Read the book: «Невеста восточного ветра»
Глава 1
– Явился какой-то мальчишка, господин. Он говорит, что кто-то ждёт вас в чайной, на южной улице, но кто – не признаётся.
Лицо моё просветлело. Перехватило дыхание! Слуга посторонился, заметив такую перемену, а мои ученики подняли носы от своих табличек. Нервно пригладив бороду, поправив чернильницу на низком столе у своих колен, я тихо сказал слуге:
– Хорошо, ступай… И скажи, чтобы подготовили коня и одежду.
Жаркий солнечный свет пробивался сквозь шёлковые занавеси на резных окнах. Два десятка любопытных мальчишеских глаз смотрели на меня с узорчатого ковра, выстилавшего зал для занятий.
– Увы, но урок мы закончим сейчас же, – едва сдерживаясь, чтобы не вылететь вон, заговорил я. – Вашему учителю нужно срочно покинуть дом.
Те, кто сидели подальше, переглянулись со скрытым ликованием. Первые же ряды не могли себе этого позволить и слушали меня внимательно, только лишь блестя глазами.
– Сейчас посмотрим, что вам задать, и вы можете идти… – дрожащей рукой я неловко взял со стола тяжёлую, скованную позолоченными углами книгу. – А ваши родители, если не поверят, что я вас отпустил, могут прислать сюда слуг за подтверждением.
– Да, мудрейший! – на уроках таким стройным хором они не отвечали.
Мне самому, точно как этим мальчишкам, не терпелось поскорее вскочить и вырваться на свободу! Я знал, какой человек ждёт меня в южной части города. Я ждал этого человека целый год! Я так надеялся, что этот человек придёт раньше! И уже почти перестал ждать.
Переодевшись, я дал указание старой служанке, управлявшей домом, приготовить ту комнату, что уже давно была выделена для неизвестного гостя.
А точнее, для гостьи.
– Ну наконец-то мы посмотрим, кто это есть! – проводив меня, сказала она слугам.
Терпения не было, и я решил идти пешком, приказав оседлать коня и привести его за мной следом. Ведь верхом можно запросто застрять на этих узких цветных улочках, да и привлечь к себе лишнее внимание тех, кто меня здесь знает. Минула лишь половина тех часов, что считаются утром, и поэтому мне пришлось пробираться через всех торговцев южной стороны Города Семидесяти Четырёх Башен и вереницы их покупателей. Но каждая лишняя минута ожидания казалась такой счастливой!
«Вы что же, рискнёте всем, что у вас есть? – вспоминал я собственные слова годичной давности. – Но зачем?»
«Да у меня ведь нет ничего! Поэтому нет и никакого риска».
«А ваша жизнь?!»
«Если не хотите брать меня с собой, так и скажите. Если уж люди проходят пустыню в одиночку, то и я как-нибудь смогу».
Всего лишь несколько минут, и я снова услышу этот полный жизни голос!
Чайная, украшенная косыми солнечными лучами, уже была полна народом. Музыкант неторопливо перебирал струны, а толстые ковры на стенах подсвечивались кованными светильниками.
Но где же она?!
Цель мне указал мальчишка-подавальщик в цветастом кушаке. Ведь сам я никогда не узнал бы в этой блёклой фигуре в углу свою давнюю соратницу по приключениям.
Она сидела, скрестив ноги, на ковре у самого дальнего стола – прислонившись к тёплой стене, словно во хмелю. Лицо её скрывал пыльный, истерзанный ветром пустыни шарф, а всю одежду (ту самую, что была на ней и год назад!) покрывал такой слой рыжей пыли, что даже странно, как хозяин позволил ей войти! Завидев меня из тени, блёклая фигура устало выпрямилась.
– Вы сейчас наверняка думаете, как меня сюда пустили… – из-под шарфа донёсся знакомый, но теперь будто ссохшийся за недели молчания голос.
– И как же тебя пустили?
– Я сказала, что я – приёмная дочь духанщика Марши́. Шучу, я не стала бы позорить его честное имя.
Откинув полы верхних одежд, я поскорее сел напротив и нетерпеливо стал разглядывать во что же она превратилась за год скитаний.
– Здравствуй, – не веря себе, сказал наконец.
– Здравствуйте, мудрейший…
Она обнажила голову, и теперь можно было убедиться, что это действительно та, кого я ждал. По-прежнему юная, с почти нетронутыми солнцем светлыми волосами и кожей, но повзрослевшим, тяжёлым от усталости взглядом.
Моя злосчастная бродяга. Год назад ты была словно молодой зверь, готовый сорваться с места в любой миг, чтобы нагнать свою цель. Спина твоя всегда была прямой, кулачки сжаты. А теперь? Губы лишились цвета, лицо безвольно, глаза красны от песка.
– Почему ты так долго не приходила?
– Вы же сами знаете, какой долг на мне висит… А сейчас мне просто захотелось вас повидать. Если я, конечно, вас не стесню…
– Ты же знаешь, я жду тебя так давно!
Вновь подошёл мальчишка, затянутый расписным кушаком, и я велел принести вещи молодой госпожи. Но она прервала меня:
– А нет вещей.
– Это поправимо!
– И коня тоже больше нет…
– Куда же всё подевалось?
– Раздала, – пожала она плечом.
– Что ж, кому-то всегда нужнее.
– Сегодня даже вода закончилась, а фляга треснула…
Вдруг руки её опустились – чаша в них была пуста. Она подняла на меня свои светлые глаза, с которых медовое вино смыло пыль безразличия, и произнесла капризно, как ребёнок:
– Я устала!..
Конечно же ты устала, неразумное дитя! Я помогу тебе подняться с подушек и поведу на раскалённую утренним солнцем улицу, где меня ждёт тот самый конь, что ещё помнит наше с тобой странное путешествие. Он повезёт тебя в мой дом, который, как я молю небо, станет и твоим.
Мы встретились чуть более года назад. Тогда я возвращался на родину после пятнадцати лет службы царской семье Магора́ха. Все эти пятнадцать лет я был учителем наследника, и теперь, когда его образование было закончено, нам пришлось попрощаться. С большим сожалением! Принц хоть и был своенравным юношей, но искренне любил меня и те науки, которые я ему преподавал. Я держался в стороне от дворцовых интриг, и все свои силы посвящал будущему царю, который для меня так и остался озорным ребёнком. Нынче же он превратился во взрослого юношу, и школьные предметы остались позади. Он уговаривал меня остаться, быть его советником или же просто жить при дворце, как члену семьи, но я не хотел менять своё ремесло на праздную или полную политики жизнь.
Я принял решение вернуться туда, где родился и вырос – в Город Семидесяти Четырёх Башен, царство без правителя, столицу всех наук, управляемую советом из семидесяти четырёх учёных мужей. Там я получил своё образование, вступил на путь наставника и, отличившись на поприще простого учителя, дорос до приглашения стать учителем придворным. Тогда мне ещё не было и тридцати лет. Теперь же, пройдя эту ступень, я мог вернуться и на заработанное состояние открыть свою собственную школу математики, астрономии и поэзии. Я мог бы готовить молодых людей к поступлению в студенты к учёным Башен, а в будущем, возможно, если мои воспитанники отличатся, сам стал бы одним из семидесяти четырёх мужей-правителей. А более высокого звания на моём поприще не существует.
Так что, несмотря на печаль расставания, я покидал Магорах, полный светлых надежд – я вернусь в дом своих покойных родителей, я увижу своих друзей и однокашников, у меня будет собственная школа, вновь множество учеников, и я начну преодолевать следующую ступень своей размеренной жизни.
Мне предстоял очень долгий путь. С запада на восток можно было добраться за несколько месяцев, обогнув самую жаркую, незаселённую часть нашей великой пустыни по окружавшим её царствам. Но! Как и все путешественники я собирался эту пустыню пересечь и сократить время путешествия наполовину. В конце концов пятнадцать лет назад мне это удалось, пусть тогда я и был моложе.
Принимая таковое решение, я не мог знать, как оно встряхнёт мою спокойную судьбу.
Царство Иви́рхия было предпоследним пунктом на пути к пустыне. Я прибыл туда в самый разгар ежегодного праздника – моления Восточному Ветру на восходе пятой луны. В этот день ивирхийцы просят своё главное божество принести с востока долгожданные дожди, птиц и семена плодоносных деревьев с восточных холмов. Едва луна появляется над потемневшим горизонтом, начинается празднование – на пески перед крепостной стеной высыпает народ всех мастей, разодетый в багровые с золотом ивирхийские одежды. Звучит бешеная и такая же блестящая музыка, ведь здесь любят рожки́, барабаны и трещотки из медных монет.
Вот в этот самый момент я и приблизился к городу после многих дней дороги. Но войти в головные ворота не было никакой возможности – необъятная толпа с фонариками и лампами преградила мне путь.
Судя по радостным лицам, не стоит и пытаться проторить себе дорогу. Моего уставшего коня окружили со всех сторон, да и на постоялом дворе я всё равно никого не найду – все местные собрались здесь.
Когда-то очень давно в этот день в Ивирхии приносили Ветру настоящую жертву. Причём, человеческую – и это всегда была красивая девушка. Но дикие времена давно остались в прошлом, а жертвоприношение заменил красивый обряд. Однако до сих пор главная роль в нём отводилась заранее избранной горожанами девице.
Я уже бывал в этих краях и видел всё действо – незамужние девушки в танце рисуют на песке замысловатый узор, в центре которого находится та, которую в прежние времена умертвили бы в самый разгар пляски! Нынче же главная героиня должна была просто хорошо танцевать вместе со всеми, не рискуя расплатиться за свои таланты жизнью.
Отчаявшись найти отдых и заслышав призывные гудки рожков, я смирился и стал смотреть на собирающихся вместе танцорок. По меньшей мере это красиво, поэтому нечего позволять усталости мешать удовольствию.
Грохнула музыка, и смешанный с воем Восточного Ветра голос рожка унёсся на запад к багровому солнцу. Я был верхом и с высоты сразу увидел ту, которая находилась в центре. Удивление захлестнуло меня с головой, стирая всякую усталость! Сколько я ни встречал людей в своей жизни – в школах ли родного города или во дворце Магораха – но не видел никого подобного! В багровом ивирхийском платье, среди огня и местных жителей, танцевала девушка, и кожа её и волосы были такими светлыми, как не бывает даже у младенцев! Её обнажённые руки и лицо походили цветом на сладость из молока и миндальной крошки. Или на свежую рану орехового дерева. Или на кофе, слишком разбавленный молоком. А волосы светились, как перо голубя, чей отец был рыжим, а мать белоснежной.
Я смотрел на это неизвестное существо, позабыв обо всем. В своей жизни я видел немало и думал, что на ближайшие две сотни царств для меня не найдётся ничего удивительного. Я видел людей со всех концов пустыни – с кожей коричневой или жёлтой, огненного цвета или цвета оливок. Видел даже оборотней! Но никто из них, на многие-многие вёрсты вокруг не имел подобного облика. Здешняя земля давала своим детям тёмную кожу и тёмные волосы.
Девушка танцевала так, будто сама и придумала жертвенный танец. Руки её словно создавали эту музыку, местная одежда сидела на ней удивительно ладно, а её самозабвенность заражала и без того опьянённых праздником ивирхийцев. Все смотрели на неё, все танцевали. Непокрытые волосы женщин сверкали от ореховых масел, и только её волосы развевались как золотистый пух. Я старался рассмотреть её лицо, но толпа не позволила, восторгаясь тому, как замечательно воздана честь Восточному Ветру – он будет благосклонен, и непременно подарит земле дождь, ведь всем сейчас так хорошо, что никто не может стоять смирно и не танцевать.
Уже глубокой ночью я добрался до постоялого двора. Улицы города были полны, люди пьяны, духан при постоялом дворе стоял на ушах, и мне даже не удалось увидеться с хозяином, своим старым знакомым. В комнату меня проводил слуга, и я уснул мертвецким сном, даже не слыша творящегося за окном безумия.
В честь праздника утро началось очень поздно. Спустившись в духан, я нашёл хозяина в полном одиночестве наводящим порядок среди утвари.
Его звали Марши́, и с тех пор, когда я видел его последний раз, прошли немалые года. Он не постарел, не похудел – его усы были ровно той же длины, что и всегда, и, кажется, даже рубаху он носил всю ту же. Завидев его с витой лестницы, я на миг ощутил себя юным студентом одной из Башен родного города.
Когда-то Марши жил именно там! И тоже содержал духан, который знала вся округа. Учениками мы часто туда наведывались, и наши споры полыхали за кружкой хмельного мёда до самого утра. Жена Марши, к его огромному горю, умерла при родах, и он один воспитывал дочку. Однако лет десять назад, когда я уже жил в Магорахе, во время страшной засухи заболела и умерла также и она. Чтобы спастись от воспоминаний, Марши продал своё дело, пересёк пустыню и начал всё заново здесь, в Ивирхии. Тогда мы и виделись последний раз.
– А вот и ты, хвала небесам! – сипло рассмеялся он, едва только меня заметил. – Мне-то уже сказали, что за гость к нам пожаловал! Прошу-прошу, почтенный господин! Или тебя уже положено звать «почтеннейший»? Ну теперь-то я буду драть с тебя двойную цену за свою кухню, без зазрений совести! Ох, да что это, седой волос у тебя? Стыдись, даже у меня их нет! А ведь я тебя лет на двадцать старше!
По зову примчался заспанный мальчишка-слуга, и уборку передали ему. Мы же с Марши сели позавтракать в углу, распить два-три чайника с чаем и поговорить о произошедшем в последние годы.
Духан он устроил неплохо, даже лучше, чем в Городе Семидесяти Четырёх Башен. Это был даже не дом, а скорее небольшой дворик, обнесённый стенами. В центре крыши зияло открытое небо и к нему тянулся воздух от входа. Со стен копнами свисали ветви растений – благодаря им этот воздух даже казался свежим. Увы, из-за жары во многих царствах в сады пришлось превратить дома.
– Во всей этой красоте видна женская рука, верно? – посмеиваясь, спросил Марши, видя, как я невольно возвращаюсь взглядом к зелени над головой (ведь в дороге мне не встретилось ни одного живого листка).
– Не женился ли ты?
– Уж скорее я женюсь, чем ты! – он расхохотался. – Но нет, есть у меня теперь помощница, вроде приёмной дочки.
– Ты взял на попечение сироту? – удивился я. – Давно ли?
Хотя стоит ли удивляться. Потерявшим ребёнка нелегко привыкнуть к одиночеству.
– Недавно… – Марши с улыбкой покачал головой. – Пришлось взять! Она здесь как слепой котёнок, хотя вроде уже и взрослая. Я бы сосватал тебе её в жёны!..
Вот этого я не мог ожидать!
– …но у неё такая дурь в голове, что лучше пока походить ей в девках. Иначе либо ты мне её вернёшь, либо она сама от тебя сбежит.
Оставалось только догадываться, о ком Марши худшего мнения – обо мне или о своей сироте.
– Как бы там ни было, моё дело учить детей, а не производить их на свет, – попытался я посмеяться вместе с ним.
К счастью, этот опасный разговор был прерван – в тёплую тень духана впорхнула пара девушек. Сперва я подумал, что одна из них и есть приёмная дочь Марши. Но нет, это оказались её подружки – они спросили разрешения пойти к ней наверх и тут же убежали. Обе они были по-ивирхийски смуглые, с кожей красноватого оттенка, с высокими чёрными косами и обнажёнными руками, покрытыми татуировкой цвета киновари до самых плеч.
– Так ты что же, один собираешься пройти пустыню? – вновь Марши повернулся ко мне и ловким движением наполнил опустевшие армуду чаем. – Почему ж не дождёшься какого-нибудь каравана? Или хоть просто попутчиков?
– К чему это? – пожал я плечами. – Я не настолько отвык от трудностей.
– Мало ли кто встретится на пути, а в одиночку…
– Разбойников в пустыне нет, знаешь сам. Все они промышляют рядом с городами. Да и взять у меня нечего, заработанное я с собой не везу, оно уже на родине.
– В нынешние времена не знаешь, как всё поменяется, – хмыкнул Марши с сомнением. – В этой засухе у людей мозги поворачиваются набекрень. Да и не только у людей! Говорят, оборотни стали встречаться всё чаще.
– Вероятно, они ищут новые места для жизни…
– А где ж их найдёшь, люди сами хотели бы знать! Надеюсь только, что они не затеют войны, чтобы забрать себе какой-нибудь готовенький город с водой и удобствами!
Обычно двуликие оборотни живут, как кочевники, и держатся в стороне от людей. Они презирают нас, но ещё больше презирают друг друга. Кланы без конца воюют между собой, а мы для них – нечто вроде пыли под ногами.
– Сайгаки не начнут ничего подобного, у них у самих есть город, – улыбнулся я опасениям Марши. – А со своим золотом они живут гораздо лучше, чем мы с тобой. Тиграм и шакалам нужна охота, они не смогут жить взаперти. А вот шершням…
– А шершням-то нужны сады и цветы! – видя моё замешательство, подхватил духанщик. – Они всегда шли за дождями, а теперь без дождей пустыня совсем не цветёт. А у нас тут круглый год рассада в горшках!
Он ткнул пальцем себе за плечо, где по стенам бежали предательски пышные вьюны.
– И чего им стоит перебить целый город? От шакалов и тигров можно отбиться, а как отобьёшься от роя пчёл? Один укус – и всё! Помер! Да если б они захотели, то захватили бы любое царство, а может, и все разом!
Подметавший пол мальчишка замер, слушая с открытым ртом.
– Перестань, только зря наводишь страху, – рассмеялся я, удивлённый подобной болтовнёй, – а ведь тебе непозволительно упадничество, у тебя собирается полгорода! Что будет, если люди подхватят эти россказни и начнут мучаться понапрасну? Времена и без того трудные.
Марши пристыженно вздохнул и зачесался, давая понять, что по вечерам в духане обсуждаются именно эти абсурдные предположения.
– У людей и так много проблем, – покачал я головой, – не стоит им выдумывать новые.
– Так-то оно так, просто… – он оглянулся на витую лестницу, ведущую в комнаты для приезжих, – такое у меня нынче положение, что хочется побольше тени навести на этих проклятых оборотней, будь они неладны…
Удивившись ещё больше, я не успел спросить, что за положение вынуждает его врать об оборотнях. На лестнице послышался шум, и вниз с весёлым топотом сбежали уже три девушки.
– Дядя Марши! Дядя!! – закричала одна их них. – Мне дарят коня за вчерашний обряд!! Всё сработало, на востоке уже видны тучи!
Это была та самая, светловолосая «жертва» Восточного Ветра…
– Ну вот, – обречённо хлопнул себя по колену духанщик. – Теперь ври не ври про этих оборотней – не поможет…
Через пару часов конь уже занял почётное место на постоялом дворе среди лошадей приезжих. Это действительно был хороший, выносливый жеребец заметно спокойного нрава. Ивирхийцы щедро выразили свою благодарность героине обряда! В последние годы ритуал не всегда срабатывал, поэтому их радость можно было понять. Как и в других царствах, моления, веками приносимые Восточному Ветру, теперь не гарантировали его благосклонности.
Но на этот раз Ивирхии удалось её снискать.
Небо к полудню заволокло тяжёлыми тучами, каких здесь не видели с прошлого года. А едва коня завели на двор, как эти тучи разразились невероятным ливнем! И праздник продолжился.
Счастливые люди теперь плясали под горячим проливным дождём, в клубах пара, исходящего от мостовых. Танцевала и эта девочка со своими подругами, а постояльцы её опекуна носили их на плечах и славили, как великих шаманок.
– Так что же у тебя за положение? – напомнил я Марши, с которым мы любовались дождём со ступеней духана. – И зачем болтать про оборотней?
Вмиг позабыв радость, тот помрачнел, оглянулся в пустой зал и поманил меня за собой. Но войти успел только я – сам Марши был схвачен за руку подлетевшей к нему «дочерью», мокрой до самой последней нитки.
– Ты ведь видел коня? – закричала она сквозь шум ливня и смех людей.
– Видел…
– Я ведь теперь могу ехать!!
– Да куда ты, глупая, поедешь!..
– Я не могу остаться! Так надо!
– Кому надо?.. Этому твоему?..
– Прости, пожалуйста! Но… ты же всё знаешь.
И, поцеловав его в небритую щёку, она опять убежала под дождь.
Видя, как изменилось от горечи лицо моего давнего друга, я тронул его за плечо. А тот вздрогнул, будто уже забыл о моём существовании.
– Что у вас тут происходит? – спросил я тихо.
Марши словно не хотел отвечать. Но уже в следующее мгновение он вдруг просиял от озарившей его догадки.
– Послушай! – теперь он сам вцепился в мою руку. – Ты ведь едешь через пустыню! Ради всего живого! Прошу тебя! Помоги!
– О, небо, да что случилось, в уме ли ты…
– Возьми эту девчонку с собой!
– Ч-что?..
– Одной ей никогда не проехать пустыню, а ты, я знаю, никому ничего не разболтаешь!
Глава 2
Вскоре вода залила улицы, небо потемнело, будто наступила ночь – и всем горожанам пришлось вернуться в свои дома. Постояльцы набились за столы духана и в блаженных разговорах распивали теперь чаи и мёд. Над слуховым окном растянули навес, и теперь можно было наслаждаться шумом воды и раскатами грома в сухости и тепле.
Хозяин со своей помощницей не могли оставить посетителей без внимания. Но его требовал и я! Что у меня только что попросили, какую услугу я вдруг должен оказать?! Не желая, чтобы кто-то нас слышал, духанщик затащил меня за прилавок и попытался всё объяснить, поминутно отвлекаясь на подбегающих за стаканами подавальщиков.
Тут же находилась и его бледная, желтоволосая дочь…
Когда меня втолкнули за прилавок, вспыхнувшую неприязнь мигом остудила её смущённая улыбка и блестящий взгляд. Моё минутное раздражение растаяло – и её бледность снова превратилась в достоинство, а волосы заискрились от влаги при свете десятка узорчатых ламп. Даже не сменив одежду на сухую, она ловко протирала медные стаканы и один за одним выставляла их на подносы подавальщиков.
На месте её приёмного отца я запретил бы ей носить местное платье без рукавов… Женщины Ивирхии покрывают руки татуировкой, древним защитным узором, и они не выглядят полуголыми, как она…
– …я попрошу тебя об одном только, – оказывается, Марши уже давно пыхтел рядом, крутясь между мной, дочерью и бутылками, – иди спокойно своим путём, а она просто будет за тобой следовать и во всём слушаться!
Улыбнувшись, девушка покивала и продолжила работу.
– Где-то посреди пустыни она пойдёт своей дорогой.
– Как это? – очнулся я. – Оставить её в пустыне? Одну?
Марши обречённо развёл руками.
– Дальше я пойду по своим делам! – бодро заявила девушка, как будто в пустыне для каждого найдётся важное и достойное дело.
Но мне не улыбалось брать с собой это странное создание, проделать с ней большую часть пути, и закончить путешествие столь тёмным образом.
– Я не соглашусь, если не буду знать всех обстоятельств, – сказал я, намеренно понизив голос (это всегда работало, когда надо было достучаться до особо упрямых учеников).
– И правильно сделаешь! – с досадой махнул на дочь Марши. – Я бы отказался точно! Вот сейчас всё тебе расскажу, а ты, человек мудрый, может и отговоришь эту девицу от её сумасшествия! Она хочет искать в пустыне тигра!
Девушка метнула на него взгляд, вспыхнувший как искра среди бликов сотни бутылок и ламп. А он посмотрел на неё насмешливо – что, скажешь, нет?
– Но… ведь… проклятье!.. – я так изумился сказанному, что позволил неосторожному слову выдать свою растерянность.
– Да-да! Она ищет тигра-оборотня.
Торжество Марши достигло вершины. А девушка покраснела и отвернулась. Он хотел её пристыдить, и у него это получилось. И я вроде понимаю за что…
Если люди и двуликие оборотни стараются держаться подальше друг от друга, то клан тигров и вовсе не пересекает свои пути с тропами большинства живых существ. Они относятся к касте тех, кто мало что делает в этом мире, а больше наблюдает. Если другие оборотни зачастую притворяются людьми, обманывают нас или с нами враждуют (все, кроме купцов-сайгаков), то тигры живут где-то в глубине пустыни, никогда из неё не выходят и не оставляют свидетелей, если кто-то их видел.
– Обдурил один ей голову, она его и ищет! – сообщил Марши, не видя продолжения затеянного им скандала.
– Да, ищу! – девушка вскинула голову, но преодолела гнев и произнесла спокойно и тихо: – Точнее… Пока не ищу, но должна найти…
– Но зачем же, позвольте узнать? – как можно мягче вопросил я, впервые к ней обращаясь. – Это опасно, вам не следует.
– Это не опасно, – она улыбнулась. – Я его знаю.
– Он забрёл к ней в дом, наговорил всякого своего двуличного, и она теперь думает, что ему нужна!
– Я и сама могу рассказать, если захочу!
– Да ты так расскажешь, что все прослезятся, и никто тебе правду не скажет, кроме меня! Вот этот господин, он учитель, и, слава небесам, не такой простофиля, как покажется на первый взгляд!..
Я кашлянул, но духанщик был слишком увлечён своей речью.
– …он-то не купится на то, что ты ему понаплетёшь, хлопая своими большими глазами! Он повидал не меньше, чем я! И, даст небо, он поможет мне повлиять на эту… на эту… девчонку без никакого опыта. И ума.
– Вы обо мне очень беспокоитесь, – грохнув стаканом о поднос, не выдержала девушка. – Большое спасибо, но без ума я этого не заслужила.
Сверкнув глазами, она развернулась, чтобы уйти, но Марши вдруг прыгнул пузом на свой прилавок и схватил её за локоть.
– Да подожди ж ты! Остынь. Я ведь добра тебе желаю!
Смешавшись, она помедлила. Но вот обернулась и прошептала горько:
– Я знаю! Но я должна идти! Одна или нет, я уйду. Так надо, и этого не избежать.
– Эй, Пришлая! – вдруг крикнул кто-то в лабиринте столов. – Что у вас там за дрязги? Лучше принеси побольше вот этого дела, а то от твоего дождя мы тут продрогли совсем!
И под общий смех в воздух взлетели несколько пустых кувшинов из-под мёда.
Горько взглянув на приёмного отца, девушка побежала вместе с одним из мальчишек в кладовую за мёдом.
– Почему Пришлая? – тихо спросил я, отворачиваясь от взглядов некоторых посетителей, которых привлёк наш спор у прилавка.
– Уж не местная, сам видишь… – с досадой вздохнул духанщик и стал собирать упавшие с подноса стаканы. – Тут её все так зовут.
– Так откуда же она пришла? – этот вопрос волновал меня с самой первой секунды, когда я увидел её во время обряда.
Марши вздохнул вновь. Затем приблизился ко мне и сказал едва слышно:
– Из-за Двери.
Дождь шёл ровно пять дней. Его благодатный шум не давал мне спать, а возможно, причиной были сомнения. Я согласился проводить эту девушку в пустыню, ведь просил мой друг, от меня даже ничего не требовалось, и отказ выглядел бы трусливо и низко.
Но…
Из-за Двери к нам всегда приходили странные и опасные твари. По чьей воле открывается Дверь, куда она ведёт и где в следующий раз откроется – на эти вопросы не было ответов. Люди образованные видели в ней физическое явление, проявление силы богов, недоступное для нашего понимания. Простой народ рассказывал о ней страшные сказки, где героям приходится бороться с нечистью, которая падает из неё прямо им на головы. Последнее, кстати, не выдумка – Марши встретил Пришлую именно так. Она просто свалилась на него из ниоткуда, когда он по пустой дороге возвращался в Ивирхию с партией вина для духана.
Но она – человек! Так он утверждал, да и я за прошедшие пять дней ничего необычного, кроме внешности, за ней не приметил. Она много улыбалась, но вела себя скромно. Пыталась мне услужить, но лишнего раза ко мне не обратилась. Её любил не один Марши – у неё были друзья, однако…
Друзья у неё имелись не только в Ивирхии…
Её связь с тиграми я мог представить себе только по рассказу духанщика, составленного с её слов и приправленного его собственным мнением. Если отбросить лишнее (всю досаду, проклятия и злые домыслы отчаявшегося родителя), то выходило следующее – Дверь сперва открылась там, где жила Пришлая. Из-за неё появился тот самый тигр, она его спрятала от людей. За время, проведённое ими вместе, он много рассказал ей о своих краях, о том, какие лютые войны ведут оборотни между собой. Он говорил ей, что должен вернуться, поскольку имеет при себе одну вещь, от которой зависит жизнь его клана. Эта же вещь является причиной большой вражды между тиграми и остальными двуликими, из-за неё преследуют так же его самого. В один прекрасный день он исчез. Но вскоре Дверь открылась повторно, и, недолго думая, Пришлая шагнула в неё, намереваясь либо отыскать своего… уже возлюбленного, либо предупредить его клан о том, где он пропал с той самой, жизненно важной им, вещью.
По его рассказам она знала, где, в какой части пустыни, кочевники-тигры условились встретиться со всеми членами своего племени, чтобы отпраздновать исход этого года. И если ей была открыта такая тайна – её там ждали.
Ничего подобного я не слышал в своей жизни. Легко было решить, что духанщик и вовсе сошёл с ума. Но в доказательство он, как вор, протащил меня в её комнатку и показал мне те вещи и одежду, которые были при ней, когда она свалилась ему на голову. Все эти странности не могли принадлежать мастерам ближайших царств, а материалы, из которых они были сделаны, я видел впервые.
Что ж, Дверь в наших краях распахивается не впервые! Что ж, предположим, что из неё иногда появляются не только чудовища, но и обычные люди (может, мы о них просто никогда до этого не слышали?). И даже представим, что кто-то из наших краёв тоже иногда в неё проваливается…
Но вообразить, будто оборотень доверится человеку настолько, что выдаст положение своего клана?!
Он что же, влюблён в неё не меньше, чем она в него?
Все эти тонкие материи оставались выше моего понимания. Тянулись дни ливней, я был заперт в духане вместе со всеми его обитателями, и голова моя шла кругом. За дверями текли реки воды, которая из драгоценности внезапно превратилась в обузу, в духане все шлёпали по лужам, разлившимся на полу. Марши вертелся, как безумный, обслуживая жильцов и обхаживая меня! Он одновременно и собирал свою приёмную дочь в дорогу, и уговаривал отказаться от напрасной затеи. Девчонка его не слушала и весело убегала работать на кухню, едва он вновь затевал свои причитания. Она была счастлива, блестела на меня глазами – и всё вокруг крутилось словно по её желанию.
На мой вопрос, почему бы просто не запереть её дома, Марши с досадой ответил, что от жизни не запрёшься. Нельзя запретить детям ошибаться. Она всё равно найдёт способ уехать, так пусть лучше уж со мной, чем одна или неизвестно с кем.
Ливню, казалось, не будет конца, и я сойду с ума, перетёртый между жерновами нетрезвых песен постояльцев духана и ссорами его хозяев. Но стоило дождю закончиться, как дорога просохла в считанные дни, и внезапно я обнаружил себя уже верхом, в выстиранной одежде, нагруженным отменной провизией и… смиренно ожидающим, когда беловолосая Пришлая, обряженная в куртку и дорожные шаровары, распрощается со всеми, кто явился её проводить.
Я так и не произнёс слов согласия, но их уже никто и не ждал. С момента, когда Марши высказал свою просьбу, я жил в состоянии оглушённой рыбы и, сразу опоздав с отказом, теперь уже не мог его озвучить.
Уже с седла я дал Марши обещание следить за непутёвой дочкой и принял от него заверения в том, что проблем она мне не доставит. А затем спросил громко, перекрывая галдёж растатуированных ивирхийских подруг:
