Read the book: «Водоворот»

Екатерина Сиротина

Font::

Художник: Татьяна Стадниченко

Пролог

Длинные гудки наконец-то прервались, и из телефона прозвучало твердо и уверенно:

– Я вас слушаю. Говорите.

Света глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Ответила.

– Здравствуй, Маша, – голос сорвался, и она закашлялась.

– Здравствуй. Что-то случилось?

– И как ты догадалась? – Света постаралась говорить спокойно, но не получилось, и в голосе явно прозвенела издевка, но бывшая золовка не поддалась на провокацию:

– Просто. В последнюю встречу ты сказала, чтобы я держалась от тебя подальше.

– Не от меня. От Егора. Ладно, не будем спорить. Ты была права. Он никуда от вас не денется.

– Что у него?

– Не знаю. Пятно на ноге. Странное.

– И что собираешься делать?

– Через месяц у нас квота в Москву на обследования. Надеюсь, помогут.

– Но сомневаешься.

– Боюсь. Егор – мой сын. Если бы ты знала, как я боюсь.

– В Москву? Зачем тогда мне звонишь? Знаешь же, что не помогут. Приезжайте. И чем скорее, тем лучше. Нет у тебя другого выхода.

– Как я ему объясню, что мы в деревню жить едем?

– Ты же говорила, что пока Леша жив, у Егора ничего не будет?

– «Ничего» – это, конечно, громко. Такого я вроде не говорила. Но не буду спорить. Признаю, ошиблась. Приезжайте. После мамы квартира стоит нетронутая. Не обязательно в деревню. В городе поживете, тут близко от меня, на машине час, не больше.

– Хорошо. На месяц. Все равно другого я пока придумать не могу.

– Там видно будет. Но сентябрь впереди, думаю, что Егора лучше сюда в школу перевести.

– Это вряд ли. – Света так нажала «отбой», что чуть не продавила экран, закрыла глаза и прислонилась к стене. Обалдеть просто – «приезжайте». Несколько счастливых лет она думала, что все связи оборвала с этой проклятой семейкой, но отец Егора… Кстати, ему тоже нужно сообщить. Она начала искать номер, пролистывая контакты в телефоне, но зычный голос постовой медсестры отвлек: «По палатам. Обход. Все по палатам».

Рана расползалась по голени уродливым коричневым пятном размером с ладонь, зарастала коркой, трескалась и вновь кровила. Шрамы переплетались, связывались в узелки, стягивали пока здоровую кожу.

Егор случайно прикоснулся к пятну пальцем и испуганно отдернул: вдруг еще на руки перейдет. Что тогда делать? Не спрячешь. Лучше вообще в школе не появляться.

– Сын, зачем опять трогаешь? Скоро обход, может, результаты пришли, выяснили, что это, – к кровати подошла мама. Все две недели она уходила только на ночь.

За стеклом инфекционной палаты мелькнула тень, хлопнула дверь.

– Здравствуйте, молодой человек. Ну что там у нас? – Денис Леонидович прошел в палату. Егор скривился: врач так говорил «у нас», будто беда общая. Поддержать, наверное, хотел.

– Вы узнали, что это такое? Почему со мной?

– Нет, к сожалению, исследования не показали полной картины. Может быть, аллергическая реакция… Точно знаем – не онкология, уже радует. Так что полежишь у нас еще. Подумаем, полечим. И эпилепсии у тебя тоже не обнаружено, так что был у тебя просто глубокий обморок неясной этиологии. Ничего, поправишься.

Доктор внимательно осматривал рану, хмурился, кончиками пальцев, одетыми в белые латексные перчатки, чуть дотрагивался до нее.

– Я так понимаю, она не болит?

Егор отрицательно качнул головой.

– Ну держись, – врач подмигнул, попытался улыбнуться, но вышла какая-то гримаса. Встал, резко повернулся, так что пола его халата задела Егора по лицу, и попытался выйти.

– Мы выписываемся, – на проходе из палаты встала мама.

– В смысле «выписываемся»? Это не вам решать, – доктор рукой попытался ее отодвинуть и выйти.

– Мне. Я его законный представитель, – мама стояла скалой.

– Как хотите. Надеюсь, вы понимаете, что делаете, – врач скривился и так дернул руками, будто что-то стряхивал с них.

– Если бы вы понимали, что делаете, мы бы не выписывались, – Света сорвалась на крик, и Егор отвернулся к стене. Мама, когда нервничает, грубит немного. В чем Денис Леонидович-то виноват?

Врач вышел, и Светлана присела на кровать к сыну, потянулась обнять, прижать к себе.

– Мам, ну ты че. Как маленького.

– Большой, значит. Хорошо, – улыбнулась она. Егор любил, когда мама улыбалась, светлее становилось вокруг и спокойнее.

– Почему ты решила, что мне нужно выписаться? Ты знаешь, что это?

– Нет, но я с теткой твоей созвонилась, она сказала, что у кого-то с их стороны уже была такая болячка. Это первая новость. А вторая: мы с тобой переезжаем. В другую школу ходить будешь.

– Мы с тобой? А папа что говорит? И куда поедем? К ней? В колхоз лечиться?

– Ты все правильно понял. Папа к тебе приедет. Выбора особого нет, – у Светы сдавило горло, но она продолжила. – Да и школу давно нужно было менять. Тебе в ней не очень-то и нравилось?

– Нет, не нравилось. Но тут школ больше. И врачей, кстати, тоже много, и они явно профессиональнее, чем в Зажопи…

– Где? – в голосе Светы послышался металл.

Егор вздохнул:

– В провинции, мама, в провинции.

– Денис Леонидович разослал твои данные куда только можно. Никто не дает однозначного ответа, а с ногой все хуже и хуже становится. Нет уж. Попробуем так.

– Ну если что, мне папа новую ногу придумает, – попытался улыбнуться Егор.

– Глупый ты у меня. Давай попробуем твою сохранить. Хорошо? – Свете было не до смеха.

– Ладно. Когда едем?

– Как выпишут, сразу же.

– А где жить будем?

– В бабушкиной квартире. Правда, не знаю, что там: она долго пустой стояла. Вещи собирай, я отказ от госпитализации напишу и за тобой.

Глава 1

Лена

«Расскажу, никто не поверит. Мама и так считает, что я головой повредилась. Но я же не свихнулась. Точнее, надеюсь», – эти мысли не отпускают целый месяц.

– Дочка, о чем мечтаешь? Ключи от квартиры у тебя.

– Да, мам, сейчас, – я залезла в карман кофты, и пальцы сразу же наткнулись на колечко из дуба: теплое, гладкое, родное. Как я о нем могла забыть? Да, кольцо и дневник. Протягиваю маме ключи.

– Мам, вещи из машины потом возьму. Устала. Пойду, полежу.

– Иди, конечно. Я сама все сделаю. Отдохни.

Мама внимательно смотрит, как будто пытается что-то прочитать по моему лицу, трогает лоб. Я чуть отклоняюсь от ее руки, но сдерживаюсь, чтобы не сделать шаг назад. Она нежна и предупредительна и наконец-то обратила на меня внимание. Но как раз сейчас заботливость совершенно лишняя, хочу побыть одна. Слишком много всего, нужно разобраться, а то такими темпами скоро к психиатру побегу: «Дайте мне каких-нибудь таблеточек. От галлюцинаций».

Закрываю дверь своей новой комнаты, подпираю ручку стулом так, чтоб точно не открыть: теперь мне никто не помешает.

Падаю на кровать, достаю толстую тетрадь в коричневой потрескавшейся обложке. Мне стыдно и неуютно читать без разрешения чужие записи. Да у кого спросить? И как? И Лешина ли она? Надписи о владельце нет, да и по виду тетрадке лет тридцать, не меньше.

Первая дата – 30 июня.

В этот день меня отвезли в больницу: мама не могла сбить температуру, а я уже бредила. Пролежала там почти месяц, хотя сначала думали – ничего серьезного, просто простуда. Впрочем, точного диагноза так и нет. Вирус какой-то подхватила. После выписки переехали в новую квартиру, новый город, новую мамину счастливую жизнь. Так и август прошел. Сумасшедшее лето какое-то.

Дневник

Не знаю, с какого момента начать. Вот уж не думал, что в тюряге окажусь. Ну конечно, не совсем, в КПЗ пока – камере предварительного заключения. Крошечная комнатка с окошком, забранным в мелкую металлическую клетку, и железной дверью с другой стороны. Шконка – так называется кровать, где пытаюсь спать, откидной на болтах стол и табуретка. Вот и все убранство. Заснуть не могу. Как мама? Как Птичка? Отец, наверное, вне себя от ярости. Попал я. Дядя Максим сказал, что точно здесь до суда застрял, да и там неизвестно, как сложится.

Конечно, это не тюрьма. Выйдешь за дверь – коридор и кабинет дяди Максима. Интересно, как мне сейчас его называть? Гражданин начальник?

Все будут знать, что я сижу в тюрьме. Отцу придется уехать отсюда, авторитету его конец. Вот и сбылась мечта. Только я совсем не хотел, чтобы она сбывалась вот так и без меня.

Делать тут нечего. Со скуки сдохнуть можно. Из книжек – «Война и мир» – мама постаралась. Готовься, говорит, к экзаменам. А какие экзамены, если суд впереди?

Эх, дурак я, дурак.

С чего началось? Не знаю. Вообще в это лето все пошло наперекосяк с самого начала: мама отказалась в город отпускать – сказала, с сестрой сидеть нужно. Обычно с конца мая по сентябрь я у деда с бабушкой в городе жил, но тут прям не срослось. А потом батя окончательно с дедом рассорился. Тот сказал, что сестру лечить нужно, в детский сад специальный отдать, ну отец и вызверился. И я тоже думаю, что нормальная она и относиться надо к ней как к нормальной. Ну есть небольшой недостаток, так что теперь, за человека ее не считать?

Но все равно неплохо было. С отцом в патруль ездил. Батя в любом непроходимом лесу все тропинки, заброшенные дороги знает. Ну леснику и положено так-то. Хотя про него за эту способность как только не говорят: не лесник он, а лесовик. Кто, кстати, такой лесовик? Ну и чушь в голову лезет.

Биологичке целый гербарий редкостей набрал. В прошлом году отец ей какую-то жутко редкую осоку притащил, она так радовалась. А мне меньше пятерки никак нельзя, так что нужно и дальше радовать.

Интересно, а в тюрьме школа есть? Или там только до девятого учат?

На колокольню заброшенного монастыря забирались вместе с Леной. Она метров сорок, не меньше. Не Лена, колокольня. А Лена… Надеюсь, что сбежала. Пусть хоть у нее все будет хорошо.

Да, сильно я переживал, что никуда из своей деревни не свалил, а два месяца всего прошло, и как все изменилось. Вот же не думал, что окажусь в камере, где единственное развлечение тетрадь и ручка. Достоевский, блин, на каторге.

The free sample has ended.