Quotes from the book «Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано! (сборник)»

У меня есть друг — шахматист. Этот чудак всегда так долго думает перед первым ходом, что попадает в цейтнот еще до начала игры. И как-то он объяснил мне: «Когда сидишь перед доской с нетронутыми фигурами, ощущаешь такое количество возможностей. Так жаль соглашаться на знакомый ход. Ну, сделаю ход е-2—е-4, а он ответит я уже знаю как. И мы разыграем «Сицилианскую», и я у него выиграю. Ну и что? А хочется и «Сицилианскую», и «Индийскую», и «Ферзевой».

О, если бы играть сразу несколько партий! О, если бы жить сразу несколько жизней!.. И сразу несколько «последних дней»!..

Самое страшное, когда ощутил: твердеет! Скорлупа проклятая образуется. Вместо души у меня теперь замечательное каменное яйцо. Нет пылкости. Ни в чем. Впрочем, вру. Страсть появляется, когда надо ненавидеть, завидовать, собачиться. Сам любить не можешь и оттого особенно остро ощущаешь, когда тебя любят.

Когда у женщины красивые зубы, она все находит смешным.

У меня первый признак гриппа — это когда я начинаю себя жалеть.

Однажды отец узнал, что мать собирается делать в квартире дезинфекцию: в ящичках его стола появились малюсенькие рыжие муравейчики. Отец пришел в ужас и решил спасти их. Целое утро он собирал муравейчиков в спичечные коробки. По дороге на работу он сделал крюк — зашел в знаменитый Александровский сад у стен Кремля. В те баснословные времена сад усиленно охранялся, ибо за стенами Кремля жил и работал... В стране бушевала нескончаемая эпидемия колорадского жука, каковая в очередной раз низвела наши прекрасные урожаи до минимума. И вот в такое-то время соответствующие сотрудники, охранявшие сад, с изумлением видят, как некий человек высаживает из спичечных коробков на зеленые кусты главного сада Москвы... ну, явно... явно этого самого жука! Излишне говорить, где очутился мой бедный отец. Смехотворное объяснение, что он спасал муравьев от дезинфекции, было решительно отвергнуто. На следствии выяснилось и утаенное им дворянское происхождение. Лишь в пятьдесят шестом году он был реабилитирован. Никогда не рассказывал о лагере... Пожалуй, единственное, что беспокоило его, — судьба конфискованных муравьев.

Но постепенно я отогрелась. Злословие очень согревает.

Пес, лижущий пилу, пьет свою кровь, но из-за сладости не замечает этого.

— Все утро учила роль маляра, которую прислали с телевидения. Идиотская роль в идиотском сериале. Но когда самолет идет на аварийную посадку, не размышляешь о качестве аэродрома.

Он сидел с какой-то юной божьей тварью в блудливых лисах.

Тебе вон смешно, а у меня трагедия: мне холодно жить!