Read the book: «На реальных событиях», page 10

– Я же не боюсь смерти. Я не боюсь ее. Хоть в поле одному сдохнуть, какая разница? – он уверял себя в бесстрашии. Но это было не совсем так. Нет, Киров не дорожил своей жизнью. Но он оберегал жизни других и это было важно. Если его не станет, полиция не исчезнет, закон будет существовать. Но Иван Васильевич хорошо знал своих коллег и, самое главное, систему. Чтобы получить хоть одну улику, надо проделать миллион лишних телодвижений. Даже если ты точно знаешь, кто преступник, ты не можешь его просто задержать и допросить. О, нет! Тебе нужно убедить руководство, что это тот самый тип, подтвердить свои выводы фактами и потом получить его чистосердечное признание. К этому времени в лучшем случае ты получаешь пару новых жертв, а в худшем – эта мразь успеет сбежать или убить себя, то есть останется безнаказанным. И если Киров с радостью нарушал правила и делал все, что хочет благодаря своей репутации, то новобранца прогнут по полной. Замены себе он пока не видел, отчего часто бывало грустно.

Марина Разузнаева не побежала за начальником. В отличие от горячих и самолюбивых мужчин, окружавших ее, эта девушка была спокойна и сдержана, если того требовало дело. Она сказала мед братьям, что все хорошо и продолжила диалог с Ириной Загорской.

– Как Петр описывал своего демона? Что рассказывал вам? – ее голос был почтительно отстраненным со здравой долей участия, чтобы нельзя было счесть это притворством. – Мне важно, чтобы вы поделились со мной, я хочу помочь ему.

– Ты не сможешь помочь ему, дура набитая! – Ирина не перешла на крик, но была достаточно громкой для того количества лекарства, которое в нее вкачали. Как эти людишки не поймут, им не справится с истинным злом, скрывающимся в телах их соседей по планете. – Никто не сможет помочь нам, кроме нас самих. Мы сдерживаем первородную темную силу внутри. Ты и представить не можешь каково это. Дома спокойнее, даже если сорвешься, тебя остановят. Не дадут причинить вред ни себе, ни другим. А снаружи всем плевать, что ураган внутри тебя вот-вот вырвется наружу. Никого не касаются твои проблемы, твои страдания. Петя научился контролировать себя здесь. Он умерил то, что мало кто способен сдерживать. Потому что считает это правильным, хоть и бонусов от этого нет. Только головные боли, плохой сон и бесконечное предынфарктное состояние…

– Но сейчас он отпустил поводья, – Марина не прониклась этой трогательной речью. Ей было все равно на душевное состояние маньяка. Он вызвал в ней интерес, профессиональный интерес. – Прекратил бороться?

Ирина устала от этого диалога. Ее потерянный взгляд снова устремился в потолок. Пухлая девушка поерзала на стуле, она не собиралась сдаваться. Это не та информация, за которой она пришла. Ей нужна наводка.

– Ирина! Мне нужна информация. Зачем он приходил к вам? – Разузнаева наклонилась вперед, чтобы подкрепить твердость своих намерений.

– Ко мне приходил не Петя. Это был Зверь, – ее пустые глаза выражали страх. – Он хотел найти союзника, хотел вызвать Ведьму.

– Ему нужен помощник?

– Ему нужен тот, кто мог бы его понять, – Ирина улыбнулась. Она бы не дала ему поддержки никогда. Не из-за мук совести, эта женщина не сожалела о содеянном. Ведьма не нуждалась в сообщнике. Она была безумна и жестока, ненавидела людей, призирала каждое существо и не собиралась делать исключение для кого-то жирного придурка, возомнившего себя пупом земли.

– Как мне его найти? Дайте наводку, какую-нибудь деталь! Пожалуйста, вспомните! – Марина прекрасно понимала, что Загорская не в своем уме, у нее нет чувства солидарности с Узичем и она с радостью сдаст его властям. – Я поговорила с глав врачом. Если вы окажете помощь следствию, вам предоставят отдельную палату с видом на проспект. Плюс один раз в неделю под присмотром вы сможете выходить в город. Ира, это вас единственный шанс, возможно. Вас же приговорили пожизненно!

– Меня не нужно уговаривать. Я не защищаю его, он мне никто, – она повернула бледное лицо к Марине. Несмотря на свою пухлость, девушка не выглядела добрячком. – Он говорил, что там недалеко лес, пруд со скамейками, дети кормят белок.

– Что еще? – Марина была уверена, что Петр Узич хочет быть пойманным, поэтому оставил след. Или Зверь, захвативший власть, понял, что одинок до крайности. Этих сведений было недостаточно.

– Несколько магазинов рядом. Продуктовых и один с бытовой химией. Ах да! Там есть ресторан «Шальная тройка». В пару минутах от его дома, – Ирина не первый раз слышала об этом заведении, поэтому запомнила это так хорошо. Узич предлагал ей совместную жизнь, общую деятельность. Конечно Загорская послала его куда подальше. Ей не нужен протеже. Ей никто не нужен.

Я проснулась с той же мыслью и чувством голода. Было темно и тихо. Мое тело, наконец, отпустила боль, и я улыбнулась. Я звала Петра, но он не откликался. Видимо, его не было дома.

Это был хороший шанс для попыток освободиться. Я облазила свою камеру, но не нашла ничего стоящего. Психанув, пнула матрас.

Щелкнул замок. Где-то по ту сторону правой стены шелестели пакеты, слышались глухие шаги. Я кричала что-то невнятное, что-то злобное. Петр Узич спокойно открыл дверь и пустил две пули мне в лоб. Я сама не поняла, как оказалась вне пределов своего тела. Откуда-то сбоку я видела усталое лицо своего похитителя, его безразличный взгляд. Я не догадывалась, почему он так поступил, но совсем скоро все стало понятно.

Мужчина средних лет, слишком пухлый для того, чтобы назвать его упитанным, аккуратно запаковал меня в черный целлофан и вынес из подъезда. Я шла за ним как привязанная, гадая, сдаст он меня в полицию или просто бросит где-то в лесу.

– Зачем? Зачем ты убил ее? – слабый голос прежнего Петра Узича, миролюбивого и терпеливого, прорвался наружу сквозь все заграждения. Было слышно, как работали дворники. – Отвечай же!

– Я не знаю! – то же лицо выражало раздражение. Я понимала, что мертва просто из-за порыва психа, которого сама раздраконила. Но почему мое сознание все еще здесь? Почему я вижу происходящее, хоть и не могу повлиять на него? Это и есть жизнь после смерти? Неужели человек обречен вечно видеть то, как дорогие ему люди счастливы в его отсутствие. У меня в жизни был только один важный человек – Денис. И если он знает правду, то меня ненавидит. А если нет, то мне предстоит увидеть его разочарованное лицо, когда мой эксперимент окажется перед его глазами. Теперь я труп, но мне бы хотелось, чтобы хоть одна живая душа скорбела. Раньше я думала, что это совсем неважно, но сейчас… Сейчас все изменилось. Мне страшно хотелось, чтобы он оплакивал меня, всем сердцем, как оплакивают мать, отца, любимую собаку.

Жалела ли я о том, что сделала? Я как тот вор, который не жалеет, что украл, а жалеет, что его поймали. Это печально, но мне не было стыдно. Теперь, когда я умерла, я знаю, что зло внутри меня действовала с моего молчаливого согласия. Любить сложнее, чем ненавидеть.

Куда везет меня это маньяк? Почему рядом столько жилых домов? Он что, не выбросит мое тело в лесу? Почему его глаза стали такими сочувственными? О, да! Это же тот самый Петр Узич, которого я встретила, которого заковала!

Конечно, он привез меня в участок. Сдался, признался. Я думала, почему не могу увидеть Дениса? Почему не могу отойти от своего трупа? В морге было много времени, чтобы осознать, Зверь сдался, потому что не обладал достаточной волей. Все было так, как просчитал Киров и Марина Разузнаева. С одним исключением, они не нашли преступника, он сам сдался. Быть вспышкой, редким явлением очень легко. Вечная борьба со второй чувственной, но сильной личностью. Это все подходило Зверю. Но вот одиночество, с которым он столкнулся, получив все время, это слишком. Неожиданно, правда? Но быть жестоким, не значит быть сильным. Я терпела пустоту 30 долгих лет своей убогой жизни прежде, чем меня убили. Было ли что терять? Орлов рано или поздно узнал бы мою природу и никогда бы не простил. Я уверена в этом, потому что он по-настоящему хороший человек. Самый лучший человек.

Месяц спустя Петра Узича осудили на пожизненный срок, в зале суда он расплакался от счастья, потому что Зверь ушел в тень, но не исчез. Киров получил повышение, хоть и считал его не заслуженным и долго отпирался. Слава Моряк получил должность следователя и Марину Разузнаеву в жены. Думаю, он будет обожать Ивана Васильевича до конца своих дней.

Денис не плакал обо мне. Когда ему сообщили новость о моей смерти, он напился. Но я не знала его мыслей. Мне кажется, он понял, кем я была. Оказывается, после смерти не становишься экстрасенсом или полтергейстом. Говорят, меня заберут на сороковой день. Осталось десять, и я верю, что судья будет милостив ко мне, к моим слабостям.

Эпилог

– Как бы вы охарактеризовали столь скорое окончание сюжета вашей книги? – Денис Юрьевич сидел, откинувшись в кресле. На его коленях покоился блокнот с ручкой, он всегда записывал мои слова, что и раздражало, и превозносило одновременно.

– Там итак слишком много смысла. Если вы не смогли увидеть его, прочитав от корки до корки, очень жаль. Комментарии излишне, – я лежала на кушетке также, как это делают псих больные в дорогих американских фильмах. Я тоже находилась в лечебнице, но проблемной себя не считала. – Понимаете, доктор, творение должно само говорить, само объяснять. Каждый по-своему трактует слова книги, в этом вся прелесть.

– То есть смысл вашего произведения не раскроете? – его черные глаза лукаво смотрели поверх темно серой оправы очков. Он был красив, молод и достаточно умен, чтобы угадать своего персонажа в моей работе. – А ваши герои? Не хотите поговорить о них?

– Считаю ли я свою работу автобиографичной? – его светлая голова слегка наклонилась, кивая. – Конечно. Любой труд – это рассказ о себе. Можно выдумать штрихи, но эмоции и переживания останутся прежними, только твоими.

Орлов довольно согласился и опять записал что-то в свой блокнот.

Я вышла от него в понедельник в 16:00, как делала это последние два года. Да, я была влюблена в своего психиатра, тоже мне новость. Он был единственным, кому я разрешала читать свои произведения до издателя. Вы хотите знать, почему я оказалась в психушке?

Я писатель и за свой дар я расплачиваюсь бесконечной, ноющей дырой внутри. Я чувствую, как стою на краю бездны и одна моя нога то и дело соскальзывает.