Read the book: «Глубоко научный секс: мифы и стереотипы», page 2
Семейная концепция сексуальности
Появлению этой концепции соответствует развитие института частной собственности в Древнем мире. Имеется в виду оформление общественных образований, объединенных по принципу совместной деятельности и выполняемых функций для охраны владений семьи. Служители культа формируют институт религии. Служители власти – институт власти. А служители экономических интересов рода, отвечающие за сохранение собственности и передачи ее потомкам этого рода – институт семьи.
Можно приводить в пример сакральные культуры, где был распространен матриархат, где наследование велось по материнской линии, а отец не был известен, общества с гаремами. Но факты социологии говорят нам, что моногамная модель семьи эволюционировала более успешно, и именно поэтому прижилась в обществе и распространилась на все человечество.
Более того, даже те из вас, кто, дочитав книгу до этой страницы, продолжает думать, что в половом влечении человека доминирует нечто животное, детерминированное каким-то инстинктом, неподвластным сознанию и воле человека, что толкает его на поиск изощренных и беззастенчевых форм удовлетворения своей похоти, поощряет рассеивание семени, полигамию и попрание семейных ценностей, наконец, согласятся со мной, что никогда и ни при каких обстоятельствах у человека не было столько безопасного, комфортного и достаточного секса, как в семье.
Все еще не верится? Сейчас я вам это докажу.
Предлагаю оценить эти параметры сексуальной жизни: безопасность, комфорт и достаточность по количеству и качеству.
Чтобы далеко не ходить за примерами, вспомним несколько хорошо известных фактов. Помните самку богомола, которая совершает многочасовой половой акт с самцом, после которого пожирает своего партнера? И это в данном случае не потому, что самец выполнил свое биологическое предназначение и с точки зрения здравого смысла его существование больше не оправдано. Нечего зря поедать те ресурсы, которые пойдут на пропитание его потомства. Такое отношение к самцу как к использованному презервативу встречается не только у богомолов, но и у многих других представителей животного мира. И всякий раз это подчеркивает необоснованность идеи о полигамии, когда мужчина должен якобы оплодотворить как можно больше женских особей для видового разнообразия и выживания. У самок высших животных, например, парно- и непарнокопытных плацентарных млекопитающих, во влагалище скапливается такая густая слизь, что выполняет роль пробки, не допускающей новые сношения. Это означает, что такая самка уже выполнила свое биологическое предназначение, оплодотворена и скоро принесет потомство, поэтому она закрыта для доступа дополнительного генетического материала. А неудачливые самцы, которым некуда пристроить свои гаметы, пусть ищут незанятые ниши.
Вот и вся глубокая общественная роль самца. Так почему же самка богомола поедает самца? Кто ей внушил, что самец больше не нужен и его можно уничтожить? Никто. Базовые потребности, и ничего личного. Пока длится многочасовой половой акт, она успевает до такой степени проголодаться, что когда, наконец, освобождается от сексуальной доминанты, то съедает первое, что оказывается в ее поле зрения: голову успешно оплодотворившего ее самца.
Вот и вся любовь. Кстати, обращаюсь к вам, страдальцы пролонгированного коитуса, которые изводят себя различными практиками, чтобы продлить половой акт и затрудняют своих партнерш во время оного. Друзья мои! Нужен ли вам долгий половой акт ценой собственной головы?
Этот факт подчеркивает еще одну сексологическую истину. Не секрет, что именно сомнения в собственной привлекательности, соответствии норме и в удовлетворении партнерши делают из мужчины импотента. Буквально – чем большим количеством мыслей отягощен мужчина, тем сложнее ему отключиться от внутренней жизни, сконцентрироваться на сексе и получить и доставить сексуальное удовольствие. Голова и содержащийся в ней мозг мешает сексу. А нет головы – нет и препятствий. То есть самый хороший секс – это секс с безмозглым партнером? Да нет, я этого не говорила. Скорее – с гармоничным человеком, у которого сомнения в себе уравновешены здравым смыслом, адекватным восприятием себя и партнерши «здесь и сейчас».
Но задуматься есть над чем.
«А как же хряк, бык-осеменитель и прочие альфы на вершине самцовой иерархии? Почему самая большая обезьяна забирает себе всех самочек?» – спросите меня вы. И будете правы.
Социобиологические примеры, в которых на много самок приходится мало самцов, лишь подтверждают сексуальную целесообразность в живой природе. Вспомним трутней. Самки, пчелки-труженицы приносят все ресурсы, а значит, чем меньше будет нахлебников, тем больше останется труженицам и деткам. Секс снова не противоречит идеи сбережения энергии и ресурсов. Жизнь стаи, стада, организована таким образом, что выживает минимальное количество самцов, необходимых для продолжения рода. Если требуется несколько трутней, значит, будет несколько. Если нужен один хряк, так тому и быть. Остальные просто не доживут до половозрелого возраста.
Ну, с хряком разобрались, можно выдохнуть с облегчением. А то его судьба вызывает зависть у людей, даже у некоторых президентов. Кто-нибудь слышал о так называемом эффекте Кулиджа? И, может быть, знает, как он работает у людей?
Эффект Кулиджа
Есть байка о том, как 30-й президент США посетил одну из коровьих ферм в компании собственной жены. И та недвусмысленно обратила внимание супруга на то, что бык-осеменитель совершает без устали несколько половых актов за один заход. Президент с большим мужеством ответил жене, что бык-осеменитель имеет разных самок. Это подогревает его интерес, создает ощущение, что каждый следующий раз – как первый, и является секретом его неистощимых ресурсов.
Случилось это в истории или нет, нам неизвестно, но мнение президента Кулиджа из этой поучительной басни верное. Действительно, если быку на пике его инстинктивного влечения предоставить только одну самку, то он вырабатывает свои ресурсы очень быстро, утомляясь и теряя интерес к оплодотворению. А вот если коровы меняются, как модели на кастинге, то бык возгорается снова и снова.
Но это связано не с полигамностью быка или самцов в целом, а с механизмом формирования полового влечения. Не будем путать механический ввод полового члена во влагалище с интимным таинством, которое начинается еще в голове участников задолго до самого физического взаимодействия. Таинство это включает подготовку, эмоциональный накал, телесное признание в любви друг другу, основанное на доверии и взаимном коде договоренностей о сексуальных правилах. Оно не заканчивается в момент семяизвержения короткой обратной связью: «Ты моя самая лучшая, детка». О нет. Оно содержит в себе всю теплоту и признательность последующих отношений, эмоциональное взаимодействие, эйфорию сексуальных достижений и приятное послевкусие от массажа эрогенных и мысленных любовных рецепторов.
В копилку всех этих «до», «в процессе» и «после» и падают ощущения от эффекта Кулиджа.
Применительно к человеку, который при всем желании не может сравниться с быком, эффект Кулиджа работает как накопительный для полового влечения процесс. Человек аккумулирует свое влечение, по крупицам собирая флирт, ощущение собственной привлекательности и востребованности, никогда, быть может, не реализуемые, но потенциально возможные различные сексуальные сценарии с различными партнершами и т. д.
По существу, эффекту Кулиджа человек подвержен на протяжении всей своей жизни. Его создают все мысли, сновидения, фантазии, идеи о сексе, когда-либо помещавшиеся в голове человека. А учитывая, что человек думает о сексе каждые 20 минут (секунд? Кто меня поправит?), то получается, что эффект Кулиджа подпитывает влечение человека всю его жизнь.
Ну вот, и с быком мы тоже разобрались.
Тогда откуда древние римляне взяли афоризм «Omne animal post coitum triste est» («Всякое животное после соития печально»)?
Манипуляции со значением этого выражения, которые появились в эпоху индивидуалистической сексуальности, мы еще рассмотрим на страницах этой книги. Здесь позвольте привести всю пословицу целиком: «Omne animal post coitum triste preater milierem at gallum» («Всякое животное после совокупления печально, кроме женщины и петуха»).
При чем здесь петух? Петух – едва ли не единственное животное, которое, подобно человеку, способно подавлять свои естественные потребности и переводить сексуальную энергию в творческую, заменяя простой и незамысловатый секс самолюбованием и пением. Поэтому вместо того, чтобы перетоптать всех кур в курятнике, петух расхаживает по кругу, горделиво склонив голову набок и глубокомысленно изрекая свое высокоранговое «кукареку».
На свое счастье, куры – существа с едва ли ни низшим интеллектом среди представителей своего царства. Им просто не дано понять весь комизм ситуации и весь трагизм их женской участи.
Итак, почему поет петух? У него просто есть силы на пение благодаря неполной занятости на ставке осеменителя. Петух подобен человеку: распределяет свои ресурсы поровну между удовлетворением витальных потребностей, сексом и творчеством.
А почему же все остальные печальны? Дело в том, что слово «post», то есть «после», буквально означает временной период, то есть в отрезок времени «после» полового акта животные и люди печальны. Это связано даже не с биологией, а с физикой. Дело в том, что оргастическая разрядка, которую переживают самцы животных и мужчины, физиологически представляет собой скачок потенциала действия. Заряд снаружи и внутри клеточных мембран резко повышается, открываются каналы, по которым анионы и катионы меняются местами, и импульс идет по электрическим проводам нервов в головной мозг и обратно. В это время человек ощущает разрядку сексуального напряжения, пик сладострастия и максимально приятные эмоциональные переживания. Животных просто трясет от разрядки, ибо на эмоции высшего порядка они не способны, что известно из физиологии высшей нервной деятельности.
После оргазма наступает короткий период невосприимчивости клеточных мембран к новым импульсам вследствие истощения ресурсов: химические элементы должны вернуться на свои места, а заряд мембран – восстановиться для нового цикла.
Этот период невосприимчивости соответствует рефрактерному (восстановительному) периоду сексуального цикла и временному интервалу, обозначенному в пословице словом «post», то есть «после». Самцы животных и мужчины не могут сразу же, без перерыва, испытать возбуждение и войти в новый сексуальный цикл, и поэтому печальны.
Почему же, наконец, женщины не печальны, как и петухи? Все дело в том, что для сексуального функционирования женщины не требуется четко отлаженный сосудистый механизм, поднимающий длинный рычаг: эрекция полового члена. Для женщины достаточно небольшого возбуждения в скоплении кавернозных тел в области клитора, малых половых губах, влагалище, чтобы она была способна снова эффективно участвовать в половом акте. Поэтому у женщины не бывает такого периода восстановления, как у мужчины, не случается и печали после секса.
Современные же образованцы в этой пословице часто толкуют «после» как «по причине». То есть всякое животное печально «из-за» секса: то ли оно испытывает чувство вины, то ли позора, может быть, глубокого разочарования… Но «по причине», «вследствие», «из-за» по-латински будет propter или quia. А путать «по причине» и «после», то есть «post hoc ergo propter hoc» – логическая ошибка, об этом еще сами латиняне писали. Так давайте же освободимся от логических ошибок и не будем приписывать радостям тела излишней грусти.
Итак, чем более сложно организованы животные, тем дальше они уходят от стадной модели в область моногамных отношений, создавая подобие семьи с партнерским участием родителей в поддержании быта, добыче ресурсов и выращивании потомства.
Строго говоря, семейная модель сексуальности – преемница сакральной общественной модели и прародительница индивидуалистической – самая успешная модель из всех возможных форм устроения сексуальности, когда-либо существовавших в истории человечества.
Когда мы дойдем до индивидуалистической концепции с ее потерями и достижениями, то поймем, что семейная модель – это переходный мостик от общественной концепции к индивидуалистической. Мы убедимся, что те приобретения, которые были сделаны с распространением семейных институтов, сами же породили их отмирание и запустили вирус индивидуалистической концепции, окончательно загубивший сексуальное общение среди лучших представителей человечества.
Как я уже говорила, создание общественных институтов сопряжено с четкой регламентацией общественных отношений: кто, что, почему и когда должен делать. Поэтому развитие института семьи тесно связано с моногамными отношениями и религиозными институтами, распространение которых стало возможно с распространением монотеистических религий.
Чтобы моему читателю не казалось, что он слушатель богословских курсов с сексологическим уклоном, я поясню более простыми словами.
Хотим мы этого или нет, но все привычное нам общество от Москвы до самых до окраин, от культурного Запада до Дикого, и даже от Европы до стран, где закутанные в покрывала дамы при посещении Макдональдса и других европейских традиционных заведений аккуратненько приподнимают черную занавесочку на голове и наманикюренной, в браслетах, изящной ручкой отправляют жареный картофель в невидимый ротик – опирается на христианскую культуру. Потому что именно христианство внедрило свои ценности в культурные и моральные стандарты, науку, образование, юриспруденцию, искусство и государственное управление любой части европейской цивилизации. Сейчас можно не помнить этой связи, не знать о ее существовании и не брать в расчет, но отвергать этот исторический факт бессмысленно.
Не надо думать, что все семейные институты и регламент отношений внутри них были разом созданы по всему земному шару невидимым законом Моисея. Кристаллизация семьи – это повсеместный процесс, который затронул все сколько-нибудь цивилизованные общества древности. Но самые четкие границы семьи, ее функции и преимущества были определены в культурах, опирающихся на Ветхий Завет.
Итак, монотеистические религии – это религии, которые утверждают существование только одного Бога. Строго говоря, во всех политеистических религиях – от пантеона племен майя, древних греков, египтян до индусов – также присутствует некое первобожество, которое, распавшись, породило всю вселенную и всех остальных богов, которые почитаются больше, чем божество-прародитель.
Монотеистические религии не отходят от концепции единого Бога и опираются на ряд философских конструкций, ее объясняющих.
Мировые монотеистические религии называются авраамическими, по имени одного из праотцов – Авраама, внук которого – прародитель двенадцати колен Израилевых, в одном из которых родился Моисей. Моисей получил через божественное откровение свод законов, по которому живут последователи монотеистических религий.
Вот этот свод законов и есть четкий регламент общества, который унаследовало христианство и распространило на половину населения земного шара.
Христианство отражает успех социальной эволюции моногамных отношений как наиболее устойчивой и благоприятной модели для воспитания детей, создания культурных и материальных ценностей и существования прочных политических конструкций (патриархат, монархии, империи).
Сравните западное общество и племенную африканскую братию. Для полной социализации африканцу требуется около 11–12 лет жизни, после чего он инициируется во взрослого. Девушки проходят через рождение первого ребенка, юноши – через обряд посвящения. Все знания, нужные им для успешного функционирования, заключаются в ведении натурального хозяйства и приобретаются к пубертатному возрасту, достигнув которого, член племени становится полноценным взрослым человеком.
Представитель же современного общества должен освоить принципиально другой объем знаний для успешной социализации. Процесс его образования затягивается до 20 лет и более, а полное созревание завершается к 26–28 годам, когда он начинает зарабатывать на жизнь и распоряжаться своими ресурсами.
Не нужны колоссальные знания по социологии, чтобы понять, что без поддержки семьи человек не может существовать до 26–28 лет, не производя никаких ресурсов. Первобытный человек иногда, в принципе, доживает лишь до возраста 26–28 лет, при этом успевая понянчить внуков. А европеец только-только начинает жить, строить карьеру, обретает самостоятельность, задумывается о серьезных партнерских отношениях.
Кстати, проблемы сексуальности современных носителей европейской культуры так же обусловлены этим разрывом между половой и социальной зрелостью. Ведь половое созревание, которое начинается в 11–14 лет, сильно отстоит от возраста партнерской реализации половой функции. К 26–28 годам у носителя подавленного моносексуального либидо скапливается довольно много проблем, что составляет обширный материал для исследовательской, психотерапевтической и аналитической работы.
Не надо думать, что с появлением семьи сформировалась четкая демаркационная линия между первобытным и цивилизованным человеком. Различные формы семьи существовали всегда, но именно формирование моногамной модели семейных взаимоотношений привело к новому витку в эволюции сексуальности человека.
Итак, семья – это не только кров и защита, но и место для комфортной и гармоничной реализации человеческой самости.
Все родовое-общинное, общественное переносится в сферу семейного. Если раньше потомство должно было поддерживать жизнь целого племени, то теперь задача детей – заботиться о родителях и семейных интересах. Отмирание натурального хозяйства древних обществ приводит к экономической неоднородности в цивилизованных государствах, где семья исполняет в том числе и экономическую функцию. Сексуальность, некогда сакральный обряд древности, переносится к семейному очагу и поддерживает только благополучие семьи, а не целого племени.
Таким образом появляется целый свод законов, который управляет жизнью семьи.
Возникают предписания в отношении времени сексуальных отношений и чисто технические рекомендации. Так, культ девственности неразрывно связан с выживанием потомства (в семье сам закон охраняет права детей) и экономическими интересами (имущество должен унаследовать законный потомок). Знания из области физиологии диктуют воздержание на время менструального цикла женщины. Ну, а локальные предпочтения определяют понятие нормы. Так, норматив сексуального акта, который приходит в Европу из Передней Азии, диктует приемлемую позу – «мужчина сверху» (так называемую «миссионерскую»), которая не была знакома древним людям Европы. А применение в сексуальном акте коленно-локтевой позы, испокон веков присущей европейцам, объявляется грехом и искореняется через систему наказаний и ограничений.
Такой перенос сексуальности из общественной жизни племени в интимную сферу семьи приводит к акцентированию личностного компонента в отношениях. Это настройка на эмоциональные и физиологические стимулы, а не на групповой экстаз обрядов. Успешная семейная сексуальность основана на внутри- и межличностной гармонии, профилактике конфликтов и практике договоренностей.
Коль скоро сексуальность оказывается вне зоны общественных интересов и переносится в семью, то и личностные проявления выходят на передний план. Феномен любви и привязанности, теплоты и интимности возможен только при условии личной симпатии, совместимости, уважении к партнеру.
Чем дальше семья отстоит от своих древних прообразов и чем ближе она к нам, наследникам сексуальной революции XX века, тем важнее в семье партнерство и тем ближе индивидуалистическая обособленность партнеров друг от друга.
Можно сказать, что семья породила партнерство в современном смысле этого слова, но и она же подтолкнула брачный институт к кризису за счет разобщенности партнеров.
Итак, с распространением семейного права вступает в силу патриархат. И по сей день приверженность семейным традициям носит черты патриархального уклада. Это психология двойных стандартов, патриархальная семья и синдром мачо.
Психология двойных стандартов сформулирована еще в Древнем Риме: «Quod licet lovi non licet bovi» (Что позволено Юпитеру, не позволено быку). Смысл этого крылатого выражения в том, что некая группа (боги, элита, высшие существа) обладает некоторыми привилегиями, которые не разрешены остальным. Буквально, привилегированное меньшинство оценивает свое поведение и поведение других людей по разным меркам. Двойные стандарты предусматривают разделение общества на некие высшие и низшие ступени.
Так, двойные стандарты касаются представителей высшей прослойки общества, аристократов и олигархов, а также предписывают поведение женщин в отношении мужчин.
В гендерном и социальном отношении мужчина стоял выше женщины. Требования чистоты и невинности, предъявлявшиеся к женщинам, опускались в отношении мужчин. Блудный грех допускался и оправдывался в отношении мужчин, но никогда не прощался женщине. Интимные супружеские отношения регламентировались предпочтениями и запросами мужчины. Иными словами, время, продолжительность и характер близости определялось желанием мужчины. Порядочной женщине не положено было иметь собственные предпочтения, она должна была обслуживать потребности мужа. Уклонение от супружеских обязанностей должно было демонстрировать ее внутреннюю чистоту.
Апогеем женской сексуальной невосприимчивости стала викторианская культура, породившая пословицу «ladies do not move» (буквально «женщины не двигаются»). В Англии XIX века даже части тела, соединявшиеся с промежностью, не назывались напрямую. Так, расшалившийся за столом ребенок мог услышать замечание: «Не шевели постаментами» вместо: «Не дрыгай ногами», а куриные яйца именовались «предметами». Даже если супружеская близость совершалась с обоюдного согласия и доставляла удовольствие, считалось неприличным показывать свое удовлетворение и заинтересованность. Оттого появились на свет анекдоты об «этих нелепых телодвижениях».
В начале XX века викторианская строгость начала ослабевать, но в дамских журналах по-прежнему публиковались советы, как избежать супружеской близости под благовидными предлогами: месячные, меланхоличное настроение, головная боль, болезнь детей, пост, траур и т. д.
Мужчине было позволено естественно проявлять свою потребность и инициативу, а женщине предписывалось демонстрировать нейтралитет, если уж у нее не хватает благочестия отвертеться от исполнения интимных повинностей.
Надо ли говорить, как революционно выглядят женщины XXI века, которые не просто небезразличны к сексу, а открыто заявляют о своих потребностях, фокусируясь на желании своего тела, а не на традиции подавления влечения.
Сам уклад в семейной сексуальной концепции патриархален. Слово «патриархальный» связано с почитанием патриархов рода, то есть старейшин: предков, дедов, отцов. В патриархальной семье дети не имели возможности менять свое жизненное предназначение, выбирать свой путь, уклоняться от исполнения семейной задачи. Сын лавочника становился лавочникам, землевладельца – землевладельцем, политика – политиком. В истории мы видим редкие примеры бунтарского самоопределения, не всегда заканчивающиеся успехом.
Так, незаконный сын знаменитого блестящего политика, светского льва, дамского угодника, эссеиста и оратора лорда Честерфилда получал от своего отца советы в блестящих поучительных письмах, но не усвоил ни одного. Он был вялым недотепой, которой скучал от отцовских наставлений, выбрал в жены женщину по любви и мало следовал отцовскому примеру. В гневе лорд Честерфилд после смерти своего сына лишил наследства его вдову, практически пустив ее по миру, и назначил небольшое содержание лишь двум своим внукам. Удовлетворенная партнерскими отношениями в браке женщина, что было нонсенсом для патриархальной Англии, оказалась смелой и предприимчивой особой. Он издала письма, которые лорд писал своему сыну. Письма эти переиздаются до сих пор и являют собой памятник эпистолярного жанра, энциклопедию светского этикета Великобритании XVIII века, и одновременно представляют собой образец отцовской слепоты к индивидуальности сына. Эти письма – назидание всем нам о том, как не надо воспитывать своих детей.
Другой пример – из художественной литературы, точно отразившей жизнь бюргерской Германии, основательность и строгий уклад купеческого братства. Семейство Будденброков, любовно описанное Томасом Манном – памятник ушедшей вместе с XIX веком эпохи бюргеров, честных купцов. Купеческие традиции предусматривали, что дети должны продолжать дело отцов в занятии коммерцией, быть грубоватыми и набожными, честными себе в ущерб и ограниченными в своем жизненном выборе и кругозоре. Так, сделка на невыгодных для противоположной стороны условиях была неприемлема для честной коммерции. Купец не мог выкупить будущий урожай по низкой цене у проигравшегося дворянина или воспользоваться случаем и получить страховку. Такой доход осуждался и считался нечестным. Надо ли говорить, что те, кто исповедовал такие принципы торговли, в скором времени разорились? Это произошло и с главным героем саги о Будденброках. Последний наследник имел приверженность к занятиям музыкой, слыл меланхоличным и слабым и не годился на роль коммерсанта. В конце концов он умер в безвестности, прекратив славный купеческий род. Остальные потомки не дали достойных наследников, очевидно, потому что никто из них не нашел своего места в жизни и не реализовался как гармоничная личность.
Судьба известного философа Артура Шопенгауэра – исключение в мире патриархальных традиций, лишь подтверждающее общее правило. Сын крупного коммерсанта, Артур должен был занять место в фирме отца. Но его отец ушел из жизни при странных обстоятельствах, когда Артур был еще молод и не успел деформироваться как личность, ограничивая свои естественные склонности в угоду коммерческой деятельности. Получив наследство, Артур предпочел жить на проценты и посвятил свою жизнь философским исканиям, чем и прославился. Кто знает, явилось бы миру его «Мир как воля и представление», если бы его отец остался жить и диктовал бы ему свою волю.
Патриархальный уклад навязывает детям волю родителей.
Так, дети не могут распоряжаться своей долей имущества при жизни родителей и вынуждены сообразовывать свои решения с родительскими желаниями или ждать смерти родителей. С одной стороны, заповедь «почитай отца и мать свою» предписывала такой подход, с другой стороны, это оставляло будущее поколение несамостоятельным и незрелым, зависимым от воли, а иногда и произвола родителей.
Отзвуки патриархального уклада слышны еще и в современном мире, когда молодые семьи, не имея достаточного дохода, чтобы жить отдельно, вынуждены ютиться с родителями и терпеть вмешательство старшего поколения в свою жизнь. Психология знает многие тысячи примеров, когда семьи распадались или становились несчастными от этого вмешательства.
Сегодня на смену патриархальной семье приходит семья нуклеарная, то есть самодостаточная в выборе образа жизни и поведения, предпочтений и уклада. Нуклеарная семья не столько утрачивает связь с корнями и отцовскими традициями, сколько ориентируется на нужды образующих ее личностей больше, чем на нужды всего рода и интересы предков.
Наконец, заключительная составляющая семейной стратегии – синдром мачо. Этот сексуальный синдром, тесно связанный с двойными стандартами в отношении мужского поведения и патриархальной семьей, отражает представление о «настоящем» мужчине: сильном, несгибаемом, избегающем проявления чувств и эмоций, властном, успешном, сексуально неутомимом. Малейшее отклонение от шаблона «мачо» приводит мужчину к переживанию своей чуждости, неполноценности и неудовлетворенности. Синдром мачо предписывает мужчине иметь большой половой член, совершать продолжительный половой акт, иметь много вздыхающих от любви удовлетворенных женщин, абсолютно покорных воле мачо. При этом мужчина не проявляет свои чувства и эмоции, позволяет себе алкогольную, а не эмоциональную разрядку, может изменять и бить женщин.
Сегодня, когда в мужчине ценится эмпатия, эмоциональная включенность в отношения, сексуальная инициатива в прелюдии и чуткость к желаниям женщины, носителям патриархальной культуры приходится очень сложно. Ведь там, где требуется сексуальное и семейное сотрудничество, размеры полового члена и длительность полового акта теряют актуальность. И многие «мачо» испытывают настоящий культурный шок от необходимости поступаться своими «мачистыми» принципами: удовлетворять женщину не своими внешними параметрами, а эмоциональной включенностью и техническими навыками.
Сегодня патриархальный уклад в его неизменном виде представлен на Кавказе, в мусульманских странах и странах Латинской Америки с сильным католическим влиянием.
