Read the book: «Дочь Ленина. Взгляд на историю… (сборник)», page 2
ИНЕССА: Здесь папаша неподробен. Они предложили ему прикинуться этим самым знаменитейшим актером, сыгравшим Ленина. Папаша должен был под его фамилией проехать на броневике. И он согласился!
«ЛЕНИН»: Да, согласился. Не из-за денег. Хотел перед всем стадионом произнести незабвенные ленинские слова: «Революция, о которой…»
ИНЕССА: Как вы понимаете, эти слова были записаны на пленку, в исполнении того же знаменитейшего артиста.
«ЛЕНИН»: Неважно! Ведь я шептал бы их, пока его голос гремел на стадионе. Но в тот день был дождь и очень холодно, и администратор. Негодяй, который устраивал концерт, и предложил мне… (замолчал).
ИНЕССА: Что предложил? Мы ждем.
«ЛЕНИН» (кричит): Не мучь!!! И вот сижу я, пью водку, согреваюсь, и чувствую – пьянею. А рядом уселся Чапаев. Но это оказался не великий Бабочкин, а какой-то неизвестный, загримированный под Бабочкина. А рядом пьет Бернес, но это был не Бернес, а тоже – загримированный под… И тут я понимаю, что администратор, чтобы платить малые деньги, собрал всякую шваль!..
ИНЕССА: Не сбивайся. Итак, подходит очередь папаше выступать, а папа-Ленин, оказывается, пьян. С ленинской бородкой, в ленинской кепке… пьян!
«ЛЕНИН» (почти плача): И они меня к священному красному стягу привязали, чтобы не упал. И тут выяснилось, что ботинки мои ленинские пропали. Видимо, «лже-Бернес» спер. И тогда архимерзавец администратор придумал мои ноги выкрасить в черный цвет. И вот выезжаю я – пьяный Ленин без ботинок, с черными ногами, а за мной на тачанке – пьяный Чапаев, и по полю идет – пьяный «Бернес». И тут я как закричу: «Дорогие сограждане! Это не настоящий Бернес! Это не настоящий Бабочкин…» Но администратор, подлец, врубил фонограмму, и сверху, с небес, Ленин прокричал: «Революция, о необходимости которой говорили большевики, свершилась!». А снизу я ору: «Это не Бернес!» И тогда – знамя не выдержало, и я упал на броневик. И все сограждане поняли – Ильич – пьян (замолчал).
ИНЕССА: Нет уж, до конца говори.
«ЛЕНИН»: А потом администратор бил меня по ленинскому лицу… Ну как мне было жить после этого?
ИНЕССА: Еще бы: Ильич с побитой физиономией.
«ЛЕНИН»: Спасибо партии: повелела мне остаться жить. Ночью, во сне, я услышал голос партии.
ИНЕСА: Мы с партией по ночам разговариваем!
«ЛЕНИН»: Партия наложила на меня архистрогий выговор: 6 лет не подходить к ленинской бороде и его усам, 6 лет не надевать его кепку и жить актером Рабиновичем. Я взял себе партийное задание: за эти годы прочесть все, что написано о Ленине. И сейчас я представляю каждый ленинский день. Вы поняли – каждый! Спрашивайте – любой. Ну спрашивайте!
ИНЕССА: Папаша, думаю – хватит!
«ЛЕНИН»: К примеру: 8 ноября 1918 года годовщина Октября. Допустим, 11 часов дня. Где я?
БИЛЛ: Наверное, на Мавзолее?
«ЛЕНИН»: Мавзолей еще не построили – я еще жив. Но вы почти догадались, батенька, – я на Красной площади, на трибуне. Конечно держу речь. Кстати ночью эту трибуну соорудила бригада интеллигентских хлюпиков, содержавшихся для перевоспитания в революционной тюрьме. Вся Москва полыхала в тот день красным кумачом.
ИНЕССА: С тех пор и исчезла у нас материя для одежды.
«ЛЕНИН»: Какая глупость шить одежду, если можно шить флаги. Еще пример. Наобум. Любое число…
БИЛЛ: К примеру, сегодняшнее – 18 августа, но 19-го года.
«ЛЕНИН»: Прекрасно. Партия заставила меня позировать художнику Анненкову. Я – жертва партийной дисциплины, согласился позировать. Во время сеанса он что-то болтал об искусстве, и когда он уходил – я сказал ему всю правду: «Когда закончится пропагандистская роль искусства – мы его чик-чик, дзык-дзык – и отрежем»… Кстати, он ее записал.
ИНЕССА: Ну а теперь, папа, мы тебя: чик-чик…
«ЛЕНИН» (уходя): Дзык-дзык. Не люблю интеллигенцию. Обожаю рабочий класс.
«Ленин» уходит.
ОНА (Биллу): Какое счастье, что это с ним случилось Даже не верится – шесть лет свободы Значит до августа 91 года могу отдохнуть от его сумасшествия.
БИЛЛ: Но вернемся к нашим баранам.
ИНЕССА: Ну что ж. Скажешь Артурке, что я возмущена предложением. Какой-то американский наглец приехал жениться на дочке Ленина. Неужели мало, что у вас живет дочка Сталина? И вообще: зачем отсюда уезжать? Здесь грядет великое время. Сейчас я зарабатываю побольше Горбачева. Разве у вас я смогу зарабатывать побольше Рейгена? Скоро здесь будут такие возможности для людей с деньгами: бандюги, мафиози, проститутки – это все будущие богачи. Так что папа-Ленин ошибся: совсем не кухарка будет управлять государством. И передай моему мерзавцу, что я приеду в ВАШУ Америку, но богатой! Это будет шикарный визит – «Из России с любовью». Визит нестарой Русской Дамы. (Прислушивается. Потом тихонечко подкрадывается к двери и с силой ее толкает).
Крик «ЛЕНИНА»: А-а!
Держась за голову, входит «Ильич».
«ЛЕНИН» (сохраняя достоинство): Пришел попрощаться. До свидания, товарищ. Я не люблю «гражданин», я предпочитаю ленинское «товарищ».
ИНЕССА: А я, пожалуй, скажу вам – прощайте.
БИЛЛ: Что ж, прощайте. (уходит).
ИНЕССА: Опять под дверью? И тебе не стыдно? Ты же – Ленин.
«ЛЕНИН»: Всегда надо сохранять революционную бдительность. Тогда не было подслушивающих устройств. Все решали уши. Хорошо было товарищу Сталину – у него был архислух. Он мог слышать разговор в третьей комнате. И это очень важно в борьбе с уклонами в партии. А что делать Ленину? Он был гений во всем, но уши – обыкновенные.
ИНЕССА: Ты хочешь сказать, что Ленин тоже все время подслушивал?
«ЛЕНИН»: Я не настаиваю, это всего лишь историческая версия. Настаиваю на другом: этот человек мне кажется очень подозрительным. И я чувствую, он совсем не из Ленинграда.
ИНЕССА: Что ж, революционная бдительность не подвела – ты прав: он… из Америки.
«ЛЕНИН» (в ужасе): Из Америки!
ИНЕССА: И он прожил в России 10 дней. Ну? Неужели ты не понял, папа, кто это?
«ЛЕНИН»: Кто это?
ИНЕССА: Товарищ Джон Рид!
Прошло шесть лет.
1991 год, август, 18
Та же подвальная комната бывшего ДОСААФ. Те же портреты по стенам и тот же «Ленин, читающий газету Правда».
Но на столе теперь факс и телефон с автоответчиком, а в углу – переносной японский телевизор с видео. И прежняя огромная кровать теперь покрыта шелковым японским покрывалом. И стульев теперь три. Третий – с вертящимся сидением. В углу у входной двери, на аккуратно расстеленной газетке – два огромных сапога.
Инесса разговаривает по телефону со включенным спикером, так что слышен голос собеседника:
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Ну, и сколько сегодня?
ИНЕССА: Как вчера.
ГОЛОС: Не густо.
ОНА: Вторая половина августа, осень – всегда спад. Фирмачей мало.
ГОЛОС: Послушай, ты где деньги держишь?
ОНА: «Не понял»…
ГОЛОС: Здесь намечается интересное дельце – может, соединим капиталы?
ОНА: Не будем. Раздельно всегда лучше. Значит, записывай: икру – естественно, закажи сколько сможешь. Часы-хронометр – тоже. Книг по искусству не бери, пол-Арбата ими торгует. Словарей – побольше. Затем – шесть гжельских сервизов, мне заказали «глухонемые».
ГОЛОС: Кто?
ОНА: Папа-Ленин так называет капиталистов. Подожди-ка (прислушивается. Звук льющейся воды за окном. Она бросается к окну, орет). Гады! Факены! (возвращается к телефону).
ГОЛОС: Ну что там?
ОНА: А ты не знаешь. «Заяц» – в смысле японец, ссыт!
ГОЛОС: Ну а что делать? Туалетов рядом нет. Сейчас холодно. Может, милиционера поставить?
ОНА: Есть идея. Иностранцев на Арбате – море. Ты достаешь форму, нарядим техника-смотрителя. В разгар иностранного писа он появляется и объявляет: «по распоряжению мэрии за нарушение общественного порядка – 100 долларов».
ГОЛОС: Не дадут.
ОНА: Дальше мягчаем, и за 20 будем отпускать.
ГОЛОС: Взрослеешь, дивчина. Сегодня я буду допоздна на работе. Может, на часок к тебе заехать?
ОНА: Да ну тебя! Уже столько раз было. Скучно! У нас четыре новых продавщицы – неужели тебе мало? Продолжаю список. Матрешки «Горбачев» – закончились да и берут их хреново. Зато «Ельцын» пошел классно, всего 5 матрешек осталось. В понедельник жду тебя со «стафом».
ГОЛОС: До понедельника надо дожить.
ОНА: «Не понял».
ГОЛОС: Шутка.
ОНА: Главное забыла… Когда ты начинаешь приставать, у меня все вылетает из головы. На днях подошли ко мне два южных гражданина. Они попросили достать им – догадайся, что?
ГОЛОС: Ну?
ОНА: Танк.
ГОЛОС (восторженно) Иди на *…!
ОНА: Раз на Арбате просят – значит, кто-то где-то уже продает. Не прозевать бы. Дают три лимона. Или СКВ по курсу (Звук воды. Она бросается к окну). Твари! Суки! Финик! Факен! (Хватает сапоги, открывает дверь и швыряет их один за другим в кого-то на улице).
ГОЛОС: Развоевалась.
ОНА (возвращается к телефону): Хоть сапоги, наконец, выбросила… вонючие сапоги этого сукиного сына техника-смотрителя… Ну что такое! Берет зелененькими, а порядка во дворе никакого. Не могу жить в этом писсуаре. Доставай к понедельнику милицейскую форму.
ГОЛОС: Ну ладно, до понедельника. До интересного понедельника.
ОНА: «Не понял»?
ГОЛОС: (засмеялся) Я же сказал – шутка.
(Гудки в трубке).
Она открывает тетрадь и записывает: «План на 19 августа». Узнать о милицейской форме. Это во-первых. Матрешки «Горбачев» не брать (резкий звонок. Подходя к двери) Кто там?
МУЖСКОЙ ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ (Не твердо): Это Инесса?
ОНА (удивленно): А кто ее спрашивает?
ГОЛОС: Жених.
ОНА: Боже мой! (открывает).
Входит Билл.
ИНЕССА (будто ничего особенного, будто совсем не удивилась.): И давно в столице?
ОН: Давно. Целых три часа.
ОНА: Хочешь сказать, сразу, с аэродрома?
ОН: Хочу сказать.
ОНА: Соврал?
ОН: Самое смешное – нет.
ОНА: Ты, помнится, Билл?
ОН: Спасибо что помнится, Инесса. Все-таки 6 лет!
ОНА: Боже мой, неужели прошло 6 лет?!
ОН: К сожалению. Но все это время…
ОНА: Ты думал обо мне!
ОН: Вот это – действительно – самое смешное. Но я шел сюда почти без надежд. Представить, что все то же и дом по-прежнему стоит в ожидании ремонта – шесть лет!
ОНА: Он еще сотню простоит! Мои правнуки будут здесь обитать, это Рашка. А ты так осторожно постучал, интеллигентно. Я сначала даже не расслышала.
ОН: Просто подумал…
ОНА: «Вас понял!»… Нет, у меня теперь другой бизнес: Фирма «Инесса». Генеральный директор.
ОН: А твой… этот?…
ОНА: Сутенер? По-прежнему – большой человек. И по-прежнему в бизнесе – со мной…
ОН: И что за бизнес?
ОНА: Продаем на Арбате туристские радости – матрешек, икру, репродукции. На нас работают уже четыре продавщицы. И еще кое во что инвестируем. Помнишь, сказала: будущее за мной. А ты чего приехал?
ОН: Ты изменилась. И я тоже. Мне надоело сводить концы с концами. И я… Это смешно… Тоже бизнесмен… Очень солидная фирма – я в ней консультант по вашей стране…
ОНА: Бедная фирма. Как ты можешь консультировать? И кто кроме нас самих может нас понять? Наши анекдоты не переводятся ни на один язык.
ОН: Совершенно с тобою согласен. Но дело в том, что я сказал тогда… неправду.
ОНА: Прости…
Прислушались: слышен шум воды, в окне с отдернутой занавеской теперь видны кроссовки.
ОНА (бросается к окну): Сволочи! Твари! Факены!
Кроссовки в окне удаляются.
ОН: Все тоже…
ОНА: О да, СССР рухнет, комуняки уйдут, царь вернется, а в окно тебе по-прежнему будут ссать… В чем же ты меня обманул?
ОН: Я вполне могу быть консультантом по этой стране. И мои родители не эмигрировали до революции – они благополучно живут в Москве… И когда я приехал на тебе жениться – я ведь был под другой фамилией, потому что я невозвращенец… Я хотел сказать все это, но когда ты про своего друга рассказала… я испугался.
ОНА: Это было лишнее. Он уже на следующее утро позвонил: «Твой гавнюк, оказывается “наш”: Переводчиком был в научной делегации, в Кельне вышел из отеля и не вернулся… Если с ним еще встретишься – морду исправлю на попу. Нам с тобой совсем не нужно, чтобы ты в чем-то была замешана».
ОН: Надо же!
ОНА: Здорово: раньше мы с тобой лежали. А теперь вот сидим… Обсуждаем прошлое. Старость.
ОН: Я когда убежал, первое время был счастлив… Не видеть по телику рожу нашего Кинг-Конга, не читать идиотских газет… И главное забыть эту жуткую программу «Время». Но потом. долго не имел работы – и, наконец, нашел! Мне предложили переводить… программу «Время» на английский! Фирма продавала ее в Университеты – для советологов – этих очкариков в твидовых пиджаках. Ночью мы записывали ее со спутника, днем я переводил и печатал в компьютер. Теперь я был приговорен день и ночь слушать программу «Время». День и ночь – рожи «гэкающих» политбюрошников. Я чувствовал себя в аду.
ОНА: Я тебя пожалела. Но зачем ты ко мне пришел?
ОН: Отгадать не трудно.
ОНА: К сожалению, я бросила этот бизнес.
ОН: Послушай, но я хочу.
ОНА: Все хотят.
ОН: Послушай, но я 6 лет хочу.
ОНА: Ты какой-то долгохочий.
ОН: Но я же приехал! Я специально.
ОНА: Только успокойся. Я тебя понимаю, но и ты пойми меня – я не могу задаром. Задаром – у меня нет желания – вот в чем проблема.
ОН: Но я хочу заплатить…
ОНА: Ну ты же видишь: у меня теперь другая профессия…
ОН: Но я безумно.
ОНА: Я тебя понимаю, но пойми и ты меня – нет повода!
ОН: А может… изнасиловать?
ОНА: Не выход. У меня – газовый револьвер. И, вообще, ты вряд ли сможешь, поверь, насиловать нужна большая физическая сила… Не знаю, не знаю, но видимо ничего у нас не получится.
ОН: Слушай, давай в карты, а?
ОНА: «Не понял»?
ОН: Предположим я выигрываю кон – ты что-то снимаешь… В конце концов я тебя раздеваю… ну и тогда, естественно…
ОНА: Ну а если выигрываю я?
ОН: Само собой, раздеваюсь я.
ОНА: Голое мужское тело? С ума сошел! Нет, этого добра я столько перевидала. Это мне не подходит… Но можно иначе. Если выигрываешь ты, я что-нибудь снимаю, если я – ты платишь. В СКВ, естественно Много не возьму – долларов по пятьдесят… ну, шестьдесят за каждый проигрыш. Энтузиазм поостыл?
ОН: Зачем же? Подходит.
ОНА (задумчиво): Похоже на повод.
ОН: Рванулись!
Прошел час.
Они играют. Она уже без платья, но рядом с ней горка мятых зелененьких бумажек – долларов.
ОН: Кстати, как наш папа Ленин?
ОНА: Как же я забыла! Пардон (набирает телефон). Алло, я сильно задерживаюсь… Как – где? Ты будто с луны свалился – в ДОСААФе. Ветераны-бизнесмены прилетают ночью из Америки. Участники встречи на Эльбе… Так что сегодня не жди! Помню, отлично помню, какой знаменательный день у тебя завтра! (вешает трубку).
ОН: И что же все 6 лет верит?
ОНА: Здесь 70 лет верили – и то ничего. Здоровье у него пошаливает…
ОН (в ужасе): Здоровье?!
ОНА: Чего это ты так испугался? Еще бы не пошаливало: когда вслух говорят о реставрации капитализма… Он теперь каждый день ждет нового Октябрьского восстания. Ночью засыпает с этой мыслью – восстанут комуняки в защиту революции. Он ружье охотничье приготовил.
ОН: И по-прежнему исполняет наказание?
ОНА: Завтра заканчивается! Он уже бородку и кепочку неделю тайно примеряет. Ужас!
Прошел еще час. Они по-прежнему играют за столом в карты… Она по-прежнему без платья, зато горка долларов на столе увеличилась.
ОНА: По-моему я тебя хорошо ограбила.
ОН: Да…
ОНА: Люблю мужчин в печали. Они как дети, так смешно расстраиваются. Ну что ж, деньги я выиграла…
ОН: И много выиграла.
ОНА: Да, возбуждает. И хоть жалеть не в моих правилах… Но милосердие…
Он радостно вскакивает со стула.
ОНА: По-моему ты забыл!.
Он бросается к окну, задергивает занавеску.
ОНА: Еще забыл!
Он торопливо гасит свет.
ОНА: И вправду помнишь!
В темноте стоны любви. Потом страстный женский крик: «Мамочки, мамочки, мамочки, мамочки – о! о! о!»
Позднее утро Он и Она – только проснулись.
ОНА: Боже мой, сколько сейчас?
ОН: Думаю, около одиннадцати.
ОНА: Чума! Иди мыться!
ОН: Это было этажом выше… по-моему?
ОНА: Естественно там это и осталось. Квартира 32. Живет там все та же бабуля. Раньше давала писать задаром. Сейчас туалет нам сдает. У старушки бизнес. Ключ висит под Лениным… Весь дом выселили, только про бабулю забыли. И она в квартире 32 спокойненько живет. Мой – сейчас серьезный чин в милиции. Он узнал: дом хотят продать иностранной фирме под офисы. Мы поможем бабке приватизировать квартиру, потом у нее купим, и продадим фирме за очень большие баксы. Кстати этот полуподвал мы тоже приватизируем, и откроем ночной бар… Конечно, с девчушками.
ОН: Мне ночью снилось. Какой-то «краснорожий, с лицом похожим на вымя», и ты ему говорила: «Я его, то есть меня, запросто продам». И я проснулся.
ОНА: Мне хотелось бы тебя продать… Да кто купит! А сейчас иди писать, а я буду краситься. времени много. Ну иди, иди, ты же знаешь, я стесняюсь голая.
Он уходит.
Она встает, торопливо делает зарядку, одевается… Ставит кофе на электроплиту.
Он возвращается.
ОНА: Включи телик для бодрости, ненавижу тишину. Там теперь по утрам замечательно орут рок.
ОН: Ненавижу рок – это то, от чего схожу с ума в Америке.
ОНА Теперь у нас будешь сходить.
Он включает.
ГОЛОС ДИКТОРА: «Образован Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению. В СОСТАВ КОМИТЕТА ВОШЛИ»…
Застыв, они слушают сообщение диктора.
ОН: Боже мой!
ОНА: Идиот Горби – отдыхать поехал! Как будто здесь можно отдыхать – здесь можно только умереть! Ну теперь начнется… Сукины дети! Снова партсобрание, Карла Марла, Лукич… Слушай, а папа Ленин – провидец: все ждал событий! Все ружье готовил. Снова «советский народ – неутомимый строитель Коммунизма». Все народы утомились, а мы нет. Ну почему я здесь родилась? Думаю, сейчас придет.
ОН: Кто?
ОНА: Мой! Недаром вчера меня о деньгах спрашивал! Он уже вчера все знал! Нужно в темпе мотать отсюда.
Он лихорадочно одевается.
ОНА: Торопись! (набирает номер, включив спикер).
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Алло.
ОНА: Диана, это я.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Уже слышала?
ОНА: Слышала.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Теперь еще послушай.
Становится слышен глухой грозный шум.
ОНА: Это еще что?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Танки.
ОНА: Какие танки?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Какие бывают… С пушками!
ОНА: Иди на *…!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну ты же слышишь. Идут прямо под окном… У меня окна – одно на Садовое – и другое на повороте на Кутузовский…
ОНА: Значит идут к Белому дому…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: У нас всюду патрули… У меня пост поставили прямо у парадного… Любуюсь сверху на сапоги часовых.
Он нетерпеливо, нервно расхаживает.
Звук льющейся воды за окном.
ОНА (ему): Перестань трусить, лучше отгони от окна эту падлу!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Что там у тебя?
ОНА: Как всегда… Та власть, эта власть – все равно ссут у окна.
Он подходит, открывает штору.
В окне видны сапоги. Он тут же испуганно задергивает.
ОН: Сапоги!
ОНА: Ну ладно, Диана, я позвоню.
Звук прекращается.
ОНА: Ну?
ОН: (заглядывает через штору): Стоят!
ОНА: Понятно. Значит – часовой! Так сказать – облегчился «не отходя от кассы» – чего там стесняться…
ОН: Чуть тише говори. Но почему часовой здесь?
ОНА: Это уже привет – от моего…
ОН: От кого?
ОНА: Да, недаром он говорил про понедельник.
ОН (истерически): Ну что делать?! Что ты молчишь!
Звук ключа, отворяющего дверь. Входит молодой человек в штатском.
ОНА: А вот и мой – собственной персоной.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Все в сборе?…
ОНА: Позвольте вам представить, Билл, моего компаньона Сашу… А это – господин Билл Джонс…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Какой же он «Джонс», мы с тобой отлично знаем – кто он. Ну что, развратничаешь, мужик? Думаешь, если ты оттуда, тебе здесь все можно? Паспорт-то у тебя при себе?
ОН: По-моему, вы что-то не поняли: я американский гражданин.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Это вчера ты был американский. А сегодня – наш. Был прежде такой хороший закон: люди, родившиеся на территории СССР – подлежат советской юрисдикции. Был и теперь снова будет. Это значит: ты для нас невозвращенец – Боря Штейн, продавший Родину-мать за чечевичную похлебку… Что ж ты Родину-мать продаешь, паскуда? И нашу проститутку вербуешь в ЦРУ? 6 лет назад помнишь, что здесь говорил? Если не помнишь, мы напомним – благо на ленте записано… (засмеялся) Ишь побледнел, твой клиент.
ОНА: И что же происходит?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Книжки надо читать… Взяли мы как то у одного диссидента хорошую книжку – «История города Глупова» называется… Там глуповцы получили свободу – и тотчас начинают что? Безобразничать. И в конце концов в город въезжает новый градоначальник. Настоящий! И начинает что? Пребольно сечь. И глуповцы, как это неудивительно, очень рады… Устали они от свободы. Вот это и происходит сейчас, подружка дней моих суровых! Что делать, у нас только два варианта – или Ивану в ноги, или Петру – в зубы!
ОНА: И ты все знал!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Естественно!
ОНА: Ай, ай Сашок. Не предупредил подружку суровых дней.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Зачем? Ты враг. Проститутка… Шучу, конечно. Не предупредил вчера, предупреждаю сегодня (хохочет). Я, кума, веселый.
ОН: Ну я, пожалуй, пойду.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: По-моему, ты шутишь! Нет-нет, тебе посидеть придется. Прости за каламбур…
ОНА: А где же Ельцин?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Думаю, на параше, в тюряге. За ним с рассвета ребята поехали на дачу в Архангельское… Поддал наверное по случаю воскресенья… Утром встал: воздух, покой, сидит себе в домашних тапочках – ан ребята уже у дачи. А он, как и ты – не в курсах!. Зря выходит матрешек с его рожей заказывала (хохочет)…
ОНА: Поболтали и хватит.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Да, давай к делу. Ну что ж, мать, наступило суровое время: Строгое время. Будут выявлять – воров-кооператоров, мафиози, шлюх – в общем всю вашу нечесть, разложившую державу. Будут обыски… Так что если хочешь избавиться от лишних денег…
ОНА: Лишних?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Можно иначе – опасных. Если хочешь сохранить. ну хотя бы часть…
ОНА: По моему ты меня принимаешь за дуру?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: По-моему, наоборот (достает из бокового кармана бумаги). Видишь – листики-листочки? Это не листики-листочки, это ордера на арест… Что делать – режим чрезвычайного положения. Текст – один и тот же: «изолировать» Кого? Загадка – пустое место… Ждет заполнения… А мое дело – вписать… Объясните ей, господин невозвращенец, что она просто рождена для этой бумажки – и проститутка, и кооператор… Плюс ебарь у нее – невозвращенец, заброшенный к нам ЦРУ под другой фамилией…
ОНА: Ну что, денежки тебе – и свободна я?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Плюс боязливый друг – тоже… Если откроет «котлету»… Так у нас, сэр, называются личные и толстые бумажники… И отстегнет в благотворительный фонд имени Павлика Морозова… сколько совесть подскажет! Отстегнет недостаточно, ошибется – пусть на себя пеняет… Шутка, конечно. Поверь, мне действительно хочется помочь тебе в память наших не только деловых отношений.
ОНА (Биллу): Мы трахались – он это хочет сказать… (Саше) Прости, Сашок, но… не лучшие воспоминания.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: А у меня вполне! А ты смелая!. Потому что глупая… Не веришь, что впишу тебя в бумажку… Рассудила детскими мозгами, как же я это сделаю, если мы работали вдвоем? Объясните ей, господин советолог, что существуют у нас только два класса: те, кем управляют и те, кто управляет… То есть – Мы… Будет капитализм – мы будем президентами компаний, придут комуняки – мы будем секретарями партии… так что для нас не бывает ни нового времени, ни старого. Для нас есть только изменение тактики! Изменилась тактика – и мы, подруга, тебя сажаем, Изменится опять – и мы с тобой снова в бизнесе… Но все делаем мы, а вы у нас всегда Рабиновичи, даже если вы Ивановы.
ОНА: Хорошо говоришь, но зря. Ты ведь знаешь: я все могу, только не отдать деньги.
Гудок машины.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Водила! Что ж надо идти!.. Ну на прощание попроси советолога рассказать тебе, что у нас делают в тюряге с красивыми шлюхами. Дело в том, что охрана получает мало,… Поэтому девушек держат в отдельной камере… И ночью, за бабло, пускают туда состоятельных блатарей… 10 козлов за ночь там рабочий минимум, Так что, посоветуй ей быть разумнее, молчаливый трус.
И тогда Он очень нелепо, неумело дает пощечину Молодому человеку.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (уважительно): Поступок… но неразумный.
Ударом сбивает Его на пол и на полу начинает лихо избивать ногами.
Она выхватывает газовый револьвер.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (продолжая избивать и не оборачиваясь): Не работает. Такой была вся партия. Потому и подарил тебе…
Звонок в дверь.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: За мной, к сожалению… Ну ладно – отдохнули и будя! (помогает ЕМУ подняться). Утри красные сопли… Аэропорт будет закрыт. За бугор не уедешь. По стране бегать теперь бессмысленно. У нас всюду будет прежний порядок, и теперь тебя всюду из-под земли достанут… (звонок в дверь). Подождать не может, е…й водила! (Идет к двери, открывает).
Входит «Ленин» – в кепке, без бороды и усов. В руках – чехол с карабином.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Кто к нам пришел! Никак – «человек с ружьем»? (Уходит).
«ЛЕНИН»: Доча! (обнимает ее).
ОНА: А мы вот с товарищем балакаем… только что из города имени тебя приехал.
«ЛЕНИН» (не слушая, восторженно): Доча! С праздничком тебя! С новым Октябрем! Что я говорил? Опять: «Даешь мировую Революцию!»
ОНА: А как же ты меня нашел, папа?
«ЛЕНИН»: А молодой человек, видать – твое начальство?
ОНА: Оно.
«ЛЕНИН»: Важное – сразу видать: «Волга» с антенной, фары желтые.
ОНА: Ты на мой вопрос не ответил: как же ты разыскал меня, папочка?
«ЛЕНИН»: Архиэлементарно. Взял старый справочник! Но почему в ДОСААФе – кровать? И такой беспорядок.
ОНА: Переезжаем… В новое большое помещение. А кровать теперь во всех ДОСААФах. Ветераны, как старые раны заноют…
«ЛЕНИН»: Ну да, конечно.
ОНА: Но ты мне не ответил, папаша – почему ты пришел без спроса?…
«ЛЕНИН»: Ах, голубушка, сегодня особый день Прекрасный день. На улицах – люди, танки. Прости, но я… Лениным немножко посижу… (накладывая на лицо бородку и усы). Какой день: второй раз за 74 года – мы готовимся подавить буржуазию… И какое совпадение – сегодня конец моего «срока». Я снова Ленин в такой день! Нет, нет я не верю в мистику… Я как-то сурово записал на полях книги Гегеля – «Боженьки захотел негодяй!» Но уж очень знаменательное совпадение… А где остальные работники ДОСААФ?
ОНА: Смешной вопрос.
«ЛЕНИН» Да-да, конечно, ушли на объекты борьбы (ходит, по-ленински, потирая руки). Снова, батенька, будем брать почту, мосты и телеграф!
ОНА: Снова повторю вопрос: как ты посмел – без моего разрешения сюда прийти?
«ЛЕНИН»: Архисложная ситуация потребовала. В 6 утра я услышал о чрезвычайном положении. Это значит все оружие должно быть сдано на поддержку пролетариата. (ЕМУ) Простите, товарищ, но, кажется, мы знакомы?
ОНА: Наконец-то, вспомнил!
ОН: Ну, конечно, 6 лет назад…
«ЛЕНИН»: Да, да, товарищ Джон Рид из США?
ОН: Совершенно точно… Приехал по приглашению ДОСААФ. Устраиваем встречу ветеранов двух стран. Новую «встречу на Эльбе».
«ЛЕНИН»: Только не забывайте, товарищ, о классовом подходе: есть ветераны-пролетарии… но есть ветераны-капиталисты.
ОНА: В последний раз: как ты мог прийти – без спроса?…
«ЛЕНИН»: Да, да. Короче, я поехал сдавать это ружье (вынимает из чехла). Это прекрасное охотничье ружье. Ильич обожал охоту. Однажды весной он настрелял… не поверите – полсотни зайчиков…
ОН: Какая меткая рука.
«ЛЕНИН»: Именно, именно, батенька. Здесь очень была важна тактика!
ОН: Тактика?!
«ЛЕНИН»: Именно, было половодье, и Ильич ленинским архимозгом прозорливо сообразил: зайчата сгрудятся на маленьком островке. Непременно Так оно и было. И он – дзык-дзык… чик-чик…
ОН: Перестрелял!
«ЛЕНИН»: Всех!
ОН: Я читал в детстве что-то подобное. Называлось – «Дед Мазай и зайцы». Там тоже половодье и тоже зайчики – правда дедушка Мазай их спасал!
«ЛЕНИН»: Хотите укорить Ильича. Не надо! Здесь дело тонкое! Партийное. Еще Троцкий писал – о буржуазном предрассудке, именуемом «священной ценностью человеческой жизни» (Расхаживая с ружьем, иногда машинально наставляя на присутствующих). Есть только одна ценность: интересы пролетариата. И во имя…
ОНА: Положи немедленно ружье!
«ЛЕНИН»: Мы должны уметь перешагнуть… Вот почему тогдашние титаны вытравляли в себе слюнявую интеллигентскую жалость. Не все тут выдерживали, Однажды знаменитый революционер Камо, друг Ленина, придумал закалить волю Федюши Алиллуева, десятилетнего брата жены Сталина (наставил ружье на Него).
ОНА: Немедленно! Отдай! (забирает ружье, но упоенный монологом «Ленин» даже не замечает).
«ЛЕНИН»: Отряд Камо притворился зверски расстрелянным, сам Камо улегся на пол с разрезанным бычьим сердцем на груди, остальные лежали рядом перепачканные бычьей кровью… И когда Федюшка Аллилуев вошел… хлюпик не выдержал – сошел с ума… Так что Ильич даже на зайчиках старался убить в себе ложный буржуазный гуманизм!
ОНА: В последний раз…
«ЛЕНИН»: Все, все. Короче взял я свое ружье, доча, и отправился сдавать его в комендатуру… Иду и мечтаю: Смольный в 17 году, солдаты топчут драгоценный паркет, спят прямо на полу, дымят махоркой… Все пропитано революционным духом… И вот я иду окунуться в атмосферу… Но…
ОНА: Но?
«ЛЕНИН»: Даже внутрь.
ОНА: Не пустили!
ОН: И кто же вас не пустил?
«ЛЕНИН»: Известно кто – часовой.
ОН: А как сюда часовой вас впустил?
«ЛЕНИН»: Не понял, товарищ?
ОН: Ну – часовой который на улице у нашего окна.
«ЛЕНИН» изумленно глядит на НЕГО.
Он открывает осторожно занавеску: сапоги по прежнему недвижно стоят в крохотном окне.
ОН: Сапоги!
«ЛЕНИН» (не понимая): Сапоги!.. (понял, залился звонким «ленинским» смехом). Это два старых сапога, батенька… Кто-то выкинул их и сейчас в одном спит котенок…
(Продолжает по-ленински смеяться).
ОНА: Ну – «синьор динь-динь» – достаточно.
«ЛЕНИН»: А ружье в комендатуру не взяли. Как ни просил… Говорят, не надоедай, дед. У нас этих ружей до хрена… И тогда решился отдать ружье в руки ветеранов. И потому пошел к тебе в ДОСААФ, доча… Вот и вся причина.
ОНА: Помощь мы, конечно, окажем, ружье заберем – нечего тебе с оружием шляться по улицам. Передадим твое ружье в надежные…
«ЛЕНИН»: Пролетарские.
ОНА: Бесспорно пролетарские руки. К сожалению, папа…
«ЛЕНИН»: Все понимаю, сегодня много дел, у нас – революция! Кстати, Ильич относился к Революции как к искусству, Он учил: восстание должно начаться: во-первых, когда низы не хотят, а верхи не могут… Эта ситуация – налицо.
ОНА: Папа, давай сразу – «в третьих»…
«ЛЕНИН»: В третьих, под лозунгами, понятными массам. В Октябре 17-го мы провозгласили: «отнимаем у буржуев хлеб и сапоги».
ОНА: Понятно! Надеюсь ты не пойдешь на улицу в этом виде?
«ЛЕНИН» (с сожалением): Да, еще рано… Тогда я явился перед массами, только когда Революция победила (снимает со вздохом усы и бороду). У Троцкого есть в мемуарах: в победоносную ночь Октябрьской революции я ему сказал по-немецки: «Голова кружится». Как девушка, понявшая, что ей принадлежит любимый… Революция – любовь моя… А знаете почему Ильич ответил по-немецки?
ОНА: Вам пора восвояси, папаша.
«ЛЕНИН»: Потому что следующая Революция должна была победить в Германии… Значит тогда в дни Октября – я продолжал грезить – о чем? О мировой Революции! Все – ухожу доча, – иду дышать воздухом пролетарского восстания… «Голова кружится» (Уходит).
