Медовый месяц в космосе

Пролог. Первое путешествие Космолета

Около восьми часов утра 5 ноября 1900 года пассажиры и члены экипажа американского лайнера "Сент-Луис", оказавшиеся на палубе либо по долгу службы, либо по своей воле, пережили очень странное, фактически беспрецедентное событие.

Большой корабль на скорости двадцать один узел несся по длинным гладким волнам навстречу восходящему солнцу, когда офицер, находившийся на штурманском мостике, случайно направил бинокль прямо вперед. Он отнял его от глаз, протер оба объектива манжетой мундира и снова посмотрел. Солнце светило сквозь дымку, которая настолько затемнила солнечный диск, что на него можно было смотреть не мучая глаз.

Офицер еще раз прищурился, опустил бинокль, протер глаза, еще раз прищурился и пробормотал:

– Черт меня побери!

В это время на мостик поднялся четвертый офицер, чтобы сменить старшего, пока тот спустится вниз выпить чашку кофе и перекусить печеньем. Второй отвел его на другой конец мостика, чтобы не слышали рулевой и квартермейстер, стоявшие рядом, и сказал почти шепотом:

– Скажи, Нортон, там впереди есть что-то, не могу разобрать. Как только солнце поднялось над горизонтом, я увидел черное пятно, идущее прямо через него, прямо через верхние и нижние лимбы. Я посмотрел еще раз, и оно оказалось ровно посередине диска. Смотрите, – продолжал он, говоря все громче от волнения, – вот оно снова! Теперь я наблюдаю его и без бинокля. Видите?

Четвертый ответил не сразу. Он поднес бинокль к глазам и медленно двигал им, как будто следил за каким-то движущимся объектом в небе. Затем он отдал его обратно и сказал:

– Если бы я не верил в то, что это невозможно, я бы сказал, что это воздушный корабль, но в данный момент я, пожалуй, лучше дождусь, пока он не приблизится, если он вообще приближается. Тем не менее, там что-то есть. И, похоже, оно быстро увеличивается. Может быть, стоит уведомить старика. Что скажете?

– Наверное, стоит, – сказал второй. – Будет лучше, если спуститесь вы. Не рассказывайте об этом никому, кроме его самого. Нам не нужны лишние волнения среди людей.

Четвертый помощник кивнул и спустился по ступенькам, а второй стал ходить вверх и вниз по мостику, время от времени бросая взгляд вперед. Снова и снова загадочная структура пересекала диск солнца, причем всегда вертикально, как будто, чем бы она ни была, она шла прямым курсом от солнца к кораблю, а ее кажущиеся взлеты и снижения объяснялись погружением носа в волны.

– Ну, мистер Чартерис, что произошло? – спросил капитан, поднявшись на мостик. – Надеюсь, ничего страшного? Вы заметили брошенный корабль, или что? Да что же это такое!

Он поднял руки к глазам и несколько мгновений смотрел на бледно-желтую продолговатую поверхность солнца.

В этот момент корпус "Сент-Луиса" снова погрузился, и капитан увидел нечто похожее на черную линию, стремительно проведенную по солнцу снизу вверх.

– На это я и хотел обратить ваше внимание, сэр, – негромко сказал второй. – Я впервые заметил это, пересекающее солнце, когда оно поднималось сквозь туман. Я подумал, что это пятно грязи на моих линзах, но с тех пор оно несколько раз пересекало солнце и несколько минут, казалось, замирало в его центре. Позже оно стало значительно больше, и что бы это ни было, оно быстро приближается к нам. Вы видите, что теперь все видно невооруженным глазом.

К этому времени несколько человек из экипажа и тех, кто еще недавно отдыхал на палубе, тоже заметили странное явление, которое, казалось, висело и раскачивалось между небом и морем. Люди бросились вниз за своими биноклями, стучали в двери кают своих друзей и убеждали их подняться, потому что что-то летит к кораблю по воздуху; и через несколько минут на палубе были сотни пассажиров во всех видах утреннего костюма, а десятки биноклей, прижатых к встревоженным глазам, были направлены вперед.

Впрочем, бинокли вскоре стали не нужны, так как едва пассажиры поднялись на палубу, как таинственный объект на востоке приобрел четкие очертания, и при виде его открылись не только глаза, но и рты, так как перед глазами и ртами предстало самое странное зрелище, которое когда-либо видели путешественники по морю или по суше.

На расстоянии около мили аппарат развернулся под прямым углом к курсу парохода с быстротой, которая явно свидетельствовала о том, что он полностью подчиняется контролю управляющего разума, и сотни жаждущих глаз на борту лайнера увидели, как с серо-голубого утреннего неба на них опускается судно, корпус которого, казалось, был сделан из какого-то металла, сверкающего бледным, стальным блеском.

Он был заострен с обоих концов, причем передний конец имел форму шпоры или тарана. На заднем конце находились два мерцающих, перекрещивающихся круга зеленовато-желтого цвета, образованные, по-видимому, двумя движущимися с огромной скоростью винтами. За ними находился вертикальный веер треугольной формы. Корабль оказался плоскодонным, а верхняя половина его корпуса примерно на треть длины посередине была закрыта изогнутой куполообразной крышей из стекла.

– Это какой-то воздушный корабль, в этом нет никаких сомнений, – сказал капитан, – так что я думаю, что проблема наконец-то решена. И все же это не воздушный шар, потому что он летит против ветра, и не аэроплан, потому что у него нет ни плоскостей, ни крыльев, ни каких-либо приспособлений подобного рода. Но он сделан из чего-то вроде металла и стекла, и за ним необходимо тщательно следить. Он движется с довольно большой скоростью. Думаю, не меньше ста миль в час. Ах! Он собирается заговорить нас! Надеюсь, он окажется искренним.

К этому времени все находившиеся на борту "Сент-Луиса" были уже на палубе, и волнение возросло до предела, когда странное судно спустилось к ним со стороны неба, пронеслось мимо них, как вспышка света, обогнуло корму и расположилось рядом по правому борту в двадцати футах от поручней мостика.

Длина судна составляла около ста двадцати футов, высота – двадцать футов, ширина – тридцать, и капитан, многие офицеры и пассажиры с огромным облегчением обнаружили, что, насколько можно было судить, на судне нет никакого оружия.

Когда судно подошло к борту, открылась раздвижная дверь в стеклянном куполе на крыше в середине судна, как раз напротив окончания мостика "Сент-Луиса". Высокий светловолосый мужчина лет тридцати, в серой фланели, откинув большим пальцем кепку-гольф, сказал:

– Доброе утро, капитан! Вы меня, наверное, помните? Полагаю, рейс прошел хорошо? Я полагал, что встречу вас где-нибудь неподалеку.

Капитан "Сент-Луиса", как и все остальные на борту, уже до предела растерял свою доверчивость и начал сомневаться, действительно ли он проснулся, но когда он услышал приветствие и узнал говорившего, то уставился на него в полнейшем недоумении и на мгновение потерял дар речи. Затем он снова взял себя в руки и сказал, держась как можно увереннее:

– Доброе утро, милорд! Вот уж не ожидал встретить даже Вас вот так, посреди Атлантики! Значит, газетчики в кои-то веки оказались правы, и у вас есть воздушный корабль, который может летать?

– И даже больше, капитан, если захочется. Я просто совершаю пробный рейс через Атлантику, прежде чем отправиться в путешествие вокруг Солнечной системы. Звучит как откровенная ложь, не правда ли? Но это скоро выяснится. О, доброе утро, мисс Ренник! Капитан, могу я подняться на борт?

– Конечно, милорд, только, боюсь, я не смею задерживать почту дяди Сэма, даже ради вас.

– В этом нет необходимости, капитан, на таком спокойном море, как это, – последовал ответ. – Просто продолжайте плыть, а я пойду рядом.

Он просунул голову в дверь и что-то сказал в трубку, которая вела в стеклянную камеру в носовой части крыши, где перед маленьким штурвалом стояла неподвижная фигура.

Корабль тут же начал приближаться к поручням лайнера, причем скорость его была настолько точной, что порог двери без ощутимого толчка коснулся конца мостика. Затем на мостик выскочила фигура во фланелевой одежде и протянула руку капитану.

Когда они пожали друг другу руки, он негромко сказал:

– Я хочу переговорить с вами наедине, и как можно скорее.

Командир заметил в его глазах очень серьезное выражение. Кроме того, даже если бы он не появился в столь необычных обстоятельствах, было совершенно невозможно, чтобы человек его положения в обществе, его богатства и влияния мог обратиться с такой просьбой без веских на то оснований, поэтому он ответил

– Конечно, милорд. Не спуститесь ли вы ко мне в каюту?

Сотни любопытных глаз смотрели на высокую атлетическую фигуру и правильные черты бронзового, честного английского лица, когда Ролло Ленокс, Смитон Обри, граф Редгрейв, барон Смитон из английского парламента и виконт Обри из ирландского парламента, проследовал за капитаном в его комнату через расступающуюся толпу пассажиров. Он кивнул одному или двум знакомым лицам в толпе, так как был давним пассажиром атлантического лайнера и пять раз пересекал Атлантику с капитаном Хокинсом на судне "Сент-Луис".

Потом он увидел хорошо знакомое лицо, которое не видел уже более двух лет. Это было лицо, обладавшее одновременно и светлой англосаксонской кожей, и твердыми, но тонкими англосаксонскими чертами, и волнистым богатством древнесаксонских золотисто-каштановых волос, а из-под темных и, пожалуй, чуть тяжеловатых бровей выглядывала пара больших, нежных, анютиных глазок, окаймленных длинными, завивающимися черными ресницами. Кроме того, в изгибе ее губ и положении головы было то непередаваемое выражение, не говоря уже о том, что вся ее осанка отличалась легким, живым изяществом, которое выдавало в ней дочь лучшего народа в мире.

Их глаза на мгновение встретились, и лорд Редгрейв был поражен и даже немного возмущен тем, что девушка быстро покраснела, а мгновенная улыбка, которой она его приветствовала, угасла, когда она отвернула голову в сторону. Тем не менее, он был человеком, привыкшим делать то, что хочет, а в данный момент он хотел пожать руку Лилле Зейди Ренник, поэтому он направился прямо к ней, приподнял фуражку и подал руку, сказав, сначала глядя ей в глаза, а затем устремив взгляд на Космолет:

– Еще раз доброе утро, мисс Ренник! Как видите, дело сделано.

– Доброе утро, лорд Редгрейв! – ответила она, как ему показалось, несколько растерянно. – Да, я вижу, вы выполнили свое обещание. Как жаль, что уже слишком поздно! Но я надеюсь, что вы сможете остановиться надолго и рассказать нам обо всем. Это миссис Ван Стюйлер, которая взяла меня под свою опеку на время моего путешествия в Европу.

Его светлость ответил поклоном на поклон высокой, несколько суровой матроны, которая выглядела достойно даже в несколько непримечательном костюме, в который были одеты большинство дам. Но взгляд ее был доброжелательным, и он сказал:

– Очень рад встрече, миссис Ван Стюйлер. Я слышал, что вы приедете, и надеялся застать вас на другом берегу до вашего отъезда. А теперь, если позволите, я пойду побеседую с капитаном.

Он снова поднял фуражку и, скрывшись от любопытных глаз взволнованной толпы, скрылся за дверью капитанской каюты.

Капитан Хокинс закрыл дверь своей гостиной и сказал:

– Итак, милорд, я не буду задавать вам никаких вопросов, потому что если я начну, то никогда не смогу остановиться; кроме того, возможно, вы захотите объясниться прямо сейчас.

– Возможно, это будет самый короткий путь, – сказал его светлость. – Дело в том, что у нас на руках не только остатки этого бурского дела, но и практически объявление войны со стороны Франции и России. Вкратце это выглядит так. Несколько недель назад, пока союзники думали, что борются с боксерами, моему брату, министру иностранных дел, стало известно, что Цун-ли-Ямэнь заключил с Россией секретный договор, который практически аннулировал все наши права на долину Янцзы и давал России право провести свою Северную железную дорогу прямо через Китай.

– Как вы знаете, мы и так слишком долго терпели в этой части мира, но этого мы стерпеть не можем, поэтому около десяти дней назад был отправлен ультиматум, в котором объявлялось, что британское правительство будет рассматривать любое посягательство на долину Янцзы как недружественный акт.

– Тем временем Франция прислала уведомление о том, что она собирается оккупировать Марокко в качестве компенсации за Фашоду, и добавила несколько неприятных высказываний о Египте и других местах. Мы, конечно, не могли с этим смириться, поэтому был выдвинут еще один ультиматум, и в итоге я получил вчера поздно вечером телеграмму от моего брата, в которой он сообщал мне, что война почти наверняка будет объявлена сегодня, и просил меня использовать это мое судно в качестве своего рода рассыльного катера, если оно будет наготове. Судно предназначено для гораздо лучших целей, чем боевые, поэтому он не мог просить меня использовать его в качестве военного корабля; кроме того, я нахожусь под торжественным обязательством перед его изобретателем – его создателем, фактически, поскольку я лишь построил его – разнести его на куски, а не позволять использовать его в качестве боевой машины, за исключением, конечно, случаев личной самообороны.

– Вот телеграмма от моего брата, так что вы видите, что ошибки нет, а сразу после нее пришел посыльный, который просил меня, если аппарат окажется удачным, перевезти это с собой через Атлантику так быстро, как только я смогу добраться. Это копия наступательного и оборонительного союза между Великобританией и Соединенными Штатами, детали которого были согласованы как раз в тот момент, когда возникло это осложнение. Еще один крейсер идет навстречу, и, конечно, к этому времени новости уже дойдут до Вашингтона по кабелю.

– К тому времени, когда вы доберетесь до входа в Ла-Манш, вы, вероятно, обнаружите, что он кишит французскими крейсерами и торпедоносцами, так что, если вы согласитесь с моим советом, вы покинете Квинстаун и уйдете как можно дальше на север.

– Лорд Редгрейв, – сказал капитан, протягивая руку, – я отвечаю за многое здесь, и я не знаю, как вас отблагодарить. Полагаю, что этот договор уже передан Франции кем-то из наших ирландских государственных деятелей, и было бы очень нехорошо, если бы "Сент-Луис" столкнулся с французским или русским крейсером…

– Все в порядке, капитан, – сказал лорд Редгрейв, взяв его за руку. – Я должен был предупредить любой британский или американский корабль. В то же время я должен признаться, что мои мотивы предупредить вас были не совсем бескорыстными. Дело в том, что на борту "Сент-Луиса" есть человек, которого я не хотел бы видеть во Франции в качестве военнопленного.

– И могу я спросить, кто это? – спросил капитан Хокинс.

– Почему бы и нет? – ответил его светлость. – Это та молодая женщина, с которой я только что разговаривал на палубе, мисс Ренник. Ее отец был изобретателем этого моего корабля. Никто не поверил его идеям. Ему отказали в патенте и в Англии, и в Америке, сославшись на отсутствие практической пользы. Я познакомился с ним около двух лет назад, то есть за год с лишним до его смерти, когда останавливался в Банфе в Канадских Скалах. Мы познакомились, и он рассказал мне о своей идее. Я очень заинтересовался, но, боюсь, должен признаться, что не стал бы воплощать ее в жизнь, если бы профессор не оказался обладателем необыкновенно красивой дочери. Однако, конечно, сейчас я очень рад, что сделал это; хотя эксперименты обошлись почти в пять тысяч фунтов, а изготовление аппарата – почти в четверть миллиона. Тем не менее, она стоит каждого пенни, и я привез ее, чтобы предложить мисс Ренник в качестве свадебного подарка, то есть, если она согласится, и я.

Капитан Хокинс поднял голову и довольно серьезно сказал:

– Тогда, милорд, я полагаю, вы не знаете…

– Чего не знаете?

– Что мисс Ренник переходит под опеку миссис Ван Стюйлер, чтобы выйти замуж в Лондоне в следующем месяце.

– Дьявол ее побери! И за кого же, позвольте спросить? – воскликнул его светлость, выпрямляясь во весь рост.

– За маркиза Байфлита, сына герцога Данкастера. Удивительно, что вы об этом не слышали. Сватовство было назначено прошлой осенью. Судя по тому, что говорят люди, она не очень-то и влюблена в него, но… мне кажется, что это похоже на многие англо-американские браки. Пара миллионов долларов с одной стороны, титул с другой, и очень мало настоящей любви между ними.

– Но, – сказал Редгрейв сквозь зубы, – я не думал, что мисс Ренник когда-либо имела состояние; на самом деле я совершенно уверен, что если бы ее отец был богатым человеком, он бы сам разработал свое изобретение.

– Ох, эти доллары не принадлежат ей. Более того, они не будут принадлежать ей до тех пор, пока она не выйдет замуж, – ответил капитан. – Они принадлежат ее дяде, старине Расселу Реннику. Он влез на первый этаж нью-йоркского и чикагского ледокольных трастов и заработал миллионы. Часть из них он собирается потратить на то, чтобы сделать свою племянницу маркизой. Вот, собственно, и все.

– Действительно! – сказал Редгрейв, все еще плотно сжав зубы. – Ну, если учесть, что Байфлит – самый большой расточитель из всех, кто когда-либо позорил английскую аристократию, то я не думаю, что мисс Ренник или ее дядя заключат очень выгодную сделку. Впрочем, это, конечно, не мое дело. Я помню, что этот Рассел Ренник отказался финансировать своего брата, когда ему очень нужны были деньги. Тогда он тоже совершил очень неудачную ошибку, хотя и не знал об этом; ведь дюжина таких кораблей, хорошо вооруженных, просто разгромила бы все флоты мира и превратила бы морское дело в частную собственность. В конце концов, я не особенно сожалею, ведь тогда она не принадлежала бы мне. Ну а теперь, капитан, я попрошу вас накормить меня завтраком, когда он будет готов, а затем я должен уйти. Я хочу оказаться в Вашингтоне к вечеру.

– К вечеру! Что, двадцать одна сотня миль!

– Почему бы и нет? – сказал Редгрейв, – Я могу пролететь в атмосфере около ста пятидесяти миль за час, а потом, если это будет недостаточно быстро, я смогу подняться вне притяжения Земли, дать ей покрутиться, а потом спуститься туда, куда мне нужно.

– Великий Скотт! – не совсем корректно, но с упоением заметил капитан Хокинс. – Что ж, милорд, пожалуй, мы отправимся завтракать.

Но завтрак был еще не готов, и лорд Редгрейв вновь присоединился к мисс Ренник и ее сопровождающим на палубе. Все взгляды и множество подзорных труб были обращены на Космолет, который теперь отошел на несколько футов от борта лайнера и шел рядом, точно по курсу.

– Это так чудесно, что даже глазам не верится, – сказала девушка, когда они вновь встретились вновь, как и два года назад.

– Ну что ж, – ответил он, – убедить вас в этом будет очень легко. Сейчас он снова подойдет, и если вы с миссис Ван Стюйлер окажете ей честь своим присутствием на полчаса, пока готовится завтрак, я думаю, мне удастся убедить вас, что это – не плод воображения, а просто воплощение в металле, стекле и других вещах видений, которые были у вашего отца несколько лет назад.

От такого приглашения невозможно было отказаться. Кроме того, перспектива стать предметом восхищения и зависти всех женщин на корабле была слишком привлекательной на вид.

Миссис Ван Стюйлер сначала немного опешила от такого предложения, но она тоже испытывала примерно те же чувства, что и Зейди, и, кроме того, вряд ли можно было счесть неуместным принять приглашение одного из самых богатых и знатных дворян в британском пэрстве. Поэтому, после некоторого колебания и легкого проявления нервозности, она согласилась.

Редгрейв подал знак человеку, сидевшему за штурвалом. Космолет немного сбавил ход, опустился на метр или около того и снова встал вплотную к перилам ходового мостика. Лорд Редгрейв забрался первым и спустил легкий трап на мостик. Зейди и миссис Ван Стюйлер были осторожно подняты на руки. В следующее мгновение трап снова поднялся, захлопнулись раздвижные стеклянные двери, Космолет взмыл в воздух на несколько тысяч футов, пронесся по великолепной кривой на запад и скрылся во мраке верхних слоев атмосферы.

Глава I

Ситуация была абсолютно беспримерной во всей истории ухаживаний от времен Матери Евы до времен мисс Лиллы Зейди Ренник. Ближе всего к ней был бы старомодный татарский обычай, согласно которому мужчина мог украсть лучшую девушку, если ему удавалось поймать ее первым, перекинуть ее через седло своей лошади и ускакать с ней в свою палатку.

Но потрясенной миссис Ван Стюйлер это приключение показалось гораздо страшнее. Как только движение Космолета вверх ослабло и они освободились от своих мест, Зейди и она сама вскочили на ноги. Они смотрели вниз сквозь стеклянные стены того, что можно назвать палубой Космолета, и видели под собой снежное море облаков, только что окрашенное восходящим солнцем.

В этом облачном море, раскинувшемся между ними и Землей, как широкая пелена, виднелись огромные неровные разрывы, похожие на континенты на карте. На их сине-сером фоне, или, правильнее сказать, под ними, в центре одного из них они увидели маленькое черное пятнышко, которое через мгновение-другое приобрело форму маленького игрушечного кораблика, а затем они узнали в нем одиннадцатитысячетонный лайнер, который несколько минут назад был их домом в океане.

Миссис Ван Стюйлер дрожала всем телом, ее охватил некий танец святого Витта, вызванный физическим страхом и нарушением приличий. Однако, помимо этих ощущений, она испытывала еще и третье, вызывающее непонятное чувство тревоги. Она была женщиной этого мира, хорошо знакомой с его устоями, и прекрасно понимала, что один-единственный переход с перил мостика "Сент-Луиса" на другую сторону облаков уже вывел ее и ее подопечную за рамки человеческих законов.

Эта же мысль, смешанная с другими чувствами – отчасти удивления, отчасти вновь пробудившейся в ней привязанности, – занимала в тот момент все большее место в сознании мисс Зейди. Было совершенно очевидно, что человек, способный создать и управлять таким чудесным транспортным средством, как это, мог как морально, так и физически выйти за пределы досягаемости условностей, установленных цивилизованным обществом для собственной защиты и контроля.

Он мог делать с ними все, что ему заблагорассудится. Они были полностью в его власти. Он мог унести их в неизведанное место на одном из континентов или на неизвестный остров посреди Тихого океана. Он может даже отправить их в ужасное одиночество, которое окружает полюса. Он мог поставить их перед выбором – сделать все, что он пожелает, безоговорочно подчиниться его воле или покончить жизнь самоубийством от голода.

У них не было даже возможности выпрыгнуть, так как они не знали, как открыть раздвижные двери, а если бы и знали, то какие женские нервы могли бы выдержать прыжок в ту страшную пропасть, которая лежала под ними, погружение на две тысячи футов сквозь облака в воды холодной Атлантики?

Они смотрели друг на друга в немом, оцепенелом изумлении. Далеко внизу, по ту сторону облаков, "Сент-Луис" уходил на восток, и вместе с ним уходили последние надежды на корону, которая должна была стать супружеским эквивалентом красоты мисс Зейди и миллионов Рассела Ренника.

Они больше не принадлежали этому миру. Его законы больше не могли защитить их. Могло случиться все, что угодно, и это все зависело только от воли повелителя и хозяина необыкновенного судна, которое в данный момент стало их единственным миром.

– Дорогая моя Зейди, – вздохнула миссис Ван Стюйлер, когда к ней вернулся дар речи, – как же все это ужасно! Это же похищение, и ничего больше. Даже хуже, потому что он забрал нас с Земли, и шансов на спасение не больше, чем если бы он забрал нас на одну из тех планет, на которые, по его словам, он может отправиться. Если бы я не чувствовала огромной ответственности за тебя, дорогая, я бы, наверное, упала в обморок.

К этому времени мисс Зейди уже в значительной степени восстановила свое обычное самообладание. Волнение, вызванное стремительным подъемом, и то, что осталось от минутного физического страха, придало румянец ее щекам и озарило глаза. Даже миссис Ван Стюйлер показалось, что она выглядит, если это только возможно, красивее, чем при самых благоприятных земных обстоятельствах. Было и еще что-то, что ей совсем не нравилось видеть, – некая покорность судьбе, которую в молодой женщине, находящейся в таком положении, как она, миссис Ван Стюйлер считала явно неуместной.

– Это довольно удивительно, не правда ли? – сказала она, почти не скрывая эмоций, – – но я не сомневаюсь, что в конце концов все будет хорошо.

– Все будет хорошо, моя дорогая Зейди! О каком мире или, можно сказать, небе вы говорите?

– Я хочу сказать, – ответила Зейди еще более спокойно, чем прежде, и тоже слегка поджав губы, – что лорд Редгрейв – владелец этого судна, и поэтому совершенно невозможно, чтобы с нами случилось что-нибудь необычное – то есть более необычное, чем этот чудесный прыжок с моря на небо, – если, конечно, лорд Редгрейв не собирается взять нас в путешествие среди звезд.

– Зейди Ренник! – сказала миссис Ван Стюйлер, пытаясь сохранить свое строгое достоинство, – я более чем удивлена, что вы говорите в таком тоне. Действительно, в полной безопасности! Неужели вас не поразило, что мы находимся в полной зависимости от милости этого человека, этого лорда Редгрейва, что он может везти нас куда захочет и обращаться с нами так, как ему заблагорассудится?

– Моя дорогая миссис Ван, – ответила Зейди, возвращаясь к привычной форме обращения, но говоря еще более холодно, чем это делала ее сопровождающая, – вы, кажется, забыли, что, каким бы необычным ни было наше положение в данный момент, мы находимся под опекой английского джентльмена. Лорд Редгрейв был другом моего отца, единственным человеком, который верил в его идеи, единственным человеком, который воплотил их в жизнь, единственным человеком…

– В которого вы были влюблены, так? – сказала миссис Ван Стюйлер с раздражением в голосе. – Неужели? А, теперь я начинаю кое-что понимать.

– И я думаю, что если вы запасетесь терпением, то скоро увидите еще кое-что, – огрызнулась мисс Зейди в ответ. Она резко замолчала, и румянец на ее щеках стал еще глубже, потому что в этот момент лорд Редгрейв поднялся с нижней палубы, неся большой серебряный поднос с кофейником, тремя чашками и блюдцами, тостами и несколькими тарелками с хлебом, маслом и пирожными.

В этот момент произошло своего рода светское чудо. Дело в том, что миссис Ван Стюйлер никогда раньше не получала свой ранний кофе от пэра Британского королевства. Потом ей показалось, что это немного унизительно, но в тот момент все условные барьеры словно растаяли. В конце концов, она была женщиной, а несколько лет назад – еще и молодой. Лорд Редгрейв был почти идеальным образцом английской мужественности в самом расцвете сил. Он был одним из самых богатых пэров Англии, и он принес ей кофе. Как она потом призналась, она ахнула, не удержавшись.

– Боюсь, что я заставил вас долго ждать кофе, дамы, – сказал Редгрейв, балансируя подносом на одной руке и придвигая к ним плетеный столик другой. – Видите ли, на борту этого судна нас только двое, и поскольку мой инженер управляет кораблем, мне приходится заниматься домашними делами.

Миссис Ван Стюйлер смотрела на него в молчании душевного паралича. Мисс Зейди нахмурилась, улыбнулась, а затем начала смеяться.

– Ну, из всех хладнокровных английских способов выражаться… – начала она.

– Прошу прощения? – сказал лорд Редгрейв, ставя поднос на стол.

– Мисс Ренник имеет в виду, лорд Редгрейв, – перебила миссис Ван Стюйлер, выходя из паралитического состояния, – и я тоже хотела бы сказать, что при данных обстоятельствах…

– Вы считаете, что я не так сильно раскаиваюсь, как следовало бы. Это так? – сказал Редгрейв, бросив взгляд и улыбку, направленные в основном на мисс Зейди.

– Ну, по правде говоря, – продолжал он, – я ничуть не раскаиваюсь. Напротив, я очень рад, что мне удалось помочь судьбе в той мере, в какой я это смог сделать.

– Помочь судьбе! – вскрикнула миссис Ван Стюйлер, с трудом справляясь с сахаром, в то время как мисс Зейди намазала кусок хлеба маслом и принялась его есть. – Я думаю, лорд Редгрейв, что если бы вы знали все обстоятельства, то сказали бы, что вы работали против них.

– Моя дорогая миссис Ван Стюйлер, – ответил он, наполняя свою чашку кофе, – я вполне согласен с вами в отношении некоторых судеб, но судьбы, которые я имею в виду, – это те, которые, с добрыми или злыми намерениями, как мне кажется, работают на мою сторону. Кроме того, мне известны все обстоятельства, или, по крайней мере, самые важные из них. Это знание, собственно, и является моим главным оправданием того, что я так бесцеремонно поднял вас над облаками.

Сказав это, он бросил боковой взгляд на мисс Зейди. Она опустила веки и продолжала есть свой хлеб с маслом, но на ее щеках чуть углубился румянец, который показался ему таким же, как первый румянец восхода солнца заблудившемуся страннику.

После этого наступило неловкое молчание. Мисс Зейди помешивала кофе в своей чашке изящной ложечкой времен королевы Анны, и, казалось, все ее внимание было сосредоточено на этом занятии. Затем миссис Ван Стюйлер сделала глоток из своей чашки и сказала:

– Но на самом деле, лорд Редгрейв, я чувствую, что должна спросить вас, считаете ли вы, что то, что вы делали в течение последних нескольких минут, которые уже, уверяю вас, кажутся мне часами, вполне соответствует… как бы это сказать… а, правилам, по которым мы привыкли жить?

Лорд Редгрейв снова посмотрел на мисс Зейди. Она даже не подняла век, и только легкое дрожание руки, поднесшей чашку к губам, говорило о том, что она слушает. Набравшись смелости, он ответил:

– Моя дорогая миссис Ван Стюйлер, единственный ответ, который я могу дать на это сейчас, – это напомнить вам, что, по вековому обычаю, при двух стечениях обстоятельств все должно быть справедливо, и, что бы там ни происходило на земле внизу, мы, я думаю, не находимся в состоянии войны.

В следующее мгновение веки мисс Зейди слегка приподнялись. Губы ее подрагивали, почти не ощутимо, а в глазах появились малейшие оттенки цвета. Она поставила чашку, встала, подошла к стеклянным стенам каюты и посмотрела на облачный пейзаж.

Благодаря укороченной юбке, лорд Редгрейв и миссис Ван Стюйлер увидели, что подошва ее правого ботинка слегка покачивается вверх-вниз на каблуке. Они одновременно пришли к выводу, что, если бы она была одна, она бы ударила, и ударила довольно сильно. Возможно, она также что-то выговаривала бы себе и окружающей тишине. Это казалось вероятным по почти столь же незаметному движению ее стройных плеч.