Read the book: «Девять жизней. Минус одна»
Чтоб связать тебе жизнь,
я тайком распускаю свою…
(с) Беляева Валентина, 2001
День был изматывающим. Она так устала, что прилегла вздремнуть, – воспользовалась небольшой паузой, пока с работы не пришел муж с дочкой, которую он должен забрать из садика по дороге домой.
Уже погружаясь в сон, она, по еле ощутимому чувству пробегающего по коже мороза, вдруг с ужасом поняла, что ей сейчас приснится. Предприняла отчаянную попытку очнуться, но не успела.
Ей снова снилось, что она кошка.
***
Сон первый. Жизнь первая
Мама пахла очень вкусно! Сладким молоком и чуть влажной тщательно вылизанной шерстью на животе, в которую сейчас утыкались шесть маленьких, слепых и ещё совсем крошечных, всего неделю назад родившихся котят, – включая и её саму. Две сестрёнки и трое братишек сопели, пытаясь добраться до маминых сосков. Она была самой старшей и шустрой и, несмотря на непослушные, расползавшиеся в разные стороны лапы, добралась до заветного молока быстрее их, – а потому уже вовсю старательно наминала передними лапами мамин живот, намертво вцепившись в один из сосков и обоняя родной запах.
– Марья, здесь её выводок, нашёл! В голбец, паразитка этакая, утащила. Неси ведро! – раздался откуда-то сверху грубый мужской голос.
Что-то брякнуло. Послышались тяжёлые, бухающие, постепенно приближающиеся звуки.
Шаги и громкий голос сильно напугали маму-кошку и та, стряхнув с себя её и других её братьев и сестёр, забилась куда-то под лестницу. Ей стало очень обидно, ведь она всё ещё была голодной. Братья рядом запищали, заползали, бестолково шатаясь и падая в попытках снова найти мягкий и нежный живот. Она же к концу этой первой недели своим маленьким умишком уже понимала, что мама уходит намного дальше, чем они могли бы до неё самостоятельно добраться, и потому, пару раз мявкнув от досады, лишь плотнее прижалась к лежащим рядом сестрёнкам, сберегая тепло.
Что-то грохнуло совсем рядом, пол тряхнуло. Чуть громче, чем до этого, пискнул один из братьев. Булькнуло. Пару минут было тихо. Потом большая рука грубо заграбастала её, подняла и тут же погрузила во что-то очень холодное, почти ледяное. Ей стало очень страшно и мокро, – намного мокрее, чем когда мама вылизывала их своим шершавым тёплым языком. Несколько мгновений она изо всех своих крошечных сил пыталась извернуться, дёргаясь и барахтая всеми четырьмя лапами в безучастной мокрой холодной мгле, внезапно окружившей её со всех сторон и проникающей прямо внутрь, – заливая уши, глаза, рот. Но сильная рука держала надёжно и крепко, не замечая её слабых усилий.
