Наикратчайшая история Англии

Часть II
1087–1509 гг.
Англия двуязычная

В течение полутора веков, последовавших за нормандским завоеванием, английской истории, строго говоря, не существовало.

Маколей

Шанс для англичан

Хронист Ордерик Виталий пишет, что, когда Вильгельм умирал во Франции, он терзался чувством вины.

«Я преследовал жителей Англии сверх всякой меры… Заполучив престол этого королевства столь ужасными преступлениями, я не осмеливаюсь оставить его никому, кроме Бога».

Так что, хотя Нормандию он официально завещал старшему сыну Роберту, наследование английского престола оставалось открытым вопросом. Большинство нормандских аристократов выступали за единое королевство с Робертом во главе. Но у второго сына Завоевателя – тоже Вильгельма, по прозвищу Рыжий, – были другие планы. Он мигом переправился через Ла-Манш, чтобы первым успеть принести весть о смерти отца. Затем он воззвал к коренным англичанам.

«Он послал за англичанами, и сообщил о своем желании, и попросил их поддержки, и пообещал им наилучшие законы, которые когда-либо были в этой стране».

«Англосаксонская хроника»

За кем же, собственно, послал Вильгельм Рыжий? Мы не знаем, однако, судя по всему, среди покоренных англичан все еще должны были оставаться вожди. И они решили, что нормандский король, сидящий в Англии и просящий их о помощи, – меньшее зло, чем новое вторжение из Франции.

«Англичане подошли на помощь [к Вильгельму Рыжему]… Они пришли к замку Тонбридж, где находились рыцари епископа Одо и многие другие, желавшие не уступать его королю. И англичане ворвались в замок».

Существенная часть нормандцев в Англии тоже поддержала Вильгельма Рыжего. То было служилое дворянство – незнатные нормандцы, находившиеся на только зарождавшейся государственной королевской службе (настоящая знать подобную службу считала находящейся ниже своего достоинства). В Англии их было множество, потому что Вильгельм Завоеватель заменил весь управленческий аппарат. Они выступали за безболезненную передачу власти и потому поддержали Вильгельма Рыжего, который и так уже занял престол. В 1087–1088 гг. нормандцы из Англии уже нередко объединялись с англичанами против нормандцев из Нормандии, что было признаком зарождения подлинного англо-нормандского королевства.

Став королем, Вильгельм Рыжий в основном выкачивал из Англии налоги, необходимые для нескончаемых попыток завоевать Нормандию. Когда 2 августа 1100 г. он был убит якобы случайной стрелой, охотясь в Нью-Форесте вместе с младшим братом Генрихом, никто не оплакивал его гибель. Собственно говоря, тело короля несколько дней пролежало в лесу, в то время как, по тактичному замечанию Вильяма Мальмсберийского, «все были заняты другими делами». Генрих был определенно занят. Он первым делом поспешил в Винчестер, овладел королевской казной и на следующий же день объявил себя королем.

Вильгельм Рыжий сам показал наследникам, как полезны могут быть коренные англичане. Понимая, что прибытие старшего брата Роберта не за горами, Генрих сделал хитрый ход: он быстро женился на Матильде, правнучке Эдмунда Железнобокого и последней из потомков Уэссекской династии. «Англосаксонская хроника» (которую продолжали вести английские монахи) ликовала: новая королева происходила из самых настоящих англов, да еще из монаршего рода.

Некоторые представители нормандской элиты при дворе Генриха были не так довольны и за спиной называли короля с женой «Годриком и Годивой», высмеивая их склонность ко всему английскому. Однако стратегия в долгосрочной перспективе сработала. Когда Роберт в 1101 г. действительно вторгся в Англию из Нормандии, Генрих, как в свое время Вильгельм Рыжий, смог мобилизовать местных жителей. Судя по всему, он даже немного умел говорить по-английски, потому что Вильям Мальмсберийский пишет, будто король лично разъяснял своим новобранцам, как избежать второго Гастингса.

«Он часто ходил меж рядами, поучая, как избежать стремительной атаки кавалерии, выставив щиты, и как отвечать ударом на удар. Тем самым он зажег в их сердцах огонь, и они уже были готовы к сражению и бесстрашно ожидали нормандцев».

Роберту вновь пришлось отступить. Генрих точно знал, как важен союз с англичанами, потому что в 1103 г. назвал своего единственного сына Вильгельмом Аделином – от древнеанглийского титула «этелинг». Теперь уже казался возможным настоящий англо-нормандский союз, пусть и со значительным преобладанием нормандцев. Но тут произошло несчастье.

«Белый корабль»

25 ноября 1120 г. Генрих отчалил в Англию из Барфлера. Семнадцатилетний принц Аделин следовал за ним на другом судне – «Белом корабле» – с группой развеселых молодых аристократов. Он решил обогнать корабль отца, но его судно наскочило на скалу почти у гавани и пошло ко дну, унося с собой наследника английского престола, наполовину англичанина.

«Ни один корабль не приносил такого несчастья Англии».

Вильям Мальмсберийский

«Белый корабль» идет ко дну. Ок. 1321. Британская библиотека. Cotton Claudius D. ii, fol. 45v; G70017–90

Новая надежда для Генриха забрезжила в 1133 г. Его дочь Матильда (названная в честь матери-англичанки) наконец-то родила сына, еще одного Генриха, от своего мужа Жоффруа Анжуйского. Однако пропуск целого поколения, да еще и по женской линии, неминуемо должен был быть оспорен родным внуком Вильгельма Завоевателя Стефаном Блуаским. Столкнувшись с перспективой вторжений из Франции со стороны конкурирующих претендентов сразу же после смерти Генриха I, англо-нормандская аристократия стала искать способы укрепить свое двусмысленное положение в Англии.

Присвоение английской истории

Они начали называть себя les Engleis, то есть англичанами. Конечно, они не имели в виду какого-то родства с настоящими англами. Новые «англичане» могли поднимать кружки с криком drinc heil! – но это был просто способ заявить о своих правах на землю: так и современный шотландский землевладелец зачастую знает по-гэльски только слово slainte! Они говорили только на французском, и разрыв между ними и покоренными местными жителями был непреодолим. «Бог избрал нормандцев, – писал типичный представитель les Engleis на латыни, – чтобы истребить английскую нацию».

Нормандцы стали переписывать кровавое английское прошлое, так что оно превратилось в латинские или французские рассказы о доблести и куртуазности. Их слушали за столом представители английской элиты через восемьдесят лет после нормандского завоевания.

Dunc parlat Kenut mult sagement / E dist: Edmund, un poi atent o sui Daneis e vus Engleis / E noz peres furent dous reis.

«Тут Кнут заговорил очень мудро и сказал: “Подожди, Эдмунд, я датчанин, а ты англичанин, и наши отцы оба были королями”».

«История англов», написанная в Англии около 1140 г.

Сейчас мы бы назвали это культурной аппроприацией. Франкоговорящие «англичане» утверждали, что даже история Англии принадлежит им. Самым влиятельным автором среди них был, безусловно, Гальфрид Монмутский, который сделал из Артура, военного вождя Темных веков, героя великого рыцарского эпоса. Гальфрид был первым неваллийским автором, который упомянул Мирддина, изменив его имя на Мерлин (возможно, дело в малоприятном сходстве с французским ругательством merde). Наиболее яркой особенностью английских захватчиков в хронике Гальфрида была склонность к предательству. Основная идея заключалась в том, что Британией должен править один король неанглийского происхождения, который обязан прежде всего подавлять мятежи на местах.

Это был своевременный совет. 25 ноября 1135 г., через пятнадцать лет после крушения «Белого корабля», Генрих I насмерть отравился миногами в Нормандии. Автор «Англосаксонской хроники» оплакивал его: «Он был хорошим человеком, и его боялись. В его правление никто не осмеливался причинять зло друг другу. Он принес мир благородным и простолюдинам». Англичане уже отчаялись избавиться от французов. Все, на что они могли надеяться, – это получить сильного англо-нормандского короля, настоящего Engleis, который бы имел какое-то отношение к Англии и сумел бы поддерживать закон и порядок.

Эти надежды не оправдались.

Пока Господь и его ангелы спали

Стефан Блуаский (племянник Генриха I) выиграл гонку через Ла-Манш, опередив соперничающую французскую группировку, состоявшую из дочери Генриха Матильды и ее сына Генриха Анжуйского (он же Генрих Плантагенет). Подобно Вильгельму II и Генриху I, Стефан решил добиться поддержки местных жителей, пообещав Лондону собственное собрание. Это была радикальная уступка, которую его нормандские приближенные расценили как слабость. Однако для несчастных англичан слабый франкоговорящий король, неспособный держать в узде сильную франкоязычную аристократию, был худшим вариантом.

«Предатели [то есть мятежные аристократы] понимали, что он [Стефан] – слабый, мягкий и добрый человек, который не будет вершить правосудие… Они тяжко обременили злосчастных крестьян работами в замках; когда же замки были построены, они населили их дьяволами и злодеями. Они отбирали у этих людей все их пожитки, днем и ночью, у мужчин и женщин, бросали их в узилище, [в поисках] золота и серебра, и пытали их, причиняя невыразимую боль… Они подвешивали их за ноги и коптили заживо».

 

«Англосаксонская хроника», 1137 г.

Тем временем подступали новые проблемы, которые впоследствии окажут глубокое влияние на английскую историю. У нормандцев и французов не было исторических поводов для конфликтов с шотландцами и валлийцами. Однако, овладев самой богатой частью Британии, они вскоре сочли, что должны завоевать и остальные регионы. Но у шотландцев и валлийцев, в отличие от англичан в 1066 г., были естественные препятствия и наследственные элиты. В битве при Криг-Маур в 1136 г. союзные валлийские правители уничтожили всю англо-нормандскую армию, которая не уступала по численности той, что торжествовала при Гастингсе. В этой битве были впервые массово применены длинные луки. Через два года шотландцы в ходе встречного вторжения дошли до Йоркшира, где были побеждены в Битве штандартов.

Это стало началом многовекового конфликта на валлийских и шотландских границах, который усугубил древние различия между богатым и покорным Юго-Востоком и остальными регионами Британии. В результате появилась супераристократия – так называемые пограничные лорды, которым английские короли доверяли контроль за спорными территориями и, по возможности, расширение границ государства. Вскоре они овладели всем Чеширом, Ланкаширом, Даремом, Шропширом, Вустерширом, Херефордширом и Глостерширом, а также большей частью Южного Уэльса. Почти постоянно пребывая в боевой готовности, они (в отличие от королей) могли в любой момент призвать готовых к бою людей.

В 1139 г. началось новое вторжение в Англию – как всегда, из Франции – под предводительством императрицы Матильды, выступавшей от имени своего шестилетнего сына Генриха. Страна на многие годы погрязла в гражданской войне и смуте. Порядок был восстановлен лишь благодаря событиям, случившимся во Франции. В 1152 г. сказочно богатая Алиенора Аквитанская развелась с французским королем и в тридцать лет вышла замуж за сына Матильды, Генриха Плантагенета, к тому моменту невероятно амбициозного 19-летнего юношу.

Века военного положения на северной и западной границах создали аристократию достаточно сильную, чтобы не подчиняться королям. Таким образом, уникальные свободы в Англии были во многом обусловлены постоянным сопротивлением валлийцев и шотландцев

На деньги Алиеноры Генрих переправился через Ла-Манш. В июле 1153 г. его армия встретилась с армией Стефана при Уоллингфорде – они встали на разных берегах Темзы, но битва не состоялась. В Европе XII в. рыцарская кавалерия переживала кризис: удары тяжелой кавалерии легко разили беспомощных пеших ратников, но, когда закованные в стальную броню всадники сталкивались лицом к лицу на общей скорости более 60 километров в час, это могло привести только к взаимному уничтожению. Церковь предложила сделку: Стефан сохраняет трон, но Генрих становится наследником.

Генрих II и королева Алиенора. С миниатюры «Филипп Август отправляет посланника, посланника принимают король и королева» в книге «Большие французские хроники», 1332–1350 (Les Grands Chroniques de France, 1332–1350). Британская библиотека, Royal F 43v

В течение года Стефан умер. Хотя Генрих в то время находился за границей, его уже так боялись, что он спокойно взошел на престол. «Англосаксонская хро- ника» выражает общее облегчение англичан, наконец-то получивших сильного короля, способного держать баронов «в страхе и в узде», однако возвращение порядка знаменовало собой конец древнеанглийской культуры. В течение почти трехсот лет писцы «Англосаксонской хроники» записывали историю своего народа. Ни одна другая западная нация не может похвастаться подобным. Но дни хроники подошли к концу. Генрих II был французом, даже не нормандцем, и правил большей площадью французских земель, чем сам французский король. Теперь политическое, общественное и культурное влияние из-за Ла-Манша стало непреодолимым. Хроника английской Англии была окончена.

«В 1154 г. английские монахи, писавшие “Англосаксонскую хронику”, навсегда отложили свою работу. История Англии англов завершилась».

Роберт Маккрам

Самое французское место на земле

«По сути, французская литература начинается в англо-нормандской Англии».

Иэн Шорт, «Патроны и полиглоты» (Patrons and Polyglots)

Переживавшая расцвет культура, привнесенная с другого берега Ла-Манша, еще сильнее отдалила Южную Англию от остальных регионов острова. Генрих большую часть правления провел во Франции, а в Англии бывал главным образом на Юге.

Новая волна франкофонии оказала огромное воздействие на английских простолюдинов. Немногие уцелевшие представители древнеанглийской элиты окончательно отказались от своего языка и перешли на французский. Объяснение дает в своем «Диалоге о палате Шахматной доски» (ок. 1180) лорд-канцлер Ричард Фицнайджел.

«Англичане и нормандцы уже давно обитают вместе, женятся друг на друге и выходят друг за друга замуж; эти нации так переплелись, что трудно уже сказать (я говорю о свободных людях), кто из них англичане, а кто нормандцы»^[14].

Это выделение имеет большое значение. К «свободным людям» относилось примерно 5–10 % коренного населения Англии. Только высокопоставленные англичане – вероятно, уцелевшие наследники некогда великих семей, сохранившие свои богатства благодаря сотрудничеству с новыми хозяевами-колонизаторами, – «переплелись» с нормандцами.

Почему выходцы из Нормандии были не против принять коренных землевладельцев в свой круг? На то были свои причины. Несмотря на существование писаного английского права, Вильгельм Завоеватель и его наследники считали новую колонию абсолютной tabula rasa с юридической точки зрения и пытались укоренить здесь феодальную систему, подразумевавшую, что вся земля знати взята в личный долг у короля и не обязательно может наследоваться.

Чтобы укрепить свои претензии на землю и защитить себя от загребущих королевских рук, представители англо-нормандской знати приняли примогенитуру – право наследования, согласно которому поместья и титулы передавались только первенцу мужского пола. Это было исключительно редким явлением: во всей остальной Европе титул, а вместе с ним все юридические привилегии наследовали все дети аристократа, дети этих детей – и так далее. В Англии примогенитура создала тесный круг богатых аристократов, чьи младшие сыновья и дочери не обладали ни землями, ни титулами и с точки зрения права ничем не отличались от простолюдинов. Естественно, эти отпрыски нормандских аристократов стремились остаться богатыми во что бы то ни стало – например, вступить в брак с потомками коренных англичан, поддержавших захватчиков. Это значило, что путь в англо-нормандскую элиту был открыт всегда. Во времена Фицнайджела наследник Госпатрика, последнего английского эрла Нортумберленда, женился на нормандке и принял ее фамилию де Невилл. Благодаря этому нормандка осталась богатой, а англичанин вошел в нормандскую элиту.

Колониальная Англия

К 1180 г. английская элита заслужила иное отношение со стороны своих хозяев, сумев резко перестроиться на французский язык и культуру. Это типично для любой колонии. В обычной стране дело обстоит так, как на рисунке справа.

Так было в большинстве европейских стран до Великой французской революции, а во многих – и до Первой мировой войны. Однако в любой колонии – римской, англо-нормандской или в колонии Британской империи – дела обстоят так, как на иллюстрации слева.

«Многие историки отмечают у английской элиты открытость, идущую из Средних веков, – сравнимо с Францией и Германией… С самых ранних времен они были готовы… принять новых людей в свой круг».

Дерек Сэйер, «Выдающаяся администрация: Образование английского государства и подъем капитализма» (A Notable Administration: English State Formation and the Rise of Capitalism), American Journal of Sociology, 1992 г.

Чтобы попасть во французскую элиту, уцелевшие представители английской элиты времен до нормандского завоевания должны были свободно говорить на французском во всех важных общественных и деловых ситуациях. Тем самым они демонстрировали свое отличие от английских простолюдинов.

«Разница между французским и английским языком стала приобретать сословный, а не национальный характер. На французском говорили военачальники и землевладельцы, на английском – солдаты и крестьяне… словом rusticanus пренебрежительно называли крестьянина, не знающего ни одного языка, кроме английского».

Джеймс Холт, «Колониальная Англия 1066–1215» (Colonial England 1066–1215)

Потребовалось больше века, чтобы осознать глубокие последствия событий 1066 г.: у английских простолюдинов – 90 % всего населения – не осталось собственных лидеров. Приобщившись к языку и культуре завоевателей, уцелевшая английская элита навсегда отгородилась от своих соотечественников.

Нет ни литературы, ни вождей, а шансы на выживание в вашей стране зависят от того, можете ли вы выучить язык захватчиков и разговаривать на нем. Ничего подобного никогда не случалось с другими западноевропейскими нациями. Если мы не обратим внимания на цену «входного билета» в правящие классы, установившуюся в Средние века, – а также на возможности, открывающиеся перед теми, кто мог и хотел заплатить эту цену, – мы упустим один из ключевых факторов, сделавших Англию такой, как она есть сейчас – не лучше и не хуже.

Французское влияние на английское законодательство

Вплоть до правления Генриха II в местных судах использовался и французский, и английский язык в зависимости от того, кто стоял перед судьей. Генрих изменил все, учредив Королевские ассизы – странствующие суды, которые должны были обеспечить быстрое отправление правосудия. В 1166 г. была принята Кларендонская ассиза (на латинском языке), где впервые появляется самый известный атрибут английского права – жюри, в которое избираются «двенадцать наиболее влиятельных рыцарей округи». Королевские ассизы оказались быстрыми и эффективными, так что они стали активно распространяться, причем делопроизводство в них велось всегда на французском языке. Таким образом, от поколения к поколению английские простолюдины, представ перед законом, получали явственное напоминание о том, что в собственной стране они стали гражданами низшего класса.

Генрих II (слева) лицом к лицу со своим могущественным архиепископом Томасом Бекетом. Из «Книги законов древних королей» (Liber Legum Antiquorum Regum). Британская библиотека, Cotton MS Claudius D. II, f.73

Король и Церковь

Единственным настоящим ограничителем королевской власти в средневековой Европе была Церковь. Генрих II считал, что нашел идеально покорного своей воле церковника в Томасе Бекете, англонормандце скромного происхождения, наделенном, однако, умом и талантом и сумевшем быстро подняться наверх в колониальной Англии. В 1162 г. Бекет стал архиепископом Кентерберийским. Но этот скромный функционер, заняв прочное положение в огромной общеевропейской организации, и не подумал повергать английскую церковь к ногам короля, а, напротив, стал защитником ее прав. В конце концов в 1170 г. у Генриха (как обычно находившегося в Нормандии) случился один из его знаменитых припадков ярости. Он орал: «Что за жалких трутней и предателей вскормил я на своей груди и в своем доме, почему они позволяют, чтобы какой-то низкорожденный священник так обходился с их господином?» В Кентербери тут же отправились четыре рыцаря и убили Бекета в его собственной церкви. Вся Европа ужаснулась, Генриха заставили принести публичное покаяние. Открытое столкновение в результате сложилось в пользу церкви.

Итогом этого эпизода стала могущественная и уверенная в себе английская церковь, тяготившаяся властью монарха и готовая (что было весьма необычно для Европы того времени) идти на союз с аристократией против короны. Сорок лет спустя этот фактор окажется решающим.

Слишком далекий остров

Генрих ввязался в политическую авантюру, которая будет веками оказывать отрицательное влияние на английскую политику. В 1169 г. валлийский пограничный лорд граф Пембрук по прозвищу Стронгбоу (Крепкий Лук) получил предложение принять участие в гражданской войне в Ирландии и в результате ряда успехов был уже, казалось, готов основать собственное англо-нормандско-ирландско-валлийское государство.

До того ни римляне, ни бритты, ни англосаксы, ни нормандцы не пытались завоевать Ирландию, но Генрих не мог этого стерпеть. Он самолично отправился в Ирландию в 1171 г. и потребовал принести ему феодальные клятвы, а затем назначил своего любимого четвертого сына Иоанна владетелем Ирландии. Теоретически Ирландия была завоевана еще до Шотландии и Уэльса, и Генрих собирался сделать Иоанна ирландским королем, если бы удалось привлечь на свою сторону папу римского. Однако местные ирландские короли оказали сопротивление, а Иоанн вызвал у всех ирландцев и нормандцев в Ирландии страшное возмущение, так что план пришлось оставить.

Тем временем старший сын Генриха Ричард восстал против отца с оружием в руках и совершал набеги на его французские владения, пока не был публично признан наследником (а частным образом проклят). В 1189 г. совершенно истощенный король, сумевший сделать Англию полностью французской, умер в своем настоящем отечестве, в Шиноне.

Дьявол на свободе

Ричард I писал стихи и на французском, и на нормандском наречии, умел читать по-латыни, но нет никаких свидетельств, что понимал по-английски, а не то чтобы говорить. Лишь семь месяцев своего десятилетнего правления он провел в Англии, которой пользовался только лишь как дойной коровой для Крестовых походов, распродавая королевские владения, чтобы наполнить золотом сундуки, в шутку приговаривая, что продал бы и сам Лондон, если бы только нашелся покупатель.

Когда все ресурсы короны закончились, чиновникам Ричарда пришлось вводить особые налоги и пошлины (таково современное историческое обоснование историй о Робин Гуде). Вскоре аристократия восстала против его низкорожденного местоблюстителя Гийома Лоншана. В 1191 г. Лоншан попытался покинуть страну, переодевшись бедной торговкой старьем. Его разоблачили после того, когда кто-то все же спросил, сколько стоит товар: канцлер Англии и епископ Эли не знал по-английски ни слова. Меж тем Ричард в ходе Крестового похода потерпел кораблекрушение и оказался в плену у императора Священной Римской империи. Император потребовал выкуп в 100 тысяч марок. Брат Ричарда Иоанн и французский король Филипп II предлагали 80 тысяч, чтобы оставить его в заточении, однако королевским чиновникам в Англии удалось найти полную сумму, так что его все-таки выпустили. 4 февраля 1194 г. Филипп послал Иоанну предупреждение: «Берегись, дьявол на свободе!»

Ричард, однако, простил Иоанна и последние пять лет своего правления занимался тем, что взимал с англичан еще больше налогов. После его смерти в 1199 г. Иоанн, который, будучи четвертым сыном, не мог иметь реальных шансов на престол, переправился через Ла-Манш с небольшой армией и провозгласил себя королем наполовину обанкротившейся Англии, хотя на самом деле первоочередные права на престол имел его несовершеннолетний племянник Артур Бретонский.

Дорога в Раннимид

Иоанн практически узурпировал власть, а Ричард оставил в наследство пустую казну, что ставило нового короля в слабое положение. Король Франции, используя Артура в качестве козыря, шантажировал Иоанна, требуя уступить территорию. Постепенно началась настоящая война, и, хотя Иоанн сумел похитить Артура (юноша впоследствии таинственным образом исчез), к 1204 г. он потерял все свои французские владения. Этот год можно считать датой появления чисто «английской» (Engleis) аристократии в Англии, которая, однако, по-прежнему говорила по-французски.

Схватка французской и англоимперской конницы в Бувине (1214). Фрагмент из «Больших французских хроник», Royal G VI f 343v

В течение десяти следующих лет Иоанн не оставлял попыток (предполагавших, как обычно, взимание налогов с англичан) вернуть свои утерянные французские земли. В 1214 г. он сделал ставку на решающую битву, союзником в которой стал император Священной Римской империи Оттон IV. Иоанн ограничился материальной поддержкой и не явился на эпохальную битву при Бувине. Тот день стал триумфом французской конницы и провозгласил рождение новой Франции, а также послужил предпосылкой одного из величайших событий в английской истории.

«Дорога из Бувина в Раннимид была прямой, короткой и неотвратимой».

Джеймс Холт

Когда европейские планы Иоанна потерпели крах, бароны при поддержке мощной и независимой английской церкви приперли его к стенке в Раннимиде в июне 1215 г. и заставили подписать документ, получивший известность как Великая хартия вольностей.

«По всему документу проходит мысль о том, что закон превыше короля и даже король не должен преступать его».

Уинстон Черчилль

Великая хартия вольностей

Многие параграфы Великой хартии вольностей связаны с позабытыми ныне финансовыми спорами между королем и знатью. Некоторые из них имеют для нас наибольшее значение.

1. Гарантируется, чтобы «английская церковь была свободна и владела своими правами в целости и своими вольностями неприкосновенными» независимо от короля. Этот первый параграф показывает, какую важную роль играла церковь в ограничении монархии.

14. Повышение налогов возможно только через «общий совет королевства», состоящий из крупных землевладельцев. Здесь уже виден зародыш будущего парламента.

20. Штрафы должны быть пропорциональными и налагаться только «на основании клятвенных показаний честных людей из соседей». Это радикальный шаг, показывающий, что незнатные люди тоже могли теперь свидетельствовать на суде.

39. Весьма важно, что «ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо [иным] способом обездолен, и мы не пойдем на него… иначе, как по законному приговору равных его [его пэров] и по закону страны».

56–59. Здесь речь идет о правах валлийцев и шотландского короля – они поддержали восстание против короля Иоанна. Помимо всего прочего, Великая хартия вольностей подтверждает, что Уэльс и Шотландия – отдельные государства.

60. «Все в нашем королевстве, как миряне, так и клирики, обязаны соблюдать [положения хартии], насколько это касается их в отношении к их вассалам»^[15]. Это подразумевает некую идею всеобщего правосудия для всех англичан.

Наконец, Приложение А было поистине радикальным: бароны и «община всей земли» имели право «ограничивать и стеснять» короля в случае, если он нарушит хартию. Впоследствии это право перешло к парламенту.

Хартия была составлена на латыни и сразу же переведена на повседневный язык английских баронов – французский: «Дано рукою нашею на лугу, который называется Раннимид». Письменного английского текста хартии не существовало до 1534 г. До этого времени, если вы (или ваши юристы) не умели читать на латыни или на французском, Великая хартия вольностей вас никак не касалась.

Иоанн совершенно не собирался соблюдать условия хартии. Первым делом он убедил папу ее аннулировать, а затем наводнил английские земли «наемниками с севера Франции». Бароны в ответ призвали короля Франции спасти Англию от нашествия иноземцев. Принц Людовик тут же выслал авангард рыцарей в Лондон в конце 1215 г., а на следующий год уже осуществил вторжение с основными силами, высадившись в Танете. Иоанн бежал в Винчестер, а Людовик был провозглашен (хотя и не коронован) королем Англии.

Враждующие стороны все еще воевали (главным образом война состояла из долгих осад – например, Рочестера и Дувра), когда Иоанн умер от дизентерии. Матвей Парижский, монах и хронист, подвел такой итог его правлению: «Ужасен ад, но с попаданием туда Иоанна он стал еще ужаснее».

Чужестранцы против натурализовавшихся

Сыну Иоанна Генриху было всего девять лет, когда в 1217 г. он стал королем и значительная часть Англии все еще была под контролем французов. Его престол спасла победа над Людовиком при Линкольне. Советники короля-мальчика быстро издали переработанный вариант Великой хартии вольностей. В 1225 г. Генрих, уже достаточно взрослый, чтобы править, снова утвердил ее – по собственной инициативе, в обмен на налоги. С этого времени Великая хартия вольностей приобрела характер конституционного Священного Писания – причем буквально, потому что епископы объявили, что тот, кто нарушит ее, будь то даже сам король, будет отлучен от церкви. Уникальная традиция, ведущая свое туманное происхождение со времен Этельреда и Кнута, была наконец зафиксирована на пергаменте: даже самому королю Англии нужно соблюдать закон.

При Генрихе III Англия стала еще более французской. Новое Вестминстерское аббатство (начало строительства – 1245 г.) было заложено в честь Эдуарда Исповедника, пригласившего себе на помощь людей, говоривших по-французски, и создавалось по образцу новейших французских соборов. Разнообразные родственники Генриха и их подручные беспрерывно переправлялись через Ла-Манш. В Англии началась гражданская война между враждующими группами французов, которые по-разному произносили французские слова, – вот почему в английском языке закрепились такие пары слов, как guardian / warden (страж) и gallop / wallop (мчаться). Родившихся в Англии французов, называемых словом natureus, возглавлял Симон де Монфор. У них было одно большое преимущество перед соперниками – estranges aliens: они могли разговаривать с местными жителями. И этим преимуществом они пользовались. Когда де Монфор заставил Генриха принять Оксфордские провизии (1258), по всей стране были разосланы письма, в которых объяснялась суть соглашения. Впервые с 1067 г. (и в последний раз на долгие годы) английский люд услыхал, как слова правителей зачитываются не только на французском, но и на английском языке.