Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова

© Холмогоров Е.С., 2022

© Книжный мир, 2022

© ИП Лобанова О.В., 2022

От автора

Перед читателем сборник исторических портретов деятелей русской истории и культуры – монархов и полководцев, землепроходцев и философов, писателей и композиторов, поэтов и художников. Эти очерки написаны в разные годы и в разных жанрах: от большого биографического исследования – до небольшой юбилейной заметки, от некролога – до киносценария. Объединяет эти очерки стремление автора рассказать о русских героях, увидеть смысл и значение их деятельности для нас, сегодняшних русских.

Герой – это творец истории. Человек, чьи поступки изменяют ход исторических событий, вопреки давлению социальных, экономических, политических и бюрократических инерций, вопреки предубеждениям и ошибкам общественного мнения. Герой воплощает интуиции и едва ощущаемые интересы народа в конкретное творческое действие, задает новые горизонты действительности, выступает образцом для других людей и дает пример новым героям. Героическое начало в русской истории выражено очень ярко. Множество её участников выступают именно в роли тех, кто переломил историческую инерцию.

Но идеологический формат советской историографии и советской школы превратил русскую историю в унылую поэму без героев. Многое умалчивалось по политическим и идеологическим причинам. Многое, чтобы не перегружать школьникам мозги и не отвлекать их от постижения основ классового подхода. Было время, когда советские учебники обходились вообще без героев, строились на одних голых социологических схемах. Потом в 1930‐е годы потребовали хотя бы часть живой конкретики вернуть. Но так, чтобы не слишком прославлять «феодалов, церковников, царей и их прислужников» и чтобы обязательно была «подчеркнута, – как гласили замечания товарища Сталина на учебник истории СССР (Союза Советских Социалистических Республик), – аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма, вкупе с русской буржуазией и помещиками».

Одни русские герои устранялись из учебников потому, что были «реакционными попами», как святитель Алексий Московский или Митрополит Макарий, другие – потому что были слугами империализма и колониализма, как генерал Скобелев или все герои Кавказской войны. Наконец все «реакционные» деятели просто не имели шанса быть упомянутыми, а тем более – запомниться.

Достаточно вспомнить обложку знаменитого учебника М. В. Нечкиной и П. С. Лейбенгруба «История СССР» для 7 класса, которым охватывались первые 900 лет русской истории и в котором ухитрились не упомянуть даже Владимира Мономаха. Стенька Разин, Пугачев, Радищев – весь комплект освободительного движения. За официальную русскую историю отдувался одинокий генералиссимус Суворов. Впрочем, можно было совместить одной картинкой, – Суворов везет арестованного Пугачева в Москву. Но, почему-то, не захотели, хотя в некоторые книги эта шикарная иллюстрация включалась. К тому моменту, как в школу пошел я, дизайн обложки чуть изменился и на помощь Суворову, осажденному бунтовщиками, пришел Ломоносов.

Но бог бы с ними, с советскими учебниками – к сожалению, над всей нашей историографией и научно-популярной исторической литературой нависает некое «толстовство», утверждение о незначительности индивидуального вклада в русскую историю, о мнимой ничтожности личных героических амбиций.

Стандартный (и глубоко ошибочный) метасюжет биографии русского героя: «отдал всего себя Родине, разбился о систему, выразил душу народную, но, в сущности, ничего не добился – все результаты пропали, сам герой заканчивал жизнь в забвении, но его имя будет жить в памяти благодарных потомков» – с такой или почти такой интонацией создается большинство русских исторических биографий.

Те немногие герои, которых действительно признает официальный канон, возводятся на расчеловечивающий их героический пьедестал, – интерес к живым чертам их личности, успехам и неудачам, сильным и слабым сторонам, к сути и методу их исторического действия считается недопустимым и приравнивается к святотатству. Как следствие, русская история в преподавании предстает как унылая безлюдная пустыня, уставленная редкими бронзовыми изваяниями – иногда полуразрушенными.

Отсутствует пространство того живого человеческого примера, в котором вырабатывается матрица поступков, которым подражает молодёжь. Если наши учебники и книжки ещё кое-как учат наших детей героической смерти за Родину, умению терпеливо сносить неудачи и непонимание государством и окружающими, то успеху, активному и эффективному действию на благо Родины, достижению позитивных целей научиться от нашей исторической схоластики было попросту немыслимо. Мало того, в них так сознательно искажался исторический материал, что даже хрестоматийные случаи успеха были в нём совершенно извращены.

В советском учебнике И. А. Федосова «История СССР», посвященном России в XIX веке и уже в детском саду поражавшем меня пустопорожней марксистской русофобией (да, читатель, я пытался осилить советские учебники ещё в детском саду, в старшей, конечно, группе) о деятельности адмирала Невельского говорится так: «Важнейший вклад в изучение дальневосточных морей внес Геннадий Иванович Невельской. Он открыл устье Амура, пролив между материком и Сахалином и впервые доказал, что Сахалин не полуостров, как считали раньше, а остров».

По форме верно, а по сути издевательство, так как Г. Невельской был не педантом, который хотел доказать островной характер Сахалина, а отважным морским офицером, который во главе крохотной группки людей сумел присоединить к России невообразимо огромные просторы Амурского и Уссурийского краев и Сахалин. И сделал он это буквально за месяцы до того, как на горизонте появилась американская эскадра, с которой сталось бы заявить права на эти якобы манчжурские территории… Г. Невельской практически в одиночку серьёзно скорректировал ход русской и мировой истории, не испугался ни трудностей многолетних плаваний и зимовок в диких местах, ни враждебности петербургских чиновников, больше всего боявшихся обидеть Китай (а на деле – задеть английские интересы). Его подвиг закончился полным триумфом, и по сей день лежащим в основе нашей географической карты.

Разумеется, находились учителя, которые по своей инициативе рассказывали о подвиге Г. Невельского, особенно на Дальнем Востоке. Но для фигуры общенационального масштаба, человека, открывшего нам Приамурье и Приморье, эта выше цитированная строчка в учебнике была просто оскорбительна, вводила в прямое заблуждение.

Сегодня нам необходима решительная работа по возвращению русской истории её личностного героического измерения. В учебниках и хрестоматиях должны быть обильно представлены подвиги, то есть героические поступки отдельных лиц, причём это должны быть подвиги не только правителей и высших полководцев, но и простых героев.

Необходимо существенное расширение списка исторических героев, который должен знать учащийся (и хорошо ориентироваться в нём). Список должен включать в себя военачальников, деятелей Церкви и государственных мужей, деятелей культуры и общественной мысли, первопроходцев и первооткрывателей. Должны быть известны не только суть и обстоятельства их подвига, но и в чём конкретно их личные решения и поступки переломили инерцию истории.

Со временем, несомненно, должны появиться такие списки наших исторических героев, не знать которых даже старшекласснику будет уже стыдно. Перестанут, наконец-то, быть анонимными Древняя, Удельная и Московская Русь, гораздо обогатится перечень тех, кого мы знаем из имперской эпохи, произойдет переоценка многих героев ХХ века и вернутся новые времена.

Пока же просто посоветую читателю провести несколько часов в интернете и поискать кто такие Претич, Довмонт Псковский, Стефан Пермский, Фёдор Басенок, Данила Щеня, митрополит Филипп I, дьяк Иван Выродков, воевода Дмитрий Хворостинин, дьяк Андрей Щелкалов, Ульяна Осорьина, Петр Бекетов, князья Семен Пожарский и Даниил Мышецкий, воевода князь Трубецкой, боярин Фёдор Ртищев, сенатор Яков Долгоруков, Григорий Шелихов, Михаил Щербатов, адмирал Василий Чичагов, капитан Казарский, Кузьма Крючков, Великий князь Олег Романов, капитан Петр Черкасов, Мария Бочкарева… Право же, узнаете много интересного.

Предлагаемая вниманию читателя книга лишь в незначительной степени закрывает этот пробел. В неё включены те исторические портреты, которые мне представилась возможность написать. Не менее значителен список тех портретов, которые не написаны. Особенно я жалею об отсутствии в этой книге очерков об адмирале Г. Невельском, В. К. Арсеньеве, Иване Ильине, Иване Солоневиче.

В то же время читатель должен иметь в виду, что данная книга взаимно дополнительна с моими очерками по русской литературе «Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова» (М.: «Книжный мир», 2020). Я не дублировал в нынешней книге ни имен, ни текстов, поэтому, скажем, в данной книге нет ни Пушкина, ни Солженицына. Есть лишь одно исключение – Ф. М. Достоевский, так как в основу предлагаемого теперь нового текста о величайшем русском писателе лег сценарий моего фильма-эссе «Фёдор Михайлович», вышедшего на телеканале «RT-Россия» 11 ноября 2021 года.

Мне хотелось бы поблагодарить всех, кто причастен к публикации этих очерков, выходивших на канале «RT-Россия», сайтах телеканалов «Царьград» и «360», в журналах «Историк», «Вода живая» и «Свой», газете «Культура», интернетгазете «Взгляд», портале «Арктика», но даже простое перечисление имен заняло бы не одну страницу. Все причастные, несомненно, узнают себя, и я уверяю их в своей безграничной благодарности. Так же хотелось поблагодарить всех читателей и благотворителей, систематически поддерживавших мой интернет-сайт «100 книг», позволявший «довести до ума» большую часть текстов.

Хотелось бы упомянуть только три имени из причастных, тех, кого больше нет с нами: Константина Крылова, Светлану Лурье и Михаила Бударагина. Каждому из них я был обязан больше, чем могу выразить, и потерять их в эти страшные и без того наполненные смертями годы было по настоящему горько. «…Только ветер гудит в отдаленье, только память о мертвых поет».

Но русская история продолжается и в ней появляются новые герои.

Посвящение

Эту книгу автор с горечью и слезами вынужден посвятить памяти автора выражения «добрые русские люди», замечательного русского публициста и мастера журналистики Егора Александровича Просвирнина (3 апреля 1986 г. – 27 декабря 2021 г.). Не должно было быть такой трагической и безвременной смерти такого молодого и талантливого русского человека, блистательного солнца русской журналистики, настоящего лидера, умевшего зажечь огнем любви к исторической России и величию русской нации сердца великого множества молодых людей. Старшему всегда больно провожать младшего, а не на войне – особенно. Впрочем, мы, русские, всегда на войне.

Хотя «два Егора русского национализма» жили, зачастую, как кошка с собакой, я обязан Егору Просвирнину весьма и весьма многим. Немало моих текстов были написаны именно для «Спутника и Погрома», а задаваемый Егором стандарт качества сделал эти тексты лучшими. Егор всегда был пламенно влюблен в белую, национальную и имперскую Россию, его страстный антибольшевизм во многом позволил и мне освободиться от зачастую фальшивой дипломатичности в отношении поработившего Россию в ХХ веке красного ига.

Отношения Егора с Православием и Церковью, без которых, я убежден, русская нация и русская цивилизация немыслимы, были непростыми. Однако именно в последние месяцы жизни он начал прозревать. Незадолго до гибели, спрошенный в интервью лукавой дщерью израилевой: «како веруеши?», он ответил: «Слава Христу, позор антихристу!» Егора похоронили под православным крестом, а мы, столь до времени оставшиеся без него, давайте молиться за его пусть грешную, но светлую русскую душу. Сказано же:

«всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф., 10:32). И да будет так.

Иван III
Как «óтчина» стала Отечеством

Великий князь Московский и Всея Руси Иван III (1440–1505) был создателем России в её современном понимании как национально-территориального государства, которое стремится объединить под своей властью и охватить единым аппаратом управления всю страну, населенную одним народом, имеющим общую культуру и историческую традицию. Русские предреволюционные историки и исследователи 1930–1950‐х гг. справедливо говорили о России Ивана III как о русском национальном государстве и лишь позднее, в угоду позднесоветскому интернационализму, эту формулу заменили на «централизованное государство».

Иван III занимался не просто собиранием земель – это успешно практиковали и его предки: Иван Калита, Дмитрий Донской, Василии I и II. Он поставил это собирание на новую идейную почву, провозгласив принцип общерусского национализма. С октября 1483 года московская канцелярия начинает систематически применять к государю титул «Всея Руси», возникший в середине XIV века, но применявшийся до той поры лишь спорадически.

Этот титул не мог не вызвать беспокойства в соседней Литве, контролировавшей все земли Западной Руси – нет ли в нём притязания московских государей на эти территории? И притязание действительно появилось. Россия Ивана III начинает систематическую реконкисту у Литвы исконных русских земель. В 1503 году, ведя с литовцами переговоры о перемирии после победоносной для русских войны, отдавшей в наши руки Чернигов, Гомель, Брянск, НовгородСеверский, Путивль, русские послы торжественно зачитали следующий княжеский наказ: «Русская Земля вся, с Божьей волею, из старины, от наших прародителей, наша отчина: и нам ныне своей óтчины жаль; а их óтчина – Лятская земля да Литовская; и нам чего деля тех городов и волостей своей óтчины, которые нам Бог дал, ему отступатись? Ано не то одно наша óтчина, коя городы и волости ныне за нами: и вся Русская Земля Киев и Смоленск и иные городы, которые он за собою держит к Литовской земле с Божей волею из старины от наших прародителей наша отчина» ^[1].

Русская Земля не потому существует в качестве некоего единства, что она «из старины óтчина» прародителей Ивана, напротив, московский Великий князь потому претендует на власть над всею Русской Землею, а не только над тем, чем владеет сегодня, что природные властители Русской Земли – это его род. Русская Земля в интерпретации московской дипломатии выступает как суверенное этнополитическое единство – отечество, власть в котором из старины, как óтчина, принадлежит Рюриковичам. Именно поэтому и Киев и Смоленск должны принадлежать Ивану вопреки династическим притязаниям литовского князя. И напротив, Лятская и Литовская земли, составляя такие же точно этно-политические комплексы, составляют отчину Гедиминовичей-Ягеллонов и князь Иван не вступается в неё.

Феодальный принцип «отчины» – владения, полученного от предков, здесь заменяется национально-территориальным принципом. Земли ляхов и литовцев по своим национальным свойствам составляют óтчину польско-литовского государя Александра Казимира. А земли русские – принадлежат Государю Московскому. Всё русское составляет историческую «óтчину» московских Рюриковичей.

Спору нет, Иван III был человеком «осени средневековья» и охотно использовал феодальные механизмы всюду, где они были ему выгодны. При помощи династических связей он захватил Тверь (ссылаясь на тверское происхождение своего старшего сына Ивана) и накрепко привязал к Москве Рязань. С помощью феодального права перемены сеньора он принял присягу Верховских княжеств, отступивших от Литвы, – Воротынского, Белёвского, Одоевского, Оболенского. Феодальные же инструменты он использовал для того, чтобы лишить в 1478 году осажденный Новгород военачальника – князь Василий Гребенка Шуйский присягнул новому государю.

Однако феодальные права Иван Васильевич принимал в расчет лишь там, где они служили к его выгоде. Там, где они подрывали верховенство московского государя, он их игнорировал. Вспомним об отношениях Великого князя с собственными братьями, Андреем Углицким и Борисом Волоцким, удельные права которых он всячески утеснял.

Василий Тёмный выходит из тени

Ивана III нельзя представлять гением, сотворившим Россию «из ничего». Ему многое досталось от отца – Василия II Тёмного, одного из самых недооцененных русских государей, часто представляемого неудачником.

Выступив на стол ребенком и претерпев большую часть катастрофических злоключений до 30 лет, Василий II закончил жизнь безусловным победителем. На деле именно Василий II, проявив волю и упорство, выиграл нашу «войну алой и белой розы», несмотря на троекратное свержение и ослепление закрепив престол за прямой линией Московских князей. Впрочем, не является это сравнение преувеличенным в смысле переоценки масштабов и значения русской династической смуты?

Она, в сущности, разбивается на два мало связанных между собой эпизода. Первый – выступление в 1433–1434‐м гг. Юрия Звенигородского и двукратное изгнание из Москвы Василия II, а затем авантюристическая попытка сына Юрия – Василия Косого после смерти отца удержать великое княжение за собой. Эта попытка была пресечена отказом второго сына Юрия, Дмитрия Шемяки, от подчинения брату и его переходом на сторону Василия II как старшего в роде.

Второй эпизод последовал лишь спустя 11 лет после довольно бесконфликтного сосуществования Шемяки и Василия II, когда разгромленный татарами Улу-Мухаммеда под Суздалем в 1445 году Василий II после плена вернулся на Русь с обязательством выплатить тяжкую дань. Дмитрий Шемяка в период пленения Василия оказался по «лествичному праву» на московском столе и именно это подвигло его посягнуть на власть серьёзно ослабленного разгромом Великого князя, вступить в заговор с Иваном Можайским, схватить Василия и ослепить его. После чего в течение года Шемяка вынужден был капитулировать перед солидарным мнением Церкви, служилого сословия и общества, и, по сути, – отпустить пленника. Василий Васильевич, даже ослепленный, стремительно вернул себе престол и всеобщую покорность.

Каждый раз, когда Василий II оказывался свергнутым с престола, он получал мощнейшую поддержку со стороны московской служилой элиты и посада. Очевидно, личность Великого князя была сложнее и притягательней нарисованной в историографии плоской карикатуры серого неудачника, если его поддерживали и Церковь, и бояре, и норовѝстый посад.

Шемяка в 1446 году не выступал с возобновлением притязаний своего отца – он действовал как заговорщик, который воспользовался чрезвычайными обстоятельствами военной катастрофы, постигшей Василия. Рассматривать эти два эпизода как единую династическую войну – так же натянуто, как обычай пристегивать к «войне роз» выступление Генриха Тюдора и битву при Босворте, состоявшуюся 14 лет спустя битвы при Тьюксбери, после мирного правления Эдуарда IV и Ричарда III. Продолжавшаяся после этого 6 лет война Шемяки и Василия II была, по сути, агонией узурпатора, пользовавшегося поддержкой в своей Галицкой земле и Новгороде, и закончившейся его отравлением.

В результате искусственного сращивания в историографии эпизода с Юрием Звенигородским и эпизода с Шемякой, возникает историографическая аберрация, из-за которой весь 37‐летний период правления Василия II предстает как эпоха сплошной нестабильности и неустойчивости великокняжеской власти. Хотя в совокупности периоды, когда власть московского государя была непрочна и всерьёз оспаривалась, не составили в общей сложности и 5 лет. Всё остальное время большая часть Московского государства провела в мире и сравнительной стабильности. Сравнить это с бойней, шедшей в Англии, где при Таутоне в один день погибло 12 000 преимущественно знатных воинов, попросту невозможно.

Если мы откажемся от представления об эпохе Василия II как о времени непрерывной династической войны, то нам станут лучше понятны её парадоксальные итоги. Именно в этот период Москва становится безусловным гегемоном среди всех русских земель. Как отмечает М. М. Кром, великое княжение «превратилось в монархию с явной тенденцией к единодержавию. Многие уделы были ликвидированы в ходе междоусобной борьбы, а те, что остались или были заново созданы по завещанию Василия II, или потеряли былую автономию, а их владельцы из “братии молодшей” великого князя превратились в его, “великого господаря”, подданных».

Правление Василия Тёмного было эпохой наращивания Москвой своих сил для решительного превращения в Россию. Огромную роль в этом сыграла реорганизация талантливейшим воеводой Фёдором Басенком Государева Двора, превратившегося в полноценную военно-административную корпорацию, сделавшуюся, по выражению А. А. Зимина «организатором побед Василия II и кузницей кадров для администрации Русского государства».

Василию удаётся спроецировать внутренний конфликт в московском великом княжестве на внешние отношения и под предлогом борьбы со своими врагами (в лице семьи отравленного Шемяки) добиться военного разгрома и политической капитуляции Новгорода – новгородцы признают гегемонию московского «великого господаря» во внешней политике и законодательстве, его право суда, заменяют свою печать на документах – его печатью. После Яжелбиц-кого мира 1456 года деяния Ивана III – шелонский разгром 1471 года и присоединение 1478 года – были уже, в сущности, чисто технической задачей, поэтому без преувеличения можно считать именно Василия II и его Двор подлинными покорителями Новгорода и создателями московского великодержавия.

Наконец, именно Василий II решительно отверг Флорентийскую унию, изгнал латинствующего митрополита Исидора и учредил автокефальную Русскую Церковь во главе с митрополитом Ионой, сделав Москву подлинным «Ноевым Ковчегом» православного мира. В 1441 году прибывший в Москву Исидор был немедленно изгнан после попытки совершить литургию с поминанием папы и оглашения документа о заключении унии. Москва отвергла унию сразу же и предельно решительно. Москва начала добиваться от патриарха и императора утверждения своего кандидата на митрополию, Рязанского епископа Ионы, который уже ездил в Константинополь, но был обойден Исидором.

Несколько лет Иона фактически возглавлял Русскую Церковь, однако убедившись в том, что ни возвращения в Православие, ни дезавуирования Исидора не происходит, в 1448 году собор русских епископов избрал Иону митрополитом и, тем самым, была установлена автокефалия Русской Церкви. То, что причиной провозглашения автокефалии было именно неправославие в Царьграде, совершенно отчетливо указано в послании митрополита в Литву, отправленном вскоре после его поставления. «Занеже, сынове, коли было в Цариграде православие, и они оттуды принимали благословение и митрополита. А ныне, сынове, Богу так извольше, и не хотением нашего смирениа». Сказано предельно ясно – «когда было в Царьграде православие», тогда оттуда принимали митрополита, ныне же волею Провидения такая возможность исчезла. В 1449 году в грамоте киевскому князю Александр Владимировичу митрополит Иона выражается ещё более резко: «Не х кому было посылать. Царь не таков, а ни патриарх не таков, иномудръствующу к латыном приближающуся, а не тако, яко же православному нашему христианьству изначала предано».

Русская Митрополия при святителе Ионе вырабатывает новую державную титулатуру Московских князей. В одном документе Василий II именуется «великим господарем царем руским», в другом – «всея Русския земли самодръжцем». Именно готовность Василия II принять «вызов», связанный с Флорентийской унией и падением Константинополя, и вытекающими из этого церковно-политическими и цивилизационными последствиями, сделала его княжество больше чем второразрядным политическим игроком на шахматной доске Восточной Европы. Возникла своего рода «сингулярность», – между военными, политическими и церковными усилиями, и Московское государство стало по настоящему уникальным историческим феноменом, которое, несомненно, может быть описано как нормальное государство Нового времени, но не может быть сведено только к нему. Это было молодое национальное государство Восточной Европы в политической проекции и вступающий в свои права наследник Вечной Империи в проекции метаполитической.

Личный вклад Василия II, этого «несломленного человека», по выражению американского исследователя Г. Алефа, в решающий поворот русской истории по прежнему остается недооцененным, а абсурдный миф о его «посредственности» кочует из монографии в монографию. Не слишком ли много достижений для «посредственности»? В сыне Василий II нашел замечательного преемника и продолжателя, которому не приходилось, как отцу, горько учиться на собственных ошибках.