Время перерождения

– У меня есть своя версия, как можно было бы логично завершить сериал в восьмом сезоне, – говорит Сисирина. – Я долго над этим думала. Во-первых, убийство Дебры – абсолютно ненужная чушь. Я бы оставила её в живых. Полицейские, её коллеги, расследовали бы убийство Лагуэрты, раскрыли тайну Декстера и объявили его в розыск. Они же не совсем идиоты. Дебру, как родственницу, таскали бы на допросы. Являлась ли она сообщницей? Но поскольку девушка чиста, её бы оставили в покое. Сама бы она из полиции не уволилась и ни в какие депрессии не впала. Допустим, её бы выгнали с позором – за то, что не усмотрела за братом. Декстер пустился бы в бега, но до ареста, следствия и суда не дожил. Например, его бы настиг Анхель, взял на мушку и Декстер, поняв, что всё кончено, сам бы бросился под пули. Он бы принял смерть от друга, как в конце седьмого сезона готов был принять её от Дебры. После этого Дебра забрала бы племянника и уехала в другой штат, где их никто не знал. Не было нужды спихивать мальчика на чужую тётку, когда у него имелась родная. Только Дебра могла бы нормально позаботиться о ребёнке, потому что она была серьёзной и ответственной – как Гарри.

Никакой психиаторши с сынком-маньяком у меня бы не было. Это абсолютно лишние персонажи, сюжет и без них отлично бы раскрутился. Автором «Кодекса Гарри» я бы оставила Гарри Моргана. Только его типаж мог додуматься до такого. Я не стала бы позорить его образ и превращать в размазню. Дисциплинированный коп приучил мальчика к самодисциплине, чтобы и волки остались сыты и овцы целы. Не можешь побороть маньячную сущность – употреби её на благое дело. А неудачница-врачиха, не способная помочь ни своему, ни чужому сыну, по определению не знакома с дисциплиной.

То же касается и ребёнка Декстера. Когда убили Риту, мальчик тоже просидел в крови, из-за чего Декстер боялся, что сын пойдёт по его стопам. Опасение, надо сказать, весьма справедливое и оправданное. Если бы впоследствии мальчик начал проявлять характерные признаки, то только суровая тётя Дебра смогла бы последовать примеру Гарри и обучить племянника какому-нибудь «Кодексу Дебры». Сдвинутая Ханна тут вообще не при делах. Заодно опека и обучение племянника дали бы Дебре повод и стимул не скатываться в пьянство и наркоманию, как в восьмом сезоне. В племяннике она обрела бы смысл жизни после ухода из полиции и гибели Декстера.

Я бы даже больше сделала. Квинн, сослуживец Дебры, с кем у неё были отношения, давно что-то подозревал насчёт Декстера, но ничего не предпринимал. Как и Дебра, он видел, что от руки Декстера погибают те, кто этого заслуживал. Как и Дебра, он бы сам их с удовольствием прикончил. Дебра искренне ему нравилась, так что им незачем было расставаться. Квинн, весьма равнодушный к полицейскому уставу, вполне мог бы пожертвовать карьерой и последовать за Деброй, чтобы поддерживать её во всех начинаниях. Из них получилась бы отличная пара. Вдвоём они бы растили сына Декстера и учили его «Кодексу Дебры». Квинн по складу характера сильно отличался, к примеру, от правильного Анхеля, и был бы не против карать преступников, счастливо избежавших наказания…

Сильный эмоциональный порыв, не сдерживаемый таблеткой, заставляет меня броситься к Сисирине.

– Да, да! – ору я и трясу её за плечи. – Ты тысячу… нет, миллион раз права! Как с языка сняла. Я ведь тоже думал о чём-то подобном…

Полотенце, в которое завернулась Сисирина, разматывается и падает ей на бёдра. Я отскакиваю, точно ошпаренный, стыдливо отвожу взгляд и пытаюсь уползти обратно в кресло. Взгляд, как нарочно, не желает отводиться. Выше пояса Сисирина не просто великолепна, она божественна. Большие и тяжёлые груди в силу молодости ещё не обвисли под собственным весом. Крупные розовые соски нацелены в разные стороны, потому что груди расположены слегка врастопырку. Я такие видел только в порнухе и никогда не держал в руках, а если и держал, то ничего об этом не помню.

Сисирина наоборот не испытывает никакого смущения и не даёт мне вернуться в кресло – хватает за руку и тянет на себя, а сама подаётся навстречу и липнет ко мне всеми своими прелестями.

– Ты обещал расплатиться натурой, – на полном серьёзе напоминает она. – Расплачивайся. Или ночуй в другом месте.

Даже если бы я мог отказаться, я бы не стал этого делать. В жизни парней, вроде меня, такие сисяндры встречаются не каждый день и отнюдь не на каждом шагу. А когда всё-таки встречаются, то их обладательницы нас отшивают, предпочитая либо папиков побогаче, либо жеребцов с кубиками на животе. Так что я с благодарностью принимаю нежданный подарок Мета-игры и жадно ныряю в девичьи прелести.

В такие моменты остаётся только жалеть, что у мужиков нет ещё одной пары рук. Очень неудобно одновременно раздеваться и тискать сказочные сисяндры, жадно целовать, вжиматься в них лицом, ощущая идеальное сочетание мягкости и упругости. От такой красоты невозможно оторваться, но мне всё-таки приходится это сделать, чтобы разложить диван и устроить Сисирину поудобнее. Я должен во всём угождать моему щедрому нэпсу…

Красотуля откидывается на спину, предоставляя мне полную свободу действий. Она уже и сама завелась – тяжело дышит, взор мутный… Я поглаживаю нежные полные бёдра и неожиданно приятный (несмотря на размеры) выпуклый зад. И там, и там никакого целлюлита. Чресла гладенькие и даже упругие, нет такой рыхлости, как у жиробасин. Можно и потерпеть эти избыточные формы. Впечатление разве что портит глубокая складка внизу живота…

Я задираю гладко выбритые девичьи ноги, зажмуриваюсь и внедряюсь лицом в заветную промежность. Там Сисирина ничего не бреет, только коротко стрижёт машинкой. Пушистые волоски приятно щекочут лицо и совсем не мешают оральным ласкам. Исходящий от них аромат сводит меня с ума. Я неистово работаю губами и языком, Сисирина быстро возбуждается и кончает. Её легковозбудимость вселяет в меня оптимизм и убеждённость в том, что сумею показать себя жеребцом.

Меня хватает на полчаса, после чего я чувствую, что дошёл до предела. Хочу, как в порнухе, ловко кончить Сисирине на грудь, но не доношу спермобак до цели и спускаю на живот. Семя тут же стекает и теряется в складке.

Ангельское личико Сисирины блестит от пота и излучает неземное блаженство. Мы сплетаемся в объятиях. Она устраивает голову у меня на плече и закидывает на меня ногу. Я зарываюсь лицом в её влажные волосы и почти мгновенно засыпаю…

ж) Ночные видения – 1

Мне снится очень яркий и реалистичный сон. Подобных снов я ещё не видел, а если и видел, то ничего об этом не помню.

Его сюжет вероятнее всего инспирирован неожиданным и весьма приятным сексом с Сисириной. Ибо она – главная фигура в моём видении, но, в отличие от реальной Сисирины, она не та, кем кажется на первый взгляд. С виду дубль-Сисирина обычная, милая и добрая девушка, а на деле невероятно могущественная чародейка с хищной и безжалостной натурой. В фантасмагорических реалиях сна ей приходится взбираться на вершину чародейского мастерства и могущества, буквально пожирая доверчивых и беззащитных парней – вроде меня, – которые необдуманно и поспешно соблазняются её внешней привлекательностью. У дубль-Сисирины нет избыточных телесных форм. Она высока, стройна и длиннонога, с фигурой, как у рестлерши Eve Torres. Кроме того, у неё острые эльфийские ушки, как в анимэ, множество украшений, как у цыганки, и пышный цветастый наряд, как свадебное индийское сари. Будучи чародейкой, дубль-Сисирина и выглядит волшебно. Её глаза светятся в темноте, сверкают двумя бирюзовыми самоцветами. Во сне я почему-то ловлю себя на мысли, что на фоне дубль-Сисирины несчастные отфотошопленные тёлки из вымышленного глянцевого журнала «Ты и только ты» смотрятся невзрачными замухрыжками…

Обычно её отношения с парнями проходят по следующему сценарию. Познакомившись с очередной жертвой, дубль-Сисирина легко и быстро соблазняет бедолагу и уводит к себе домой, суля небывалые любовные утехи. Никто не в силах сопротивляться её чарам, красота и шарм дубль-Сисирины безотказно покоряют мужские сердца и превращают даже самых суровых и стойких самцов в послушных ягнят, добровольно бредущих на убой. Миг их наслаждения оказывается недолгим. Прямо в процессе соития дубль-Сисирина творит своё инфернальное колдунство, отчего жертва теряет человеческую форму, становится зыбкой, аморфной, текучей и нестабильной. Тогда чародейка всасывает в себя эту субстанцию, прямо через вагину, которая работает, как гидронасос.

Когда я попадаюсь в сети её очарования, происходит то же самое. Очень необычно воспринимать потерю собственной формы, ощущения на сто процентов реалистичны – по крайней мере, мне так кажется. Причём при развоплощении теряется только плотность, но не чувствительность. Я наблюдаю и ощущаю, как меня засасывает в вагину. Весь процесс занимает не больше мгновения – вот я снаружи дубль-Сисирины, а вот уже внутри неё. Моя телесная масса не остаётся в матке, ведь та слишком мала. Каким-то образом я растекаюсь по всему организму чародейки, занимаю весь её объём. Бывшие мои руки оказываются внутри её рук, ноги внутри ног, голова внутри головы… Дубль-Сисирина надета на меня, как комбинезон или скафандр. Но мы недолго пребываем по отдельности, занимая одну оболочку. Вскоре моё индивидуальное «я» растворяется в хищнице, полностью сливается с ней в физическом и в духовном плане. Я не знаю, как это описать. Представьте, что я – ложка сахарного песка, а дубль-Сисирина – чашка горячего чая. Знаете, как сахар растворяется в чае? Вот и я так же растворяюсь в чародейке. Происходит самая настоящая диффузия, как на школьных уроках химии, о которых я почему-то помню. Мы становимся во всех смыслах единым целым и я перестаю различать, где, собственно, кончаюсь я и где начинается она.

В этом магическом слиянии мы с ней отнюдь не в равном положении, главной остаётся дубль-Сисирина, она полностью контролирует весь процесс. Хищная воля чародейки и её безжалостное искусство пересиливают любое сопротивление несчастной жертвы. Как бы ни хотелось мне сохранить целостность и остаться собой, я всё-таки распадаюсь внутри дубль-Сисирины на биологические и метафизические составляющие. Подобным же образом в желудке переваривается и растворяется пища. Фигурально выражаясь, чародейка меня переваривает, усваивает мою биомассу и мою ману, за счёт которых наращивает физическую и магическую силу. Вдобавок хищнице достаются все мои знания и весь мой жизненный опыт. Она аккумулирует их воедино с опытом и знаниями предыдущих жертв, благодаря чему растёт интеллектуально. Таким образом дубль-Сисирина обогащает и прокачивает все аспекты своей личности – тело, душу и разум.

Когда мы с ней впервые встречаемся и знакомимся, я откуда-то всё про неё знаю и понимаю, что я теперь пропал, мне уже не спастись. Тем не менее я не спешу бороться за свою жизнь, точнее, не могу этого сделать. Моя воля полностью парализована волей чародейки. Я безропотно позволяю хищнице соблазнить себя и увлечь на погибель. В её алькове мы наслаждаемся недолгим волшебным сексом, а затем дубль-Сисирина поступает со мной так же, как и с прочими жертвами. Первые минуты после своего развоплощения и последующей диффузии с женской сущностью я ощущаю себя одновременно двуполым. Я – это я и одновременно дубль-Сисирина. Первый и единственный в мире парень, узнавший, хотя бы на короткий срок, что это такое – быть женщиной. Настоящей, стопроцентной женщиной. Я чувствую, что близятся месячные; вагина и матка внизу живота пульсируют после секса и бешеной работы гидронасоса; влажная грудь, бёдра и промежность блестят от слизистых остатков развоплощённого Сэма; плечи непривычно ноют от тяжести налитых грудей, которые приходится таскать на себе весь день, а они довольно тяжёлые… Всё окружающее – воздух, погода, интерьер, одежда и даже секс, – воспринимается на женский лад. Я и мыслю по-женски. В голове рождаются парадоксальные умозаключения, подчинённые не логике, а эмоциональному настрою…

В эти мгновения на меня целиком и полностью снисходит понимание дубль-Сисирины, её мотивов и намерений. Передо мной раскрывается её духовный и физический мир, мельчайшие оттенки и особенности её личности. Теперь я знаю, кем она в действительности является, что она из себя представляет и почему занимается тем, чем занимается. Только вот закрепить это знание в памяти у меня не получается, я просто не успеваю этого сделать, потому что меня охватывает наимощнейший оргазм, намного более сильный и продолжительный, нежели дано испытать мужчине. Я буквально сгораю в нём, словно мотылёк в пламени свечи, и тогда уже окончательно перестаю существовать как субъект, как личность…

И вот какая последняя предсмертная мысль-мечта меня посещает: хорошо бы уметь регенерировать, подобно вампирам или оборотням, про которых, судя по книжным полкам, любит читать моя красотуля. Тогда бы я уцелел, ожил и восстановился после слияния с хищной чародейкой. Все колдунские ухищрения дубль-Сисирины были бы мне нипочём…

Несмотря на секс перед сном, я непроизвольно кончаю и просыпаюсь с липким стояком и мокрой промежностью. В темноте иду в санузел, подмываюсь и заодно облегчаю мочевой пузырь. Сисирина или действительно крепко спит, или ловко притворяется, чтобы меня не смущать. Я возвращаюсь к ней под бочок, обнимаю и снова засыпаю, на этот раз без сновидений…

ВТОРНИК

з) Разнарядка

На телефоне Сисирины звонит будильник. Мелодия звонка – песня «God is God» группы Laibach. Не могу сказать, вставал ли я когда-нибудь раньше по будильнику, я этого не помню.

Первыми почему-то активируются лицевые нервные окончания, чувствуя прикосновение чего-то мягкого, нежного и тёплого, сладко пахнущего девичьим телом. Мечта любого нормального мужика – просыпаться каждое утро, уткнувшись лицом в большую и красивую женскую грудь. Сомневаюсь, что мне когда-либо выпадало такое счастье и вот сегодня Сисирина наконец-то воплотила в жизнь эту мечту. Вторую самую заветную мечту, после взлома Мета-игры и её читерского прохождения. Теперь я буду во всём ей угождать просто из принципа (и из чувства благодарности, конечно), даже если того не будут требовать условия челленджа.

Сисирина сладко потягивается и пытается выбраться из моих объятий. Я не пускаю.

– Ну хватит, – сонно бормочет она. – Опоздаем на работу. А у тебя, между прочим, сегодня первый день…

Она вылезает из кровати, набрасывает короткий шёлковый халатик, расшитый a-la японское кимоно, и идёт на кухню. Мне очень хочется принять душ вместе с ней, но в её неполноценной ванне и одному-то тесно, так что с желаниями приходится, скрепя сердце, повременить. Я быстро ополаскиваюсь. Один. Сисирина в это время готовит завтрак – омлет с беконом, зеленью и помидорами. Вроде бы ничего особенного, но мне даже такого никто сроду не готовил, а если и готовил, я этого не помню.

Завтракая, Сисирина смотрит на ноутбуке армянский мультик «В синем море, в белой пене», где русалка с рыбьим хвостом и губастой рыбообразной головой поёт: «Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королём!»

– Как он может быть их королём, – говорю я, – если король уже есть – папаша русалки, просидевший тысячу лет в бутылке? И что это за дочь, которая на протяжении всего тысячелетия не делала никаких попыток отыскать и освободить отца? Похоже, русалочке понравилось быть царицей и папашку своего она всерьёз не воспринимает…

– Любишь ты иногда подушнить, Сэм, – морщится моя кормилица. – Это всего лишь мультик, расслабься.

Пока я мою посуду, Сисирина принимает душ. Тот факт, что я не ополоснул за собой ванну, её почему-то совершенно не бесит, видимо в детдоме ополоснутых ванн не было и она к ним не привыкла, а я не ополоснул, потому что тоже не привык этого делать – я же одиночка и с девушками никогда не жил. А если и жил, то ничего об этом не помню.

Сисирина всё делает на ходу, легко и непринуждённо – завтракает, смотрит мультик, моется, одевается, красится. Я влезаю во вчерашнюю несвежую майку и решаю после работы заскочить в торговый центр и купить что-нибудь на смену.

– Завтрак был что надо! – серьёзно говорю я, когда Сисирина выходит в прихожую в полной боевой готовности. Эту похвалу она несомненно заслужила. – Ты не только сама вкусняшечка, у тебя и стряпня – объеденье. Знаешь, одиноких парней опасно так прикармливать, ещё приручишь ненароком, а они возьмут и втюрятся…

– Больно ты мне нужен, – бормочет Сисирина, влезая в босоножки. Её зардевшиеся щёчки говорят о том, что благодарность принята и комплимент пришёлся по сердцу.

Я отключаю байк от розетки и замечаю, что опоры багажника и заднее крыло несколько погнуты. Вчерашняя езда с жопастой пассажиркой не прошла даром. И как я не обратил на это внимания вечером?

– Поедем на маршрутке, – предлагает невольная виновница дефекта. Выбора у меня опять нет, остаётся лишь сожалеть о том, что сегодня я никак не повлияю на уменьшение своего углеродного следа.

На Сисирине вчерашние джинсы, а вместо блузки бежевая футболка со стильной надписью «COUGAR» и отпечатком кошачьей лапки. Мы выходим и минут десять ждём лифт, который вначале едет с первого этажа на двадцать пятый, а оттуда со всеми остановками к нам. Двери открываются и мы видим внутри несколько человек. У одного на поводке здоровенная псина. Ну конечно, когда же ещё выгуливать собак, как не во время массового исхода людей на работу. Другого-то времени нету!

Собака бешено таращит на нас глаза и собирается разразиться лаем. Её хозяин встряхивает псину за ошейник и грозно рявкает: «Фу, кому сказал! Сидеть!»

Лифт делает ещё несколько остановок и в итоге набивается под завязку. По закону Сэма, толпа прижимает меня к злобной собачатине. Глядя в её бешеные глазищи, я снова вспоминаю о догхантерах. Если эта тварь выйдет из подъезда и сожрёт отраву, я горевать не стану. Ненавижу собак! Ну неужели во всём районе нет ни одного дома без собак?..

– Мне понятно, зачем люди держали псин в каменном веке, – обращаюсь я на улице к Сисирине, когда народ из лифта расходится в разные стороны и нас никто не слышит. – Те стерегли стойбища, предупреждали о внезапных нападениях саблезубых тигров, помогали охотникам выслеживать добычу – антилоп и мамонтов… Но за каким чёртом держать собак сейчас, да ещё в квартирах? Ведь это абсолютно бесполезные существа, отвратительные во всех смыслах. Часто ли в наши квартиры рвутся саблезубые тигры? Часто ли мы охотимся на антилоп и мамонтов? Мало того, что собаки совершенно бесполезны в городской среде, эти твари вдобавок превратили человека в своего слугу – говно за ними убирай, шерсть за ними вычищай, к ветеринару их води, погрызанную ими мебель меняй… Знаю, знаю, я душнила, – говорю я в ответ на красноречивый взгляд Сисирины, брошенный в мою сторону.

Битком набитый лифт – это ничто, по сравнению с маршруткой. Когда мы в неё втискиваемся, я замечаю единственное свободное местечко и ловко пропихиваю на него Сисирину, которая воспринимает мою галантность как должное. Мне самому сидячего места не достаётся, как и целой толпе таджиков и дагестанцев, набившихся в маршрутку вслед за нами. Все едут в промзону – вкалывать на стройках. Гастарбайтеры во весь голос балакают друг с другом на своих наречиях, создавая в маршрутке несмолкающий гвалт. Нам с Сисириной как-то неловко вставлять в этот саунд русскую речь, поэтому мы едем молча. Я изо всех сил стараюсь не думать об углеродном следе.

Возле НПО «Сигнал» выходим только мы двое. Перед проходной Сисирина придирчиво осматривает мой внешний вид, снимает с плеча невидимую пылинку.

– Тебе, наверно, не говорили этого раньше, но ты нормальный парень, Сэм. Немного чудной, но в целом нормальный. Просто держись увереннее.

Я не знаю, расценивать ли эти слова как комплимент или как завуалированный намёк на продолжение отношений.

– Не чудной, а загадочный, каким и полагается быть сталкеру Мета-игры, – говорю я на всякий случай.

Сисирина хохочет и отпирает отдел кадров, а я называю дяде Мише номер пропуска, получаю ламинированную карточку и прохожу через вертушку, после чего меня резко накрывают воспоминания о вчерашнем дне. Главным образом об инквизиторском допросе в первом отделе. Настолько внезапно, что я пошатываюсь и, чтобы удержать равновесие, опираюсь о стену вестибюля, облицованную серыми плитками из известняка или чего-то похожего, с отпечатками маленьких ракушек.

Ощущения похожи на паническую атаку, вот только под таблетками у меня не бывает панических атак… Таблетки! Я слишком увлёкся скороспелыми отношениями с Сисириной и начисто забыл принять обычную утреннюю дозу. Трясущимися руками достаю баночку из-под леденцов и глотаю первый попавшийся белый кругляшок, квинтессенцию химической музыки.

С какой, интерсно, стати я начисто позабыл про здешние инквизиторские застенки? Почему не обсудил это с Сисириной? Хотя… Она оказалась довольно скрытной девушкой. Говорил вчера в основном я, а она только слушала и отпускала едкие замечания. О себе самой – ни слова, если не считать случайного упоминания о детском доме…

– Сэм! – Сисирина торопливо семенит ко мне через вертушку. – Забыла показать тебе, куда идти. Смотри, тебе нужно в РЭС. Это значит «ремонтно-эксплуатационная служба». Айтишники тоже там размещаются, на втором этаже. Иди вдоль седьмого цеха до складов, перед ними поверни направо и затем двигайся по прямой мимо тридцать пятого отдела и гаражей, дальше увидишь большой корпус, крытый гофрированным профлистом. Это и будет РЭС.

– Что это такое? – спрашиваю я и показываю на круглые гудящие штуки.

– Не знаю. Наверно, зачем-то здесь нужны…

Как и все женщины, Сисирина может думать лишь о том, что ей важно в данный момент. То есть обо мне. Это приятно…

– Ладно, побегу, а то сейчас Виктор Палыч приедет!

Она оставляет меня перед гудящими штуками и я думаю о том, что сегодня надо будет обязательно с ней поговорить. Обстоятельно расспросить о странной потере памяти и о гестаповском подходе к собеседованию с персоналом… Она же здесь дольше меня работает, значит должна хоть что-нибудь знать. Интересно, её тоже раздевали и били током? Что это, блин, за шарага такая? Куда меня внедрили Браток с Куратором?

Вчера меня вырубили именно здесь, возле гудящих штук, так что предприятие я изнутри толком не видел. Я выхожу из проходной и иду по территории архаичного советского динозавра, чудом не сдохшего вслед за окрестными сородичами. Перед моим взором предстают потемневшие от времени кирпичные корпуса – одно- и двухэтажные, – доски почёта с чьими-то выцветшими фотографиями, облупившиеся и потрескавшиеся гербы СССР и РСФСР, серпы и молоты, обшарпанные лозунги: «Вперёд, к победе коммунизма», «Народ и партия едины», «Пятилетку в три года», «Партия – наш рулевой»… Подобными символами ушедшей эпохи украшена почти каждая стена. Из шараги получились бы идеальные декорации для какого-нибудь слэшера или ужастика…

Следуя сисирининым указаниям, нахожу РЭС. Это прямоугольный корпус, внутри, прямо от входа, идёт ровный коридор, по обе стороны которого расположены четыре участка. В одном трудятся электрики, в другом сантехники, в третьем жестянщики, в четвёртом спецы по вентиляциям, кондиционерам и холодильным установкам. В противоположном торце коридора находится механический участок. Отовсюду доносятся промышленные шумы: гудит вытяжка, рычат станки, гремят молоты, шипит и клацает пневматика, потрескивает точечная сварка… Работа кипит с самого утра.

Рядом с механическим участком я обнаруживаю сортир и лестницу на второй этаж. Там значительно тише, шумы снизу почти не доходят. Потому что на втором этаже сидят исключительно работники умственного труда, которым нужен покой – начальник РЭС, начальники и мастера участков, бухгалтер, инженеры, нормировщики… И здесь же айтишники.

Их кабинет – это не кабинет, а скорее каморка-барахолка, заваленная ненужным хламом. На полу и на стеллажах, высотой до потолка, громоздятся залежи артефактов – старые системные блоки, кинескопные мониторы, матричные принтеры, маломощные блоки питания от Ай-би-эм и первых пентиумов, пожелтевшие клавиатуры, засохшие картриджи, грязные мышки с разъёмом PS/2, бухты оптоволоконных кабелей, раздолбанные роутеры, материнские платы с ISA-слотами, целые вязанки оперативки SIMM и DIMM и прочий допотопный хлам. Посреди этого добра я замечаю долговязого субъекта в синем рабочем халате, с длинными спутанными волосами, как у Дробышевского, и очками, как у Егора Летова.

– Яша, – представляется он, когда я называю себя.

В целом субъект похож на классического хиппаря. Ему бы ещё косяк в зубы и гитару, тогда было бы стопроцентное совпадение. Генератор прозвищ сегодня капризничает, поэтому Яшка остаётся Яшкой.

Оказывается, это мой начальник. Попытка на глаз определить его возраст не увенчивается успехом. На вид Яшка лет на пять старше меня, но на подбородке у него подростковый пушок, что несколько сбивает с толку, а я такого не люблю. Скорей бы уж таблетка подействовала…

– С чего начнём? – Я демонстрирую преувеличенную готовность к работе, хотя в действительности мне вообще ничего не хочется делать.

– Ты начнёшь с того, что прямо сейчас отправишься в шестой цех, – говорит Яшка и передаёт мне какой-то бланк. – Пришла разнарядка, так что в ближайшие недели тебе придётся побыть пролетарием.

Наткнувшись на мой непонимающий взор, Яшка поясняет:

– На предприятии катастрофически не хватает рабочих рук, так что всех итээровцев периодически направляют в цеха. Должен был пойти твой предшественник, но раз вместо него ты, то ты и пойдёшь!

Вот это поворот! На такое я не рассчитывал. И что мне теперь делать?

– А это вообще законно? – спрашиваю я, чувствуя, как моя, с виду несложная миссия, стремительно усложняется и становится невыполнимой. Впрочем, чего ещё ожидать от Мета-игры?

Яшка не скрывает злорадства.

– Любая инициатива, исходящая от начальства, всегда законна. Мы все прошли через цеха. Почему ты должен быть особенным? Ещё в девяностых прокатилась волна массовых увольнений, с тех пор у нас постоянный дефицит пролетарских кадров. Хорошо, что у Директора кругом связи – он то стройбат пригонит, то гастарбайтеров молдаванских… Хотя работники из них так себе. Молдаване ещё более-менее стараются, а вот с солдатнёй беда. Целыми днями баклуши бьют и водяру хлещут. Ну и, конечно, стреляют направо и налево деньги и сигареты. Ты куришь?

– Нет.

– Плохо. На всякий случай носи с собой пачку каких-нибудь сигарет. Не угостишь, могут табло начистить. А вот денег при себе лучше не иметь. Найдут – отнимут.

– Хрена ли все это терпят?

– А кто им чего сделает? Это ж стройбат, полнейшие отморозки. Хуже дворовой гопоты. Их собственные командиры боятся, что уж говорить про наших. Могут оттащить в подсобку и отметелить до потери пульса, а могут и вообще убить. Тут один случай был с нормировщицей, славной такой тёлочкой, молоденькой, в самом соку. Солдатня на неё глаз положила и начала разводить на перепихон. А тёлка их послала, да ещё пригрозила дисбатом. Потом нашли её за складами – мёртвую и многократно изнасилованную. Драли хором, в три смычка за раз.

Яшка явно старается меня шокировать, но таблетка уже действует и теперь я непрошибаем. К тому же я буквально вчера имел удовольствие лицезреть мёртвую и многократно изнасилованную (кем-то, не мной) Марчеллу. Меня таким не напугать.

– У них там круговая порука, – говорит Яшка. – Друг на друга никто не стучит, все заодно. Их, конечно, прессовали, было следствие. Взяли анализ ДНК. Ну и что? Тех увезли, других таких же привезли и всё осталось по-прежнему. Ты сам-то в армии служил?

– Нет, – машинально говорю я, хотя на самом деле не помню.

Яшка расплывается в гаденькой ухмылке и хлопает меня по плечу.

– Тогда у тебя есть все шансы познакомиться с дедовщиной. Неуставные отношения солдатня притащила сюда с собой. Не служивших парней они за людей не считают. Так что удачи тебе!

Любование моей кислой рожей доставило бы Яшке немало удовольствия. Вот только моя рожа ничего не выражает, никаких эмоций. Я снова полноценный сталкер Мета-игры, готовый к любому жизненному дерьму.

– Где мне искать шестой цех? – спрашиваю я.

– Как выйдешь, сверни налево, пройди мимо столярки, обойди гаражи с другой стороны и за ними будет шестой цех.

Возле столярки курят бухие с утра мужики и провожают меня мутными взглядами. Точно такая же картина у гаражей, совмещённых с автомастерской. Прямо у меня на глазах народ начинает рабочий день с опохмелки – разливает по гранёным стаканам серый вонючий спирт, разводит его водой из-под крана и заглатывает одним махом. У кого в кармане завалялась сухая корка, тот закусывает сухой коркой, остальные занюхивают кулаком…

У дверей шестого цеха меня встречает стенд «Передовики производства», откуда на меня взирают с фотографий какие-то люди. Среди них ни одного молодого лица, всем за сорок, а то и за пятьдесят – было на момент съёмки. Сейчас эти люди наверняка на пенсии, а кто-то вообще умер.

Когда-то на кирпичной стене над дверями была надпись «6-й цех». Позже кто-то в шутку намалевал ещё две цифры и получилось «666-й цех».

Зайдя внутрь, я вижу небольшой предбанник, отведённый под курилку. Роль урны выполняет обычное ведро, заполненное окурками на треть. Тут же кабинет начальника, дальше – непосредственно сам цех.

Начальник выглядит измученным мужиком. Под глазами набухли мешки, облысевшую голову неудачно маскирует парик. Он представляется: Роман Гаврилович, и я представляюсь в ответ. Передаю ему яшкин бланк. Он смотрит на него и говорит:

– Сейчас по-быстрому дуй на склад и получи спецовку. По правилам без неё работать нельзя. Потом найди в цеху Бугра, он скажет, что делать.

– Я сегодня первый день, – напоминаю я. – Где склад-то находится?

– Позади столярки, – коротко бросает Роман Гаврилович.

Возвращаюсь прежним путём. Работяги в автомастерской уже начали работу, ковыряются во внутренностях вилочного электропогрузчика. Изнутри столярки доносится оглушительный визг циркулярной пилы и запах свежераспиленной древесины. Позади неё притулился крошечный сарай – другого названия не подберу.

Кладовщица, полная тётка лет сорока, сидит перед большим настенным зеркалом с полотенцем, обёрнутым вокруг шеи. Другая такая же тётка с ножницами, расчёской и щипцами мастерит на её голове какую-то причёску.

– Сюда пока нельзя! – кричит она мне.

– Я по разнарядке, – говорю я, – нужно срочно спецовку получить.

– Тогда тебе б/у, – говорит кладовщица. – На правом стеллаже выбери свой размер.

Б/у – это, типа, секонд-хэнд. Много раз кем-то ношеное и много раз побывавшее в химчистке шмотьё. Выбираю штаны и куртку и возвращаюсь в 666-й цех. Напротив кабинета Романа Гавриловича лестница наверх, в раздевалку. Шкафчики не запираются, типа здесь все честные, никто друг у друга не ворует. Нахожу свободный и переодеваюсь.