Read the book: «Повенчанные временем»

Font:

* * *

Пролог

Тьма. Тяжелая и вязкая, она обволакивает тяжелым облаком, не давая вздохнуть. Тишину нарушают шаги. Холодный пот струится по лбу, а сердце начинает бешено колотиться в груди. Неужели все? Стражники войдут в камеру, инквизитор монотонно зачитает приговор, его выведут на площадь…

– Дайон… – шепот за стеной. Осторожный, едва слышный, будто человек боится быть обнаруженным. – Дайон…

Глупая надежда наполняет душу. Неужели сейчас дверь камеры откроется?..

– Кто здесь? – Он приникает к решетке, до боли в глазах вглядываясь в темноту.

– Я… я – друг.

Внезапная, глупая радость, охватывающая его после этих слов, почти сразу сменяется недоверием:

– У меня еще есть друзья?

– Их много. Просто они пока не смогли сюда добраться. Но я для этого и пришел – сказать, что осталось недолго. Тебя отсюда вытащат.

– Когда? – Он старается, чтобы голос звучал твердо, но все равно срывается на тонкие ноты.

– Через месяц. Понимаю, это немалый срок, но я хочу, чтобы ты твердо знал: твое заточение закончится.

Тот человек, что за стеной, тяжело вздыхает.

– Но ты уже здесь. Если ты – друг, как утверждаешь, почему не можешь освободить меня сейчас?

– Я не могу.

Почему-то кажется, что человеку с той стороны двери в эту секунду еще более жутко, чем самому Дайону.

– Что значит «не могу»? – Он пытается надавить на собеседника, цепляется за невероятно тонкую ниточку надежды. – Я тебе приказываю, слышишь? Ты – мой подданный?

Молчание. Тишина, прерываемая только биением сердца и сбивчивым дыханием.

– Это слишком сложный вопрос, – наконец доносится из-за дверей.

Дайон скрежещет зубами. Что в этом вопросе может быть сложного?! Но черт с ним… Лишь бы этот человек, хотя бы назвавшийся другом, не ушел, оставив юного герцога в темноте подземелья.

– Ты – левансиец?

– Да.

Теперь тот, другой, отвечает практически мгновенно, и голос звучит уверенно.

– Значит, ты обязан выполнить мой приказ.

Хочется топнуть ногой, но он давно не позволяет себе проявления эмоций. Любая эмоция – это слабость, а ему надо быть сильным. Ради своих поданных, ради Денизы, ради самого себя, наконец…

Грустный смешок раздается за дверью.

– Наверное, я – единственный левансиец, на которого не распространяется это правило… – И снова по голосу кажется, будто незнакомец терзается не меньше, чем сам Дайон. – Нонсенс, конечно… Но здесь все нонсенс.

Все нонсенс… Герцог открыл глаза и вздрогнул. Спальня была чужой. Затянутые золотистым шелком стены, огромная кровать под тяжелым балдахином, резной прикроватный столик, на котором стоял стакан с водой. Стоит ли ее пить или она отравлена? Отголоски сна были еще свежи в памяти. Дайон тряхнул головой и решительно взял стакан. Свежая вода прояснила мысли.

Герцог еще раз обвел взглядом комнату. Ах, да, он же в Эвендейле.

Прибыл два дня назад с визитом к эрлу Раймонду Ковентеджу, правителю графства и по совместительству мужу сестры.

Элинор л’Эстре, старшая сестра герцога Левансийского, известная в узком кругу посвященных как бывший младший агент левансийской разведки Дениза Арсе, ныне графиня Ковентедж, давно зазывала брата в гости. Он упорно откладывал визит, пока, наконец, во время очередного визита в Левансию, сестра не пригрозила заковать его в кандалы и вывезти силой, даже если для этого ей придется запихнуть брата в сундук.

– Надеюсь, что не по частям, – отшутился он.

Дениза ответила мрачным взглядом, и герцог понял, что дальнейшие отговорки неуместны. Пришлось отдавать соответствующие распоряжения Юрбену, личному секретарю, и Ферранту, приближенному лицу и главе левансийской разведки.

Наконец, после многочисленных согласований, визит состоялся. Так что теперь Дайон находился в гостевой спальне замка эрла Раймонда Ковентеджа. И вряд ли эрл, несмотря на многочисленные разногласия в прошлом, желает отравить герцога Левансийского.

Дайон одним глотком допил воду и встал. Ему не стоило ехать сюда в такое время. После пережитых в юности испытаний, герцог Левансийский всегда плохо спал в чужой обстановке, а тут еще и апрель – время, когда прошлое особо настойчиво настигало его в сновидениях, а головные боли обострялись, становясь невыносимыми.

Звать слуг Дайон не стал – волосы слиплись от пота, а ему не хотелось, чтобы кто-то посторонний прознал о его кошмарах и донес Денизе. Не стоило тревожить сестру по пустякам. Быстро приведя себя в порядок, герцог вышел из комнаты. Замок только просыпался: где-то хлопали двери, на кухне повара разжигали огонь в печи. Не желая столкнуться с челядью и породить кучу ненужных сплетен, Дайон спустился во внутренний двор, где был разбит небольшой сад.

Скрытый от посторонних глаз сад, куда имели доступ только хозяин замка и близкие ему люди, только начинал пробуждаться от зимнего сна. Нежная листва едва проклюнулась на ветках, на клумбах отцветали крокусы, готовые уступить свое место тюльпанам и нарциссам.

Цветы Дайона трогали мало, как и наступившая, наконец, поздняя весна. Как всегда, после ночных кошмаров мысли путались, а стук сердца отдавался в ушах громким гулом. Поежившись (утро было морозным), герцог подошел к колодцу и решительно вылил на себя ведро воды. Нервная дрожь сменилась дрожью от холода, естественной, понятной, не пугающей. Он прислонился к деревянному вороту, чувствуя, как ледяные капли струятся по телу, унося с собой вязкий страх ночи.

– Ты рано проснулся. – Дайон резко обернулся. Дениза стояла за спиной, недовольно морщась от ледяных брызг. – Опять снились кошмары.

Она не спрашивала, а утверждала, и отпираться не имело смысла.

– Не волнуйся. Я уже к ним привык, – проворчал герцог, присаживаясь на край колодца.

Дениза покачала головой. Она прекрасно знала, сколь тяжелы бывали ночи брата, особенно в чужой спальне.

– Если бы я могла вытащить тебя оттуда раньше, – прошептала она.

– Это все равно ничего не изменило бы, и ты прекрасно это знаешь. – Дайон скользнул взглядом по ее стройной фигуре. Дениза была одета в бриджи и рубашку, на предплечьях красовались кожаные браслеты со специально изготовленными ножнами, из которых торчали рукояти кинжалов. – Опять повышала свою меткость?

– Не хочу терять навык. – Она небрежно пожала плечами.

– И как успехи?

– Почти идеально!

– Почти? – хмыкнул Дайон, доставая из голенища сапога нож и почти не глядя кидая его в мишень. Точно в центр.

Непосвященные здорово удивились бы, обнаружив у герцога такие таланты. Им и не положено было знать. Бессонница оставляет много часов для тренировок, а чувство уязвимости, привитое в юные годы, способствует мотивации. Впрочем, наверное, наследственность тоже сыграла определенную роль: меткость явно была фамильной чертой.

– Почти. – Едва заметным движением Дениза выхватила клинки и отправила их вслед за ножом герцога один за другим. Они вонзились по обе стороны от рукоятки.

Дайон склонил голову набок, внимательно рассматривая пораженную цель, потом перевел взгляд на сестру.

– Ты поссорилась с Ковентеджем?

– С чего ты взял? – приподняла брови Дениза.

Дайон насмешливо улыбнулся:

– Так да или нет?

– Да! То есть нет. Вернее… – Дениза опустила голову. Нерешительность была ей крайне не свойственна, и герцог нахмурился.

– Мне увезти тебя с собой?

– В кандалах и сундуке? – грустно рассмеялась Дениза.

Дайон закатил глаза:

– Все не можешь забыть те опрометчивые слова?

– Феррант воспринял их буквально.

– Феррант – осел. Но исполнительный и преданный Левансии.

– Феррант – умный человек и предан тебе, Дайон, как и все мы. – Дениза подошла ближе и ласково откинула челку со лба герцога, как часто делала прежде, когда жила в Левансии. – Все-таки тебе надо жениться.

– Надеюсь, не на Ферранте?

– Он не подходит для семейной жизни, – ответила она с грустинкой в голосе, будто Дайон высказал такое предположение всерьез. – Как, впрочем, и я… Странно, что Раймонд до сих пор этого не понял.

– Может, это ты не поняла, что отлично для нее подходишь?

Дайон с нежностью потрепал сестру по волосам. Она вздохнула:

– Увы, я все понимаю. Даже слишком хорошо.

Дениза решительным шагом направилась к дереву, извлекла из ствола клинки и вернулась на позицию.

– Ты позволишь? – полушутливо поинтересовался Дайон, устанавливая новую мишень взамен испорченной. Судя по следам на рыхлой земле и отметинам на стволе, сестра тренировалась часа два. Значит, она либо злилась, либо была чем-то расстроена.

– Не скажешь, в чем все-таки дело? – как можно небрежнее спросил он, вставая рядом с Денизой.

Та хищно прищурилась, прицеливаясь.

– Я беременна, – словно невзначай сказала она и метнула кинжал. Попала точно в середину.

– Что?.. Ты?.. А…

Рука дернулась и нож улетел в «молоко». Дайон даже не заметил этого, растерянно глядя на сестру. Он никогда не думал о ней в таком ключе.

Денизу можно было представить на поле битвы, раздающей направо и налево меткие, смертоносные удары. Сидящей в тесном подвале и, согнувшись над столом, рисующей карту местности для других подпольщиков. Блистающей на балу и виртуозно пускающей пыль в глаза иностранных агентов. Но никак не матерью.

Во всяком случае, сколько герцог ни пытался представить ее в этой роли, ему не удавалось. Хотя, казалось бы, разве не к этому шло? Не зря же она полгода назад вышла замуж за Раймонда Ковентеджа, переехала к нему в Эвендейл и оставила работу агента. Вернее, агента Левансии. Насколько Дайону было известно, сестра успешно консультировала разведку Эвендейла. Впрочем, он тоже иногда получал от нее нужные Левансии сведения.

– Но… это же замечательно! – неуверенно проговорил он, всеми силами стараясь заставить себе чувствовать то, что говорит. – Ты рада?

– Безумно, – мрачно ответила Дениза, идеально отработанным движением извлекая второй кинжал. Брата-близнеца первого. – Материнство – это счастье. Наверное.

С этими словами она метнула оружие в мишень. Опять в точку.

– Я что-то об этом слышал.

– Любая женщина не может желать лучшей участи, – процедила сквозь зубы она. Направилась к дереву и снова выдернула клинки. – Любящий муж, дети, домашний очаг и что там еще…

– Но не ты.

– Но не я.

– Понимаю.

Дайон действительно понимал. Денизе было необычайно тяжело. Прошедшая через невероятное число невзгод, приключений и авантюр, она оказалась совершенно не готова к такой ожидаемой, казалось бы, роли. И теперь чувствовала себя растерянной, даже испуганной. А потому искала успокоения в занятии, которое было ей знакомо и привычно.

Он вздохнул и обнял сестру за плечи, мягко привлек к себе. Как в старые времена, Дениза прижалась лбом к его плечу, ища поддержки.

– Что, если я не смогу? – тихо спросила она.

– Ты будешь прекрасной матерью, – искренне уверил герцог. – Мальчику никогда не будет с тобой скучно, а девочку ты сможешь научить постоять за себя!

Она фыркнула, а потом шмыгнула носом и отстранилась, чтобы смахнуть ладонью слезы.

– Извини, в последнее время я сама не своя.

– Почему ты не сказала мне вчера?

– Не бросаться же на тебя с порога такими новостями!

– Ковентеджу ты сказала, – проворчал Дайон.

Дениза ошеломленно взглянула на брата.

– Дайон! Он – отец ребенка!

– Угу, – хмыкнул герцог. – Для этого, знаешь ли, большого труда не требуется.

Дениза покачала головой:

– Все еще не можешь забыть вашу размолвку?

– У меня хорошая память. Я вообще не умею забывать… ничего.

– Хочешь, я поговорю…

– Я – большой мальчик, Дениза, – оборвал ее Дайон. – И могу сам о себе позаботиться.

Он фальшиво улыбнулся и предпочел вернуться в свою комнату. В душе царил сумбур.

Привыкший быть честным с самим собой, Дайон прекрасно осознавал, что не так рад только что услышанной новости, как положено быть любящему брату. Не потому, что недостаточно любил Денизу. Скорее наоборот. Сестра была единственной ниточкой, которая связывала его с настоящей жизнью, в противовес существованию.

Эта нить истончилась, когда Дениза вышла замуж и уехала в Эвендейл – событие, которому Дайон не только не препятствовал, но и, напротив, поспособствовал. Он понимал, что теряет очень близкого человека, но Дениза заслуживала своего счастья, пусть и с тем, кто много лет назад от нее отказался.

Опасения герцога, что брак сестры окажется неудачным, оказались напрасными, и Дайон был этому рад, хотя понимал, что их общение с сестрой не будет прежним.

Рождение ребенка грозило окончательно разорвать хрупкую связь. Именно теперь графиня Ковентедж остепенится по-настоящему, полностью погрузится в семью, перестанет надолго выезжать из замка супруга, и ее общение с братом станет ограничиваться все более короткими письмами на дни рождения и большие праздники.

Дайон знал, что это неизбежно, но не ожидал, что все произойдет так быстро. И что ему будет невыносимо тоскливо думать об этом. Тяжело вздохнув, он потянулся за колокольчиком, чтобы вызвать слуг – следовало привести себя в порядок, пока никто не имел счастье лицезреть герцога Левансийского небритым и без камзола.

Огромные напольные часы пробили десять ровно в тот момент, когда Дайон, тщательно одетый, вошел в кабинет хозяина замка. Лишь влажные волосы напоминали сейчас об утреннем разговоре с сестрой.

– Эрл.

– Доброе утро, герцог!

Мужчины холодно взглянули друг на друга. Несмотря на внезапное родство, память о разногласиях, едва не приведших к войне, была слишком свежа.

– Как я понимаю, вас можно поздравить? – Дайон, как старший по титулу, первым нарушил затянувшееся молчание.

Ковентедж усмехнулся:

– Скорее уж посочувствовать!

– Вот как? – Лед в голосе герцога мог заморозить все графство.

Раймонд вздохнул:

– Не стану отрицать, я очень рад, но Дениза…

– Дениза?

– Она стала какой-то нервной. Вчера вечером увидела мертвую бабочку и рыдала битых полчаса!

Дайон пожал плечами:

– Женщинам свойственна сентиментальность.

– Мы говорим о Денизе? – приподнял бровь Раймонд. – Твоей сестре, которая в шестнадцать лет боролась за освобождение Левансии, оставляя за спиной горы трупов? Потом ездила по стране с отрядом карателей, дальше служила агентом тайной службы…

– Можешь не продолжать. – Когда речь заходила о Денизе, они нередко переходили на ты, хотя Дайон в целом предпочитал более официальную форму общения.

– А еще она боится, – мрачно сообщил Ковентедж.

– Дениза?! Быть не может! Чего?

– Того, что этот ребенок станет еще и твоим наследником!

Дайон недоуменно нахмурился:

– А что в этом плохого?

– Унаследовать огромное герцогство? Хорошего тоже мало. Будем откровенны, Дайон, из-за этих земель пролито слишком много крови.

– Из-за твоего графства тоже.

– Не спорю, но масштабы… Скажи, ты сам не задумывался о женитьбе? – напрямую спросил Раймонд.

– Нет, – слово далось с трудом, словно герцог предавал сестру.

– Тогда я настоятельно рекомендую подумать! Левансии нужен наследник, и им не может стать следующий эрл Ковентедж!

– Может быть, нам лучше начать обсуждать торговые пошлины. Пока я не занялся свадебными приготовлениями. – Дайон не потрудился скрыть иронию в голосе.

Раймонд скептически хмыкнул, но достал из шкатулки проект договора. Герцог кивнул и углубился в то, что у него хорошо получалось.

Глава 1

– Ваше сиятельство, взгляните на эту! – суетился секретарь герцога Левансийского, понимая, что настал его звездный час. Шутка ли, его сиятельство все-таки возжелал жениться и приказал представить ему список невест.

Дайон уныло посмотрел на очередную миниатюру. То ли художник рисовал по трафарету, то ли секретарь отбирал кандидаток на свой вкус, но с эмали на него смотрела очередная белокурая кукла. Огромные голубые глаза, пухлые розовые губки, легкий румянец на по-детски округлых щеках. Герцог перевел взгляд на старшего агента Ферранта Руажа, как всегда стоявшего по правую руку.

– Младшая и любимая дочь герцога Ксавьенского, – совершенно правильно истолковал молчание правителя тот. – Дебютантка этого сезона. Прилежна, аккуратна, почтительна…

– А герцог Ксавьенский?

– Менее почтителен, ваша светлость.

Дайон вздернул уголок рта, обозначая улыбку.

– Брак с дочерью герцога Ксавьенского выгоден Левансии, – вмешался секретарь. – Он будет способствовать укреплению торговых и политических связей…

– Которые будут рушиться, как только дочурка вздумает пожаловаться папе на мужа, – отмахнулся герцог.

Судя тому, как Феррант опустил голову, скрывая улыбку, он точно угадал характер капризной красавицы. От этого на душе стало еще тоскливее.

Дайон обреченно взглянул на портреты, лежащие на столе.

– Они все совсем юные! Неужели нет никого постарше?

– Видите ли, ваша светлость, как правило, дочери герцогов и графов не засиживаются в невестах. Один-два сезона, и они выходят замуж… – осторожно возразил секретарь. – К тому же не думаю, что лет десять разницы между супругами…

Дайон закатил глаза. Он редко вспоминал, что ему еще нет тридцати. Убийство родителей, смутное время, двухлетнее тюремное заключение и взятая на себя затем ответственность за герцогство заставили его повзрослеть слишком рано. Порой ему доводилось завидовать Денизе, вечно сбегавшей из замка на очередное задание. Сам Дайон сбежать не мог. От этих мыслей на душе стало совсем тоскливо. Он взглянул в окно, за которым щебетали птицы. Везунчики, они-то могут улететь, куда хотят. И точно не обязаны ни на ком жениться…

– А может быть, Йоланта Макстейер? – осторожно предложил секретарь, прекрасно чувствовавший настроение своего господина, но все еще не утративший надежды ему угодить. – Она еще не начала выходить в свет, придется дождаться осени, но… Она, как-никак, племянница самого короля. Пока у его величества Жерома нет сыновей, лишь две дочери, и если вы женитесь на леди Макстейер, это серьезно повысит шансы…

– Юрбен, тебе лучше не продолжать! – резко оборвал Дайон. Он очень ценил своего помощника и за исполнительность, и за безграничную преданность, но сейчас терпение было на исходе. – Только метить в королевские наследники мне не хватало. С меня вполне довольно и герцогства.

– Но вы могли бы объединить страну, – рискнул продолжить секретарь. Герцог взглянул на него так, что бедняга замолчал и нервно сглотнул.

Дайон не стал комментировать, что в их стране, где каждый герцог сам решает, как устраивать жизнь на своей территории, власть короля весьма эфемерна, и управление таким государством – весьма сомнительное удовольствие. Но настроение было окончательно испорчено.

– На сегодня все, – холодно обронил он.

Юрбен верно понял приказ герцога и, не желая вызвать еще одну волну негодования, поспешил к выходу. Феррант задержался.

– Ваша светлость желает, чтобы я подобрал еще кого-нибудь? – осведомился он.

Дайон подавил желание закатить глаза. Его не покидало чувство, что он – племенной бык, которого везут на ярмарку.

– Нет. Первых семи вполне достаточно. – Он тяжело вздохнул. – Без королевской племянницы, разумеется. Жду подробный отчет по каждой.

Старший агент поклонился и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Дайон резко выдохнул и снова взглянул на портреты, понимая, что одну из этих девушек он будет вынужден впустить в свою жизнь. Завтракать вместе с ней, обедать, принимать гостей, выезжать в свет… В придачу она, чего доброго, станет сочувствовать ему, жалеть… «Бедный герцог, вы так много испытали в юности!» А может, еще и расскажет об этом подругам. Или фрейлинам. Или и тем, и другим.

Но самое ужасное – если она его полюбит. Девушки вообще склонны к романтике, особенно в юном возрасте. А трагическая юность герцога Левансийского придавала ему ореол героя. И вряд ли наивные красавицы задумывались о том, что «герой» два года просидел в подвале, подписывая всевозможные указы по требованию захватчиков. В то время, как другие – даже его собственная сестра! – проливали за герцогство кровь.

Дайон смял в кулаке первый попавшийся под руку лист и швырнул в дверь. Увы, это не дало эмоциям должного выхода: бумага была слишком легкой и даже не долетела до цели. «Бедный герцог» не мог даже докинуть бумажку до стены… «Герой!»

Окончательно разозлившись, он со всей силы саданул кулаком по полированной столешнице. Показалось, что дерево жалобно скрипнуло. Звякнули ящики.

На костяшках заалели капельки крови. Боль отрезвила.

Злость утихла, но это была лишь полумера. Дайон стиснул зубы, борясь с охватившей его яростью.

Он слишком разозлился, позволил себе утратить контроль над эмоциями, сорвался на верных ему людях, что совершенно недопустимо.

Причина была, конечно же, не в исполнительном старшем агенте левансийской службы безопасности, и уж тем более не в жаждавшем порадовать своего господина секретаре. Дайона попросту раздражала предстоящая свадьба. Он не мог отделаться от ощущения, что пошел на поводу у Ковентеджа, Денизы, левансийского дворянства… а ведь однажды он поклялся себе, что никогда больше не будет марионеткой в чужих руках.

Дайон словно наяву услышал вкрадчивый голос из прошлого: «Подпишите, мой герцог!», сопровождаемый шорохом бумаги и стуком опускаемого в чернильницу пера. Так говорил Астор ле Бриенн, советник и правая рука лорда Маркуса, дальнего кузена, захватившего власть в Левансии во время Смуты.

Чтобы упрочить свою власть, Маркус не стал убивать истинного наследника, а провозгласил себя регентом при несовершеннолетнем герцоге. Таким образом, все, кто желал свергнуть регента, формально становились предателями Левансии. Прекрасный ход, подсказанный, в этом Дайон не сомневался, тем самым Астором ле Бриенном. В мозгу яркой вспышкой промелькнуло воспоминание: люди, ворвавшиеся в комнату с оружием, с которого стекала кровь, алые пятна на полу и голос, перекрывающий всеобщее возбужденное веселье: «Мальчишку не трогать! Он нам еще нужен! Вы ведь подпишете указ о регентстве, не так ли, мой герцог?»

Как и тогда, по спине заструился холодный пот, а голову словно сдавило тисками. Дайон до крови закусил губу, сдерживая стон. Он так и не сумел забыть этот голос; напротив, после отъезда сестры вкрадчивый баритон ле Бриенна звучал в голове все чаще. Воспоминания как правило сопровождались приступами. И совершенно не помогал герцогу тот факт, что ле Бриенна давно не было в живых: его нашли заколотым в одной из комнат замка еще до того, как туда ворвались освободившие Дайона повстанцы. Кто именно заколол мерзавца, оставалось загадкой. При Маркусе он обладал почти абсолютной властью и наверняка нажил себе много врагов. Однако герцог Левансийский был бы рад при случае пожать убийце руку.

…Нельзя позволить хоть кому-то увидеть его в таком состоянии. На людях Дайон л’Эстре всегда оставался хладнокровным, властным, уверенным в себе правителем. Показывать окружающим свою слабость, пусть даже самую незначительную, недопустимо. Этот урок он усвоил много лет назад, в ту самую кровавую ночь, и все эти годы герцог Левансийский неуклонно следовал собственному правилу.

Но душившее бешенство требовало выхода.

Дайону пришлось сосчитать до ста, чтобы хоть немного успокоиться. Убедившись, что руки больше не дрожат, он критически оглядел кабинет, заметил смятый листок, валяющийся на полу, и, неодобрительно качнув головой (которая тут же отозвалась болью), выбросил свидетельство своего гнева в корзину для бумаг. И лишь затем вышел из комнаты. Махнул секретарю, давая понять, чтобы тот не отвлекался от своих обязанностей, и выскочил прочь.

Он даже изобразил легкую улыбку, сбегая по ступеням. Вниз, в подземелье, подальше от любопытных глаз.

Встреченные по пути слуги почтительно кланялись, стражники на постах мгновенно вытягивались по стойке смирно, делая вид, что все время дежурства только так и стояли – с идеально прямой спиной, отведенной в сторону алебардой и бесстрастным выражением лица.

Будто герцог не догадывался, что эти люди только что болтали, играли в кости или, по меньшей мере, зевали со скучающим видом. Их поведение интуитивно воспринималось как лицемерие и раздражало, хотя он отлично понимал, что охранники всего лишь следуют предписанию, как делает, в известном смысле, и он сам.

Давно минули те времена, когда юному Дайону казалось, будто за пару мгновений до его появления все обсуждали именно его, и тем же займутся, едва он исчезнет за поворотом. И все равно каждый раз его охватывало противное чувство неловкости.

Герцог, ни разу не обнаживший оружия, в то время как подданные без малого два года проливали за него кровь. Герцог, подписывавший, пусть и вынужденно, указы против этих самых подданных. И пусть ему было пятнадцать, и пленители не оставляли ему выбора, стыд за содеянное не уходил.

Резкий болевой спазм заставил ускорить шаг. Герцог торопливо хлопнул дверью, перекрывавшей вход в подземелье, и прислонился к стене, схватившись руками за голову.

Слабо освещаемый коридор разветвлялся. Здесь уже давно не держали узников, для этой цели в герцогстве имелось достаточно тюрем. Если свернуть направо, можно попасть к складам и помещениям, отданным для разведывательной службы Левансии. Дайон же, едва боль слегка притупилась, зашагал налево, в заброшенную часть замка.

Он не любил здесь бывать, но все равно приходил каждый раз, когда на душе было так плохо, как сейчас.

Сердце неприятно кольнуло, когда он оставил позади поворот к своей камере. Той, где его продержали почти два года. В ту кровавую ночь пятнадцатилетнего, до смерти напуганного мальчишку, бросили в подземелье собственного замка. Повезло, причем вдвойне, что сестры не оказалось тогда дома: Дениза не только не разделила его участь, но и примкнула к рядам сопротивления, а в конечном итоге лично возглавила восстание. Так вместо аристократки Элинор л’Эстре появилась бесстрашная Дениза Арсе. Именно она сумела сплотить повстанцев и добиться освобождения брата, а чуть позднее – и герцогства. Дайон же вышел из заключения, будучи семнадцатилетним по дате рождения и стариком по сути.

При воспоминаниях о Смуте в висках заломило, словно ему на голову опять надели завязанную узлами веревку, которую на затылке стягивали железным прутом. Один оборот, второй, узлы врезаются в кожу… Четки боли. Кажется, так называлась эта пытка. Ле Бриенн применял ее дважды, укрощая непокорного герцога.

На лбу проступила испарина.

«Подпишите…» – голос в голове звучал так явно, словно мучитель снова стоял за спиной. Зная, что он один, Дайон все равно оглянулся. Никого. Понимая, что вот-вот задохнется среди каменных стен, герцог поспешил в темноту туннеля.

Созданный специально, чтобы защитники замка могли выбраться наружу в случае опасности, во времена Смуты проход был засыпан и восстановлен только во время недавних ремонтных работ, вопреки протестам Ферранта. Старший агент не терпел мысли, что кто-нибудь может прокрасться в замок, и потому проход в туннель был надежно скрыт от посторонних глаз.

Щурясь в темноте, герцог взглянул на фамильное кольцо, которое надел сразу после освобождения из тюрьмы и никогда с тех пор не снимал. Орел, держащий в когтях змею. Только если на кольце изображение было выпуклым, на стене напротив того места, где остановился Дайон, красовался точно такой же оттиск. Не мешкая, герцог поднес руку к камню, совмещая изображения.

В тот же момент что-то щелкнуло и часть стены отъехала назад, открывая потайной ход. Желая убежать хотя бы от неприятных мыслей, герцог шагнул в темноту проема. Разум твердил, что надо вернуться, закрыться в спальне, пережидая очередной приступ, но в кои-то веки Дайон Левансийский не желал слушать голос разума. Прочь, прочь из замка! Хоть на секунду глотнуть свежего воздуха, почувствовать себя живым…

Толстый слой пыли под ногами напоминал ковер. Шаг, еще один. Шорох за спиной дал понять, что вход в тоннель закрыт. Герцог не стал оборачиваться. Он щелкнул пальцами, зажигая магическую искорку. Будучи Одаренным, Дайон редко пользовался своими магическими способностями. Самые важные годы, когда такие, как он, обычно постигают свой дар, герцог провел в заточении. Потом он был слишком занят другими делами, и было, опять же, не до обучения. Да и зачем герцогу, к услугам которого многочисленные поданные, обладающие значительно большей силой, развивать почти ничтожный дар?

Пол тоннеля был очень неровным. Погруженный в свои мысли, Дайон и не понял, как нога скользнула в выбоинку. Мир вокруг качнулся. Пытаясь не упасть, герцог резко вскинул руку, хватаясь за стену. Не устоял. Показалось, что в щиколотке что-то хрустнуло, перед глазами рассыпались искры.

…Он очнулся, лежа на полу в пыли. Горько усмехнулся: прекрасно! Герцог Левансийский даже по тайному ходу не может пройти самостоятельно. Просто чудесно! И непонятно, что с ногой. А ведь ему надо добраться хотя бы до входа, чтобы позвать на помощь. Да и потом…

Он живо представил, как ковыляет по лестницам, а за спиной перешептываются слуги…

Дайон покрутил ногой. Странно, но она не болела. Герцог медленно встал и сделал несколько неуверенных шагов. Ничего, только в голове каждое движение отзывалось тупой болью. Отряхнувшись, Дайон решил продолжить начатый путь. Порыв сломя голову бежать из замка прошел, но герцог рассудил, что возможность побыть одному выпадает редко, а возвратиться в свои покои он всегда успеет.

Тоннель закончился тупиком. Герцог привычно провел по кладке рукой, кольцо само скользнуло в очередной оттиск, в стене опять что-то щелкнуло, открывая выход. В лицо пахнуло свежестью весеннего леса. Дайон вышел и критически осмотрел свой камзол. Весь в пыли, рукав разошелся по шву. Проще выбросить, чем являться в замок похожим на пугало.

Здраво рассудив, что являться в одном жилете еще хуже, чем в испачканном камзоле, герцог избавился и от этого предмета гардероба. Дышать сразу стало легче.

Головная боль утихла. Майский ветерок взъерошил коротко стриженные волосы. Герцог провел по ним рукой, чувствуя, как к пальцам липнет паутина. Пожалуй, следовало пройтись к ближайшему ручью и умыться.

Гулять без сопровождающих для человека его положения было, конечно, неблагоразумно. Но ему до того осточертело все разом – и вечно околачивающиеся рядом стражники, и идеально благоразумное поведение, – что он решил позволить себе глотнуть свободы. Хотя бы чуть-чуть, напоследок. В преддверии предстоящей свадьбы. В конце концов, он – взрослый мужчина и вряд ли ему что-то угрожает в десяти шагах от собственного замка, где его знал каждый кузнечик.

Только это внезапное легкомыслие герцога и спасло. Земля задрожала под ногами, сперва едва уловимо, затем сильнее, Дайон услышал позади нарастающий шум… и был вынужден пригнуться, прикрывая голову руками, поскольку в его сторону полетели осколки камней. Тех крупных камней, которые обрушились, заваливая вход.

Едва все стихло, герцог кинулся назад. Не пробраться. Он выругался сквозь зубы. Однажды такое уже случалось. Никто так и не разобрался, что послужило причиной. На сей раз надо будет тщательно исследовать место. Но этим займется не он. Главная задача Дайона л’Эстре на данный момент – вернуться в замок, пока его исчезновение не обнаружилось. Еще не хватало, чтобы Ферранта или того же Юрбена хватил удар, когда они подумают, будто герцог погиб под завалом. Вот только дорога займет время: придется идти кружным путем, к главным воротам.