Read the book: «Дверь. Сборник мистических рассказов»

Дверь

Полина замерла. Это была самая странная услуга за всю ее жизнь, которую ей предложили: на Центральной площади города сидел на корточках молодой человек, внешне смахивающий на что-то среднее между повзрослевшим Гарри Поттером и Сумасшедшим Шляпником из «Алисы в стране Чудес», рядом с ним возвышался дверной проем с дверью, на которой красовалась надпись: «Если ты решил изменить судьбу – открой меня и зайди. Хранитель закроет за тобой пути назад».

– И что, сработает? – Полина недоверчиво сморщила носик и улыбнулась. – Или Уэллса рекламируете?

– Пока никто не жаловался, – парень говорил глухо и неэмоционально. – Уэллса рекламировать не надо.

– А стоит это удовольствие?..

– Цена на усмотрение клиента.

***

Нана не знала, как ей быть. Она просто чувствовала, как в ней это растет, с каждым часом, да что с каждым часом – минутой, мгновением. Это ужасало. Потому что было неотвратимо и неизбежно. Инородное тело, внедренное в ее жизненное пространство.

Наверное, надо бы относиться по-другому. Все ее подруги просто сходили с ума от своего «интересного положения», а вот она так не могла. Почему нет такого рычажка – нажал и переключился, воспринимаешь состояние адекватно, согласно принятым нормам: радуешься, присматриваешься к детским вещичкам, трещишь без умолку про любовь к новорожденным… Нана же с содроганием представляла, что внутри нее поселился кто-то маленький и прожорливый, он поглощает ее клетки, забирает питательные вещества, чтобы расти, паразитирует на ее организме.

***

Лука достал из шкатулки кисти и краски. Педантично разложил это все перед собой на столе. Прислушался к внутреннему состоянию, и только потом извлек несколько листов бумаги. Вгляделся в ровную белую поверхность. Помявшись, будто перед кем заискиваясь, вытащил простой карандаш. Проверил его остроту кончиком пальца, решил немного подточить…

Лука понимал, что он просто тянет время, повторяет придуманный когда-то давно ритуал, не отступая ни на шаг. Но и не продвигается вперед тоже… Это переросло в проблему. Он хотел об этом поговорить. Записался на прием к психотерапевту. А потом не пошел. Ну, что бы ему посоветовали?

А если представить возможный разговор, то вообще получался полный неадекват:

«– Расскажите, с чем вы пришли?

– Я хочу нарисовать шедевр!

– Написать шедевр?

– Нет. Пишут рассказы, романы, повести, полотна. Я тонко чувствую разницу, поймите…» – и ушли в сторону от основной проблемы. Но если допустить такую мысль, что не ушли, получается не лучше:

«– Расскажите, с чем вы пришли?

– Я хочу нарисовать шедевр!

– Так рисуйте, воплотите мечту в жизнь.

– Я не умею рисовать…»

***

Полина хотела конкретики. Парень отвечал обтекаемо и неполно. Ее обуревали чувства, а он плавал в волнах своего воображаемого мира.

– Где доказательства того, что я заплачу тебе деньги, и получу то, чего хочу?

– Я не могу тебе их дать.

– Тогда откуда ты знаешь, что твоя дверь открывает передо мной изменения в моей судьбе?

– Уже одно то, что ты хочешь войти в эту дверь, доказывает это. Человек, если он готов к изменениям – действует, если не готов – ищет причины и оправдания.

Полина нахмурилась. Она была уверена в своих силах и себе, но демагог из нее никудышный. Аргументы противника ее не убеждали, но опровергнуть их она затруднялась.

– Тогда пусть человек сам все и меняет, зачем эта дверь?

Парень меланхолично пожал плечами:

– Символика.

– А ты – хранитель? Зачем тогда охранять? И чего? Другие пространства?

– Нет. Хоронить прошлое. Человек уходит вперед к изменениям, а я охраняю, чтобы прошлое не вернулось.

– Бред! – Полина сердито развернулась на каблуках и пошла по площади. Потом резко остановилась, подумала, вернулась обратно.

– Ты – псих, да? Придумал себе идею и поверил в нее. И еще пытаешься убедить других?

– Нет. Я никого не убеждаю. Просто ты сама не готова что-то изменить, поэтому ищешь оправданий.

***

Нана краем глаза увидела ссору. Подумаешь, двое влюбленных, очередной раз устраивают проверку своих чувств. Поссорятся-помирятся. А не помирятся – разбегутся. Все просто, если со стороны. На деле же – гораздо труднее.

Гинеколог из консультации сказала, что у Наны все в порядке. Другую бы эта новость обрадовала, а Нана огорчилась. Если бы имелось хотя бы маленькое подозрение, что что-то идет не так, это можно бы было сделать причиной и… Оправдать себя.

Третий месяц. Критический срок. Либо туда, либо обратно. Она хотела обратно. Но как объяснить это окружающим? Марку? То-то и оно…

***

Лука похрустел пальцами, сделал массаж фаланг. Потом, наконец, взял карандаш и провел по листу пару линий, всмотрелся… Нет. Глухо! Увиденное не вызвало никакого отклика в душе, никаких ассоциаций. Просто неловкие штрихи, которые в состоянии нарисовать любой ребенок. Лука едва не заплакал от бессилия. Смял листок. Выбросил его в корзину для мусора. Подошел к окну.

Эта девушка. Каждый день, кроме выходных, она проходила по тротуару напротив. Всегда быстро, всегда спеша. На лице ее проглядывала отстраненность, как у всех, кто точно знает конечную цель своего пути, и не собирается останавливаться. Последние несколько недель в ее мимике появилась обреченность. Может незнакомка больна? Она ходила не то, чтобы медленнее, но как-то неуверенно, будто сомневаясь, нужен ли ей этот следующий шаг. Иногда девушка проходила под его окнами позднее, чем обычно. А сегодня вообще встала посреди площади, уставилась на парня и девушку, которые, видимо, что-то обсуждали, бурно жестикулируя.

***

Полина собиралась просто взять и уйти, оставаясь при своем мнении. Но почему-то не могла. Ей вдруг показалось, что до тех пор, пока она не уяснит для себя истинные мотивы парня с дверью – уходить нельзя.

– Ты же просто сидишь здесь и прикалываешься, да? И работать не хочешь.

– Это – моя работа, – парень поднял глаза на девушку и опустил опять.

– Странная, надо сказать. Если этот день исключение, то легкая и прибыльная. Но что-то позволь усомниться, что к тебе прямо валом клиенты ломятся, – Полина побарабанила пальчиками по косяку. – Мы стоим тут с тобой все утро, пока ни один желающий, – она чуть было не сказала «идиот», – в дверь не шагнул.

– Деньги для меня не самоцель.

– Философ, – девушка с утрированно понимающим видом покачала головой. – Мама с папой содержат?

– Мамы с папой нет давно. Я сам себя содержу.

– О! – она даже подпрыгнула от внезапной догадки. – Ты распространитель наркотиков! А дверь – прикрытие, да?

Парень грустно улыбнулся.

– И сам эту дурь не употребляю, и другим не советую. Но у каждого свой выбор.

***

Нане вдруг стало интересно, о чем можно так аппетитно спорить. Она даже на миг отвлеклась от своих переживаний и сомнений. Просто остановилась на краю тротуара и начала смотреть на этих смешных двоих. Зачем им дверь, интересно. Без дома, и вообще какого-то либо помещения.

***

Лука испортил еще пару листков, потом разочарованно убрал все принадлежности для рисования в шкатулку и запер ее на ключ. Подошел к окну. Незнакомка все стояла, наклонив голову на бок, смотрела на собеседников посреди площади. Что это за рамка рядом с ними? Дверь? Затеяли стройку что ли где-то поблизости?

Лука решил тоже спуститься вниз.

***

– У тебя есть образование? – допытывалась Полина.

– Высшее, – терпеливо отвечал парень.

– И с высшим образованием ты сидишь здесь посреди площади, предлагая мифическую услугу изменения судьбы? Ты изобрел эликсир исполнения желаний?

Собеседник покачал головой.

Девушка толкнула рукой прикрытую дверь. Она, будто ожидая это движение, открылась. Полина всунула голову в проем, повертела ею из стороны в сторону, потом по-детски захлопала в ладоши и закричала искаженным высоким голосом:

– Ура! Теперь я изменила судьбу!

– Нет, – парень приподнялся с корточек, вытянувшись во весь свой немаленький, как оказалось, рост.

– Что – нет, – несколько опешила девушка.

– Не изменила. Ты еще пока не готова к этому. Выйди, а я закрою дверь.

– Ага, и оставить тебе денежки. Ищи другую дуру! – Полина бодро зацокала каблучками по площади, мысленно проклиная себя, что позволила завести этот спор, что ввязалась в авантюру, испортившую настроение, что вообще остановилась. Шла бы себе по делам, а так и время убито, и плакать хочется.

***

Нане стало любопытно, собственная проблема ушла в глубины памяти, даже захотелось разместиться поудобнее, а не просто стоять. Найти бы стул, что ли какой…

Из дома напротив вышел белобрысый плотный мужчина. Почти каждый день Нана видела его за окном на третьем этаже. Если бы не то, что он всегда настойчиво пялился, она бы и не запомнила незнакомца. Но сейчас то, что он даже спустился вниз, испугало Нану неимоверно. Она, чуть сдерживаясь, чтобы не перейти с шага на бег, бросилась в сторону офиса. Там сейчас привычная рабочая обстановка, Марк, который еще пока ее непосредственный начальник. Рассказать ему про белобрысого, ткнуть наманикюренным пальчиком… Вдруг это маньяк, и объявил охоту на нее, на Нану. А разве же ей можно волноваться?

***

Лука разочарованно проследил за удаляющейся фигурой незнакомки. Было похоже, что она не просто так ушла, а испугалась. Только чего? Лука огляделся по сторонам: ничего опасного в пределах видимости не было. Уж, не его ли самого? Это показалось почему-то неприятным.

Даже обидным. К разочарованию от неумения рисовать добавилась еще капля чужого неприятия. Хотелось общения с человеческим существом, поэтому Лука подошел к парню с дверью. Прочитал записку. Усмехнулся. Подумал. Потом перечитал еще раз, уже серьезно.

– А если у меня есть все? – спросил внезапно осипшим голосом.

– Такого не бывает, – парень опять сидел на корточках. – Разумеется, если вы человек, а не Христос.

– Я хочу нарисовать шедевр, – решился на признание Лука.

– Так нарисуйте, – приветливо разрешил Хранитель.

– Я не умею рисовать, – развел руками собеседник. – Я – ветеринар, и единственное, что пишу каждый день, это истории болезней чужих животных. Вы хотите сказать, что я шагну сюда, и стану художником?

Парень все так же улыбался Луке, не разубеждал его, не уговаривал. Просто ждал, сидя на корточках. Лука решительно толкнул дверь и прошел в пустой проем, потом оглянулся, услышав за собой щелчок поворачиваемого ключа.

Никаких изменений. Все та же площадь, тот же Хранитель, то же внутреннее состояние расстревоженности и растормошенности.

– Я могу идти?

– Идите.

– А рисовать?

– Так рисуйте, – парень уже смеялся, а не улыбался.

– Я не умею рисовать картины, – Лука почувствовал себя маленьким обиженным ребенком, готовым расплакаться.

– Нет, вы не умеете писать картины. Значит, просто нарисуйте рассказ.

Правильно! Выход был очевиден. Лука дал сотку парню и быстро ушел к себе.

***

Полина решила про себя, что больше она на ту площадь ни ногой. Если тебя расстраивают слова некоторых сумасшедших, значит, просто нечего с ними общаться. И чего она к нему прицепилась? Ведь не он же к ней. Она сама, первая, завязала этот ненужный никому спор.

Поделилась соображениями «по поводу дверной философии» с лучшей подругой Лией. Думала, что посмеются вместе над безумным Хранителем, или, напротив, над теми, кто, может быть, воспользовался дверью за свои кровные. Но Лия почему-то задумалась. Немного настороженно покосилась на подругу.

– А я бы поостереглась шагать.

– Почему? Это же просто блаж. Игра.

– А если, правда? – Полина не узнавала Лию. – И твоя судьба меняется, но совсем не в ту сторону, в которую ты хочешь. Это же ужасно!

***

Нана буквально ворвалась в кабинет Марка. Едва отдышалась в его надежных объятиях, слушая лихорадочное биение своего сердца в груди.

– Тихо, девочка, тихо, – муж был очень внимателен, впрочем, как всегда. – К чему такая спешка?

– Я видела маньяка на площади!

– Прямо так сразу маньяка? – Марк шептал ей в макушку, но Нана знала, чувствовала, что он улыбается.

– Да. Ты мне не веришь? Он давно следит за мной из окна. А сегодня вышел!

Муж отстранил жену от себя и ласково посмотрел в заплаканные глаза.

– А что ты делала на площади? Обычно ты проходишь по ней, ничего не замечая.

– Я стояла. Там ссорились двое. Мне стало интересно. Такие смешные, дергались, как марионетки.

– Так может, и твой маньяк вышел посмотреть на чужие телодвижения, а не на тебя? – вот всегда он такой, что-то скажет, и ей становится стыдно.

Марк старше. Он уже работал, когда Нана пошла в первый класс. Это огромная разница. Нана задумалась и вспомнила о том, с кем и у нее будет огромная разница. Ведь муж еще не знает. А если узнает, то пути назад не будет…

Она вытерла слезинки, забыв про белобрысого, и решила, что даст себе еще один день на раздумья.

***

Лука знал, о чем хочет рассказать. Он достал свою шкатулку, но впервые нарушил ритуал. Из шкатулки он извлек только карандаш, ластик и листы бумаги. Примерно за час он исписал почти два листа мелким убористым почерком ветеринара. Он перемежал картинки в словах картинками реальными, и выходило даже не плохо: вот неуверенная девушка на краю тротуара, вот дверь с пришпиленной запиской, вот странный парень с улыбкой в глазах. Оказывается, если не ставить перед собой цель нарисовать шедевр, а рисовать так, как рисуют дети, то получается тепло и душевно. Лука торопился записать все свои мысли. Он рисовал чувства, жизненное пространство, собственную тревожность. Ему впервые нравилось то, что он делает.

***

Полина уже почти испугалась Лииной серьезности, как та задорно расхохоталась. Подруга смеялась до слез, до икоты. Потом поинтересовалась, не сняла ли Полина всю ситуацию на мобильник.

– А зачем?

– Сделали бы рекламу этому придурку.

Девушки погуляли до вечера по парку. Возвращаться домой решили через площадь. Лия хотела сама поглядеть на Хранителя и дверь.

Несмотря на то, что уже стемнело, они были на месте. Парень все так же сидел на корточках. Дверь все так же манила белизной пришпиленного квадратика бумаги.

– Тук-тук-тук, – Лия уверенно постучалась в косяк. – Можно зайти из параллельного мира? Из мира ваших грез?

Хранитель привстал и удивленно воззрился на девушек.

– Еще никто не заходил.

– А я вот зайду, – Лия попыталась открыть дверь, но та была заперта. – Что за черт!

– Простите! – парень принялся рыться в карманах, потом нашел ключик, который машинально убрал после Луки, и открыл замок. – Прошу.

Полина вдруг поняла, что ничего просто так не бывает, этот демарш подруги ни к чему хорошему привести не может, тем более, дверь была не просто закрыта, а даже заперта. Девушка насильно схватила Лию за запястье и, что-то сердито шипя, потащила домой.

***

Нана оставила Марка в офисе, во избежание дальнейших нотаций про маньяков и рискнула пойти домой одна. Энергичным шагом она миновала площадь, шла, намеренно не глядя по сторонам, только вперед, только к цели. Почти не прислушиваясь к изменениям в своем организме, почти даже поверив, что то, что у нее внутри, это помощник, соучастник ее бунта.

Нана даже не заметила, как машинально перешагнула через порог открытой двери, как вослед ей раздался щелчок. Она просто легким движением прикоснулась к животу и почувствовала, даже, наверное, не физически, а как-то духовно, ответное шевеление, будто маленькая бабочка вспорхнула с цветка.

***

Лука медленно сжигал в камине исписанные листы и плакал. Такой легкости на сердце, какую чувствовал в этот момент – еще не было никогда. Пусть слезы бороздили соленые дорожки – это ничего, это ангелы где-то рядом, и поют свои песни. Как сказал тот Хранитель? Что все есть только у Христа? Нет, он не прав… А может, и прав, и в момент исполнения своей мечты мы наиболее полно ощущаем Христа в себе.

***

Полина проводила домой Лию, а потом опять вернулась на площадь. Парень стоял перед дверью, упираясь лбом в древесную плиту.

– Опять пришли посмеяться? – спросил глухо.

– Нет. Пришла понять.

– Может, вы и правы. Это все обман. И ничего не меняется. Здесь прошли сегодня двое. Один сознательно. А вторая даже не заметила. И я не знаю, изменилось ли что-то в их жизни…

– Есть только один способ проверить, – Полина положила руку на плечо Хранителю.

– Какой?

– Зайти самому.

– Но некому будет закрыть дверь за мной, – парень смотрел с надеждой и верой.

– А я на что?

Полина недолго посмотрела, как он делает несколько шагов вперед, сутулясь и почти не отрывая от земли ноги, а потом закрыла дверь и повернула ключ.

Город на 280-м километре

Константин был отличным пластическим хирургом. К нему записывались на операции на годы вперед. Платили немалые деньги, чтобы его умелые руки исправили недоработки Господа Бога (по мнению пациентов). Именно поэтому Костя последние шесть лет совсем не ходил в отпуск, так, брал иногда отгулы, плюс Новогодние каникулы. Но вчера пришло письмо:

«Здравствуйте, Костенька! Это Лида, Ваша троюродная сестра, дочка Клавдии Михайловны. Пишу Вам по просьбе моей тетки, Варвары Михайловны, у которой Вы воспитывались. Тетка приболела… Или…

В общем, не буду юлить, хватил ее удар на нынешней неделе. Полезла в погреб за картошкой, а вытаскивал мой муж… Тетка Варя лежит лежмя. И зовет Вас. Спрашивает Костенька приехал или нет… Вы уж простите великодушно, понимаем, беспокойство. Но может сможете выбраться, пока тетка Богу душу не отдала… Не берите греха на душу…

С уважением, Лидия. Село Верхнеязыково…»

Константин прямо утром оформил отпуск на три недели и тут же сел за баранку. Что заставило его так поступить? Поступиться важной работой? Может, совесть; может обрубленные простые фразы Лидки; может осознание того, что тетю Варю, заменившую ему мать, по сути, он не видел с момента своего переезда в столицу. Так, писал иногда дежурные письма и отправлял открытки, посылки по праздникам… Интересно, как выглядят сейчас прежде самые близкие ему люди. Постарели, вероятно?

Константин вдруг понял, что не может вспомнить, как именно выглядели Лидка, Клавдия Михайловна, тетя Варя… Давно это все было. Вспоминались все больше совсем другие вещи: как гоняли с мальчишками на велосипеде – до оврага и обратно, как воровали яблоки в соседском саду, как тетка накладывала полную тарелку дымящейся картошки и наливала парное молоко. Руки помнил. А лицо – нет. Вот ведь, метаморфоза! А память, кажется, профессиональная.

А все – жизнь городская, где все бегут куда-то, торопятся, и вечно не успевают… Так и Костя. В свои сорок два года он не успел завести семью, детей. Правда, жил в центре, в большой квартире, имел новую машину, счет в банке… Неплохо… Но могло быть и лучше… Сколько людей прошло мимо: и важных, и так, сквозных… А многих ли он узнал бы потом, встретив на улице? Вот мелькнет иной раз в толпе кто-то смутно знакомый, приглядишься, кивнешь на всякий случай – вдруг общались когда-то – и пройдешь мимо. Тем более, и в толпе приходится теперь не часто бывать: на работу на авто, с работы – на авто. По гостям – времени ходить нет. Все общение ограничивается разговорами по мобильнику, и в интернете. Еще на работе… Но там просто необходимо общаться, производственная необходимость…

С такими мыслями Константин не заметил, что стемнело. Необходимо где-то остановиться, но ближайший населенный пункт был, увы, не близко. Так и до аварии недалеко… Что ж, придется съехать с шоссе и переночевать в лесу…

Мужчина повернул по едва заметной дорожке, поросшей сухой травой. Проехал пару километров, чтобы не останавливаться очень близко к дороге. Потом разложил сиденье и попробовал заснуть. Но сон не шел. В голову лезли какие-то тяжелые, не осознаваемые мысли. Про утерянные смыслы, про быстротечность времени, про то, что могло быть, но так и не свершилось. Вот помрет сейчас, не приведи Господи, тетка Варя, кому он нужен будет. Кто позаботится о нем, кто свечку поставит в церкви за здравие? Его крутые пациентки? Вряд ли они вспоминают своего хирурга, глядя в зеркало. Вот делал бы он больше ошибок, точно бы не забыли… А так?..

Константин вышел из автомобиля и закурил. Почти бессмысленно пошел по тропке вперед. Где-то краем сознания он отметил, что она становится все менее поросшей, более хоженой – езженой, что ли… Мужчина отбросил сигарету, вернулся, достал карту. Как это он раньше не заметил: на двести восьмидесятом километре небольшой городок. Проехать-то осталось всего ничего, и через полчаса можно будет нормально отдохнуть, ведь наверняка там есть какая-нибудь гостиница, или комнаты на съем…

С каждой минутой Константин убеждался в правильности своего решения: тропка превратилась в проселочную насыпную дорогу, на улице закрапал дождь, а впереди скоро заблестели огоньки незнакомого жилья.

Доехать до городка на автомобиле все-таки не получилось. На последнем повороте он вдруг заглох. Константин не стал разбираться, в чем дело, решив вернуться за ним утром, и пошел пешком.

Его глазам предстал провинциальный городок – полудеревня. Вперемежку толпились и пятиэтажки, и маленькие покосившиеся домики. На заднем плане виднелись несколько многоэтажек. Так могло бы выглядеть Верхнеязыково сейчас, по прошествии двадцати пяти лет, когда Костя оттуда уехал. Он был уверен, что утром на улице можно будет увидеть снующих кур, услышать мычание коров и блеяние коз, овец.

А сейчас необходимо было найти, где переночевать. Дождь прекратился, но тучи не расходились. Мужчина пересчитал деньги в портмоне и постучал в первый домишко от дороги.

Дверь открылась почти сразу. В проеме показалась женская фигура.

– Здравствуйте! Простите, я здесь проездом. Заплутал немного, – начал объяснять Константин, но вдруг осекся. У хозяйки домика не было лица, никакого, его будто скрывала дымка, не давая разглядеть глаза, рот, нос, форму бровей. Фигуру, пожалуйста, во всех подробностях оценивай: приземистая, грубоватая. А лицо… Прозопагнозия какая-то. От усталости, может быть?

Константин потер лицо. Поморгал.

Хозяйка, видимо, устала ждать. Выдала ворчливым, хриплым, будто со сна, голосом:

– Ну? Заблудился что ль? У нас не заблудишься. Пять улиц, три переулка. Ночевать что ли негде?

– Да-да, – прошептал Костя и попятился назад. – Я пойду, пожалуй.

Он кинулся бежать дальше по улице. Несмотря на сумерки и дождливую погоду, ему встречались редкие прохожие. Константин вглядывался в их лица, но лиц – не видел, не распознавал. Та же туманная маска. Даже у маленькой девочки, которая присела на тротуар неизвестно зачем – были только глаза, большие, удивленные… Он помнил их от чего-то. А вот кому они принадлежали – забыл.

Ночь приближалась. В сердце Константина воцарился ужас. Это или странный город, населенный нелюдями. Или у него вдруг неожиданно началось заболевание. Он не помнил, может ли оно начаться вот так – резко, на ровном месте. Для него – пластического хирурга – это буквально – смерть!

Может быть, Константин заснул в машине, и теперь ему снится кошмар? Мужчина остановился и ущипнул себя: боль оказалась вполне реальной, завтра на этом месте будет синяк. Тогда что это? Кто эти жители без лиц?

Костя принял решение вернуться к авто, а с утра пораньше рвануть отсюда, и забыть этот двести восьмидесятый километр.

Из-за пережитого он совсем забыл, что автомобиль заглох, и сразу уехать вряд ли получится.

Авто по-прежнему стояло за поворотом. Константин забрался на заднее сидение, закутавшись в старый плед, который всегда валялся в багажнике на всякий случай. Мужчину колотило. Безликие жители города стояли перед его глазами. Наваждение… Бред… Все волоски на коже встали дыбом… Такого просто не могло быть. Но случилось именно тогда, когда мужчина вдруг осознал для себя, что люди, прошедшие по его судьбе, забылись.

Видимо Косте все-таки удалось задремать, потому что, когда он открыл глаза, уже брезжил рассвет. Рядом с машиной мужчина заметил темный высокий силуэт.

Незнакомец, а это был мужчина в штормовке, с капюшоном на голове, постучал по стеклу. Константин очень боялся опять увидеть нечто безликое, и потому минуты две решался опустить стекло. Неизвестный постучал еще раз, и вдобавок поддернул капюшон так, что стали видны черты лица: заостренные, сухие, обладателю их было около шестидесяти лет, не сказать, чтобы красавец… Но вид мужчины доставил искреннее удовольствие Константину. Он тут же открыл дверь.

Наверное, все-таки вчера от переутомления привиделось, вот же стоит вполне реальный человек, с глазами, бровями, носом, ртом, морщинками. Уж это лицо запомнится Константину точно, в силу обстоятельств. В руках незнакомец держал корзинку, на дне которой болтались несколько грибов. Обычная картинка для провинции.

– С прибытием! – голос мужчины оказался глухим и каким-то надтреснутым.

– Вероятно, вы ошиблись. Я просто проезжал мимо, – Костя упорно сопротивлялся тому, что ситуация, в которую он попал, далеко не ординарна.

– Здесь все мимо проезжают, а потом уехать не могут, – с полуулыбкой резюмировал незнакомец…

– Да, вот с машиной что-то, починю и все, – Костик повел рукой, но осекся, внезапно его душа похолодела: автомобиль стоял не на проезжей дороге, а прямо посреди поляны, поросшей травой.

– Не уедете, не сможете, – будто в ответ невысказанному вопросу молвил мужчина и представился: – Соловьев Александр Семенович, бывший вице-премьер компании «Сомус».

– Тот самый? – Костик ахнул, пару лет назад это была загадка, куда пропал вице-премьер крупной компании, а вместе с ним и ее ликвиды; пропавшего так и не нашли, компания сменила руководство, и едва держалась на плаву.

– Да. Я здесь двадцать два месяца, восемь дней. Можно сказать, обжился, хожу вот, грибочки собираю, – мужчина показал на корзину. – Сядем в машину, поговорим. Или может, ко мне, дом не далеко…

– Нет, – Константину было жутковато идти в город, похоже, стремящийся затянуть его в себя. – Лучше здесь.

– Ладно, – Александр Семенович первым открыл дверцу авто и сел за сиденье. – Хорошая машинка, у меня тоже такая была, цвет другой. За три месяца проржавела, развалилась по частям буквально… Моя дорога сюда проходила с другой стороны, а то увидели бы кучку металлолома.

– Но ведь можно что-то сделать? – Константин с надеждой смотрел на нового знакомого.

– Что? – в голосе мужчины не было ни безнадеги, ни страха, просто обыденность и констатация. – Позвонить можно только в черте города, коли номер вспомните. Обычного телефона. Не мобильного. Вам, скорее всего ответят. Но вот вспомнят ли?.. Если пойдете по дороге, будете ходить кругами, пока не смиритесь.

– Почему? – Константин сжал виски пальцами. – Что это? Нелюди?

– Нет. Обычные люди. Причем люди, которых мы когда-то знали, но забыли. Мы просто не можем их вспомнить, – Александр Семенович вздохнул. – Это мое предположение, возможно, нам надо их вспомнить до тех пор, пока не забыли нас…

Костя всматривался в лицо мужчины, с ужасом замечая то, что не увидел с самого начала: его черты почти неуловимо менялись, будто по ним проводили незримым ластиком, стирая по немного, по миллиметру.

– Началось недавно, – проследив за его взглядом, сказал мужчина. – Забывают потихоньку. Почти два года держался. Знать бы, благодаря кому?