Read the book: «Дерби на Красной планете»
Глава 1
Камни, камни, камни. Чертовски много камней в этой долине, известной как Марафонская. Или, как кто-то мог бы сказать, в запущенной дыре, в которую даже дьявол не плюнул бы, не сцедив зубы. Коричневая пустынная равнина, пропитанная ультра-лучами, окружена каменными хребтами, черными на вершинах, как угли после пожара. Неровные и хрупкие на вид, острые и зазубренные края этих хребтов устремлены в небо, как великие пушки промышленных цивилизаций, готовясь выплеснуть свою ярость.
Эти обугленные орудия возвышаются на остальных каменистых породах, слоистых и разноцветных, мощно стоящих на пыльной красной земле. Со стороны они напоминают слоистый пирог или вырез сала, волнующийся белыми и красноватыми лентами в застывшем танце. Все эти камни изрезаны ветром и временем.
Камни, камни, камни. Каждый из них – как рок-звезда, когда-то взорвавшая сцену, а теперь ушедшая на дно. Безымянные глыбы спят здесь под одеялами пыли, больше не участвуя в рок-опере вселенной, где бушевало давление глубинных океанов, плавящий жар звездных корон и токсичные испар ения кометных хвостов.
Но даже в этой тени былых потрясений камни скрывают невероятную мощь – клокочущие волны силы, спрятанные в красном песке на их вырезанных ветром скулах. Когда ветер дует, камни кричат этими скулами, и так появляется голос у всей пустыни, похожий на рев двигателя.
Марафонская долина уже не помнит о своих завоевателях и построенных ими сооружениях, доходящих иногда до верхов синтезированной атмосферы. На плечах Красной планеты они все равно кажутся только рогами жуков. Пустыня ждет. Она очень стара, эта пустыня. Она сама память. Но она слишком стара, чтобы помнить всех, кто когда-либо пытался укротить её. И в этой вечности скрыта её мощь.
Но вот, посреди пустыни, по потрескавшейся земле, разметая гравий и мелкие камни, проносится что-то, словно шар для боулинга, пущенный рукой игрока. Его сверкающие хромированные бока блестят под палящим солнцем, а мотор ревет, как гитарный рифф на концерте, разрывая голос пустыни. Это кабриолет, который мчится вперед, оставляя за собой облако красной пыли. Ветер свистит над открытым верхом, задевая верхушки защитных шлемов водителя и пассажира. Их обтекаемые шлемы из композита с отражающими визорами скрывают лица, отражая лишь пустынный пейзаж.
Пилот крепко держит руль в своих больших руках, не показывая ни капли напряжения. Пассажир на переднем сидении, глядя на бескрайние просторы, сейчас ощущает себя частью чего-то великого и непокорного. Вдруг, из него вырывается:
– Чувак, да эта пустыня как бешеная гончая, просит ещё скорости! – голос полон энергии и восхищения, будто бы пробиваясь сквозь визор – Понял? Скорости, чувак!
Водитель, не расслышав слов, но увидев взрывообразную жестикуляцию пассажира, включает свой передатчик на костюме:
– Впервые на такой тачке, Гарри? – его голос звучит со смешанным чувством спокойствия и пренебрежения, характерным для человека, считающего, что он всегда говорит всё, что думает.
– Расслабься, Виктор! – уверенно отвечает в свою рацию Гарри. – Я не новичок на дороге, но именно эта пустыня либо убьет меня, либо переродит в бешеную ондатру, объятую похотью к свободе! – наполненный дерзостью, Гарри аж хлопает перчаткой из композита по дверце кабриолета.
– Эй, полегче! – Виктор недовольно качает головой, стараясь заметить, оставил ли след удар перчаткой. – Никто в этой тачке не занимается похотью, понял меня?
Он переключает передачу своей массивной рукой, и двигатель нежно урчит, будто отвечая ему лаской. Виктор глубоко вздыхает, а затем продолжает с отцовским тоном:
– Эта пустыня, Гарри, может убить тебя быстрее, чем успеет созреть вдохновение для твоих читателей. Лучше тебе держать глаза открытыми и поберечь силенки для чего-то более важного.
Гарри мельком оглядывается вокруг. Пустошь простирается на многие мили, пугая и маня одновременно. В таком месте всё кажется малым и незначительным. Даже кабриолет, сверкающий хромированными деталями, может оказаться здесь просто миражем, готовым исчезнуть в любой момент.
– Да не переживай, шеф, – произносит Гарри, впрочем, уже слегка остудивший свой пыл. – Я просто собираюсь сделать так, чтобы эта пустыня оставила на мне свой след, прежде чем мы пронесемся по ней как пушечное ядро. – он откидывается на спинку сиденья, смотрит в бездонное темное небо, а затем продолжает – Наконец можно поорать в глотку, не опасаясь, что тебя придушат.
Виктор многозначительно хмыкает и, покосившись на Гарри, произносит:
– Пушечным ядром, говоришь? Ну-ну… Только учти, в этой пустыне бывает так припекает, что даже пушечные ядра плавятся.
Затем он включает регулятор климат-контроля на панели своего костюма, демонстративно выставляя его мощность на несколько шкал ниже.
Гарри, сохраняя безмятежность, спокойно отвечает:
– Я из того сорта, дружище, который сначала пишет огненный репортаж, а потом уже думает, как не расплавиться. Кстати, какой SPF-фактор в этой долине?
Виктор, не отрывая глаз от дороги, где камни и редкие холмики мелькают как в кадрах ускоренной съемки, усмехается:
– SPF? Тут, малыш, местный стандарт – УЛ. Ультра-лучи, понимаешь? Спутник нашего Карса, это такой природный рентген, только на максималках. А атмосфера в долине дырявая, как решето. Хочешь узнать, что будет? Выйди за пределы защитного поля и открой визор – и все узнаешь. Только потом жаловаться не надо.
Гарри слегка беспокоится и украдкой смотрит на счетчик Гейгера на приборной панели костюма – тот пока молчит. Виктор продолжает с сарказмом, будто проверяя пассажира на прочность:
– Сегодня, кажется, обойдется даже без настоящих приключений.
– А что у тебя с этой милашкой считается за настоящие приключения? – спрашивает с нарочитым равнодушием Гарри.
– Главное сейчас все путем, ты не волнуйся, – пилот говорит с легкой улыбкой, скрытой за отражающим визором, но его голос все же выдает тонкие издевательские нотки. – Вот в армии, дружище, нас учили, что паника – первый враг солдата. А тут, в пустыне, она вообще может стать последним.
– Брехня, я не паникую. Что там эти ультра-лучи умеют делать? Испепелят меня заживо? Да я уже десяток раз перегорал на работе. – раздраженно возражает Гарри, с каждой фразой повышая голос.
– Ну и не паникуй, черт тебя возьми – с легкой грустью сдает обороты Виктор. – Ультра-лучи, Гарри, всё сжигают под корень. Я служил в логистике и прекрасно знаю, что кристаллы, создающие эти лучи, прежде чем упадут бомбами на поверхность Пигмея, могут запросто искалечить зазевавшегося юнца у погрузчика – его голос звучит теперь смесью солдатского рапорта и горечи – А при детонации у них излучение такое, что даже от композитки остается булькающая лужа, чего уж говорить об этих бедных засранцах в джунглях.
Создается недолгая пауза. Кабриолет идет по сухой и выжженной почве мимо безжизненных и безымянных холмов и бугров. Гарри, не заметив собственного напряжения, не выдерживает и произносит:
– Да, конечно, эти бедные засранцы, – его голос наполняется горячим сарказмом. – Настолько бедные, что успели отыметь вас до прибытия подкреплений! – Его голос звучит жестче, чем он сам ожидал, но теперь ему уже сложно остановиться. – Неужели ты правда считаешь, что эта война – что-то большее, чем способ для вас показать свои игрушки и заткнуть пару дыр в бюджете?
Виктор давит на тормоза так резко, что Гарри чуть не вылетает из сиденья, схватившись за приборную панель. Кабриолет замирает посреди бездонной пустоши. Виктор оборачивается к Гарри и через визор будто выплескивает смесь ярости и разочарования.
– Слушай сюда, умник! – орет он, голос полон искренней злости. – Может, ты сам там был? Видел, как «эти бедные засранцы» на твоих глазах выжигают мозги твоим друзьям?
– Да пошёл ты! – Гарри от неожиданной атаки срывается, на этот раз тоже повышая голос. Он размахивает руками так, будто собирается отбиваться от невидимых москитов. – Может, если бы ты и твои ребята перестали лезть в чужие дела, не пришлось бы потом собирать их мозги по кускам!
Виктор с ужасным звуком бьет ладонью по приборной панели.
– Да что ты вообще знаешь об этом?! – рычит он. – Ты в своей комфортной редакции максимум что делал – писал умные статейки о «глобальной политике» и попивал кофе!
– Вот как! – вскрикивает Гарри. – Ну знаешь что, старина? По крайней мере, я не сижу в этой дыре, и не ляпаю из себя гребанные советы по выживанию, будто это моя священная миссия!
Виктор поднимает обе руки, как будто сдаётся, и произносит громко:
– Всё, выметайся из машины!
– О, с радостью! – с вызовом отвечает Гарри, распахивая дверцу. Он готовится сделать шаг наружу, но вдруг останавливается, оборачиваясь:
– Но знаешь что, Виктор? Если бы не такие как я, никто бы не узнал про всё дерьмо, которое вы там творите!
– Ну, спасибо, масленая ондатра или как там тебя! – Виктор хлопает ладонью по рулю. – По мне, такие как вы торчат обычно посреди пустыни с голым задом!
Гарри не слушает и уже начинает выходить. Вдруг Виктор кидается к дверце и резко дергает Гарри за плечо, останавливая его на полпути:
– Ты чего творишь, идиот?! – орет он, его голос звучит так громко, что кажется, он перекрывает даже горячий ветер пустыни. – Там, за дверью, облучение, Гарри! Ты что, сдохнуть решил?!
Гарри, всё ещё кипя от злости, замирает, осознавая, что успел забыть про защитное поле кабриолета.
– Чёрт… – выдыхает он, потирая визор руками. Ещё несколько секунд он молчит, потом бросает, менее раздражённо: – Ну да, точно, чувак.
– Угу, пожалуйста, – огрызается Виктор, отпуская его руку. – Не за что.
Машина замирает в тишине, слышен только завывающий ветер пустыни. Несколько минут оба молча пытаются отдышаться и совладать с накатившими эмоциями. Наконец Виктор, ещё раз хлопнув ладонью по рулю, уже с куда меньшим напором, говорит:
– Ты иногда думаешь, что говоришь, а?
– А ты? – не остаётся в долгу Гарри, но в его голосе уже меньше агрессии. – Ты серьезно собирался меня высадить здесь?
Виктор вздыхает.
– Ты не видел, что мы видели, Гарри. Легко осуждать, когда всё, что у тебя в руках, это пишущая машинка.
– И всё же, Виктор, если вы, ветераны, не научитесь останавливать эту чертову машину войны, кто ещё это сделает?
Они смотрят друг на друга через салон. Виктор хмыкает и выдавливает:
– Ты, значит?
– Может быть, – громко хохочет Гарри. – Или кто-то вроде меня.
На мгновение воздух в машине кажется почти осязаемым, наполненным остатками их недавнего гнева. Потом Виктор усмехается.
– Ну, по крайней мере, ты не трус, – бросает он.
– А ты не бесчувственный ублюдок, – отвечает Гарри с ухмылкой.
Оба смотрят друг на друга, и напряжение постепенно сходит на нет. Виктор включает двигатель, и кабриолет снова трогается с места, оставляя за собой выжженную землю пустыни.
– И всё же, Гарри, – говорит Виктор, уже спокойнее, но всё ещё с ноткой сарказма. – Если мы еще в будущем повздорим, думать о последствиях будет на тебе. Я хотя бы успею запомнить, что ты говоришь.
– Договорились, – отвечает Гарри, слегка улыбаясь. – Ты извини, что сказал про товарищей. Думаю, что Пигмею стоило всыпать не только вам. Наш Телец струсил так, что запах до сих пор в воздухе держится.
– Не только Телец, – добавляет Виктор, в его голосе мелькает презрение, но не к Гарри. – Карс и его марионетки вообще войны не хотели. Ни бизнес, ни армия. И все же… все служивые стояли с мордами кирпичом, как на проверке. Для них приказы есть приказы, даже если их раздает тот, кто всю жизнь только папочки перекладывает.
Оба замолчали на мгновение.
– Ты уж не сердись, но это какое-то дерьмо, – бормочет Гарри, глядя на проносящиеся мимо камни.
– Да… полное дерьмо – соглашается Виктор, его голос теперь совершенно серьезен. – Мой тебе совет – не воюй. И не пытайся делать на войне деньги.
Разговор затихает, и теперь они едут в тишине, каждый погруженный в свои мысли. Только шум двигателя и скрип подвески нарушают голос пустыни.
Приспособленный к внедорожной езде кабриолет несется по Марафонской долине, оставляя за собой вихрь пыли. Его низкий корпус и агрессивный профиль словно бросают вызов пустыне, а колеса с массивным протектором с легкостью проглатывают неровности тропы. Если приглядеться, впереди можно увидеть следы шин других автомобилей, проезжавших здесь когда-то раньше. Солнце, в темно-синем зените, палит нещадно, отражаясь от хромированных боков машины и создавая иллюзию миража. Пейзаж вокруг суров и безжизнен, но в этом есть свое особое очарование – бескрайние просторы, изрезанные каменными хребтами и покрытые слоем красной пыли, кажутся вечными и непоколебимыми. Виктор крепко держит руль, стараясь удержать машину на тропе. На короткий миг он оборачивается к Гарри и примирительно произносит.
– Послушай, старик. Так тебе пустыня нравится, да?
– Конечно. Как я говорил, она как ошалелое динго – смеется Гарри – А тебе?
– По мне так похожа на адское пекло – усмехается Виктор.
– Послушай, адское пекло из этого местечка действительно неплохое. Но зачем тогда ты снова и снова сюда лезешь? – Гарри попытался скрыть свое любопытство за усмешкой.
– Потому что, Гарри, – в снова насмешливом тоне Виктора появляется нотка усталости, – иногда лучше ехать по знакомому пеклу, чем искать новое. Плюс, патрулей тут поменьше. Нам они сейчас ни к чему.
– Ну, патрулей тут наверняка сильно меньше, – подтверждает Гарри, стараясь больше не развивать сложные темы. Вместо этого он указывает на один из проносящихся камней и шутливым тоном произносит – Смотри, а этот камень похож на лицо моего редактора после третьего стакана.