Read the book: «История оживших бабочек»

Часть 1

Глава 1

Я была последним человеком на этой планете, кто еще всем сердцем верил, что обстоятельства пойдут другим путем, несмотря на то, что моя рассудительная, почти физико-математическая голова, подсказывала: иначе быть не может. О, если бы я разведала об этом как-то по-другому! От друзей или от бабушек на лавке у подъезда, но я увидела все своими глазами и могла бы продать эту информацию какой-нибудь сплетнице за недешевую плитку шоколада. Я стояла у барной стойки, диджей ставил очередной медленный трек, наверное, уже сто первый, дающий мне надежду на то, что он когда-нибудь, все-таки, пригласит меня. Я знала, что не пригласит. Я была для него невидимкой, как, впрочем, и все на той дискотеке. Зато он, как сорвавшийся с цепи бешеный пес, как магнит, заскучавший за металлом, еще до вылетевших из колонки первых нот, очутился прямо рядом с ней, провожая ее в глубины данспола…

Угнетающая картина! Наблюдать за ней было так же гадко, как сожрать бутерброд с толстым куском сала, посыпанным сахаром – ощущения в желудке такие же. Я ушла с дискотеки, оправдавшись перед девчонками, что начались «эти самые дни», а этот безобразный тип со своей ненаглядной подругой вот-вот вызовут у меня что-то вроде токсикоза у беременных. Стало ясно, что мне нет смысла больше приносить домой хорошие оценки, чтобы мама отпускала меня с подругами на студенческие танцы. Ромео нашел свою Джульетту, Дарси – Элизабет, Джек нашел Роуз, а Ян нашел свою Полину. Все банально просто… Так ведь все фильмы заканчиваются.

На каблуках, не пропуская ни одной дырки в асфальте, я почти бежала домой по вечернему холоду и плакала, плакала, плакала…

Полина Кравец поселилась в общежитии технологического колледжа, единственного учебного заведения в нашем маленьком городке, которое находилось прямо напротив моей родной пятиэтажки. Она приехала из небольшого поселка соседней области, преследуя зеленый документ, который позволил бы ей работать швеей в каком-нибудь ателье. Вначале она была просто тенью, плывущей по медленному течению пар и перерывов. Но не успел прозвенеть последний звонок ее первого полугодия в наших краях, как какими-то неизвестными мистическими ветрами она перенеслась из задворок студенческой толпы в самый ее центр, встав в ряд с теми, в кого влюблялись, о ком сплетничали, кого ненавидели. Я тоже ее ненавидела! Правда, всего два с половиной часа в своей жизни.

Я поступила в технологический колледж и сразу влюбилась в Яна. Как слона в зоопарке, его нельзя было не заметить: он был тамадой колледжа, звездой всех КВНов, танцевальных и праздничных мероприятий. Конечно же, его трудно было представить без дамского эскорта, но мы никогда не знали, с кем именно он встречался. Правда, потом я узнала, что местная красотка Полина неравнодушна к нашему герою, в ее лице остальные его поклонницы давно уже видели опасную соперницу, я же наивно полагала, что это слишком очевидно, чтобы стать действительностью. Однако, моя легковерная философия могла бы сработать на другой планете или в другом жанре, например, в детективе, но она меня подвела, жестоко и больно подвела на той же дискотеке.

Пятно от моих запачканных тушью глаз долго не отстирывалось от любимого сиреневого шарфа, как и долго не отмывалась надпись «Я ненавижу Полину!» на четырех языках на стене нашего туалета. Если бы не мое бедное, в клочья растерзанное сердце, мама ни за что не простила бы мне ту помаду на штукатурке, но, если бы не она, мои сердечные раны еще долго бы заживали. Моя мама – это кристально чистое существо, как мне кажется, ангельского происхождения, с душой из несуществующего мягкого золота.

Все, от мала до велика, кто знал Полину, были о ней плохого или очень плохого мнения. Ее считали аморальной девицей, чтобы не выразиться иначе. Но моя мама… В церкви ее учили любить и искать что-то хорошее в людях, даже тех, как бы несправедливо это ни звучало, из-за кого разбито сердце ее дочери. Она призналась, что молится за Полину, как за родную, и меня призывала к тому же.

Помимо церкви, мама, как преподаватель черчения в нашем колледже, еще ходила на пятиминутки, где обсуждали все наши проколы, тайны и даже много такого, чего мы сами о себе не знали. Оказывается, кроме внешнего вида и поведения, которые, в принципе, были присущи не только Полине, дурную репутацию она получила еще благодаря слухам. Ее отец ушел из семьи после того, как родилась ее сестра, а мать, которая славилась тем, что моя мама на своем церковном языке называла «блудом», несколько лет назад умерла от малоизученного заболевания, оставив двух дочерей сиротами на попечение бабушки, которая начала свой седьмой десяток лет в слабом здоровье. Тем не менее, как говорят, «яблоко от яблони…», а, судя по рассказам нескольких ее бывших кавалеров, мать многому научила старшую. Говорят, теперь она даже делает «это» за деньги.

Когда я узнала подробности ее биографии, у меня не появилось желания за нее молиться, но с той минуты, как я их услышала, мне стало стыдно за себя и жалко ее. И даже если бы ее ненавидел весь мир, я больше не могла! Пусть ей достанется Ян, пусть они поженятся, пусть они удочерят ее младшую сестру и пусть живут долго и счастливо!

Я часто рассуждаю как ребенок, плохо разбираюсь в романах, еще хуже – в жизни: в ней чувства могут охладеть куда быстрее. Вскоре, с Яном все стало постепенно возвращаться в прежний ритм и оборот. Несколько месяцев спустя стало ясно, что он не собирается жениться ни на Полине, ни на ком-либо другом. Студентки, привыкшие засыпать, мечтая о нем, избавились от бессонницы. Его стали все чаще видеть то в гордом одиночестве, то в компании его многочисленных подруг, а Полину – все реже в стенах колледжа. Потом нашу скуку взорвал инцидент в клубе, где она отличилась крайне безнравственным поведением и ушла оттуда с одним из неприятелей Яна. Вскоре она забрала документы из колледжа и исчезла совсем. От нее остались лишь записи, слухи и страница «Вконтакте», откуда она удалила всех, кто был в списке друзей. Наш маленький городок, которому смело можно было бы дать название «Тоска Смертная», где сплетни являются ведущим развлечением, еще долго хранил память о ней. Пессимисты придумали красочную историю о том, что девушка от безвыходности связалась с бандой, которая и расправилась с ней, и ее больше нет в живых. Оптимисты утверждали, что она пошла по стопам своей матери, уехала заграницу и устроилась по профессии (для таких, как она).

Но все темы для сплетен, как прочитанные книги, даже самые интересные, рано или поздно всем наскучили, а на смену им пришли более интересные. Для старушек по телевизору вышли новые сериалы, а для молодежи – серии из жизни их сверстников. Через несколько месяцев Кравец стала для всех спрятанным в архиве воспоминанием…

Глава 2

Полтора года протекли быстрым течением воды в Буге. За это время многие переехали в большие города. Мне тоже предстояло покинуть родные края. С моими слегка перехваленными способностями не хотелось ограничиваться дипломом младшего специалиста, да и сама специальность меня никогда не привлекала. Просто мама решила, что если я останусь учиться там, где она преподает, это продлит мое детство еще на несколько лет. Я подала документы сразу в два вуза в Киеве и, на всякий случай, в один Винницкий.

Поскольку мама считала общежития пределом безнравственности, каждый раз, когда я ездила в столицу, мне приходилось жить с ее братом и его семьей. Дядя, хоть и был намного старше, но очень напоминал маму. Каждое воскресенье они с тетей, будто сговорившись, убеждали меня посетить собрание в их церкви. И если мама, которая после многочисленных попыток приобщить меня к штундистам, уже давно сдалась, то им еще предстояло увидеть, каким крепким орешком является их племянница. Я не была совсем безнадежной атеисткой, мне даже нравилась воскресная школа, но для так называемых собраний для взрослых, мне казалось, я была не готова. Ну, или, если выражаться более честно, мне было скучно. Правда, однажды мне показалось, что, приличия ради, и из уважения к родственникам, можно было бы попробовать высидеть две двадцатипятиминутные проповеди, а потом, по дороге домой, умно кивать, выслушивая комментарии дяди Вани.

В то воскресенье все оказалось не так плохо, как я думала. Сначала проповедовал американец, не скажу, что я была настолько внимательна к теме, чтобы речь меня зацепила, зато она оставила след от ручки на моих ладонях и уйму новых слов на английском.

Второй проповедник использовал много шуток и рассказывал о миссионерском путешествии на корабле вокруг Африки. Я была даже рада, что провела воскресное утро, слушая что-то познавательное. В конце вышла выступать группа из воскресной школы. Наблюдая за милыми движениями детей, исполняющих «маленькую овечку», я заметила держащую для них микрофон девушку. Уверена, что в жизни каждой женщины хотя бы раз бывает такое, когда, увидев на ком-нибудь какой-то наряд, она сразу влюбляется в него, а потом долго ломает голову, где найти похожий. В то воскресное утро то же произошло со мной.

Платье средней длины с асимметричным воротником, необыкновенным рукавом и цветущими деревьями на подоле, где среди ветвей парили маленькие птицы. Это может прозвучать нелепо, но иногда слова не справляются с описанием того, что видели глаза. Я жадно любовалась этим нарядом, и даже мои слабые познания в моде давали мне понять, что его вряд ли можно найти на рынке или даже в бутике. Это, скорее всего, хорошо продуманный вымысел какого-нибудь дизайнера.

Еще больше меня заинтриговало лицо этой девушки, когда я его, наконец, заметила. Чем больше в него всматривалась, тем громче его черты выдавали мне то, во что мое сознание отказывалось верить. Кравец?! Нет! Ее сестра-близнец или, может, призрак? Девушка была, как две капли воды, похожа на нее, или я сошла с ума. Конечно, Кравец, которую я знала, никогда не носила таких длинных и закрытых нарядов, тем более таких изысканных. На ней всегда была масса украшений и косметики, а на девушке, если и вообще был какой-либо макияж, то очень незаметный, никакого излишнего блеска, все сдержанно, но так по-королевски элегантно, как на британской принцессе. Несмотря на это, присутствовало неоспоримое сходство, будто эта девушка – ее двойник из другого мира, где жизнь Полины полностью противоположна той, которая была здесь, или же это ее сестра-близнец, которую удочерили аристократы.

Собрание закончилось, и девушка в платье с птицами исчезла в тени коридора со стороны кафедры. Когда все стали расходиться, мое любопытство настойчиво искало ее среди толпы, глаза мечтали еще разок увидеть ее наряд…

Перед уходом домой мне пришлось совершить массу новых знакомств – от друзей моего дяди до моих сверстников, которые все дружно приглашали на собрания молодежных групп. Когда все эти братья и сестры узнали мое имя, а я выучила с десяток новых лиц, мы спустились в церковную библиотеку, где дяде Ване нужно было взять очередную книгу по трактовке «Откровения».

Потерявшись среди массы посланий и их толкований, я вдруг вновь увидела ее – ту девушку. Заметив мой стремительный взгляд, ее глаза тоже увеличились от удивления, уста растянулись в улыбке и из них, как выстрел в воздух, прозвучало мое имя, и уже не было никаких сомнений, что мы знакомы. Или, может, это мне просто показалось? Это определенно точно не могла быть та самая девушка, которая училась в нашем колледже, у которой моя мама преподавала черчение. Исчезнувшая из наших жизней где-нибудь в Турции или убита бандой. Кто она? И что случилось с той Полиной, которую я знала? Я вдруг поняла, что все, что у нас было – только слухи. За полтора года никто так и не узнал о настоящей судьбе бывшей девушки Яна. Мое любопытство иногда вспоминало об этом, но в тот момент каждая клетка моего разума жаждала объяснения…

Глава 3

Полтора года назад…

Прошло несколько дней после той жуткой дискотеки, но то, что произошло после, по-прежнему вызывало отвращение до тошноты. Полина понимала – в том, что с ней случилось, есть и ее вина, ведь сама решила, что, пофлиртовав немного с человеком, которого ненавидел ее бывший, она отомстит ему. Но за свой импульсивный поступок она дорого заплатила. О том, что ее изнасиловали, знала только сама Полина и тот, кто это сделал. Бороться за справедливость казалось глупой затеей. Это нужно было делать еще тогда, когда кто-то с необъятной и распущенной фантазией решил поднять свой статус, расхваливая ее якобы искусные навыки. Но тогда для нее имело значение лишь то, что Ян знал, что он был ее первым и единственным. Тогда она надеялась, что так будет всегда. А слухи… Они, как раковые клетки в благоприятной среде тоски, быстро размножаются и бросают метастазы, но так как это не смертельно, то зачем с ними бороться? Люди все равно гораздо охотнее будут верить в жуткую, позорную сенсацию, чем в гораздо менее пикантную истину. Это временно облегчает бремя их скуки и помогает увидеть себя выше и лучше того, о ком ходят эти слухи.

А теперь уже поздно. Заявление в полицию она не писала. Свидетелей не было. Разве она сможет что-то доказать? С ее-то репутацией? Тем более, ей не хотелось еще большего позора. И пока ее обидчик уверенно ходил по земле, она твердо решила подняться на несколько десятков метров над ней, чтобы закончить то, что, казалось, как-то постепенно утратило свой смысл.

Высота перестала устрашать почти сразу, и сознание не мутнело от трепета, когда она смотрела вниз. Перед ней не пробегала вся жизнь. Лишь отрезки глупых воспоминаний вперемешку с каким-то нелепым бредом, картинки на рекламных щитах, увиденные по дороге в Киев и отрывки из сериала, который она смотрела, когда ей было лет тринадцать. В одной из последних его серий главный герой, подросток Глеб Леонов, то ли из-за интриг в семье, то ли в личной жизни, тоже решает положить им конец, запланировав «уйти». Для этого он улетает в Лос-Анджелес, забирается на крышу одного из небоскребов, где, по иронии судьбы, вместо задуманного, спасает молодую американку, пришедшую туда с теми же намерениями.

Эта сцена волной сарказма вспоминалась, пока она терпеливо ждала, когда разойдется толпа возле магазина на первом этаже многоэтажки напротив. Когда-то она до инфаркта рассудка была влюблена в Леонова и со сладкой горечью в груди представляла как это – оказаться на месте Ив, той самой девушки. Правда, в Лос-Анджелес она бы вряд ли попала, а если бы и попала, то маловероятно, что ее кто-нибудь пустил бы на крышу небоскреба, да и для прыжка тогда не было бы причин.

Спустя несколько лет, когда у нее в этом мире не осталось никого, кроме младшей сестры и бабушки, когда в ее двадцать все окружение верило в унаследованную ею репутацию, ту самую, что уже много лет порочила их фамилию, причина казалась веской, как бетонный забор. Лучше бы она никогда не взрослела! Смотрела бы по телевизору «Платиновую Элиту», ложилась спать в полдесятого, засыпая под саундтрек любимого сериала, который исполнял любимый герой, и мечтала о нем же… Но она выросла, забыла о Леонове, стала влюбляться в тех, кто казались такими же благородными как он, или в красавчиков, как актер, исполнявший его роль. Вот только никто из них не смог сделать ей так больно, как это удалось Яну.

Еще один шаг, и все должно закончиться. И кто ее остановит? Полиция? Санитары из психушки? Главный герой «Платиновой Элиты»? Все они давно уже спали или спасали кого-то другого. Когда толпа разошлась, на всем видимом периметре была только она.

Наконец-то…

– Полина, – послышался детский голос из глубин ее сознания и взорвал тишину.

– Полина! – воскликнула маленькая сестренка, забежавшая без стука в ее комнату несколько месяцев назад, когда та, борясь со сном, пыталась что-то выучить на предстоящий экзамен.

– Марин, ты почему не спишь?

– Мне страшно, – промолвила она, прижимая свое заплаканное личико к Полининой груди.

– Тебе опять приснился страшный сон?

– Нет, я вообще не могу уснуть. Я боюсь, что придут люди из детского дома и заберут меня.

– Не беспокойся, если они придут, мы даже в дом их не пустим.

– А если бабушка умрет? Она говорит, что у нее больное сердце и что ей немного осталось! Я боюсь!

Глаза восьмилетнего ребенка были переполнены страхом и не удерживали слез. Но Полина знала, что девочку было проще утешить, чем ее саму:

– Мариш, ты ведь еще маленькая, ты не понимаешь, все бабушки так говорят, у них так принято – жаловаться на здоровье, ставить свечки в церкви и говорить, что скоро конец. Ей ведь всего семьдесят, она должна прожить еще лет тридцать.

На самом деле, лично она не знала никого, кто бы дожил до сотни, хоть и слышала о таких по радио, но, благодаря этим словам, доверчивое личико сестренки сразу же немного расслабилось, отпуская изначальное напряжение.

– Мы с бабушкой не отдадим тебя никому, если ты будешь себя хорошо вести, – улыбнулась она, поцеловав сестренку в лобик, – хотя, куда мы денемся, даже если ты будешь вести себя плохо, разве мы сможем отдать тебя в детский дом?

Марина залезла к Полине на кровать и хитро утопила головку в одеяле сестры, чтобы вытереть слезы. Полина подвинула подушку и уложила ее рядом с собой. Подготовка к экзамену перенеслась на следующий день. Марина котенком свернулась в клубок, но в ее сердце все еще была тревога:

– Поль, а кто защищает взрослых?

– Взрослых? От чего их нужно защищать?

– Ну, когда мы маленькие, нас защищают взрослые: мамы, папы, бабушки. Например, я боюсь хулиганов из соседнего села, которые всегда сидят возле магазина, но если я пойду туда с мамой или с бабушкой, или даже с тобой, я знаю, что вы меня будете защищать, и мне не страшно. Но кто защищает взрослых? Они ведь тоже кого-то боятся?

– Взрослые сами себя защищают, а если не могут, то обращаются в полицию. Не бойся, никто тебя в обиду не даст. Спи!

«Нет, сестренка, я соврала, здесь нет никого, кто бы защищал взрослых. В этом мире каждый сам за себя, и когда ты вырастешь, то поймешь, что была права, когда боялась».

Ветер бросил ей в лицо холодную пощечину, сердце обливалось кипятком в осознании самого главного, что вдруг существенно стало колебать ее решительность. В какую сторону сделать шаг? Полина вдруг поняла, что выбор остается за ней, но так будет только до тех пор, пока ее стопы ощущают под собой бетонную плиту; но его не станет, как только она сделает шаг навстречу непобедимой гравитации…»

Стрелки на часах в спящих квартирах передвинулись на несколько миллиметров, и ее сердце успело сделать пару толчков до того, как она приняла решение. Под ее ногами все еще были двенадцать этажей и ночные огни. Безразлично спящий город вдруг шепнул ей еще одно маленькое утешение. В нем ведь почти три миллиона жителей, и есть лишь несколько живых душ, которые знакомы с ней. Никому из них даже не известно о том, что произошло после дискотеки. Никто не знает о ней ничего позорного, никто о ней ничего плохого не думает. Мало того, никто из них о ней не думает вообще. И ведь зачем возвращаться назад, если можно свернуть направо, налево, пойти на север, на юг, и попробовать заново, даже здесь в столице. Просто попробовать, и если не получится, попробовать еще раз…

Глава 4

Ближайшей знакомой Полины в Киеве была ее двоюродная сестра Маша. Последний раз Полина приезжала сюда три года назад, чтобы повидаться с ней, когда та училась в университете. Полина плохо ориентировалась в столице, поэтому выбрала именно этот район, поскольку только его за пять дней пребывания в гостях у сестры ей удалось немного изучить. За это время здесь мало что изменилось.

Было только два вида транспорта, которыми можно было воспользовался в это время суток – это такси и маршрутки. Так как изначально возвращаться домой она не планировала, собранную по карманам мелочь нужно было экономить. Сдачи, оставшейся с билета в Киев, достаточно было на самую дешевую электричку третьего класса до Винницы и на беляш на привокзальном рынке, ну или чтобы дважды проехать на метро, но никак не на такси. Ждать до утра здесь на лавке слишком небезопасно и холодно.

При свете фонарей можно было сориентироваться, как попасть к кузине, но она была не настолько близка с ней, чтобы явиться туда, когда время уже давно перевалило за полночь, тем более, что за последние три года единственным общением между ними были лишь СМС-поздравления с праздниками. Тем не менее, на детской площадке возле Машиного дома была беседка, где можно было спрятаться если не от холода, то хотя бы от дождя, капли которого становились все гуще. После двадцати минут блужданий по ночным кварталам дождь начал усиливаться, перерастая во что-то ужасное. Он словно сговорился с сильным ветром, чтобы наказать ее, и небо гремело от их гнева. Молнии раздирали его на пылающие осколки, казалось, они вот-вот упадут на землю. Когда Полина, наконец, дошла до той самой беседки, то поняла, что еще немного, и эта небольшая крыша без окон совсем не спасет от воды, проникающей сквозь ажурные стены.

Усевшись на лавочку внутри, прижав колени к груди, она сжалась от холода. До полуночи, наверное, здесь тоже были люди, которые возвращались домой и могли бы впустить ее в подъезд. Так, всего несколько часов назад, она попала на крышу. Но в это время вряд ли можно дождаться кого-нибудь, возвращающегося домой. Теперь ей ничего не оставалось, кроме как ожидать, пока рассвирепевший до безумия дождь промочит ее насквозь, и вместо того, чтобы начать жить с пользой и искать работу, она заболеет и принесет массу хлопот.

Хотелось спать, но от сильного холода заснуть не получалось. Подняв глаза, она отыскала взглядом балкон кузины и представила себя там, но воображаемое тепло не согревало. Внезапно, сквозь густую стену капель она заметила небольшой проблеск надежды. В находящемся рядом окне, которое относилось к кухне Маши, горел свет. «Значит, она не спит…».

Несколько раз мысленно посчитав этажи и представив расположение квартир внутри, она убедилась, что свет, действительно, горел там, где ей нужно, и она будто почувствовала тепло от мягкого, сухого одеяла. Но как объяснить свой визит? Любая ложь казалась лучше правды, и она уже репетировала возможные варианты: «Приехала поступать на дизайнера, как когда-то мечтала, потом решила прошвырнуться по магазинам, купить что-нибудь, чего нет в Виннице, и так сильно увлеклась покупками, что опоздала на поезд и все такое…». Правда из-за отсутствия самих покупок этот вариант не прокатит.

Искупав в нескольких лужах обувь, она перерезала ливень путем к подъезду, успокаивая себя, что солдатам во время войны еще и не в таких экстремальных условиях приходилось ночевать.

– А, может, рассказать ей правду? – смеялась над собой Полина, набирая номер квартиры на домофоне.

– Алло?

Если бы даже свет горел не в той квартире, то там где нужно точно не спали. Трубку сняли всего после двух гудков, будто ее прихода ждали. Только от этого не стало легче. Последовавшее после нажатой кнопки ответа «Алло» было произнесено мужским голосом. К своему стеснению и разочарованию, Полина заколебалась. Стало ясно, что по ту сторону провода был кто угодно, только не Маша.

«Какая же она глупая». Прошло ведь три года. В лучшем случае, у Маши есть парень, который вряд ли будет рад ее визиту. Куда хуже, если она переехала или, может, это вообще не ее квартира и подъезд не тот. Облом! Как в фильме «С легким паром!».

– Кто это? Говорите… – продолжал голос.

Полина испугалась. Даже дождь не смог смыть того, насколько глупо она себя чувствовала.

– Я… Я к Маше, – робко ответила она.

– К кому? К Маше? Она же здесь не живет.

«Конечно же – она здесь не живет»! Надо было сразу доверится голосу здравого смысла. Может, она бы меньше намокла и не сгорала бы теперь со стыда.

– А вы кто? – послышалось из мигающего зеленым светом аппарата. Оставив этот вопрос без ответа, дрожащими от страха и холода едва

ощутимыми пальцами она нажала кнопку сбоя.

Дождь даже не собирался переставать, и Полина, как раскаявшийся преступник, уже не противилась наказанию. Она ненавидела себя за то, что она, вообще, приехала сюда.

Не пропустив ни одной из луж, в которые вступала по дороге к подъезду, она вернулась в беседку, где каждый миллиметр потрескавшейся краски на лавке был пропитан водой. Свернувшись в прежнюю позу, она принялась считать секунды до далекого утра и совсем не заметила, как вскоре дверь подъезда открылась. Услышав шаги за спиной, девушка испуганно оглянулась, ее глаза встретились с ослепляющим светом фонаря.

– Эй, это ты тут людям спать не даешь? Звонишь в домофон в полвторого ночи? – Доносился из-под плаща тот самый голос, который она услышала в домофоне. И, хоть вполне логичным в данной ситуации было бы быть раздраженным не на шутку, в нем она услышала нотки юмора.

– Простите, я думала, там живет моя сестра. Я, наверное, все перепутала.

Полине было стыдно и страшно, что парень сейчас, чего доброго, милицию вызовет. Как же она объяснит теперь, что делала в Киеве. Теперь уже не выкрутиться.

– Простите меня, пожалуйста. Вы только не подумайте… Я не пьяная и не сумасшедшая, – захлебываясь слезами, выдавила Полина, – я просто застряла здесь, транспорт не ходит, а мне некуда больше идти.

– Да не надо, не беспокойся, – голос по-прежнему не казался раздраженным, и силуэт призрака стал выглядеть больше похожим на человека, – я хорошо знаю Машу, она уже почти год как переехала. Пойдем в дом, а то я из-за тебя замерзну.

Полине было слишком холодно, чтобы бояться, да и слишком поздно, чтобы что-то терять. Ее смерть осталась ждать ее на крыше в нескольких кварталах отсюда, на тот случай, если она вдруг передумает жить, или плащ с фонариком окажется маньяком. Покинув беседку, два промокших капюшона поднялись на третий этаж, где перед Полиной открылись двери в ту же квартиру, где она провела пять счастливых дней три года назад. Правда, уже в прихожей она заметила, что внешне квартира была немного изменена. Ее новый житель, к счастью, оказался совсем не похож на маньяка. Плащ положил фонарик на стол и легким движением рук превратился в темноволосого паренька с задумчивыми серыми глазами и приветливой улыбкой. В чертах его лица она узнала что-то почти родное.

– Антон?! – вырвалось из картотек ее памяти.

– О, теперь понятно, какая двоюродная сестра! Хотя нет, не совсем понятно! Кто ты? И что ты сделала с той маленькой хитроглазой девочкой, которую я знал раньше?

– Ты тоже вырос! – окинула она взглядом молодого человека.

Когда она видела его последний раз, он был очень худощавым, помешанным на учебе мальчишкой. Каждое лето он приезжал в село к дедушке. Он был старше Поли, но, не смотря на то, что среди детей были и его одногодки, реже других выходил играть. Часто его видели на крыльце, увлеченно читающим книгу. Многие не понимали этого, но когда Поле было двенадцать, и ей безумно нравился Глеб из «Элиты», она стала думать, что он тоже влюблен в какую-нибудь героиню, и в этом, ей казалось, они были похожи. Другие просто считали его вундеркиндом. После смерти дедушки родители Антона продали дом, и, с тех пор, он больше не приезжал.

Оказалось, что в квартиру, которую раньше снимала Маша, он попал чуть меньше года назад по ее же рекомендациям, когда она решила переехать к своему жениху, о котором Полина еще не знала. Правда, Антону с жильем повезло больше. Хозяева успели сделать ремонт, и от привычной совдеповской захламленной хрущевки или, выражаясь деликатней, квартиры в стиле коммунистического винтажа, мало что осталось.

Согревшись теплым чаем на кухне, которая лишь по своей планировке была похожа на прежнюю, Полина перешла в гостиную. Пока Антон раскладывал диван, за стеной послышался звонок скайпа.

– Ты располагайся здесь. Будь как дома, а мне нужно срочно пообщаться с другом. У нас сумасшедшая разница во времени, и сегодня первый раз за два месяца, когда я решил дождаться его.

Перед своим уходом он достал из тумбы под сервантом тяжелый шерстяной плед. Завернувшись в него, наслаждаясь неожиданным комфортом, она стала с любопытством рассматривать преображенную в двадцать первый век комнату. Ремонт кардинально менял внешний вид жилища, но именно новый ее постоялец внес туда атмосферу, не вызывающую ностальгии о прошлом. Она была умело создана маленькими, без навязчивой значимости, вещами, подобно аксессуарам в одежде, которые так любила Поля. Именно эти небрежно расставленные диковинки на столе и на полках книжного шкафа помогли узнать, насколько изменился их владелец. Керамические гондолы и деревянные маски, индейские украшения из перьев, миниатюрные человечки в сомбреро, разноцветные животные, куклы в национальных костюмах сияли многокультурным разнообразием.

Среди густо прикрывающих пустоту стен автомобильных номеров из нескольких штатов США, табличек с цитатами и многочисленных фотографий мировых достопримечательностей, Полинино внимание привлекло фото, которое случайно пробудило в ней что-то светлое, наивное и приятное. По всем признакам это оказалась ее собственная мечта, самая большая, которая уступала по значимости лишь мечте о ее встрече с любимым актером. Когда-то, как одна, так и другая, они были оставлены на скамье средней школы из-за их неосуществимости. Воспоминание о них вспорхнуло подобно движению крыл мотылька, когда она увидела фото девушки на фоне Бруклинского моста в Нью-Йорке. Ее лицо было против солнца, и его практически не было видно, лишь силуэт, куда Полинино воображение поместило ее саму, как она это делала когда-то, когда видела другие фото заветной страны. Но здравый смысл сразу же вывел ее обратно в пространство реальности, где, по словам ее мамы, нет места пустым фантазиям:

«В жизни нужно сделать три вещи: получить хоть какую-нибудь специальность, чтобы была уверенность, что ты не умрешь с голоду. Выйти замуж, и чем раньше, тем лучше, так как быть старой девой неприлично в нашей стране. И родить детей до тридцати, чтобы в старости не остаться одинокой. Нужно быть практичной, идти проверенным путем и мечтать только о том, чего ты можешь добиться сама в меру своих способностей».

И в эти пределы не вписываются путешествия за океан, на которые пришлось бы копить правдами и неправдами почти всю жизнь.

Полина выключила свет, чтобы фото девушки спряталось под густой завесой темноты. Не может надеть большая девочка любимое детское платье, каким бы красивым оно ни было, ведь это будет выглядеть глупо и нелепо. Его отдают младшим сестрам, бедным детям в интернат или отправляют на чердак, где оно долго предается забвению. Наверное, то же самое происходит с мечтами из наивного детства…