Read the book: «Прости грехи наши… Книга первая», page 5

Ванька же, побалтывая ногами и не понимая всех сложностей жизненных перипетий, был абсолютно счастлив, уже от того, что они все вместе едут в этом пропахшем бензином автобусе, словно последний должен был отвести их в страну Ос, где исполняются все желания.

Однако скоро мальчику надоело разглядывать в окно проносившиеся мимо деревенские пейзажи. Они все были очень похожими друг на друга – буйно зеленные и бесконечные, словно повторяющиеся репродукции, случайно оказавшиеся в картинной галерее. Да, и пассажиров он уже всех изучил.

Дядьку, в нахлобученной на глаза фуражке, дремавшего на заднем сиденье, старушку с корзинкой, нескольких женщин, стрекотавших, как сороки скороговорками, и щуплого деда, который уронив голову на плечо, сидевшему рядом пареньку, отчаянно храпел. Последний отстранялся, как мог, но дед притеснял его все больше и больше, при этом жиденькая, непонятного цвета бороденка старика, забавно прыгала по лацкану соседского пиджака. Это выглядело забавно, и Ванька хихикнул пару раз, но под строгим взглядом отца быстро примолк. Несколько минут мальчик сидел спокойно, пока на одной из остановок, в автобус не вошла новая пассажирка.

Представительного вида дама, облаченная в модное кримпленовое платье, была ярко накрашена. Ароматная, как куст цветущей сирени, она явно выделялась среди других. Замысловатая прическа, возвышавшаяся на ее голове, напоминала падающую Эльфилеву башню. Поверх последней лежала легкомысленная кепочка в клетку. В руках вошедшая держала что-то белое и пушистое.

Дама важно прошествовала по салону и села впереди Анны. Она поправила сооружение из крашеных волос, разгладила платье на высоком бюсте и поудобнее уложила на свой наряд маленькое кучерявое существо.

Мальчишка, как загипнотизированный уставился на ее колени. В первую минуту Ванька подумал, что это игрушка, но вот белоснежные кучеряшки зашевелились и он увидел черный блестящий носик. Пудель зевнул, обнажив, розовый язычок и негромко тявкнул.

Ребенок, недолго думая, сошмыгнул со своего места и не дожидаясь разрешения родителей, подошел к незнакомке с собачкой.

– Мой мальчик, умница…, – ворковала в это время дама с пушистым комочком.

– Тетя, а как зовут вашу собачку? – спросил неожиданно появившийся Ваня и уже протянул руку, чтобы погладить животное по шелковистым завиткам.

– Нас зовут Генрих, – проговорила женщина, обращаясь скорее к своему любимцу, а не к ребенку, – Нет, нет, – торопливо отодвинула она руку мальчишки, – Мы не любим, когда нас трогают посторонние.

Но Ванька, не поняв значения заумных слов, попытался погладить собачку еще раз.

– А я не вас, тетя, я песика погладить хочу.

– Я же объясняю, – раздраженно повторила тетка, – Он не любит посторонних.

Ванька, хлопнув ресницами, снова спросил:

– А, посторонние, значит, чужие?

– Да, Ваня, – обозвала его Анна, – Не беспокой тетю, – потянула она сына назад на сиденье, усаживая рядом с собой.

– Чужие…, – задумчиво повторил Ванька. – Значит, если я для собачки посторонний, то она мне получается подкидышем приходиться?

Василий вздрогнул и ошарашено посмотрел на сына.

Дама же, сидевшая впереди, не понимая ход мысли ребенка, возмущенно проговорила:

– Какой подкидыш?! У нас три поколения родословной! Мы даже на диете сидим, – качнула она головой в сторону собаки, – Чтобы форму держать.

Будто понимая, о чем идет речь, пудель тоскливо заскулил.

Дама снова, обращаясь к нему, прошепелявила:

– Генриха обижают, моего хорошего.… Какой чудной мальчик, какой он еще маленький и глупенький, – поглядывая на Ваньку, просюсюкала она.

– Я не маленький, – обиделся Ванька, – Я осенью в школу пойду. Вы сами тетя чудная, а собачка у вас хорошая, наверно дрессированная…

– Фу, пренебрежительно хмыкнула женщина и оглянулась на Анну, – Ну, и воспитание.

Вблизи ее лицо оказалось совсем некрасивым. Среди усеянных рыжими конопушками щек, ярким алым пятном горели губы. Еще более неестественно выглядели глаза. С густо наложенными тенями они делали похожей ее на удивленного попугая какаду.

– Тетя, а вы, наверное, артистка? – неожиданно предположил Ванька.

Польщенная пассажирка что-то хотела возразить, но передумала, лишь жеманно передернула плечами.

– Вы, должно быть, в цирке работаете? – не унимался мальчик.

– Ваня! – одернула Анна сына, предчувствуя еще одну неловкость.

– Почему в цирке? – насторожилась дама и раздвинула до отказа глаза, окруженные толстым слоем краски.

– У вас есть собачка, – снова посмотрел Ванька на пуделя, – Клетчатая кепка, как у Олега Попова, и намалёваны вы, как настоящий клоун!

Василий поперхнулся от неожиданности воздухом, его уши ярко зарделись. Сквозь кашель мужчина проговорил хрипло:

– Не обращайте внимания, гражданочка, несмышленый он еще…

Пассажирка на переднем сиденье нервно заерзала.

Анна поймала ее сердитый взгляд и прошептала:

– Красятся не только клоуны, сынок, женщины делают это, чтобы быть красивыми…

Между тем Ванька, со всей присущей ему детской непринужденностью, громко прохныкал:

– Ну, мама, женщина с собачкой совсем некрасивая, она смешная!

Василий, исчерпав все свои педагогические возможности, грозно сдвинул густые брови. Дама не выдержала больше критики:

– Ну, знаете, это уже слишком! – процедила она сквозь зубы, едва сдерживая ярость, – Нарожают шантрапы всякой…, – и непроизвольно потрогала копну взбитых, неестественно цвета волос.

Анна густо покраснела.

– Прекрати, Ваня! – прозвенел ее строгий голос, – Ты ставишь нас с отцом в неловкое положение…. Вы уж нас извините, – пытаясь загладить вину перед соседкой, заискивающе проговорила она, – Ребенок просто капризничает.

Но оскорбленная женщина молчала, нахохлившись, она беспокойно теребила белые кучеряшки своего питомца.

Ванька, получив взбучку, тоже обиженно надул губы. Он что-то хотел спросить у матери, но та, отвернувшись, смотрела в окно и не замечала его.

Мальчик вздохнул. Не найдя другого занятия, он запустил руку в карман и извлек оттуда шуршащий пакетик с конфетами. Ванька развернул одну и кинул в рот.

Генрих заволновался, заворочался на коленях высокомерной особы. Собака выглянула из-за сиденья и тоскливыми глазами посмотрела на Ваньку.

– Ты посторонний, – пробурчал мальчик, убирая конфеты подальше.

Но животное, видно, как и он сам в первый раз, не поняло значение хитроумного слова. Повизгивая, пудель начал карабкаться по хозяйке вверх.

– Генрих, что это еще за безобразие! В чем дело, мой мальчик? – раздраженно спросила та, но, когда пудель уткнулся мокрым носом в ее щеку, снисходительно произнесла, – Ах, ты проказник, подлизываешься…

Однако голодной собачке было не до любезностей, выстраданная фигура требовала компенсации. Встав на задние лапки и выглядывая из-за плеча хозяйки, она неотступно бегала маленькими черными глазками за Ванькиными руками.

Мальчик не торопился делиться, вместо этого он показал собаке язык. Генрих покрутил лохматой головой в знак протеста, и тоже высунув свой нежно-розовый язычок, облизнулся пару раз. Ваньке сделалось смешно. Зажав конфету в пальцах, он махнул фантиком перед носом собаки.

Пудель, не выдержав соблазна, затявкал на весь автобус и, неожиданно для своей покровительницы, рванулся вперед. Его лапка угодила в мудреную прическу последней. Волосы на голове женщины, вдруг, зашевелились и соскочили, как скорлупа с вареного яйца, обнажив жиденький блеклый пушок с проплешинами. Дама запаниковала, пытаясь снова нацепить парик, но злосчастный, тот отлетел в сторону, угодив на сонного деда.

Старче испуганно подскочил, таращась вокруг.

– Что, что?! – не переставая повторять, рассеянно спрашивал он.

С задних сидений послышалось громкое хихиканье.

Пассажирка неистово схватила собаку, зажав подмышкой и, не обращая внимания на ее отчаянный визг, бросилась к выходу.

– Остановите, остановите немедленно! – истошно закричала она. В ее другой руке, цепляясь за сиденья, была зажата связка искусственных волос.

Обалдевший от увиденного Ванька спросил:

– Собачка-то у нее хоть настоящая?

– А я-то не пойму спросонок, – рассуждал окончательно проснувшийся дед, – Что это за зверь-то мелькнул? Кошка, не кошка.… Откуда ей в автобусе-то взяться.

Молодой сосед, слушал его, давясь приступами смеха.

– Да, точно говорю тебе, паре. Я одно время на лисиц охотился, и все зверье это наперечет знаю. А тут…, – поднял кверху брови в недоумении старик, – Загвоздка. Ведь, кабы не в автобусе, а то в автобусе.… Пригляделся, – изобразил он прищуренные глаза, – Тьфу ты! Космы бабьи. Чуть не стошнило. Мне эта мамзель сразу не понравилась! Где это видано, прижимает свою тварь, будто мужичонка, – дед покачал сухонькой головой, – Сама ей, что-то гуторит, гуторит.… Вроде, как живот заговаривает. Ну, того гляди, кабеля целовать начнет. Тьфу! Пакость, какая…, – сморщился старый, – Вот, ведь бесстыдство до чего доводит! – возмущено дернулась его бороденка.

Анна, с Василием не обращая внимания на стариковы байки, переглянулись, им было не до веселья.

– А ну, марш на свое место! – прикрикнул Василий на Ваньку.

Мальчик, почесав затылок, перебрался к отцу.

Но и здесь ему не сиделось спокойно. Дотянувшись до Васькиного уха, сын прошептал:

– А я знаю, папка, кто здесь, взаправду, красивый.

– Опять?! – рявкнул отец.

– Да, нет…, – разочарованно протянул мальчишка. – Ты меня не понимаешь. А я про нашу мамку говорю. Сам погляди, она лучше всех у нас!

Василий посмотрел на жену и не стал спорить на этот раз с сыном.

Анна, гладко причесанная, с аккуратным завитком на затылке, погруженная в неведомые раздумья, сидела впереди. Волан ее легкого летнего платья порхал под ветерком, врывающимся в открытое окно, то прикрывая, то снова обнажая ее смуглую длинную шею, будто дразня. Как лебедушка, она поворачивала ею время от времени, подставляя солнцу свое точеное лицо. Истинная красота женщины была ни с чем несравнима, словно редкостный драгоценный камень, она светилась под яркими лучами дневного светила, наполнялась его теплом, чтобы потом поделиться им с близкими людьми.

Василий вздохнул.

Анна… Жена была для него живительным источником доброты и нежности. Это имя, как эхо, все эти годы блуждало внутри него. Он по-настоящему любил ее, но ядовитая обида и подозрения, часто заглушали светлые чувства. Василий напрасно пытался залечить свою душевную смуту алкоголем. Боль не утихала, наоборот, нарывала еще сильнее. Он до смерти боялся потерять Анну. И, тогда мужчина готов был разрушить весь мир. Любовь превращалась в ненависть. В такие минуты Василию хотелось зажать жену в своих кулачищах, чтоб она никогда никому не досталась, чтобы всегда оставалась, только, его, его…

Анна вздрогнула, будто услышала мысли мужа.

В этот день солнце белое, жгучее занимало, казалось, все небо. Пот крупными каплями катился по лбу и шее Василия.

– А ну-ка, сынок, – подхватил он Ваньку в свои сильные жилистые руки.

– Большой он уже, Вася, – сказала наблюдавшая за ними Анна.

Но Василий уже взгромоздил мальчика на свои богатырские плечи.

– Ничего, – ответил мужчина, оглянувшись на сына и улыбка, запуталась в его рыжих, с проседью усах.

Музыка гремела у Ваньки над самым ухом, и раскаленное небо было таким близким, что, казалось, потянись еще чуть-чуть и дотронешься до него рукой. Его детская всепрощающая душа, переполненная, как никогда радостью, ликовала. Зажатый в крепких, с надутыми венами, отцовских руках, мальчик чувствовал себя невероятно счастливым, потому что снова поверил в их добрую силу.

– Смотри, папка, мороженое! – закричал Ванька, протягивая вперед палец и направляя отца, как большой корабль.

– Сын? – спросила продавщица у Василия, расплываясь в широкой улыбке, – Сразу видно, не ошибешься, – протягивая эскимо, добавила она.

Василий подмигнул мальчику, и Ванька, так громко вздохнул, будто раз и навсегда, избавился от последних сомнений, одолевавших его детский разум. И совсем позабылись обиды, когда пестрые деревянные лошадки помчали ребенка по кругу. В быстро мелькавших лицах, ожидающих за оградой, мальчишка высматривал свои, родные. Анна и Василий махали ему руками. Ванька сдержанно улыбнулся им, и крепче ухватившись за гладкую шею деревянного скакуна, кружась среди света, любви и счастья. Его голова, ярко светилось на солнце, будто золото самой высшей пробы…

Василий и Ванька сидели в парке на лавочке, дожидаясь Анну. Отец потягивал из бутылки пиво, мальчик же от нечего делать, наблюдал за вороной, прогуливавшейся неподалеку.

Птица нашла оброненный кем-то кусок булки и полностью поглощенная обедом не заметила, как к ней подкралась большая полосатая кошка. Последняя цапнула растрепу за хвост. Глупая ворона истошно каркнула, беря на испуг зверя, но тот, видно, был не из робкого десятка.

– Папка, папка, гляди! – закричал возбужденный мальчик, дергая отца за рукав, – Она ее сейчас съест!

Василий подобрал лежавший неподалеку камень и бросил в кошку.

Та, вздыбив шерсть, гневно сверкнула глазами в их сторону и скрылась в кустах. Изрядно же пострадавшая крикунья взобралась на ветку. Обиженная, она стала прихорашиваться наверху. Перья торчали из ее потрепанного хвоста, похожего на сломанный веер. Птица выглядела одновременно жалко и смешно.

– Папка, а, правда, она похожа на ту тетку из автобуса? – вспомнил некстати Ванька, но тут, же притих под отцовским взглядом.

Василий строго посмотрел на сына, потом на птицу и, вдруг, отчаянно захохотал на всю округу.

Ванька, расслабившись, тоже начал заливисто смеяться, по-детски заразительно и звонко.

Подошедшая Анна растерялась. Ничего не понимая, она спросила:

– Что у вас тут за веселье такое?

Универмаг Ваньке показался таким огромным, что мальчик побоялся заблудиться в нем. Он крепче сжал руку матери, при этом, не упуская из вида широкой отцовской спины, мелькавшей впереди.

– Мам, – спросил он Анну, – А папка не потеряется?

Мать улыбнулась ему.

– Такого большого мы его быстро отыщем, сынок.

Детский отдел напоминал сказочную страну. Ванька на мгновение прикрыл глаза. Игрушек было так много, что у него закружилось голова. Справившись с обилием красок, мальчик быстрым взглядом окинул, расставленных по полкам машин и кукол и, не найдя нужного, спросил растерянно:

– А, где же велосипеды?

– Это должно быть в спортивном отделе. Я сейчас, – сказал Василий, – Ждите меня здесь, – и скрылся в шумном потоке покупателей.

Анна отвела Ваньку в сторонку. Мальчик, рассматривая многочисленные игрушки, наткнулся глазами на плюшевого заводного медвежонка с глазами-бусинками, лежащего неподалеку на полке. Одна лапка у него была оторвана.

– Смотри, мама! – воскликнул мальчик, – Горемыка какой.… Купишь мне его? – попросил мальчишка, – У него такие грустные глаза.…Он, наверное, подкидыш и думает, что никому не нужен…

Мать рассердилась.

– Дался тебе этот подкидыш! – Анна полезла в сумку, отыскивая кошелек. Когда она подняла голову снова, сердце ее остановилось. Среди бесконечно мелькавших лиц, женщина увидела одно, давно знакомое.

Нарядная дама с золотыми кудряшками, рассыпавшимися по плечам будто лучи солнца, шагала навстречу. Их взгляды столкнулись. Кларочка вздрогнула. На какую-то долю секунды она окинула тревожным взглядом мальчика, затем ее пронзительные голубые глаза снова уперлись в Анну. Обе женщины испугались. Ванька, стоявший рядом с двумя матерями сразу, родной и той, которая вырастила его, беззаботно моргал рыжими ресницами, теребил приглянувшуюся игрушку и совсем не подозревал, какую бурю чувств он поднял в душе каждой из них.

Анна почти инстинктивно прижала мальчика к себе. Ей, вдруг, сделалось нестерпимо страшно. Она не могла не видеть, как похожи они были: Ваня и Кларка. Женщине показалось, что все вокруг замечают это сходство, и Василий тоже увидит, стоит ему, только, появиться здесь. Душа Анны затрепетала, как осенний лист. Ей почему-то пригрезилось, что Кларка отнимет у нее сына, заявит о своих правах. Серые глаза ее отчаянно кричали: «Нет!».

Но Кларочка, как раз боялась другого. Рыжеволосый мальчишка, которого много лет назад она прикладывала к своей груди, остался не узнанным. Ее материнские чувства ничего не подсказали ей. Только, обида от этой непредвиденной встречи, всколыхнула прошлое. Словно брошенный камень, она подняла муть в ее налаженной жизни. Для сына, оставленного в то далекое время, по-прежнему места в благоустроенной жизни Кларочки не было. И сейчас, женщине хотелось одного: поскорее убежать отсюда, чтобы тени тех дней не задели своим крылом ее безоблачного существования. Женщина панически боялась разоблачения, боялась, что Анна поднимет шум, начнет упрекать ее и разрушит тот беззаботный мирок, в котором она так уютно жила уже немало лет. «Не губи!», – светилось в красивых, цвета неба, глазах.

– Кларочка! – позвали ее. Кларка снова вздрогнула, в последний раз глянула на Анну, и, стуча каблучками, начала быстро удаляться.

Сердце отпустило Анну, облегченный вздох вырвался из ее груди.

– Дорогая, почему ты так долго, мы тебя заждались. Правда, дочка? – услышала она все тот же голос.

– Мамочка, а ты купила мне куклу? – спросил уже тоненький детский голосок.

Анна не выдержала и посмотрела Кларе вслед. Молодой красивый мужчина в военной форме, держал на руках девочку лет пяти.

«Сволочь!», – подумала женщина в спину удаляющейся Кларке, и еще сильнее прижала Ваньку.

– Мам, мне больно! – захныкал тот.

Анна разжала дрожащие руки.

– Зачем ты меня так крепко обняла? Боялась потерять меня, да, мама? – спросил наивный мальчишка.

Женщина подняла на него взволнованные глаза.

– Если бы, только, кто знал, как боялась…

– Нет велосипедов для нашего пострела, – вернулся, ничего не подозревающий Василий, – На следующей неделе обещали завести.

Женщина непроизвольно дернулась, услышав голос мужа.

– Ты, что Ань? – уставился на нее тот, – Побледнела-то как.… С тобой все хорошо?

Анна посмотрела в многолюдную толпу. Кларка, как призрак, бесследно растворилась в ней.

– Все хорошо. Голова просто закружилась. От жары, наверное…, – ответила обессиленным голосом она.

Новости на селе разлетелись, как всегда быстро. В школу, где предстояло учиться Ваньке, был назначен новый директор, и поэтому в деревне, только, что и говорили про приехавшего из города учителя.

Анна старательно приглаживала Ванькины рыжие колючки, но они упрямо не хотели ложиться под гребенкой.

– Не вертись, сынок, – сказала она уставшему прихорашиваться Ваньке.

– А, то меня в школу не возьмут? – ковыряя ботинком тканый половик, спросил мальчик.

– Конечно, – наставительно ответила мать, – На уроках придется подолгу сидеть, привыкай Ваня.

– Мам, а, правда, записывать в школу нас будет новый директор? – никак не могло успокоиться детское любопытство мальчишки.

– Правда, – хлопотала Анна вокруг сына, как неугомонная наседка, – Дайка я тебе воротничок поправлю…

– Мам, а он сердитый? – снова спросил мальчик.

– Кто, Ваня? – не поняла Анна

– Ну, этот, школьный начальник, – пояснил Ванька.

– Должно быть, – неуверенно пожала мать плечами, – Я и сама-то его не видела ни разу.

– Мам, – заулыбался мальчик, показывая свои щербатые, как у старичка, зубы, – Значит, ты у меня тоже первоклашка?

– Это, еще почему? – удивленно подняла Анна брови.

– Ну, ты же тоже первый раз нового директора увидишь, – посмотрел на нее сын.

Анна засмеялась.

– Несмышленый ты у меня еще, – погладила она его непокорный вихры, – И смешной, Ванюшка… Первоклашками зовут тех, кто первый раз идет учиться в школу, в первый класс.… Понял, сынок? – окинула она ласковым взглядом мальчика.

– Угу, – кивнул тот золотистой головой. Он встал, наконец, с табурета и потянул мать за руку, – А, ну-ка наклонись, мама. Я тебе тоже воротничок разглажу. Директор растреп не любит. Ты ведь так говорила?

Вместо ответа Анна поцеловала сына и улыбнулась.

– Так-так, молодой человек, – проговорил дядька в галстуке.

Ванька заволновался после его слов. Он схватился за ворот рубашки, желая разгладить последний, но от испуга забылся, и зажал его в кулачке.

– Как говоришь твоя фамилия?

– Ваня Крушинин, – поспешила ответить за сына Анна.

– А это мамка твоя, значит? – спросил опять непонятливый директор.

– Да, да…. Это мой сын, – снова за мальчика сказала женщина.

– А ты хоть сам-то разговаривать умеешь, Крушинин Ваня, – подошел к нему строгий дядька поближе и хлопнул мальчика по плечу, – А, мужичок? У нас ведь такое дело тут, немых-то мы в школу не принимаем…

– Еще, как! – закричал Ванька прямо ему в ухо, – У меня и папка есть, Васькой зовут. Он мне велосипед купить обещался, как у Петьки.

– Это кто ж Петька, друг твой? – серьезно спросил учитель.

– Да, не то чтобы…, – махнул рукой Ванька. – Сосед…

– И он, что же, тоже пришел записываться в первый класс?

– Да, нет, у него, только, велосипед большой, а годов ему еще мало. Шесть по осени исполнилось, и букву «эр» не выговаривает… Куда ему в школу…

– Ну, тогда конечно, – согласился с мальчиком учитель и, улыбаясь, посмотрел на Анну, – Сын-то у вас какой сообразительный, придется принять.

Ванька чуть не подпрыгнул от радости. «А, он ничего, этот директор…», – подумал мальчишка, и, глядя на мать, тоже заулыбался.

– Я и буквы знаю, дяденька, правда, мам?

– Надо же, – казалось, и впрямь удивился мужчина, – И все-то ты знаешь. Ну, а про то, что мамка у тебя очень красивая, тебе известно, Рыжик?

– Еще бы! Но вы, только, не говорите никому, – доверительно тихо сказал мальчик.

– Это почему же? – уже искренне удивился учитель.

– Папка ругаться начнет, подумает еще, что вы в нее влюбились!

– Ваня! – одернула Ваньку Анна, – Да, что ты такое говоришь, сынок.

– Ничего, ничего, – успокоил ее директор, – В такую женщину, как вы, грех не влюбиться. Извините, мы заговорились с вашим Иваном и даже не представились, – Алексей Петрович, – протянул он руку.

– Анна Григорьевна, – застенчиво подала Анна свою ладонь.

На мгновение он сжал ее пальцы.

– Очень приятно, – и снова, обращаясь к мальчику, спросил, – Ну, что, Иван Васильевич, первого сентября придешь в школу?

– А то, как же, – деловито ответил Ванька.

– Ну, тогда держи, – взял он из стопки книг, стоявшей на столе, букварь.

Мальчик с любопытством начал разглядывать учебник.

– Ну, а сейчас извини, Рыжик, меня другие ребята ждут.

– До свидания, – потягивая за руку, увлекшегося книгой сына, сказала Анна.

– Всего хорошего, – провожая их взглядом, ответил Алексей Петрович.

Анна наливала из колонки воду, как, вдруг, ее окликнули.

– Здравствуйте, Анна Григорьевна!

Женщина вздрогнула от неожиданности и обернулась. Она забыла убрать руку с рычага и вода, переливаясь через края, ледяными струями окатила ее. Анна спохватилась, и сняла ведро.

– Здравствуйте, – растерянно проговорила она, – Простите, я не заметила вас сразу.

Алексей Петрович, школьный директор, стоял рядом, смотрел на нее и улыбался. Он был, как и в первый день, их знакомства в сером отутюженном костюме и при галстуке.

– Напугал я вас?

– Ну, что вы, – женщина засмущалась своего вида, она торопливо махнула рукой по голове, пытаясь поправить косынку, но та, как назло, совсем сползла набок, и Анна, недолго думая, окончательно смахнула ее, – Простите, – снова сказала рассеянно она, – Эти волосы…. Не знаешь, как с ними быть…

– Да, вы не волнуйтесь, – услышала женщина спокойный голос Алексея Петровича, – Настоящую красоту ничем не испортишь, и волосы у вас просто чудесные! – директор сказал это, так просто и искренне, что хотелось верить в его слова. При этом его серые умные глаза открыто разглядывали Анну.

– Как сын? Не надоела еще школа? – спросил Алексей Петрович.

– Да, что вы! – воскликнула Анна, – Вчера такой радостный прибежал. Все мне про черепаху рассказывал, и еще про всяких зверушек, что вы из города привезли, – зажурчал ее голос, как, только, что пролившаяся, чистая вода. Она говорила и улыбалась одновременно, и мужчина, восхищенный ее обаянием, не мог отвести глаз от движения ее по-особому нежных, бледно-розовых губ.

– Да, вот знаете, – поделился он, – Решил начать свою деятельность, таким необычным образом… Дети любят животных, а сельские ребятишки в особенности.

Анна поймала его взгляд и отвела свой в сторону. На мгновение наступило молчание. Чтобы прервать его, женщина спросила:

– А вы сами в наши края приехали или начальство назначило?

– Не поверите, сам, – огляделся вокруг Алексей Петрович, – Почему-то люблю деревню, хоть всю жизнь и прожил в городе. Наверное, хочется быть поближе к истокам жизни…, – сделал он философский вывод, и, глянув на женщину, улыбнувшись, добавил, – Опять же, люди симпатичные здесь…

Анна покраснела.

– Вы, так часто говорите об этом, что мне делается неловко…

Мужчина позволил себе подойти поближе и прошептал:

– Так я же по секрету, как советовал Ванька.

Они оба рассмеялись.

– И все-таки разрешите, еще один комплимент и совет сразу, Анна Григорьевна? – будто ожидая одобрения, заглянул он в ее лучистые, серые глаза. Последние сияли вопреки воле женщины.

– Улыбка у вас, как у кинозвезды. Вам необходимо улыбаться как можно чаще, Анна.

Вконец смущенная женщина ничего не ответила, она беспокойно затеребила в руках косынку. Тут, как нарочно, налетел откуда-то ветер и озорно выхватил платок из рук Анны. Как большая бабочка, тот упал на траву, к ногам хозяйки. Анна наклонилась, чтобы поднять его, но Алексей Петрович опередил и протянул хлопковую косынку женщине.

– Спасибо, – потупив глаза в землю, проговорила Анна, – Вы так внимательны. Только…, – она хлопотливо склонилась к наполненной посуде, – Мне пора, извините.

– Нет, нет! – запротестовало, вдруг, школьное руководство, – Женщинам нельзя носить такие тяжести. Я помогу! – Алексей Петрович решительно перехватил ведра с водой.

Анна удивленно посмотрела на него. Ей непривычно было видеть такие ухоженные мужские руки. Длинные пальцы, гладкие и бледные, будто фарфоровые, напоминали ей пальцы артиста или музыканта. Должно быть, они у него очень нежные, некстати подумалось ей, и женщина тут же рассердилась на себя за эти мысли.

– Да, вы же обрызгаетесь! – сказала она вслух, пытаясь отговорить директора от его затеи, – Вы напрасно волнуетесь, Алексей Петрович, мне не привыкать, я же сельская женщина.

– Женщина – она везде есть женщина, – не слушал ее, Алексей Петрович, – И потом, облиться водой в такую жарищу, по-моему, одно удовольствие! – он по-хозяйски сжал в своих необыкновенных пальцах жестяные ручки, – Показывайте, где ваш дом.

– Тот с зеленым палисадником, – сдалась Анна.

Ванька шумно распахнул дверь и замер, как вкопанный. Он чуть было не столкнулся со своим школьным начальником.

– Ну, чего глядишь?! – сказал Алексей Петрович, – Не помогаешь своей мамке, приходится мне за тебя это делать.

– Я еще маленький…, – протянул виновато мальчик.

– Еще раз, спасибо большое, – не обращая внимания на сына, проговорила Анна.

– Да, чего уж там…

Примолкший Ванька, с любопытством посмотрел на мать и на директора по очереди. Он заметил, что последний уходить не торопился, и мамка вела себя тоже как-то странно.

– А, может, вы чаю выпьете с нами? – предложила, вдруг, она Алексею Петровичу.

Мужчина пожал плечами

– Если это вас не затруднит…, – не отказался он, – Я люблю чай!

Просторный дом понравился Алексею Петровичу. Он был чистым и уютным, как и сама хозяйка. Анна расстелила на стол белоснежную скатерть, с вышивкой «ришелье» по краю, и рядом с пряниками и конфетами, поставила вазочку с клубничным вареньем.

– Это мы вдвоем с мамкой ягоды собирали! – похвастался Ванька, когда они все вместе сели за стол.

– Очень вкусно! – похвалил мужчина, – Ты, Рыжик, и твоя мамка просто молодцы! – он прикоснулся к чашке с горячим напитком и, поглядел на Анну.

Женщина привела себя в порядок. Причесала волосы, сменила мокрое платье.

«Какая она необыкновенная!», – в который раз подумал Алексей Петрович. Его внимательный взгляд уловил, что за ним тоже наблюдаю. Директор обратился к мальчику.

– Ну, что, Иван, нравится учиться?

– Нравится, – как всегда нараспев ответил Ванька, – Только, перемену долго ждать приходится…

– Ваня…, – пристыдила его Анна.

Но в этот момент дверь в горницу приоткрылась и из-за нее выглянула Дарья.

– Здравствуйте, бабушка, – поприветствовал ее Алексей Петрович.

Но старушка вместо ответа опасливо посмотрела на мужчину, и снова спряталась в соседней комнате, бесшумно, как приведение.

– Бабушка у нас слышит хорошо, – некстати сказал Ванька.

Анна покраснела.

– А, может, еще чайку? – спросила она первое, что пришло ей в голову.

– Нет, нет, спасибо, – засуетился мужчина. Он глянул на маленькие ходики, висящие на стене, и воскликнул, – О, времени-то уже сколько! Засиделся я у вас.

– Эти часы у нас еще зимой сломались! – снова вмешался без спроса мальчик.

– И, правда…, – заметив безвольно повисшие стрелки, смутился мужчина, – Но мне все равно пора, у меня еще урок. Спасибо за угощение, Анна Григорьевна, – встал он из-за стола, – До встречи в школе, Рыжик, – хлопнул он мальчика по плечу, – Мамке не забывай помогать!

Как, только, за директором захлопнулась дверь, Ванька кинулся к матери.

– Мама, а зачем он к нам приходил? – голубые глаза мальчишки глядели, казалось, в самую душу.

– Просто помог мне, сынок, – справившись с его взглядом, ответила она.

– А почему? – не отступал мальчик, чувствуя, что мать чего-то не договаривает, – Он влюбился в тебя все-таки?

– Ну, что ты придумал, Ваня, – заругалась на него Анна, – С чего ты взял? Он и с любой женщиной так же поступил бы.

– А, почему же он Славкиной маме не помогал, когда та утром воду носила? – задал он вопрос на засыпку.

Анна растеряно пожала плечами.

– Ну, наверное, просто не знаком с ней.

– Ты врешь! – закричал, вдруг, мальчишка, – Когда Славка окно разбил, она даже плакала у него в кабинете!

Понимая, что Ванька в чем-то прав, Анна не стала спорить и попыталась успокоить сына.

– Ваня, – прижала она его рыжую голову к себе, – Ты же знаешь, что больше всех на свете я люблю тебя! – и поцеловала в золотую макушку.

Насупившийся мальчик громко вздохнул.

– И папку тоже? – строго спросил он.

– И папку…, – задумчиво проговорила женщина.

Скрипя половицами, подошла Дарья. Казалось, это скрипели не доски, а ее высохшее тело. – Из сельсовета, что ли приходили? – тревожно спросила она.

– Да, нет, мама. Директор это, из школы…

– Из школы? – еще больше заволновалась старуха, – А, почто ж он приходил-то? Ай, наш пострел натворил чего? – шлепнула она легонько по затылку Ваньку.

– Это я его позвал, бабушка, – встрял в разговор мальчик.

– Не обманывай, сынок, – строго приказала мать, – Человек он городской, интеллигентный.… Помог мне ведра с водой донести. Я его и угостила чаем, неудобно было не пригласить.