Для теплых вечеров

Предисловие

Так часто бывает, что вокруг все только и говорят, что о каком-то особом настроении зимы и праздника, а у тебя его нет. Или хуже того, твое настроение безнадежно испорчено. Мне в таких случаях помогает погрузиться в атмосферу хорошей истории, и пусть в ней не будет головокружительных погонь и сражений, но, отложив ее, я почувствую в своем сердце надежду и ощущение, что все будет хорошо. Я очень надеюсь, что мои истории тоже подарят кому-то эти чувства.

Сборник разделен на две части, в первой несколько рассказов, пропитанных зимней атмосферой. Они покажут хорошо известный праздник под неожиданным углом, приглашая читателя познакомиться с духом старых крыш, узнать, что думает уличный фонарь и как рождается новое солнце.

Я живу в Санкт-Петербурге, и город нередко становится еще одним героем моих историй. Именно зимой он обретает свое истинное великолепие и шик. Таким он предстанет в рассказе «Горячее сердце Петербурга», рассказывающем об альтернативном городе начала ХХ века, в котором господствуют силы пара и магии. Это большой рассказ, давший начало целому миру.

В моих историях вообще много магии, но она всегда идет рука об руку с тем волшебством, что доступно каждому из нас – дружбой, любовью, добротой.

Вторая часть сборника немного необычная, и состоит из рецептов, созданных для того, чтобы наполнить холодные вечера теплом и уютом. Конечно, все они, так или иначе, связаны с нашим миром, но также они часть историй, созданных мной. Поэтому каждый рецепт дополнен небольшой цитатой, позволяющей проникнуться атмосферой, и познакомиться с моим творчеством.

Самое время устроиться поудобнее с пледом и кофе и желательно, чтобы за окном шел снег, а в камине трещал огонь. Но мы ведь для того и создаем свои зимние истории, чтобы, даже сидя в вагоне метро или автобуса, по дороге домой или за коротким перерывом на кофе, можно было почувствовать, что рядом тепло горит огонь в камине, а за окном идет мягкий, пушистый снег.

Золотое сердце

– Серая-убогая, цапля кривоногая! Цапля! Цапля! – кричали мальчишки. Смеялись и корчили рожи проходившей мимо девочке. Она шла, ссутулившись под тяжестью то ли огромного рюкзака, то ли тяжелых, как камни, слов. Один, особенно шустрый, кинул ей вслед снежок и счастливо расхохотался, попав в плечо.

А девочка молча пошла дальше. Квартал в сторону площади, потом свернуть направо возле магазинчика миссис Томпсон, и дальше все прямо и прямо вдоль заснеженного парка, пока не дойдешь до старого здания с колокольчиком на дверях – почты.

– Привет, Крис, как твои дела? – дедушка Мосс, работавший почтальоном, всегда был рад внучке. Но разве можно радоваться, глядя на это печальное, осунувшееся личико? – Опять мальчишки донимали? – спросил он, глядя, как Крис кидает в угол рюкзак, сует на вешалку шапку с курткой и залезает на высокий стул у секретера с бумагами.

– Да ну их, – Крис дернула плечом, – я тебе принесла кекс с ромом. Миссис Томпсон передала, – и посмотрела на деда взглядом «я-то знаю, что ты ей нравишься», но ничего не сказала. С тех пор как бабуля отправилась на небеса прошло уже больше десяти лет, но дедушка даже не думал о том, что ее кто-то может заменить.

Потом они пили чай и сортировали почту. Это может казаться скучным делом, но если ты живешь в маленьком городке и знаешь почти всех в нем, то почта для тебя не безлика. Вот каталог орхидей для мисс Оливии Пунд, что живет на Маковой улице. У нее самые красивые орхидеи в городе, но самые лучшие из всех – ванильные. Они немного невзрачные на вид, но зато с длинными черновато-коричневыми стручками, которые так волшебно пахнут.

Большая пачка поздравительных писем и открыток для Моунсов, им каждый год столько приходит, и сами они много отправляют. То ли у них родня по всему миру, то ли просто приятели. Маленькая коробочка для Стейси Браун, там наверняка очередной гаджет. А вот в этом плоском конверте книга для мистера Турси. У него лучшая библиотека из всех, что Крис доводилось видеть, даже лучше городской.

Коробка за коробкой, письмо за письмом и так пока не зажгутся на улицах фонари, а ногам станет зябко из-за погаснувшего камина. Каждый год перед Рождеством Крис приходит помогать дедушке Моссу разбирать почту. Она и в другие дни приходит, но перед Рождеством обязательно. Поэтому она точно знает, кто из года в год остается без подарков.

Их много, гораздо больше, чем может показаться. Это не только одинокие старики и дети бедняков. Вот, например, семья О’Доннелов, с виду совершенно обычная, а что нет отца – так это не редкость. Но к ним ни разу не пришло ни одного поздравительного письма, ни одной праздничной доставки, ни даже кусочка упаковочной бумаги. Можно было бы сказать, что они мастерят подарки сами или покупают в универмаге на Пальзенс-стрит, но в маленьком городе все всё друг про друга знают. Они просто не дарили друг другу подарков, не ставили елку, и вообще, такое впечатление, что забыли про Рождество. И таких семей, в которые праздник не приходит, много. И пусть даже Джей О’Доннел дразнит ее цаплей, он тоже должен получать свой подарок, как и все остальные.

Крис мечтала о том, как однажды, когда она разбогатеет или, возможно, выиграет в лотерею, она накупит подарков всем-всем. Представляла, как все будут удивляться и радоваться. Конечно, она делилась своими мечтами с дедушкой Моссом, но он сразу сказал, что, как бы ни была прекрасна эта мечта, продавать дом или брать кредит ради нее, он не станет. Это только в сказках так бывает, что на героев внезапно падает мешочек денег, а в жизни все намного сложнее. Но Крис мечтать не переставала.

Сегодня они засиделись особенно поздно. Почти пустой трамвай так уютно потряхивало, а ехать было далековато и Крис потихоньку задремала. Из кабины водителя тихо слышалась песня про рождественские бубенцы, она проникала в сон, и Крис снилось, будто она гуляет по огромному снежному полю, а в небе пролетает Санта на своих чудесных санях.

– Санта! – крикнула ему во сне Крис. – Принеси, пожалуйста, подарки всем-всем в нашем городе! Верни чудо рождества!

– Хо-хо-хо! – донеслось с небес. – Разве в подарках дело? Зажги на самой большой елке своего города золотое сердце! Но помни, что оно засияет, только если каждый житель города вложит в него частичку своего собственного сердца.

– Хо-хо-хо, – протянула растерянно Крис, – да как же я это сделаю?

Но Санта уже унесся далеко-далеко, оставляя в небе снежный след да тихое позвякивание бубенцов.

Когда Крис проснулась, они уже подъезжали к дому. Она думала о своем сне, пока шла по заснеженной дорожке, пока пила вечернее молоко с печеньем, пока умывалась и даже во сне тоже чуть-чуть думала. И придумала. Но для начала придется хорошенько потрудиться!

Весь следующий день Крис рисовала. В автобусе по дороге в школу, на переменах и даже украдкой на уроках, пока мисс Ирвинг не сказала, что, если она немедленно не уберет все лишнее и не займется сочинением, ей придется провести каникулы за докладом по английскому.

На большой перемене, когда Крис сидела и жевала свой бутерброд с арахисовым маслом и абрикосовым джемом, к ней подсел Джей О’Доннел.

– Что ты рисуешь весь день? – спросил он, кивнув в сторону лежащего на столе альбома. – У тебя же по рисованию больше «В» никогда не было.

Крис недоверчиво посмотрела на парня. Что ему надо? Опять будет дразнить? Хотя, вроде непохоже. Самое обидное, что Джей был прав – рисовала она как курица лапой. Ладно, если уж ей нужно сплотить целый город, не стоит ли начать с Джея? Если она сможет переступить через обиды, а он через свои дразнилки, то, может, дело и выгорит?

– Хорошо, смотри, – сказала Крис, открывая альбом, и тихо-тихо, чтобы никто не подслушал, рассказала свой план. Джей только и мог, что таращится во все глаза, а потом схватил карандаш и принялся рисовать. А рисовал он неплохо, уж точно лучше Крис.

К вечеру первый этап был готов. Теперь их ждали краски, карандаши, ножницы и много-много золоченой фольги. Уже и мама вернулась с работы, и папа закончил расчищать дорожку к дому, и даже молоко с печеньем появилось перед ними будто само по себе, а они все красили, резали, клеили, пока совсем не стали валиться с ног от усталости.

Но главное дело было еще впереди. На следующий день сразу после школы Крис и Джей поспешили на почту. Дедушка Мосс только руками развел от удивления, когда они затащили целый мешок писем. По одному каждому жителю города, даже самому маленькому. И весь вечер они вместе с дедушкой Моссом ездили на красном почтовом фургоне, развозя письма.

На следующий день наступил сочельник. Рано-рано утром Крис прибежала на главную площадь города. Здесь стояла огромная пушистая ель – живая и настоящая. Она росла на площади уже многие годы, радуя жителей каждое Рождество. Именно на нее Крис и повесила свое золотое сердце. Оно было вырезано из плотного картона размером со школьную доску. Пришлось постараться, но все получилось. Внутри фигуры были тонкие контуры, много-много самых разных рисунков, которые складывались вместе, как пазл. Сейчас они были пусты.

Крис нашла в уголке небольшое изображение цапли. Она вытащила из кармана маленькую, точь-в-точь по размеру изображения на сердце, фигурку, сняла защитную пленку и вклеила ее. Теперь на большом коричневом сердце из картона блестела золотинка.

– Красивая, – сказал Джей, подходя сзади и касаясь пальцем фигурки, – как ты.

– Такая же убогая и кривоногая? – спросила Крис, впрочем, не очень сердито.

– Прости.

Джей хотел бы многое сказать. Что ему нравился Крис, но он не хотел, чтобы кто-то узнал и в первую очередь сама Крис. Что он не знал, как ей это сказать. Что у нее красивые ноги. Но сказал только:

– Я дурак.

Он достал и свою фигурку в виде кисти для красок и приклеил ее на место. А потом они сели на скамеечку и стали ждать.

Первым пришел дедушка Мосс. Уж он-то не мог утерпеть и дожидаться обеда. Свое письмо он получил вчера, как и все жители города. В нем было сказано: «Поздравляю с Рождеством! Приходи завтра на городскую площадь, будем ждать чудо от Санты. Да, не забудь то, что в конверте!».

У дедушки Мосса в конверте была позолоченная фигурка в виде марки, и она тоже нашла свое место в сердце. А потом пошли люди. Они приходили из любопытства, а еще потому что хотели поддержать Крис, и потому что им позвонил кто-то из соседей, и просто потому, что не хотели остаться теми единственными в городе, кто не придет.

Каждый приходил и приносил найденную в конверте золоченую фигурку. Крис и Джей очень постарались каждому найти что-то подходящее. Для Оливии Пунд цветок орхидеи, а для мистера Турси книгу. Для миссис Томпсон кекс, а для малышки Джей-Джей, которой только вчера исполнился один месяц, погремушку.

Большое коричневое сердце перестало быть коричневым. С каждой минутой, с каждым новым человеком оно все больше превращалось в золотое. И наконец там остался только один незаклеенный кусочек.

– Чей это? – спросила Крис. – Надо пойти посмотреть.

– Я знаю чей, – не глядя ответил Джей, – мама не пришла.

Весь день он ждал ее. Вглядывался в лица подходивших женщин, вставал и бегал к трамвайной остановке, звонил, но все напрасно. Мамино Рождество потерялось где-то очень далеко.

– Джей, а ты сам когда-нибудь дарил маме подарок на Рождество? – спросила Крис.

– А я должен? – привычно огрызнулся он.

– Нет. Но ты можешь, – Крис посмотрела на него и слегка кивнула ободряя.

– Знаешь, ты посиди тут, ладно? Ты только не уходи, слышишь? Только не уходи! – крикнул Джей, вскакивая и скрываясь за поворотом.

Он так долго злился на маму. На то, что она занята или, что чаще, просто сидит, уставившись в стену. И это даже не худший вариант, потому что он пару раз, когда относил мусор в контейнер, слышал, как там позвякивали бутылки. И все это время он только и делал, что думал о том, что он не получил. Но ни разу, черт возьми, ни разу ему не пришло в голову подумать о том, что он сам может сделать для матери.

Когда Джей прибежал домой, мать сидела в темноте на кухне и смотрела в окно. На столе перед ней лежало распакованное письмо с приглашением и фигурка в виде рождественской карамельки-трости. Подумать только, он настолько плохо знает свою мать, что даже не смог подобрать ей подходящий рисунок.

– Мам? – Джей подсел рядом и неловко погладил мать по ладони. Он не знал, что сказать. – Мам, а ты давно была счастлива на Рождество?

Мама обернулась и посмотрела на него так, как не смотрела уже много лет. Она вглядывалась в лицо сына, отмечая, как тот повзрослел. И спрашивая себя, что должно было случиться, чтобы он, наверное, впервые в жизни спросил у нее что-то такое.

А Джей думал о том, что еще спросит у мамы. Кем она мечтала стать в детстве? Чего боялась? Как называлась команда бойскаутов, в которую она ходила. Был ли у нее в детстве тайник. Как она жила все эти годы..

К городской площади они пришли вдвоем, держась за руку. И пусть Джей считал, что за руку ходят только с малышами, сегодня можно. Мама вклеила свою фигурку, последнюю. А потом случилось то, о чем жители города судачили еще много лет.

Одни утверждали, что золотое сердце засветилось и вдруг стало объемным и выпуклым, и все росло, росло, пока не накрыло весь город. Другие говорили, что эти шутники – Крис и Джей что-то нафокусничали и картонное сердце подменилось огромным золотым воздушным шаром, который разбух и улетел в небо. Третьи, в числе которых был и дедушка Мосс, считали, что сердце превратилось в миллионы сияющих звездочек, полных благости и счастья. Звездочки кружили будто снежинки, наполняя сердца жителей радостью, а потом улетели на небо, где и положено быть звездам.

И только Крис и Джей видели, как засветилось, засияло золотое сердце и отделялись от него созданные из света образы орхидеи, книги, бубенцов, сердца, погремушки, марки и многие другие, и каждый устремлялся к своему владельцу. А когда достигал его, то наполнял светом. И люди менялись. Распрямлялись плечи, наполнялись надеждой глаза, искали ладонь друга руки.

И Крис тоже вдруг поняла, что держит Джея за руку. С неба падали золотистые искры, а может быть просто снежинки, искрящиеся в свете фонарей. И где-то наверху кто-то крикнул:

– Счастливого Рождества! И веселого Нового года!

Фонарь

Фонарь жил долго. Он был совсем юным, с блестящими защелками и сияющим чистотой стеклом, когда появился на улице. А это была очень красивая улица, с растущими вдоль нее кленами и кустами шиповника. Но фонарь стоял к ним спиной, и лишь краешком глаза наблюдал за пышным цветением кустов летом и красно-золотыми ладонями кленов осенью. Круглый год он смотрел на старый канал.

Большую часть времени это было даже интересно. По каналу степенно перемещались баржи, суетливо сновали лодочки, а если повезло, то удавалось увидеть самодельный плот с ребятишками. Но наступали холода, и серебристую водную гладь затягивало льдом. Поначалу фонарь скучал, но потом приноровился смотреть в окна домов. Ему повезло, ведь напротив, с другой стороны канала, стоял дом, а в нем жили люди.

У них было трое замечательных ребятишек. И пусть даже один как-то раз подбил ему стекло осколком старого кирпича, и фонарю пришлось целую неделю косить и смотреть вбок, пока стекольщик не починил его, фонарь не был в обиде. В конце концов, это были просто дети.

Особенно фонарю нравилось, когда наступало Рождество. Окна домов сияли разноцветными огнями, и ему казалось, что весь мир превращается в какое-то волшебное и счастливое место. Возможно, даже созданное специально для старых фонарей.

Он заглядывал в окна на первом этаже и видел, как наряжали елку, как вся семья садилась за стол, а потом пела гимны. А наутро все трое детей наперегонки бежали к елке за подарками. Но шли годы. Дети взрослели и покидали родительский дом. И вот наступило Рождество, когда на первом этаже вовсе не было елки. Лишь сиротливо зеленели на подоконнике ветки остролиста.

Но фонарь все так же смотрел в окна. Жившие там люди были уже немолоды, дети приезжали к ним изредка и обычно по вечерам они выходили прогуляться, а потом пили чай и ложились спать. Не самая увлекательная жизнь, но фонарю нравилось.

И наступил год, когда все дети собрались дома. Они стояли, сняв шапки, на пороге и обнимали за плечи свою старую мать. А потом уехали, и она осталась одна.

Фонарь каждый день смотрел в окна. Каждый день почти все они оставались темными. Лишь тепло светилось окно на кухне, где уютно горела плита, и пел чайник. Ненадолго утром и вечером загорался свет в спальне, да изредка в гостиной.

Каждое утро фонарь ждал, когда же загорится свет, и боялся не дождаться. Он был неглупым фонарем и понимал, что рано или поздно дети опять соберутся на пороге, сняв шапки, но на этот раз старушки-матери с ними уже не будет.

Он и сам уже стал сдавать. Стекло покрылось трещинами и царапинами, и он стал хуже видеть. Да и лампочки, сколько ни меняй, светили уже не так ярко, как те, что в новых фонарях на бульваре. И уже не первый раз рабочие, приходя чинить его, говорили между собой, что пора бы ему на покой. И наверняка уже следующей весной его заменят на новый.

Фонарь грустил, но ничего не мог с этим поделать. Он понимал, что всему на свете отведен свой век. Единственное, чего он хотел, это еще раз увидеть Рождество, но старушка из дома напротив не ставила елку и не зажигала рождественские огни.

В одну особенно холодную ночь, что бывает в конце года, сильный ветер повалил фонарь на землю. Он лежал и смотрел в ночное небо. Впервые в жизни фонарь видел небо вот так. Не краешком глаза кусочек над крышами домов, а огромный сияющий купол, полный звезд. Звезды сияли, как рождественские огни, и фонарь подумал, что, наверное, это и есть специальное волшебное место для старых фонарей. То место, в которое можно чуть-чуть заглянуть на Рождество.

А на следующий день в доме напротив впервые за много лет достали рождественские украшения. Снова вся семья села за стол, а утром дети бежали наперегонки к елке, чтобы открыть подарки. Один из них нашел на улице старый фонарь. Рабочие оставили его на краю дороги, чтобы проезжающие уборщики забрали фонарь на свалку.

И тогда отец мальчишки, а именно он когда-то давно разбил фонарю стекло, вспомнил старика. Он почистил фонарь, кое-где подлатал и поставил внутрь свечи. И в этом году, и в следующем, и много лет потом, в доме на берегу канала каждое Рождество у елки стоял старый фонарь, в котором горели свечи. Огоньки на елке сияли так ярко, отражаясь на стеклянных боках фонаря. А внутри горел живой огонь, будто маленькая, но самая настоящая звезда.