Продолжение Дон Жуана

Эдвард Станиславович Радзинский

Продолжение Дон Жуана

В полдень над городом нависло страшное июльское солнце. Сквозь распахнутые окна лилось оно в некую комнатку, на фотографии, развешанные по стенам. На фотографиях этих запечатлены были весьма забавные сцены: например, молодой человек целовал юную особу и сам же (!) из-за спины особы грозил себе пальцем; или зрелый мужчина и зрелая особа предавались поцелуям – и уже зрелый мужчина, воспарив над собою, – укоризненно грозил себе же пальцем; или печальный брюнет здоровался с самим собою, но уже с лицом самым развеселым. Под всеми этими художествами торчала рекламная полоска с надписью: «Двойное фото. Заказы принимаются на 25-е».

Комнатка с фотографиями была какая-то бездонная. Хотя солнце било прямыми лучами и окна были раскрыты – в конце комнатки царил густейший полумрак. И тут, в полумраке, начинались подвохи: в багетных рамах были выставлены гигантские фотографии женщин в натуральную величину. И то ли из-за неясности света, то ли из-за размеров, – но казалось, будто в рамах стоят отнюдь не фотографии, а самые что ни на есть натуральные женщины. Таково было это помещеньице, залитое полуденным солнцем.

И вот в нем, за письменным столом, у окна, потонув в солнечных лучах, – сидел добродушнейший субъект. Русоволосый, ясноглазый, румяный, моложавый, но как-то ненадежно моложавый. Перед ним, прямо на столе, возвышался огромный портфель. Субъект был погружен в раздумье.

Застрекотал телефон… Как приговоренный, субъект горестно вздохнул и поднял трубку:

– Алло.

В трубке засмеялись, а потом кто-то развязно спросил:

– Это фотография?

– Она самая, мужчина.

– Товарища Лепорелло можно к телефону?

Субъект за столом вытер пот со лба и сказал:

– Вы, видимо, просите соединить вас с Леппо Карловичем Релло? (В трубке молчали.) А по какому вопросу, поинтересуюсь?

Голос в трубке

. А – по личному.

Субъект

. Но Леппо Карловича нету!.. У него совещание по багету, а прием по личным вопросам с двух до пяти на той неделе… Вас записать?

Голос в трубке

. Странно. Я, например, занимаюсь личными вопросами три тысячелетия и все решить их не могу. А ему с двух до пяти достаточно!.. Может, он у нас не лакей, а гений?! (Голос захохотал, а потом добавил грубо.) Ну вот что, морда, передай ему, чтобы приходил к двум сегодня в ЦПКиО. Ждут его!

Гудки в трубке.

– Он… он, – застонал субъект.

Городской парк в два часа дня. Тусклое солнце висит над рекой, но нет прохлады от реки. Где-то играет музыка между чахлыми деревьями, и где-то, наверное, людно, празднично. Но здесь, в каком-то выморочном уголке парка, только пустая раскаленная асфальтовая площадка, и никого. Кому нужна эта бессмысленная площадка? Все устремились туда, в чахлые кущи, в тень. Здесь, на этой площадке, и появился человек. Он вышел на ходулях, он был одет в камзол и длинный плащ, драпировавший его ходули. Но в тот субботний день такой наряд мог и не показаться странным, ибо в парке происходил карнавал. И действительно, человек на ходулях остановился, достал из-под плаща мегафон и равнодушно прокричал свои объявления: «В семнадцать тридцать на массовом поле откроется бал-маскарад «Юность твоя и моя». В двадцать часов на веранде танцев вечер из цикла «Разрешите с вами познакомиться». А в зеленом театре цирковое представление «Летние узоры». В это время с тележкой с мороженым показалась хорошенькая женщина. Она остановилась, взглянула на человека на ходулях и заулыбалась, как улыбаются при виде клоуна.

Человек

(с выражением добра и горя).

 Который час?

Женщина

. Сорок минут.

Человек

. Какого?

Женщина

. Нашего… закрываемся… На маскараде работаете?.. Что вы так на меня смотрите?

Человек

. Не вспомнила меня?

Женщина

. Что-то вертится. Голос у вас приятный, не резкий. Все орут, орут… А вы на саксе на веранде играете? Нет? Да!.. А-а-а! Вы – завпроизводством в пивбаре? Нет? Да? А-а-а! Вы в метро ко мне пристали… еще врали, что дипломат в Алжире…

Человек

. Солнце… Колонны, портик… ты прокралась в мою комнату – «легкую ткань я сорвал, хоть, тонкая, мало мешала. Скромница, из-за нее ты мало боролась со мной».

Женщина

(завороженно).

 Мне снилось это…

Человек

. Я люблю тебя.

Женщина

. Это правда? Это правда?

Человек

. В любви не бывает лжи. Любовь всего лишь пламя, и если от твоих слов оно разгорается – то это не ложь, а ароматные поленья, сухой хворост.

(Целует ее.)

Женщина

. А я ведь еще не старая? В меня ведь можно влюбиться?

(Она начинает катать перед собой тележку, повторяя.)

 Я ведь еще не старая… в меня ведь можно влюбиться…

А человек на ходулях уже приковылял к новой женщине. Та шла неторопливо по аллее, читая на ходу книгу, когда он возник перед нею.

Женщина

. Что вы так на меня смотрите?.. Послушайте, меня раздражает ваш взгляд… банальный… наглый взгляд.

Человек

. Не надо… Ты вспомнила… Сколько я тебя не видел?.. Три тысячи лет… Луна над морем… Незамутненные ручьи… Бег фавна… А твой жадный детский рот…

Женщина

. Боже, это мне снилось сегодня.

Человек

. Я люблю тебя.

Женщина

(закрывая глаза).

 Еще… еще…

Человек

. Я люблю тебя…

Женщина

(как в бреду).

 Истосковалась я… вот честное слово, просыпаться не хочется… Ведь вроде все есть. А иногда проснешься и думаешь: да пропади ты все пропадом…

Появляется уже несколько женщин. Они окружили человека на ходулях, а он, медленно двигаясь на своих ходулях и повторяя как заклинание: «Я люблю… тебя…», увлекает их всех за собой, как тот волшебный крысолов с волшебной дудочкой.

Бьют часы – семь. С последним ударом человек возвращается один, глядит на часы и произносит: «Однако». Тогда из-за дерева начинает выдвигаться тот самый субъект с портфелем. Он появился прежде, но прятался в тени деревьев, и вот теперь, нехотя и вздыхая, он выдвинулся вперед. Человек на ходулях посмотрел на него равнодушно.

Субъект

 (

угодливо).

 Наверно, трудно на ходулях, мужчина?

Человек

. А сам попробуй.

Субъект

. А зачем мне это? Мне, я так вам скажу, хлопот хватает и на своих двоих.

Человек

. А на ходулях ходить полезно – выглядишь необычно и, что главное – повыше окружающих. А ведь живем-то в конечном итоге для этого, а? Что?

Субъект

. Пустое вы сейчас сказали, мужчина. Я вам так отвечу: «Удивлять людей – штука неблагодарная, себя уморишь, а людей не удивишь» – пословица.

Человек

. А ты пословицу свою…

Субъект

. А чего это вы меня на «ты»?

Человек

. Асам знаешь. (

Наклонился, шепчет.)

Знаешь, а, сукин сын?.. Лепорелло!

Субъект

 (

отступив, тоскливо).

 Не знаю! Ничего я не знаю, мужчина!

(Кричит.)

 И почему вы решили, что меня зовут Лепорелло?

Человек

(вдруг соскочил с ходулей и схватил Лепорелло за горло).

 Дурака из меня делаешь!

Лепорелло

 (

истерически

). Я вас не знаю! Я просто пришел поглядеть из любопытства! Кто же это, думаю, мне звонит. Отпустите!

Человек

 (

шепчет

). Ты сразу понял, что звоню я, Лепорелло, а все-таки понадеялся: вдруг ошибочка… Но когда ты увидел мою голову, вознесенную к небесам, мое лицо – прекрасное, слегка постаревшее лицо…

Лепорелло

. Попрошу держаться в рамках! И

вообще,

 мужчина, вы о чем-то все говорите, а я вас не понимаю!.. (

Раздельно

.) Я заведую фотоателье. Я иду парком на совещание!.. Вам понятно? (

Жалостливо

.) Фотографировать – одни неприятности. Люди видят себя ну совершенно иными, чем они есть на самом деле. Брюнет к тебе с претензией, почему запечатлели чересчур темным, блондин – почему он вышел светлым, лысые хотят быть на фото с волосами, а толстые… – сумасшедший дом! Я пошел.

(Ион побежал.)

 Отпустите! Я вас не знаю!

Человек догнал его в два прыжка.

Если вы у нас фотографировались, если у вас жалоба – предъявите квитанцию! Ну, где ваш квиток? Где? Нету! Значит, дел у вас ко мне никаких! И с приветом, Вася!

Человек

(не выпуская его).

 Я очень постарел, я не похож на себя?

Лепорелло

. Непохожи! Совсем непохожи! Я вас не помню.

(Кричит.)

 Отпустите!

Человек

. Ах, не помнишь! Сукин сын! А тысяча шестьсот тридцать второй год!

(Награждает его оплеухой.)

 А река Гвадалквивир! Этот хрустальный рубеж между Севильей и Трианой ты тоже не помнишь?

(Оплеуха.)

Лепорелло

. О, как я жил!

(Стонет.)

 Я жил без вас спокойно двести лет!

Человек

. Смотри! Уже начал вспоминать. А Торребланка, где начиналась Севильская мостовая?

(Мечтательно.)

 Запах апельсиновых деревьев… Забыл?

(Оплеуха.)

 А Кармонские ворота? Сколько раз мы въезжали с тобою через них в Севилью! А вот пошли глухие речные улицы! Ты их тоже забыл, Лепорелло?!

(Оплеуха.)

 Мы увезли туда с тобою в тысяча шестьсот сороковом году жену графа де Салданья. Реал де Монсарес… не помнишь?

(Лупит.)

Лепорелло

(кричит).

 Помню! И как вы проткнули на дуэли ее мужа! Все помню!

Человек

(неловко).

 Разве?..

(Одушевляясь.)

 Какие у нее были ноги! Длинные, как лебединые шеи… Такие ноги за три тысячи лет я видел только у Прекрасной Елены. (

Элегически

.) А вот перед нами улица Лампады. Там мы увидели впервые маркизу де Тариф.

Лепорелло

. Да, да… Кстати, ее мужа вы тоже… на дуэли…

Человек

. Разве? (

Воодушевляясь

.) Ах, цвет ее кожи! Редчайший цвет паросского мрамора из древних каменоломен. Помнишь, как мы первый раз крались к ее дому? Час свидания! Мы двигались в самый страшный час для прохожих в Севилье… Кстати, какой час в Севилье считался самым страшным для прохожих?

Лепорелло

(опомнился).

 Я не знаю, ничего я не знаю, мужчина! Я и не был ни в какой Севилье, я заведую фотоателье! У меня совещание по багету, а вы меня задерживаете.

(Кричит.)

 Некорректно!

Человек

(сопровождая оплеухами).

 Ну что же, мы не гордые, мы напомним. Самым страшным часом

(бьет)

 для прохожих в Севилье

(бьет)

 было десять часов вечера зимой

(оплеуха)

 и одиннадцать часов ночи летом. В это время – что?

Лепорелло

(стонет).

 Не надо меня бить…

Человек

. В это время

(лупит)

 разрешалось горожанам выливать помои из домов прямо на улицу. Ну, вспомнил?

(Оплеуха.)

Лепорелло

. Вспомнил, ну конечно, вспомнил.

Человек

. Еще бы тебе забыть? Сколько дерьма осталось на наших плащах и шляпах, сколько раз мы стойко молчали, приставив к окну лестницу, когда сверху лилось… Но мы не смели проронить ни звука – честь женщины! О, ратный труд любви!

Лепорелло

. Вспомнил! Все вспомнил, сударь!

Человек

. Да, но все изменилось в Севилье!

(С грустью.)

 И теперь уже не выльют тебе горшок на голову зимой в одиннадцать часов вечера… Иные времена, иные песни… Не так ли? Как ты думаешь на этот счет, Лепорелло?

Лепорелло

(угодливо).

 Так же, как и вы. Все изменилось, сударь.

Человек

. Ой ли? А нравственность? Скажи, что ты о ней думаешь?

Лепорелло

. Я, сударь, скажу смело: я думаю о нравственности и обо всем прочем – ну точно так же, как думаете вы!

Человек

. Я просто не нарадуюсь на тебя…

(Взяв его под руку.)

 Ездил я недавно на курорт: почки!.. И что я там вспомнил, как ты думаешь?

Лепорелло

. Что?!

Человек

. Как в двадцатом году до новой эры, две тысячи лет назад, я лечил… кстати, тоже почки… на грязевом курорте в Вайях. Ты вспомнил?

Лепорелло

. Вспомнил! Все вспомнил!

Человек

. Ну, кто там был тогда? Карлик Луций, молодой Агриппа Постум, Цицерон, конечно… Море, пляж… собирались у меня, беседовали, но эти разговоры, Лепорелло, меня просто выводили из себя. И я, помнится, тогда написал следующие стихи:

«Всякий готов обсудить здесь любую красотку,

Чтобы сказать под конец – я ведь и с ней ночевал!»

И вот через две тысячи лет я слышу точно такие же речи.

Лепорелло

. Ужас! Ничего не изменилось.

Человек

(возмущенно)

. То есть как?.. А изюм?

Лепорелло

. Что?!

Человек. Изюм! В семнадцатом веке, если ты помнишь, я прикладывал к лицу изюм, чтобы цвет лица был посвежее. А сейчас оказалось, что все это была липа. Медицина это выяснила. И теперь я обхожусь без изюма. Отсюда можно заключить что, Лепорелло?

Лепорелло

. Что все-таки многое изменилось, сударь.

Человек

. Осталось совсем немножко тебя пошколить, и из тебя получится отличный слуга. А пока, Лепорелло, я так и не услышал от тебя, как меня зовут, и я огорчен! Ну, кто я? Я жду!

Лепорелло

. Вы… вы…

(Он знает, что произнеси имя, и это конец.)

 Я… у меня совещание…

Пытается убежать, человек схватил его.

Я позову на помощь! Отпустите сейчас же!

Человек

. Зови!

(Лупит его.)

 Ну, что же ты не зовешь?

(Новая оплеуха.)

Лепорелло

. Я вспомню, я все вспомню, и тогда вы меня отпустите?

Человек

(глухо).

 Вспоминай, Лепорелло, я жду.

Лепорелло

. Вы… вы… Я познакомился с вами… ну, например, триста двадцать лет тому назад…

Человек

. Ну что же, действительно это было одно из наших с тобою знакомств.

Лепорелло

. Вы носили тогда титул… вы были сыном сеньора Алонзо Хуфте Тенорио, и вас звали…

Человек

. Побыстрее, Лепорелло. (

Замахнулся

.)

Лепорелло

. Дон Жуан!

Человек

. Вот видишь, Лепорелло, ты вспомнил: в семнадцатом веке меня действительно звали Дон Жуан. А ты был кем? Моим?.. (

Замахивается

.)

Лепорелло

. Вашим слугою!

Дон Жуан

. И как тебя звали тогда, в семн