Read the book: «Слова»

Минута, грустно

Нахожусь среди обобщённых понятий я,

Но знаю, жизнь, предмет не нарицательный;

Карательный глагол тот сослагательный,

Частицей "Бы" возможность отрицающий,

И слово "Оправданье" восхваляющий!

На междометье "Ох" всю душу, направляющий…

Да,

Говорят, тем самым выражают чувства,

Но слабость! Я считаю так себе искусство.

"Ух, Ах" – аж лёгким стало гнусно!

В том выдыхаемом на слово "Воля!" стало пусто.

Хочется молчать

минута

грустно.

Восхищение пороком

Мы живем голосами других людей,

Они залиты нам в глотку;

Мы любим других больше себя, сильней,

И восхищаемся их пороком.

Становимся ими мы каждый день,

Чужими грешными душами;

В один момент не останется дней

Нами неупущенных.

Любим Других! мы себя сильней…

Мы все грешны чужими действиями;

Грех свой, он для души родней,

А мы кормим её бездействием.

Если уходят, то уходят навсегда.

Я помню те хрустально-серые глаза,

Я помню светлую улыбку,

Я помню странные её слова,

И нежность губ, что были близко;

Я помню, трогала меня,

За руку –

Нежные мгновенья;

Как уходила тоже помню я:

Её походку

И подогнутую юбку.

Так просидел всего минуты я,

Не ожидая от неё спасенья;

Ведь если кто ушёл,

Ушёл он навсегда;

Запомнить надо,

Оставляют на мгновенье.

Почему люди умирают

Почему люди умирают?

Просто генетически было не выработано желание жить;

Ведь она надоедает,

Жизнь,

Которую не можем полностью любить.

Предательства, расстройства

Расставанья,

Радость побед и пораженья боль,

Тоска сквозь радость,

Тяжба ожиданья,

И бытовуха, что несём с собой.

Всё это жизнь

И сами мы того не замечая,

Мы обживаем всё,

Что есть на сей пути.

Приходит час и к жизни привыкаем,

И не замечаем много, дойдя до времени седин.

Наскучило!

Надоедает!

Бросил!

Мы любим избавляться от рутин.

По принципу: сегодня взял, а завтра бросил,

Мы каждодневно ослабляем организм.

Живём мы дни свои

И новый миг проходим!

Не замираем мы на нём, ведь мало нам.

Хотим мы больше…

Мало!

Скучно!

Просим!

Бредём по жизни,

Всё надоело нам.

И каждый день, в бегах от вечного начала,

Отдвигаясь от мгновений что даны,

Мы каждый день, того совсем не замечая,

На самоуничтоженье направляем

Наш вечной жизни механизм.

Воспоминания о венгерской пепси коле

Цветущая крапива

и вкус венгерской пепси колы;

долгая дорога вниз

и воспоминания о прошлой жизни:

оранжевое окно,

так в памяти похожее на жёлтое;

учительская, завод, книги…

Тридцать пятый дом внизу улицы,

облицованный плиткой цвета десятидневной зелёнки.

Удача,

добрый водитель из Узбекистана,

скамейка,

тринадцатый этаж,

залатанная дверь,

коллекция книг и гербовых флажков,

чистота и пустота в квартире,

запах большого прошлого живущего внутри.

«А какое сегодня число?»

«А какой сейчас день?»

«Может угостить?»

– Не надо я продукт двадцать первого века…

«Я тут сумку купила, в Болгарии»

– За сколько?

«Да не помню, давно это было, а помнится, как вчера»

Закрытая дверь:

щелчок, поворот замка,

длинный коридор и до упора вниз,

а там мысли, грусть

и сожаления о не спрошенной любимой книге.

Жизнь, планета земля, космос

Я доживаю жизнь

за тех, кто до меня не смог,

ведь таков природы закон:

ты родился,

ты не только ты – ты он

и он

и она

они

все те, кто были до тебя – на родословную смотри,

иль в прошлое страны, эпохи – века, жизни – вздохи,

что в истории мира забытые строки –  ДНК эпохи,

возведённые в миллионы крохи, -

трудов стоны; в них положены жизни:

сделал – сдохни,

но поколению новому  дай фору – к Абсолюту в ответах,

к разгадке жизни законов,

природы тайн и космоса сути,

чтобы понять: кто нас тут оставил, кто посмел нас так мучать?

Без цели в этой капле существовать.

Переписывать летописи и ничего не знать.

Но я знаю, – есть жизнь, – одна!

Всё до тебя – для тебя.

И всё от тебя – для других,

которые будут после;

ведь кто-то уходит,

а кто-то приходит дожить нашу жизнь – всё просто:

одна жизнь, планета земля, бесконечный космос.

Гранёный стакан Наполеона

Мы живём в месте

Где менталитет не совпадает с ценовой политикой и культурой потребления:

Там где Француз платит 4 евро за гранёный стакан Наполеона,

Русский лишь покрутит у виска.

Ведь в Европе, один такой кусок смакуют неделями,

Когда у нас больше заботятся о сытности.

И часто можно увидеть,

Как стоя у витрины, десятки прохожих

Смотрят и облизываются на безе:

И вроде чего-то хочется к чаю,

И вроде, 200 рублей,

За 100 грамм яичного белка с сахаром.

Я вас любил

Я вас любил, любовь ещё возможно…

Ещё осталась, ведь враньё претит.

Скажу вам честно,

Вижу я и старость:

Сидим и любим –

День цветения седин.

Я вас любил безмолвно, безнадёжно

И тратил годы, посвящая вам:

Секунды, мысли, песни, клочья

Души моей принадлежали вам.

Я вас любил так искренне, по-детски,

И также вам желаю полюбить;

Но случай ваш не будет безответным,

Ведь счастье будет вам любимой быть другим.

Кипятильник

Порою внутрь забредёшь,

что выхода назад не вырыть:

тупик, стена, надежды грош,

в воде,

снаружи кипятильник.

И стены плавятся от жара,

накаливаемым водою,

внутри пожар, как боль кинжала,

наружу просится,

чтоб брызнуть в волю!

Но это тот же ты, сидящий в кипятке внутри себя,

скребущий изнутри пороком истинных желаний.

Растерзанный во тьме,

кровоточащий там на дне,

орущий в луч открытого забрала.

Тому,

на свете, при лучах который,

святой улыбкой облачён;

в шелка одет,

покрыто ложью горе, -

думает счастлив,

– обречён!

Ведь это только вид

и жизнь его лишь внешние черты,

уложенные гладко – мастер в деле,

самообмана и смиренья раб,

что сам себя не знает;

жизнь – затменье!

Закрыты уши – интуиции он враг.

Но это только он снаружи глух;

словами, мыслями других

– потерян!

Он только там

ошибочно решил, что жизнь такая

– как у других!

Но вместо фраз чужих

и кипятка что пьёт нещадно,

сотканного душами других,

своей давно пора испить – она прохладна!

Глотком два мира съединить.

Чем запятая лучше точки

На пороге затменье,

А за ним там отчаянье;

Не пойму я смиренья,

Не любовь к окончаньям;

Каждый день – предложение,

Без око́нченой точки;

Запятая – надежда,

Новый день бьётся в строчку.

Мягкий знак – это слабость,

Не решимость, смущенье.

К себе жалость, покорство,

Кротостью укрощенье.

Твёрдый – вера, любовь

И в душе примиренье:

Не отступишь ни разу,

Не наступит смиренье.

Музыка злости

Как-то шумно стало

от человеческой злости,

жизни тихой нам мало

– мы собаки,

бросьте нам кости.

Не хотим тишины

– дайте музыки злости:

крови, криков и боли

озлоблё́нные горсти.

Цепи

За стенами тут шумно

Я пророка не слышу!.

Стёкла сталью залиты

Я к тому ж и не вижу.

Кресло сбито цепями,

Я сижу – обездвижен.

Рвусь туда и обратно,

Путь надежды мне виден.

Вдох – туда и обратно,

Пока цепи не вырвет!

Нет дороги обратно,

Коли начал держись ей!

Кто однажды собрался,

Проиграв, не получит прощенья;

Ведь однажды начав,

Не отпустит к победе влеченье.

Если миг пораженья

– Снова с волей собрался!

Нет в глазах сожаленья

– Не напрасно старался!

Цепи крепкая штука,

Но пред временем зыбки.

Все преграды земные

Будут шагом разбиты.

Когда цепи упали

– Окислять буду стали!

Немой шум вмиг заткну я

– Отопру эти ставни!

Встану крепко ногами

И назад обращусь я:

«Надоело с цепями!

Никогда не вернусь я!»

Дайте мне больше места!

Своего кресла мало,

Мне в своём доме тесно,

Я ору из окна:

«Дайте мне больше места!»

Жизнь в маленьком мире

Некоторым людям не надо проблем,

Им надо жить в своем маленьком мире:

Дом,

Семья

И никаких проблем;

Проблемы – стресс,

Он невыносимый.

Как стать минималистом

Живу один.

В квартире пусто.

Приправлено пространство тишиной.

Минимализм он в тренде,

Век абстрактного искусства;

Поймёт лишь тот,

Носящий мысль с собой.

Да…

Я!         Живу один

– и мне не грустно!

Так проживу и век другой.

А чтоб в твоей квартире было пусто,

Сначала надо стать наполненным собой.

Романтика прокуренной многоэтажки

Я по обыкновенности живу,

И слышу звук невыносимый:

Сосед сверлит,

На улице гребут –

Устал…

Ремонт невыносимый,

Что дрелью сверлит голову

Годами!

И я б наверх пошёл

И стрельнул в голову,

Крича словами:

Товарищ.

                Звук.

                Закрой!

Что сквозь щели слышно,

Промокшие от влажности сырой,

Прокуренной многоэтажки –

Век приличный!

Смотришь в квартиры

Кто

        Ещё

                живой!!!?

 …

А не поймешь,

Зайду я дважды,

И окроплю пространство тишиной.

Романтика, луна, сидим

Балкон.

Романтика, луна – сидим.

Рука к руке; ладони – держим.

Дыханье, ветер, чувства – мы одни.

Миг, мысли, страсти, запах – вечность!

«Целуй»

Мои колени, звёзды – нежность!

Твои уста, дыханье, взгляд твой – звук!

Мы тишина, ночные волны – ветер,

Двумя телами наполняющий сосуд.

А в аду лишь чёрно-белый шум и мечты о крыльях

Посмотри в мои глаза.

Ты не видишь, что тьма там?

Рвётся из кожи,

Бьётся набатом,

Просит пощады,

Уберечь от людских взглядов;

Души их слабы,

Речи их лживы,

Высокомерия ради

Их жизни носимы…

Взгляд их опасен,

Кровав

И насмешлив,

Как к счету один – становится вежлив;

В людях нету силы

Лишь зверство гормонов,

Прощеньем гонимы

Библейский законов;

Живут словно стая

И думают живы:

Мы люди из рая,

Но к аду гонимы…

Стоим в чернозёме –

Да крыльев в нас нету.

Копаем под землю;

Скупаем билеты.

Живем под землей мы,

В вагоны одеты,

Мечтая о крыльях,

Мы рыскаем в недрах.

Освоив лопату,

О свете забыли;

Темны души лампы, -

Мы не заплатили.

Накинув очки

и замазав их краской;

Две в уши затычки –

Чёрно – белый шум в массы.

Не тянемся к небу,

Во тьму мы уплыли.

О рае забыли –

Мы адом влечимы.