Эпохи глобализации: география, технологии и институты

Геополитика и глобализация

С момента своего великого распространения из Африки и определенно еще до этого, в пределах самой Африки, человеческие группы сражались между собой за территорию и обеспечение базовых нужд своего выживания (включая воду, продовольствие, кров и минеральные ресурсы). Человеческая природа действительно была сформирована в плавильном котле соперничества за территорию, которое запечатлело в наших генах и наших культурах примечательную способность к кооперации внутри группы в сочетании с глубоко укоренившейся склонностью к конфликту и недоверию между группами (в соответствии с расовым, религиозным, языковым, национальным происхождением и другими признаками идентичности).

Начиная по меньшей мере со II тысячелетия до н. э. глобализация включала интенсивную геополитическую, экономическую и военную конкуренцию между соперничающими империями. Первый великий западный историк Геродот описывал конкуренцию между греческими городами-государствами и Персидской империей. С того момента глобализация подразумевала восхождение и падение борющихся между собой империй – Ассирийской, Македонской при Александре Великом, империй эпохи эллинизма, Рима, Персии, китайских династий, индийских империй, арабских халифатов, европейских империй, Советского Союза, Соединенных Штатов. Начиная примерно с 1600 года европейские империи устанавливали все больший контроль над другими частями мира, а в ходе индустриальной эпохи Британия и Соединенные Штаты стали глобальными гегемонами.

Одним из ключевых связующих звеньев между географией, технологиями и институтами является взаимодействие военных технологий с физической географией и политическими институтами^[13]. Отдельные эпохи глобализации отмечены технологическими новшествами в сферах транспорта, коммуникаций, энергии, производства продовольствия, здравоохранения, строительства и других областях, которые обычно предполагали существенные изменения военных технологий и баланса сил. Новаторы зачастую приобретали решительное, пусть и временное преимущество в военной силе, которое вело к тектоническим сдвигам глобального могущества с помощью завоеваний. Как правило, новшества рано или поздно попадают к неприятелям, в результате чего успех нередко решительно переходит от завоевателей к тем, кого они завоевывают.

Разумеется, военные технологии обладают множеством измерений и очень сложной структурой, включающей нападение и оборону, действия на суше, в воздухе и на море, легкое, тяжелое, а теперь и ядерное вооружение, тактику, логистику, транспорт, коммуникации, дезинформацию, психологическую войну и многое другое. Нам еще представится случай упомянуть некоторые из ключевых прорывных достижений в военном деле, которые способствовали началу новых эпох глобализации. Запряженные лошадьми повозки позволили городам Месопотамии превратиться в государства, а египетским царствам – объединить Верхний и Нижний Египет и контролировать их. Концентрированная пехота – фаланга – греков и римлян при поддержке кавалерии добивалась крупных побед в сухопутных сражениях. Македонскую фалангу наделяло мощью такое новшество, как сарисса – длинное копье, обеспечившее Александру решающее преимущество в ходе его азиатских завоеваний. Греческие и римские гребные галеры эффективно таранили неприятельские суда. Лучники степных регионов, рвавшиеся в бой верхом на лошадях, наносили фатальные удары по пехоте противников.

Спустя несколько столетий изобретение пороха в Китая привело к появлению мушкетов и другого огнестрельного оружия, которое, в свою очередь, решительно покончило с преимуществами лучников. Ствольная артиллерия, возникшая благодаря пороху, способствовала достижению впечатляющих успехов империй османов, монголов и Тимура. Когда атлантические державы, такие как Испания, Португалия, Голландия и Англия, успешно добавили мощь пушек к своим океанским кораблям, они смогли господствовать над океанскими торговыми маршрутами. Ранняя индустриализация Британии стала громадным стимулом для ее военной мощи благодаря пароходному военному флоту, массовому производству огнестрельного оружия и тяжелой артиллерии, пулеметам, логистике и транспорту при поддержке железных дорог и телеграфа, а в начале XX века – благодаря бронетранспортерам и танкам. Изобретение авиации в первом десятилетии XX века позволило осуществить первые воздушные бомбардировки уже в ходе первой Балканской войны в 1912 году, а затем, в гораздо больших масштабах, во время Первой мировой войны. Во время Второй мировой войны появились баллистические снаряды, а в 1945 году и атомная бомба.

Крупные изменения в военных технологиях почти неизбежно вели и к глубоким изменениям политических институтов – это постоянный мотив человеческой истории. Например, новые военные преимущества способствовали тому, что в более крупных империях нередко появлялись новые формы политического контроля, предназначенные для управления более крупным населением и территориями. Системы вооружений, требующие обширных государственных капиталовложений, дали преимущества более крупным государствам над более мелкими. Некоторые военные новшества, напротив, экономят издержки и тем самым оказывают относительную помощь более мелким и более бедным странам.

В начале XXI века мы опять вступаем в новую геополитическую эпоху. Могущество становится более размытым: это особенно заметно по тому, что к технологическому, экономическому и военному первенству Западной Европы и Соединенных Штатов теперь присоединяется Азия. Китай, Индия, Северная Корея и Пакистан являются ядерными державами. Новая эпоха цифровых технологий в целом способствует глобальной трансформации властных отношений, а одним из частных аспектов этого является появление новых форм кибервойны.

Примечательным моментом геополитики является то, насколько стремительными могут быть глобальные изменения. Империи восходят и рушатся с захватывающей скоростью. В 1914 году Британия по-прежнему правила всем миром. В 1960 году Британская империя, по сути, ушла в прошлое, а Советский Союз, казалось, бросает вызов Соединенным Штатам в борьбе за гегемонистское лидерство. Но к декабрю 1991 года с карты исчез и Советский Союз. В наше время восхождение Китая, быстрый рост Индии и стремительно растущее население Африки предвещают впечатляюще иной мир в XXI веке, и совершенно справедливы такие строки Боба Дилана:

 
Ведь последний теперь
Станет первым потом
В эти времена перемен.
 

Оглянуться на прошлое, чтобы увидеть будущее

Многим из этих решительных перемен положили начало технологические изменения, производившие новые нарушения баланса сил, которые, в свою очередь, вели к новым войнам. Такова реальность глобализации, которая должна быть принципиальным моментом для нашего исследования. Однако мы не можем позволить себе новой мировой войны. Имеющиеся у нас сегодня технологии подразумевают, что еще одна подобная война может стать концом нашего биологического вида.

Можно обратиться к мудрым словам президента Джона Ф. Кеннеди, который в своей инаугурационной речи 1961 года так определял нашу современную экзистенциальную реальность:

Сегодня мир является совершенно иным, ведь человек держит в своих смертных руках власть ликвидировать как все формы человеческой бедности, так и все формы человеческой жизни.

Так звучит и наша истина о глобализации. Мы не можем позволить себе те формы дестабилизации, которые имели место в прошлом, иначе мы потеряем все.

Помня об этом, я хотел бы, чтобы мы обратились к рассмотрению трех важнейших проблем нашего времени, когда мы бросаем ретроспективный взгляд на историю, чтобы обрести прозрения по поводу будущего. Во-первых, сможет ли наш мир в нынешнюю – седьмую – эпоху глобализации выбрать путь общего процветания, социальной инклюзивности и устойчивости окружающей среды? Этот вопрос можно назвать вызовом устойчивого развития. Во-вторых, как должно быть организовано глобальное управление в ситуации, когда англо-американская эпоха, вероятно, завершена и теперь мы находимся в подлинно многополярном мире? Этот вызов можно назвать вызовом многостороннего управления. В-третьих, возможен ли мир во всем мире, и если да, то на базе какой модели человеческого взаимопонимания и этики это можно осуществить? Эти вопросы можно называть вызовом универсальных ценностей.

Череда эпох глобализации расширила наше представление о мире и нашу взаимозависимость. Мы научились мыслить глобально. Понимая нашу общую историю и нашу общую уязвимость, мы можем осознать и наши общие интересы и ценности. Двигаясь этим путем, мы заодно сможем найти дорогу к общему процветанию и миру.

2
Эпоха палеолита
(70 тысяч – 10 тысяч лет до н. э.)

Эволюционное прошлое нашего биологического вида Homo sapiens прослеживается примерно до 6 млн лет назад, когда линия наших предков, высших приматов в Африке, разделилась на две ветви, одна из которых эволюционировала в современных людей, а другая – в сегодняшних шимпанзе и бонобо. Человеческий род Homo возник примерно 4 млн лет назад, когда биологические предки человечества стали ходить на двух ногах. Первое великое распространение гомининов^[14] из Африки произошло примерно 2 млн лет назад или даже раньше, когда ранние виды Homo покинули этот континент, направившись в Европу и Азию. Досовременные виды Homo, включая неандертальцев, денисовцев и других, развивались в Азии и Европе до появления там современных в анатомическом смысле людей. Останки охотников-гомининов, которые сотни тысяч лет назад пользовались каменными орудиями, были обнаружены на протяжении всей Европы и Азии. Это была подлинно первая глобализация, однако ее совершили не современные в анатомическом смысле люди.

Великий эволюционный прогресс рода Homo включал масштабное увеличение возможностей мозга, прежде всего его лобного отдела, используемого для мышления. Этот эволюционный процесс, известный как энцефализация, мог происходить по мере того, как ранние виды Homo обучались более совершенным способам охоты на дичь и приготовления мяса, что давало им заряд концентрированной энергии, которая могла питать более крупный мозг с чрезвычайно выросшей мыслительной способностью. Мозг гомининов представляет собой прожорливого потребителя энергии, не слишком отличающегося от энергоемких центров обработки данных крупнейших IT-компаний. Мозг современных в анатомическом смысле людей, или Homo sapiens, составляет примерно 2 % массы тела, однако он потребляет порядка 20 % нашей энергии обмена веществ.

Имеющиеся у нас убедительные доказательства предполагают, что Homo sapiens впервые возник в африканской саванне примерно 200 тысяч лет назад в начале периода, известного как средний палеолит, хотя необходимо подчеркнуть, что предположительная хронология продолжает меняться вместе с генетическими открытиями и обнаружением ископаемых останков^[15]. Как утверждает эволюционный биолог Э. О. Уилсон, принципиальные характеристики человеческой природы, включая нашу способность к внутригрупповой кооперации, которую он называет эусоциальностью, и наше недвусмысленно агрессивное отношение к внешним группам, формировались в африканской саванне как результат межгрупповой конкуренции за территорию и проистекавшего из нее естественного отбора на групповом уровне между соперничающими группами Homo sapiens. Люди эпохи палеолита жили небольшими группами собирателей, которые насчитывали, вероятно, 25–30 человек, в зависимости от сезона меняя свои стоянки, организованные вокруг костра^[16].

С точки зрения Уилсона, естественный отбор наделил людей поведенческими особенностями, включая язык и внутригрупповую кооперацию, которые вносили свою лепту в защиту стоянок. Подобно сообществам некоторых насекомых, но в отличие от других высших приматов, Homo sapiens стал эусоциальным, или высокосоциальным, существом. В то же время внутригрупповая социальность уравновешивалась агрессией в отношении внешних групп. Кооперация внутри отдельно взятой группы формировалась войной между группами. Таким образом, кооперация между людьми, крупный размер мозга, более значительное употребление в пищу мяса и общества охотников, организованные вокруг костра, развивались совместно, формируя нашу особую человеческую природу.

Первая эпоха глобализации

Согласно самым последним свидетельствам, Homo sapiens мог начать миграцию из Африки как минимум 180 тысяч лет назад, а возможно, и раньше, достигнув территорий вдоль Красного моря и, вероятно, средиземноморского побережья сегодняшнего Израиля^[17]. Однако эти первые группы мигрантов за пределами Африки, похоже, не выжили. Вторая волна миграции, известная как великое рассеяние из Африки, началась 50–70 тысяч лет назад. На сей раз человеческие группы выжили и продолжили мигрировать и распространяться по всему свету. В ходе этого великого рассеяния люди перебрались через Красное море в Аравию и пересекли узкий сухопутный перешеек между Египтом и восточным побережьем Средиземного моря. Из Аравии и Леванта первые люди распространились по Азии и Европе, появившись на территории последней примерно 45 тысяч лет назад. На своем пути они встречали других гомининов – ныне вымерших неандертальцев и денисовцев.

На рис. 2.1 в обобщенном виде представлена одна из недавних теорий великого рассеяния из Африки. Эта схема демонстрирует приблизительное время появления представителей современного вида человека на Ближнем Востоке 50–60 тысяч лет назад, в Европе и Австралии – примерно 45 тысяч лет назад, а на Американском континенте – примерно 15 тысяч лет назад^[18]. Вокруг точной датировки рассеяния по-прежнему ведутся горячие споры специалистов, при этом собственные мнения высказывают генетики, антропологи, археологи и представители других дисциплин, представляя соответствующие доказательства и методы. По-прежнему остаются базовые вопросы относительно того, имело ли место одно главное рассеяние или их было несколько, возвращалось ли в Африку какое-то количество потомков покинувших ее людей и как и где именно современные люди за пределами Африки встречались с другими гомининами.

* Один из вариантов дрейфа генов, при котором происходит снижение и смещение генетического разнообразия при заселении малым количеством представителей данного вида новой территории; термин ввел американский биолог Эрнст Майер. – Прим. пер.

РИС. 2.1. Распространение людей в период палеолита

ИСТОЧНИК: Brenna M. Henn, L. L. Cavalli-Sforza, and Marcus W. Feldman, “The Great Human Expansion”, Proceedings of the National Academy of Sciences 109, no. 44 (2012): 17758–64. doi:10.1073/pnas.1212380109.

Когда около 45 тысяч лет назад люди появились в Австралии, эти пришельцы-собиратели вскоре истребили в результате охоты многих представителей мегафауны – крупных животных, весивших более 44 килограммов^[19]. Вскоре после появления людей было уничтожено примерно 85 % крупных млекопитающих Австралии, а также значительное количество птиц и рептилий. В настоящий момент идет спор о том, было ли единственной причиной этого уничтожения массовое убийство животных людьми либо оно стало результатом охоты в сочетании с изменением климата. Недавние свидетельства возлагают основную, если не всю, вину на людей^[20].

На Американском континенте то же самое произошло примерно через 33 тысячи лет. Появление собирателей, прибывших через Берингов перешеек, внесло свой вклад в истребление шерстистых мамонтов, мастодонтов, гигантских ленивцев-шаста, саблезубых кошек и, что повлекло за собой наибольшие последствия, диких лошадей. В этих случаях истребления животных в Америке, вероятно, сошлись вместе чрезмерная охота и климатические изменения. В случае дикой лошади и шерстистого мамонта наиболее вероятной причиной уничтожения было то, что люди охотились на этих животных ради мяса. На исчезновение саблезубых кошек человек мог повлиять косвенным образом – отчасти его причиной могло быть то, что это животное оставалось без своей добычи, так как люди тоже занимались охотой и поиском пищи. Другие представители мегафауны, такие как мастодонт и гигантский ленивец, могли подвергнуться уничтожению не от рук людей-охотников, а из-за внезапного наступления холодного периода, известного как молодой дриас, который произошел ближе к концу плейстоцена, 12900–11700 лет назад, прямо накануне голоцена.

Истребление дикой лошади было сокрушительным ударом по популяциям американских индейцев^[21]. Оно означало, что коренные американцы не смогут воспользоваться невероятными преимуществами лошадей для транспортировки и гужевой тяги на протяжении десяти тысяч лет. В следующий раз коренные народы Америки встретятся с лошадью только с прибытием европейских завоевателей верхом на конях, но к тому времени уже было слишком поздно. Европейцы появились в Америке, обладая ошеломляющим превосходством в военной силе, одной из составляющих которого были лошади, а также принесли с собой патогенные организмы Старого Света, которые поражали туземцев, что и позволило небольшому количеству европейцев подчинить гораздо более крупные коренные популяции.

Кроме того, представляется вероятным, что появление Homo sapiens вело к стремительному истреблению неандертальцев и денисовцев – наших ближайших родственников. На протяжении примерно десяти тысяч лет, приблизительно 40–50 тысяч лет назад, Homo sapiens и неандертальцы сосуществовали в Европе и Азии. Приблизительно 40 тысяч лет назад неандертальцы вымерли, однако точная датировка и причины этого остаются загадкой. Не исключено, что Homo sapiens стал более конкурентоспособным видом, чем неандертальцы, либо в прямом соперничестве – в схватках за территорию, либо в косвенном, добившись более существенных успехов в охоте и собирании пищи, что лишило неандертальцев пропитания – экологи подобный процесс называют конкурентным вытеснением. Имевшиеся у неандертальцев умственные способности и адаптивные навыки позволяли им выживать на протяжении сотен тысяч лет. Точная природа преимуществ Homo sapiens непонятна, однако к ним могли относиться языковые навыки, более умелое обращение с огнем, более значительный потенциал кооперации или другие характеристики. Однако многое по-прежнему является неопределенным.

Между тем сейчас уже понятно, что Homo sapiens и неандертальцы скрещивались между собой. Гены неандертальцев вошли в человеческий геном у популяций, живших за пределами Африки, которые встречались с европейскими и азиатскими популяциями неандертальцев. От последних наследовано примерно 2 % генома современных жителей Евразии. Точно так же примерно 5 % генома коренных австралийцев унаследовано от денисовцев, а кроме того, они передали некоторые гены тибетцам, которые явно встречали денисовцев на Тибетском нагорье^[22]. Даже несмотря на то, что сохранился всего один вид рода Homo – Homo sapiens, – мы в буквальном смысле являемся заодно и воплощением наших далеких предков.

Культурная акселерация

В ходе последнего ледникового периода, который ученые, занимающиеся науками о Земле, называют верхним плейстоценом, Homo sapiens жили небольшими группами близких родственников. Основой экономики были охота и собирательство кочевого типа. Плотность населения неизбежно была низкой – возможно, она составляла порядка одного человека на квадратный километр. В ходе долгого промежутка этой кочевнической жизни, продолжавшегося примерно 50 тысяч лет, человеческие общества проделали совокупную биологическую и культурную эволюцию.

Согласно современным данным, примерно в это время произошло великое ускорение в культурном развитии человека – переход от среднего палеолитического периода к верхнему. Антропологические данные предполагают, что в этот момент возникли искусство, язык и религиозные практики или по меньшей мере произошел огромный прогресс подобных культурных практик. Частичный список значимых достижений, датируемых приблизительно этим временем, включает стоянки и поселения, ямы для хранения припасов, пещерные изображения и петроглифы, резные фигуры, рыболовство, использование новых материалов, таких как кость, более разноплановое изготовление инструментов, нательные украшения и обмен ценными предметами на дальние расстояния.

Причины этой революции в культуре остаются неизвестными и дискуссионными^[23]. Некоторые специалисты в области нейронаук выдвигают гипотезу, что появление языка и другие культурные прорывы зависели от биологических изменений в строении нервной системы человека – иными словами, от эволюционного изменения человеческого вида^[24]. Другие ученые оспаривают этот вывод, утверждая, что революция верхнего палеолита была, по сути дела, культурной, а не биологической, и проводят аналогию с более поздней неолитической сельскохозяйственной революцией, которая будет описана в следующей главе. Скорее всего, неолитическая революция произошла под влиянием культурного и экологического факторов, а не каких-либо биологических изменений людей.

Вне зависимости от того, какими были причины этих процессов, в верхнем палеолите человечество достигло определенной степени «современности» с точки зрения языка, религии и других аспектов культуры. Человеческие культуры стали успешно развиваться. Количество людей увеличивалось, что могло быть и причиной, и следствием культурных изменений. Из-за более высокой плотности населения могла возрастать конкурентная борьба за выживание между соперничающими группами. Эта усилившаяся конкуренция, в свою очередь, могла ускорить культурную эволюцию в направлении внутригрупповой кооперации. В то же время культурные прорывы вели ко многим другим достижениям. Человеческие миграции добирались до новых регионов, включая крайний север Евразии, и в конечном итоге примерно 14–16 тысяч лет назад люди пересекли Берингов перешеек или прошли по тихоокеанскому побережью Берингии в Северную Америку^[25].

Можно с определенной уверенностью утверждать, что величайшим «технологическим» прорывом верхнего плейстоцена был язык. Он породил невероятно более сложную социальную жизнь, память общества о культурных достижениях, передаваемую из уст в уста от одного поколения другому, и увеличивающееся разделение труда внутри общества. Одним словом, язык обеспечил основу для высокой внутригрупповой социальности, сложных культур, достижений в области прикладных компетенций и передачу знаний из поколения в поколение – все это с тех пор и определяло специфику нашего биологического вида.