. Сумочка была при ней, в которой ещё оставалось несколько серебряных волков – монеты, заимствованной у наших соседей – вольвгандцев.

Так прошло ещё пару лет, а в шестнадцать моя судьба опять поменялась: в мою ставшей размеренной жизнь вернулся друг детства – Эдан! Когда он зашёл в лавку, я сначала не узнала в высоком светловолосом юноше своего друга по детским играм. Но его слова заставили моё сердце сжаться, а меня выскочить из-за прилавка и заключить парня в объятья:

– Здравствуй, Эль!

– Где ты пропадал столько времени?

– Мы уехали в Риттенбург. Отцу там предложили хорошее место. А сейчас я и мама вернулись.

– Извини, я не смогу сейчас долго с тобой разговаривать, много покупателей, а продавец заболел. Давай вечером встретимся?

– Эль, вечером у меня дела, когда выздоровеет твой продавец?

– Обещал, что выйдет завтра!

– Тогда, до завтра, моя Эль!

Я так обрадовалась своему старому другу, что не могла усидеть на месте, не выучила неправильные эльвинские глаголы, заданные мне магистром Леокастом, а всю ночь проворочалась в постели

Но на завтра мой продавец не вышел, и Эдан тоже не объявился. Я вечером прогулялась мимо их прежнего дома, но во дворе играли дети, незнакомая женщина позвала их ужинать. Я расстроилась, опять провела бессонную ночь. Детские воспоминания захватили меня, я вспомнила маму, отца, разрыдалась, уснув только под утро.

Почти проспав время открытия лавки, я прибежала туда и увидела двух мужчин, ожидающих меня: продавца и Эдана. За последние два года этот день запомнился мне, как один из счастливейших: мы гуляли по городу, заглянули в несколько лавочек и маленькую кофейню. Потом сидели на краю фонтана площади Согласия и кормили голубей. А ещё много разговаривали.

Эдан рассказывал о жизни в столице, о школе, в которой учился, об отце, который решил бросить мать ради более молодой девицы, а сейчас затеял развод. Мать его решила вернуться в родной город, а Эдан отправился вместе с ней, отказавшись от блистательной карьеры, которую ему мог предложить отец и которую сделать ему позволяло обучение в Высшей школе Ритании, находящейся под протекцией правящей семьи.

Я рассказывала о смерти отца, королевском опекунстве, своём обучении у Леокаста, работе в лавке. Мы гуляли и разговаривали, разговаривали и смеялись. Эдан проводил меня до дверей, когда уже солнце стало исчезать за крышами домов.

– Спокойной ночи, Эль… – он наклонился… и поцеловал меня! Я до сих пор помню этот поцелуй – нежный и лёгкий, как лепесток розы. Потом Эдан ушёл, а я всё стояла и смотрела на него: на его широкие плечи и развевающийся плащ.

Следующие три месяца моей жизни запомнились непрерывным ожиданием встреч с Эданом, букетиками полевых цветов, которые продавали старушки на углах по медяшке за штуку, нашими поцелуями, когда мы оказывались одни, и руганью Леогаста:

– Эллирея, ты опять не выучила задание, где твоя голова? – разорялся магистр, пока я вспоминала прогулки под лунами с Эданом. – Ты выучила королей Вольвгандта? Что ты запомнила про их традиции?

– Учитель, ну скажите мне, зачем мне нужны эти варварские традиции оборотней? Я там жить никогда не собираюсь! Лучше расскажите ещё раз про эльвинов, мама мне иногда рассказывала легенды о прекрасных и мудрых существах, которые могут жить очень долго, почти вечность!

– Об эльвинах ты и сама можешь прочитать в трактате Болеслава Морехода. У него полное изложение эльвинских легенд, – сдавался магистр, – хотя насчёт Вольвгандта ты не права – это наши ближайшие соседи, во многих гражданах Ритании течёт волчья кровь, и ещё неизвестно, куда нас всех может занести судьба!

– Читать? Мне сейчас не до того! Лучше расскажите сами, учитель…

И магистр начинал своё повествование об эльвинской принцессе Айлинэль и её брате Фромезине, о злом драконе и золотых яблоках, и многом другом, что казалось мне сказочным и волшебным. Такой сказочной и волшебной становилась моя мама, когда с годами стёрся из памяти её реальный образ.

Однажды, гуляя по берегу небольшого ручья, протекающего невдалеке от городской окраины, мы с Эданом начали опять с поцелуев. Как-то незаметно для себя я очутилась лежащей на плаще с задранным вверх подолом, а рука Эдана вовсю хозяйничала в том месте, о котором порядочным девушкам говорить стыдно.

– Эдан, остановись, прошу тебя! Не нужно! – задыхаясь от непонятных ощущений прошептала я.

– Эль, ну давай! Никто не увидит! – дыхание его было частым, руки сильными и ловкими, а глаза туманились от желания.

– Нет, Эдан! Хватит! – я пыталась сопротивляться, но он хватал меня за руки и прижимал к земле, раздвигая мои ноги.

Я испугалась, ведь не очень многое, что мне запомнилось из разговоров мамы, было то, что девушка не должна терять свою честь до свадьбы, ведь последствий такого поступка может быть множество: нежелательная беременность и путь в королевские весёлые дома я запомнила на всю жизнь. Таких женщин, совершивших эту роковую ошибку, сама мама называла "бедняжечки", и, конечно, помогала, вместе со своим дамским комитетом. Но выражение её лица при этих словах я тоже запомнила на всю жизнь!

Передо мною встало, как наяву, мамино лицо. "Бедняжечка", – проговорила она, а я собралась духом и резко вырвалась из объятий Эдана. Я быстро стряхнула с платья мусор, поправила лиф и, не оглядываясь, помчалась домой. Эдан не стал меня догонять, прокричав: "Эль, ты куда?" Забежав в дом, я закрыла входную дверь на все замки, набрала полную ванную горячей воду, и, прямо в платье, залезла в неё. Мои руки тряслись, зубы стучали, хотя на улице было очень тепло, я всё не могла никак успокоится.

Я думала о том, что, если бы не видение мамы, я могла совершить страшную ошибку, отдавшись Эдану. Я считала, что люблю его, но не была уверена в его чувствах ко мне. Эдан – красивый светловолосый молодой мужчина с прекрасными серыми глазами, на два года старше меня, на него оглядываются все женщины от шести до шестидесяти! И я, худая плоская пигалица шестнадцати лет от роду, одна красота – синие глаза, даже волосы у меня были непонятного бело-жёлтого цвета, который терялся на фоне платиновых красавиц – аристократок Эльвинии и Ритании, и рыжеволосых вольвганок, сверкающих своими космами, как маленькие солнца!

Дело даже было не во внешности или ошибке, которую я боялась совершить, поддавшись своим чувствам. Я боялась того нового, что даст взрослая жизнь, тех перемен, которые она принесёт!

На следующий день Эдан опять зашёл ко мне в лавку с неизменным букетиком и приглашением погулять. Я ему отказала. А потом всю ночь ревела в подушку, оплакивая то, что отталкиваю от себя единственного, бывшего для меня родным, человека. Но на следующий день опять отказала ему. Вечером он дожидался меня у дома магистра, я сделала вид, как будто не замечаю его, и быстрым шагом пробежала мимо. А с утра я встретила Эдана у своей двери.

– Эдан, ты пугаешь меня. Извини, но я не хочу тебя пока видеть.

– А ты жестокая, Эль!

Я? Жестокая? Я была удивлена этими словам друга детства, но выяснять отношения с ним не стала ни в этот день, и не в другой. Каждую ночь я обливалась слезами, а днём старалась сделать вид, что Эдана для меня не существует. Но моя неприступность, видимо, ещё сильнее разожгла азарт в крови молодого мужчины, и он ещё активнее взялся за ухаживания. То под моим окном объявится менестрель, то после работы в лавке меня ждёт коляска, запряжённая белоснежной лошадью.

И я решилась на разговор.

– Эдан, ты понимаешь, что поторопил события? Я не против близости с тобой, но я хочу, чтобы всё было правильно: сначала свадьба, затем постель, – я не знаю, откуда я взяла смелость сказать такое мужчине, я, скорее всего, воспринимала Эдана как родственника, которых у меня не осталось, поэтому и прозвучала эта фраза.

– Эль, неужели ты могла подумать, что я просто озабоченный придурок, который готов затащить тебя в постель ради интереса? Нет, дорогая, – он нежно обнял меня и прижал к груди, – просто так ты не отделаешься! Завтра приду тебя сватать!

– Правда?

– Правда! – он чмокнул меня в нос, – а сейчас иди занимайся, магистр уже заждался!

Я действительно опаздывала, и Леогаст высунулся из своей двери, дожидаясь меня.

Наш урок Леогаст начал с допроса:

– Это с кем же ты там прилюдно обнималась, Эль? Ну и молодёжь пошла! Никакого почтения к добродетелям, завещенным Старцами!

– Извините, магистр, но, по-моему, это не ваше дело. А вообще-то, это мой жених! Он завтра придёт ко мне свататься!

– Жених? Как интересно! А его, случайно, не Эдан зовут?

– Да, а вы его знаете?

– Его самого – нет. А вот с его отцом был знаком. Он же полукровка!

– Нет, учитель, вы ошибаетесь! Полукровка – это отец Эдана, а его мать человек. В нём на четверть волчьей крови!

– Может быть, может быть…

– А почему вы спрашиваете?

– Видишь ли, Эль, один из моих учеников, сын высокопоставленного человека на службе у короля, рассказал мне некоторые дворцовые сплетни. Мать Эдана как-то связана со скандалом, в результате которого из Ритании выслали посла Эльвинии и посадили в казематы одного из королевских советников. Поэтому отец твоего… мгм… жениха и разводится с ней!

– Это неправда, учитель! Мне Эдан рассказал, что его отец при дворе встретил молодую оборотницу и влюбился в неё! Поменьше верьте сплетникам, в вашем возрасте это стыдно!

– Эль, я понимаю, что могу быть не прав, или что-то не так понять, но мать твоего Эдана точно замешана в чём-то нехорошем! Эдану из-за скандала отказали в месте в Высшей школе, а отца чуть не отстранили от должности!

– Опять вы что-то напутали, учитель! Эдан сам бросил Высшую школу, чтобы не оставлять мать одну в трудное для неё время!

– Хорошо бы так…– задумчиво произнёс Леогаст, – деточка, что-то мы с тобой отвлеклись! Ты сделала перевод текста?

– Да, учитель!

– Положи на стол, утром проверю, а сейчас слушай внимательно, ведь темой нашего урока будет Степная Империя.

– И что конкретно вы мне сегодня о ней расскажете? Опять учить имена правителей?

– Нет, сегодня мы поговорим об оружии степняков и об оружейниках, признанных всеми лучшими в нашем мире!

Так я узнала об огнестрельном оружии, которое придумал Вистопляс Оружейник, и назвал его пистоль и пищаль. Пистоль – маленькая трубочка, которая выталкивала под давлением огня маленькие шарики – дробины, несущие смерть вставшему на их пути живому существу, а пищаль – большая труба неправильной конической формы, засыпая в которую огненный порошок и заталкивая тяжёлый шар – ядро – можно было попасть в здание или крепостную стену и разрушить её!

– Учитель, – выслушав с открытым ртом рассказ магистра спросила я, – а у Ритании есть эти пи… сто…ли?

Магистр усмехнулся:

– Наш король – Бекерт Второй, прозванный Достославным, считает, что сражаться и побеждать нужно так, как делали наши предки – при помощи мечей, ножей и арбалетов, иногда можно использовать таран, но огнестрельное оружие – это блажь, которая скоро пройдёт! При этом степняки вооружаются, у них в армии всё больше и больше отрядов, которые носят пистоли. А все воины учатся из них стрелять!