Безумие толпы. Как мир сошел с ума от толерантности и попыток угодить всем

Природа vs. воспитание и необходимость того, чтобы «быть рожденным таким»

Как бы там ни было, современный мир начал укрепляться в системе ценностей, родившейся из спора «природа или воспитание?».

Природа – или «встроенные» свойства – это что-то, что люди не могут в себе изменить и, следовательно, что-то, за что их нельзя осуждать. Воспитание – или «приобретенные» свойства – с другой стороны, может осуждаться и требовать осуждения, включая моральное. Неизбежным образом такая система мышления будет подталкивать возможно «приобретенное» в категорию «встроенного», не в последнюю очередь для того, чтобы вызвать сочувствие к людям, проблемы которых на самом деле могут иметь «приобретенное» происхождение.

К примеру, если человек является алкоголиком или имеет наркотическую зависимость, люди будут склонны считать, что в этом – его неудача, и для ее преодоления нужно научиться владеть собой. Эта неудача – результат его собственной слабости, неумения расставлять приоритеты и в целом моральной распущенности. С другой стороны, если человек не может исправить свое поведение, то его нужно не винить, а рассматривать как жертву обстоятельств, которой он и является. Беспробудный пьяница может быть головной болью для всех окружающих, однако, если утверждается, что он родился со склонностью к алкоголизму – или даже имеет некий «ген алкоголика» – его можно увидеть в ином свете. Вместо критики он получит всякого рода сочувствие. Если бы алкоголизм был приобретенным свойством, этого человека воспринимали бы как слабого или даже плохого. В целом мы, современные люди, с большим сочувствием относимся к поведению, которое не может поддаваться изменению, но мы все еще довольно критичны или находим сомнительным стиль жизни, который считаем свободным выбором человека – особенно если это поведение причиняет неудобства окружающим. Гомосексуальность могла бы восприниматься как неудобство для общества с репродуктивной точки зрения, и поэтому вопрос о том, что она из себя представляет, является вполне обоснованным.

Единственный фактор, повлиявший на изменение мнения западного общества о гомосексуальности – это решение, что гомосексуальность является «врожденным», а не «приобретенным» свойством. Некоторые – главным образом консервативные, религиозные люди – продолжают отстаивать противоположную точку зрения по этому вопросу. Например, некоторые из них все еще описывают гомосексуальность как «выбор» – намекая таким образом, что гомосексуалы сами выбрали то, какими их «запрограммировали».

В некоторых странах те времена, в которые такая точка зрения являлась преобладающей, приходились на периоды действия репрессивных законов против гомосексуальной активности. В них существует понятное стремление отвергать гомосексуальность как выбор и поощрять признание гомосексуальности как «врожденное» свойство. Как сказала бы Леди Гага, эти люди «были рождены такими».

Фактически гомосексуальность считалась морально приемлемой в течение слишком короткого промежутка времени и в слишком маленьком числе стран для того, чтобы делать о ней далеко идущие выводы, не говоря уже о том, чтобы выстроить вокруг нее моральную теорию. Несомненно, вопрос о врожденности гомосексуальности или о гомосексуальности как о свободном выборе – «встроенность» или «приобретенность» – имеет глубокое влияние на сочувствие, которое люди готовы выразить по этому поводу. Если люди «выбирают» быть гомосексуалами – или если это вид поведения, которому они научились – тогда, должно быть, есть какой-то способ разучиться быть таковыми или даже преподнести это в таком свете, что никто бы не захотел становиться таковым по своей воле.

Идея о том, что гомосексуальность является не предметом свободного выбора, а вместо этого люди «были рождены такими», в последнее время получает много ненаучной стимуляции. Присутствие в жизни каждого из нас все большего количества открытых геев означает, что утаивание своей ориентации становится все менее популярным. В то же время истории знаменитых геев – в частности страх, травля и дискриминация, которые им довелось испытать – однозначно убедили многих людей в том, что никто по своей воле не выбрал бы это. Какой ребенок захотел бы подвергаться нападкам сверстников за то, что он гей? Какой взрослый человек захотел бы усложнить таким образом свою и без того сложную жизнь?

Похоже, дух времени укрепился в понятии «были рождены такими» – пусть и избегая признания того факта, что наука пока не готова подтвердить теорию Леди Гаги.

В области эпигенетики была проведена восхитительная работа по поиску генов, которые могли быть связаны с пробуждением в человеке гомосексуальности. Последняя работа была сосредоточена на метильных группах, добавленных к молекулам генов. В 2015 году ученые из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе объявили, что обнаружили форму модификации ДНК, части генома которой различались у гомосексуального и гетеросексуального из двух братьев. Но это исследование было небольшим и в результате было оспорено, несмотря на все надежды и громкие заголовки, которые оно породило. Был также проведен ряд похожих исследований, и все они были безрезультатными.

Пока что «гомосексуальный ген» остается неуловимым. Это не означает, что однажды он не будет найден. О многом говорят распри, которые идут вокруг него. В целом христиане-фундаменталисты и многие другие хотели бы, чтобы «гомосексуальный ген» не был бы найден, поскольку обнаружение его могло бы серьезно пошатнуть их картину мира («Бог делает людей геями?») и повлияло бы на их позицию в этом вопросе. Люди гомосексуальной ориентации, с другой стороны, конечно, заинтересованы в том, чтобы этот ген был обнаружен, поскольку это могло бы навсегда оградить их от любых намеков на то, что их гомосексуальность – приобретенное поведение. Поэтому работа продолжается – главным образом сфокусированная на парах близнецов, ориентация которых, что любопытно, идентична, если идентичны сами близнецы.

Возможно, стоит уделить больше внимания вопросу о том, что произойдет, если все окажется так, как того хотят ярые поборники идеи о «гене гомосексуальности». Не все предзнаменования – добрые. Несколько лет назад исследователь в области нейронауки Чак Роселли из Орегонского университета науки и здоровья провел исследование над самцами овец, которые предпочитали спариваться с такими же самцами, а не с самками. Когда об его исследовании стало известно широкой аудитории (вследствие того, что благотворительные организации, защищающие права животных, в своих целях привлекали внимание к этому вопросу и подначивали гей-активистов), было объявлено, что исследование было направлено на евгенические попытки искоренить гомосексуальность среди людей. Десятки тысяч электронных писем и жалоб, требующих увольнения Роселли, переполняли почтовый ящик его работодателя, а известные геи и лесбиянки, включая известную теннисистку Мартину Навратилову, критиковали его через медиа. Не ожидалось, что исследование овец приведет к такому результату^[33]. Однако если люди реагировали таким образом на исследование гомосексуальности овец, что же будет, когда обнаружат ген гомосексуальности у людей? И если такой ген будет обнаружен, будет ли родителям позволено редактировать ДНК своих детей? Какие будут обоснования для того, чтобы запретить им это?

Накал страстей, окружающий каждый аспект генетических исследований в этой области, является причиной, почему другие аспекты гомосексуальности были так мало изучены. К примеру, практически не было исследовано то, какую роль играет гомосексуальность в ходе эволюции, если вообще играет. В 1995-1996 годах американское и британское академические сообщества вступили в дискуссию по этому поводу^[34]. Гордон Г. Гэллап из Университета штата Нью-Йорк в Олбани и Джон Арчер из Университета Центрального Ланкашира публиковали свой обмен мнениями в академическом издании. Он был посвящен обсуждению того, является ли негативное отношение к гомосексуальности частью процесса естественного отбора или же предубеждением, распространяемым в культуре. Этот увлекательный спор выстраивался вокруг утверждения Гэллапа о том, что «в самом примитивном виде родители, которые выказывали озабоченность сексуальной ориентацией своего ребенка, могли оставить после себя больше потомков, чем те, которые демонстрировали безразличие». Также Гэллап утверждает, что то, что известно нам как гомофобия, могло быть следствием родительской обеспокоенности тем, что раскрывшаяся сексуальная ориентация их ребенка могла быть усвоена под чьим-то влиянием. Двумя примерами этого заявления может послужить, например, тот факт, что гомосексуалы, задействованные в работе, подразумевающей близкий контакт с детьми, вызывают беспокойство, а также то, что родители повзрослевших детей уже не так тревожатся о том, будут ли те проводить много времени среди гомосексуальных людей.

Все, ничего или часть этого может оказаться правдой. Данные, на которых Гэллап основывал свои утверждения, были собраны несколько десятков лет назад, когда отношение к гомосексуальности было – как мы уже видели – совсем не таким, какое оно сегодня. Что интересно, исследования о том, какую эволюционную роль гомосексуальность играла или не играла, в чем могла состоять ее эволюционная задача и чем, с точки зрения эволюции, объяснялась подозрительность большинства к гомосексуалам, испарились из соответствующих областей исследований в биологии. В частных беседах некоторые биологи готовы согласиться, что это – неудача их науки. Однако воды, окружающие эту тему для исследования, на сегодняшний день столь глубоки и столь опасны, что академики, рассчитывающие сохранить работу в университете, предпочитают не связываться с ней. Если мы уже решили для себя, какие ответы мы не хотим получить – и с какими не можем смириться – то, кроме разве что любви к истине, смысла задавать вопросы нет.

Философское замешательство

Если ученые не способны или не хотят отвечать на вопрос о происхождении гомосексуальности, то ответ стоит поискать где-то еще. Как правило, в таких случаях можно обратиться к философии. Но ничего нового касательно этой темы в философии не обнаруживалось уже много лет. Если точнее, то уже даже пару тысяч лет.

Аристотель лишь вскользь упоминает гомосексуальность в своей «Никомаховой этике». Он включает гомосексуальность в список, который мало кому понравился бы сегодня. В своем описании «нездоровых» и «патологических» состояний в 7-й книге «Никомаховой этики» он говорит о таких обычных ситуациях, когда одна женщина вскрывает беременный живот другой женщины и пожирает ребенка, или когда человек приносит в жертву и поедает свою мать, или когда раб поедает печень другого раба. Такое поведение Аристотель считает следствием «болезни», включающей «безумие». Но другие состояния происходят из «привычки» – например, выдирать волосы, грызть ногти и предаваться гомосексуальным связям. Или содомии. Возможно, педерастии. Есть некоторые разногласия по поводу того, что именно Аристотель имел в виду (сбивают с толку его противоречивые взгляды на природу однополых отношений). Но если мы возьмем за основу воззрения Аристотеля на гомосексуальность, то поразительным будет то, что его позиция в III веке до нашей эры аналогична позиции Американской ассоциации психологов и Королевского колледжа психиатров в XXI веке. Он считал, что гомосексуальность – свойство, которое является врожденным у одних людей, а у других – следствием «условий жизни». Единственная разница состоит в том, что достоверный источник в XXI веке вряд ли приведет в качестве примера то, что Аристотель назвал «условиями жизни». Он приводит пример: «Как у тех, кто с детства подвергался насилию»^[35].

Более современные философы так же, как и Аристотель, не смогли подобраться к корню проблемы. На сегодняшний день Мишель Фуко является одним из самых цитируемых западных философов^[36]. Даже с учетом той репутации достоверности и неприкосновенности, которую он приобрел, в одной из наиболее известных и влиятельных своих работ – «История сексуальности» (1976) – его взгляды на гомосексуальность довольно запутанные. Фуко подчеркивает, что говорить о гомосексуалах так, будто они являются какой-то особой группой, с точки зрения истории неверно. Те люди, которых обвиняли в гомосексуальных действиях в прошлом, не являлись некой обособленной категорией людей – такой, какой их начали видеть в XIX веке. Как пишет Фуко, говоря об изменении, произошедшем в XIX веке, «содомит считался временным отклонением; гомосексуал стал отдельным видом»^[37].

Не считая того, что Фуко выпала возможность распространить и дальше свои взгляды на власть и секс, его мнения о гомосексуальности весьма спорны. Временами кажется, что он считал ее роль центральной для идентичности человека. В других фрагментах (даже в рамках той же работы) он видел ее незначительной. Те, кто пришел ему на смену, кто цитировал его и стал его последователем, использовали гомосексуальность – как и все остальное – в качестве возможности создать групповую идентичность в противовес гетеросексуальной норме. Последователь Фуко в Массачусетском технологическом институте, Дэвид Халперин, произнес однажды знаменитую фразу: «Не бывает неидеологического оргазма»^[38]. Эта цитата, помимо того, что предполагает уныние в постели, также указывает на то, что люди, которые смотрят на гомосексуальность через такую призму, делают шаткие построения на зыбкой почве.

Одна из немногих вещей в работе Фуко, которая кажется очевидной – это то, что он, похоже, сам понимал, что сексуальная идентичность не является хорошей основой для построения формальной идентичности. Действительно, ближе к концу последнего тома «Истории сексуальности» он дивится тому, как что-то, что веками считалось разновидностью какого-то «безумия», должно было стать центральным элементом нашей «ясности», и что наша «идентичность» должна теперь стать источником того, что раньше «воспринималось как непонятное и безымянное побуждение». Секс стал, как он утверждает, «более значимым, чем наша душа, почти более значимым, чем наша жизнь». Сделка Фауста, «искушение которого было привито нам», заключается в том (как он утверждает), чтобы «обменять жизнь во всей ее полноте на секс как таковой, на правдивость и суверенность секса. Секс стоит того, чтобы за него умереть»^[39]. Несмотря на то, что его последователи, похоже, считали иначе – и несмотря на то, что Фуко не слишком глубоко погрузился в эту тему – кажется, будто и он заметил, какое непрочное основание для построения идентичности представляет собой секс и даже сексуальная ориентация.

Геи vs. квиры

Несмотря на все это, сегодня гомосексуальность является одним из основных элементов для построения идентичности, политики и «политики идентичности». ЛГБТ теперь является одной из групп, о которой привычно говорят и к которой обращаются мэйнстримные политики – как если бы те действительно представляли собой некое расовое или религиозное сообщество. Это – форма абсурда. Даже на своих собственных условиях эта композиция крайне неустойчива и противоречива. У геев и лесбиянок нет практически ничего общего. Прозвучит довольно примитивно, но геи и лесбиянки не всегда состоят в теплых отношениях друг с другом. Геи часто характеризуют лесбиянок как не обладающих вкусом и занудных. Лесбиянки часто называют геев глупыми и инфантильными. Эти группы не представляют интереса одна для другой и нечасто пересекаются в местах проведения досуга. Есть места, где геи подыскивают себе партнеров, есть места, где лесбиянки подыскивают себе партнерш, но в течение десятков лет с момента обретения гомосексуалами прав практически не было мест, где геи и лесбиянки собирались бы на постоянной основе.

Геи и лесбиянки в то же время известны большой долей подозрения к тем, кто называет себя бисексуалами. Представители категории «Б» в аббревиатуре «ЛГБТ» – источник периодических всплесков тревоги в гей-медиа. Но бисексуалы продолжают восприниматься не столько как часть того же «сообщества», сколько как предатели в его рядах. Геи склонны верить, что мужчины, называющие себя «би», на самом деле – геи, отрицающие свою природу («Сейчас – би, потом – гей»). И в то время как женщина, которая время от времени спит с женщинами, вызывает повышенное внимание у гетеросексуальных мужчин, немногие женщины положительно относятся к партнерам-мужчинам, которые спят с другими мужчинами. Вопрос о том, какое отношение все эти люди – геи, лесбиянки и бисексуалы – имеют к людям, которые пытаются изменить пол, мы зададим в следующей главе.

Имеет смысл держать в уме все эти внутренние трения и противоречия, когда речь заходит об ЛГБТ-сообществе и когда кто-то пытается использовать его в своих политических целях. Даже за каждой буквой этой аббревиатуры стоит еле существующее сообщество. И у каждого сообщества нет практически ничего общего с другим. До декриминализации гомосексуальности в 1960-х ситуация, возможно, была немного другой. Но сегодня «Л» не нуждается в «Г», «Г» наплевать на «Л», а оба «Л» и «Г» могут объединиться в своей подозрительности к «Б». И ведутся большие споры о том, является ли категория «Т» такой же, как другие, или скорее представляет собой оскорбление для них. Никто не знает, откуда все это происходит. Однако это остается средством, с помощью которого люди готовы идентифицировать большие группы населения и строить одно из определяющих обоснований для либерального общества.

Неудивительно и то, что объединение людей со столь разнящимися взглядами и происхождениями может иметь серьезные трения внутри каждого из движений. От истоков гей-активизма до сегодняшнего дня всевозможные причины для раздора все еще существуют. Все сводится к вопросу, который так и не получил ответа, а именно – являются ли геи точно такими же, как все другие люди, за исключением одной-единственной характеристики? Или делает ли эта характеристика совершенно непохожими на все остальное общество? Есть два противоположных взгляда на этот вопрос.

Одного взгляда придерживаются те, кто считает, что геи являются – и должны быть – как все. Они завоюют любые и все недостающие им права, продемонстрировав, что ничто не отличает их от их гетеросексуальных друзей и соседей. Как и гетеросексуалы, геи могут жить в домах с красивым белым заборчиком, могут жениться, состоять в моногамных отношениях и в конце концов обзаводиться детьми и растить их. По сути, они могут быть добропорядочными. Это как минимум один из вариантов, изложенный в таких работах, как книга Хантера Мэдсена и Маршала Кирка «После бала. Как Америка преодолеет свой страх и ненависть к геям в 90-е» (1989)^[40]. Но такие работы, проповедующие геям путь к принятию обществом через нормализацию, всегда находит противодействие со стороны другого элемента того же предполагаемого «сообщества».

Эта сторона может быть описана (и самоописана) не как «геи», а как «квиры». Это была – и есть – группа людей, которая считает, что влечение к людям своего пола означает нечто большее, чем влечение к людям своего пола. Эта группа людей считает, что влечение к своему полу должно стать только началом огромного пути. Первым шагом к тому, чтобы не просто научиться жить, но и нарушать привычные правила жизни. В то время как геи могут хотеть просто быть принятыми в обществе, квиры хотят, чтобы их воспринимали как принципиально отличающихся от всех остальных, и стремятся к разрушению того порядка, к которому пытаются приспособиться геи. Это – редко замечаемое, но центральное для сообщества разделение, существующее столько, сколько существует сама гей-идентичность.

В начале гей-революции были такие люди, которые ратовали за создание объединенного «фронта освобождения», которые мог бы увязать «гей-фронт освобождения» с другими движениями. Под влиянием таких активистов, как Джим Фуратт, альянсы расширились (и в то же время не были ограничены) до таких национальных движений, как «Черные пантеры», и зарубежных – вьетконговцы, режим Мао в Китае, режим Кастро на Кубе и другие. Тот факт, что эти движения заявляли вслух о своей варьирующейся степени вражды с гомосексуалами (в маоистской Китае, к примеру, были готовы публично кастрировать «сексуальных дегенератов»), был просто одним из противоречий, которое необходимо было принять. Движение за права геев идентифицировало себя с движениями, которые не просто были революционными, но и противопоставляли себя обществу, в которое оно стремилось быть принятым^[41]. В каждое последующее десятилетие начиная с 1960-х это разделение воспроизводится в гей-сообществе.

Во время эпидемии СПИДа в 1980-е стала нарастать существенная (и понятная) радикализация среди геев Европы и Америки. Группы вроде «Act Up» заявляли, что их избранные представители делали недостаточно для того, чтобы распознать невероятное страдание, которое появилось с распространением «чумы». Такие группы переходили к прямым действиям, но другие «геи» ощущали, что это происходило за счет движения в целом. В одной важной книге, вышедшей в начале 1990-х, американский автор Брюс Боуэр, сопротивляясь поглощению движения за права геев «квирами», вспоминал «бескомпромиссные» настроения групп вроде «Act Up». В книге «Место за столом» он вспоминает ответ на письмо, критиковавшее методы, используемые группой, в ныне несуществующем гей-еженедельнике «0W»: «Ты, ненавидящий себя, лицемерный, дезинформированный кусок говна, – говорилось в одном из типичных ответов. – Ты – позор для всей квир-нации»^[42]. Что такое «квирнация»? Был ли у нее лишь один голос и лишь одна цель? Стремилась ли она к обособленной жизни или к такой же, как у всех? Тогда, как и теперь, на этот вопрос не было ответа. Были ли геи такими же, как все, или же они были группой иных людей, которые хотели осознанно и намеренно отделиться как город-государство, если и вовсе не как гейнация, сами по себе?

«Геи» и «квиры» пребывали в конфликте в течение всех 1990-х. В Британии те, кто стремился к тому, чтобы пользоваться продолжительным принятием и уважением, были в ужасе от действий таких групп, как «Outrage». В пасхальное воскресенье 1998 года Питер Тэтчелл и другие члены его группы атаковали кафедру Кентерберийского собора, прервав пасхальную проповедь архиепископа Кентерберийского и начав размахивать плакатами с надписями об отношении английской церкви к правам геев. Был ли это разумный способ выдвинуть права геев на передний план, или же это несло в себе риск оттолкнуть людей, напуганных явным «фундаментализмом» этих геев? Такие же споры возникли (и в некоторой степени еще продолжаются) повсюду. Законопроект, созданный в противовес закону о запрете дискриминации геев, предлагался, но не принимался в штате Нью-Йорк в течение 21 года. Один из тех, кто над ним работал, сказал в 1992 году, что «многие законодатели контактировали с гей-сообществами во время яростных столкновений», таких, как то, когда члены радикальной группы «Queer Nation» «совершала шествие с чучелом лидера сенатского большинства Ральфа Дж. Марино», которое затем сожгла. Другие группы продвигали свои интересы более эффективно, избрав более «мягкий» подход^[43].

Но радикальные настроения сохранялись. Как сохранялся и раскол между геями, которые хотели равенства, и геями, которые использовали свою сексуальную ориентацию в качестве первого шага к разрушению старого порядка или формированию нового общества. Редко когда это демонстрировалось более открыто, чем во время «марша на Вашингтон» 25 апреля 1993 года. Планировалось, что этот марш сделает для прав геев то же, что сделал марш Мартина Лютера Кинга для движения за права человека тремя десятилетиями ранее. Но марш 1993 года превратился в хаос, включивший в себя «неприличных комиков» и «огнедышащих радикалов, которые говорили лишь от лица небольшой части гей-сообщества». По словам Бауэра, все выглядело так, будто «организаторы марша задумали подтвердить самые ужасные стереотипы о гомосексуалах»:

«Я все продолжал сравнивать этот марш с маршем на Вашингтон 1963 года, проведенным в защиту прав чернокожих. По этому случаю Мартин Лютер Кинг-младший произнес главную речь своей жизни и заставил проникнуться не только своих последователей, но и каждого добросовестного американца пониманием серьезности своей миссии и верности своих действий. Он не призывал к революции, не осуждал американскую демократию и не стоял на одной сцене со стендап-комиками… В тот день в 1963 году он озвучил видение расового равенства, поразившее сознание Америки, пробудив все лучшее в своих последователях и воззвав к наиболее добродетельным качествам своих противников»^[44].

И это – другой аспект движения за права геев, который продолжает беспокоить. Как писал в 1990-х годах Эндрю Салливан, другой писатель-гей: «Посетите любой марш за права геев, и вы увидите невозможность объединения в согласованную группу: такие попытки всегда подрываются иронией, эксгибиционизмом или безответственностью»^[45].

На почти каждой современной демонстрации за права геев – главным образом на «гей-прайдах», проводимых по всему миру – призыв к равенству перед законом (на данный момент достигнутому в большинстве европейских стран) перемешан с вещами, которые заставляют краснеть как гомосексуалов, так и гетеросексуалов. Нет ничего плохого в том, чтобы люди получали удовольствие от своих фетишей у себя дома за закрытыми дверями. Но не обязательно быть ханжой, чтобы считать, что колонны людей, одетых в фетиш-одежду на таких протестах, отталкивают своих видом от любой из тех целей, которые они преследуют. Если бы участники движения за права чернокожих нарядились так, их правоту было бы проще игнорировать.

Но геи не будут загнаны в угол. Ни самостоятельно, ни кем-либо еще. Среди тех, кто призывает к равенству, всегда будут люди, путающие эксгибиционизм с активизмом, считающие, что никто до конца не свободен и не равен, пока не обладает правом надеть собачий ошейник и поводок и идти на четырех конечностях, сопровождаемый «хозяином», по полной людей улице. Либеральный мыслитель вспоминает празднование «священного дня» «Стоунволла» и то, как оно проходило в 1990-е. Как «суровые геи-политики» проходили мимо тех, кто призывал к гражданским правам, а за ними следовали танцующие эротические танцы «молодые мужчины с голыми торсами», женщины с обнаженной грудью, фетишисты, облаченные в кожу, фетишисты, бичующие друг друга посреди улицы, и их слоганы: «анальная гордость», «вагинальная гордость». Оправданием этому (как, среди прочих, заявила интерсекциональный социолог Арлен Стайн) служило то, что, если бы геи выглядели как все, они бы исчезли. Только будучи кричащими и заметными, они могут быть уверены, что этого не произойдет. Стайн завершила эти слова тем, что назвала себя, помимо прочего, «сэкспертом». Это – тот титул, который, по словам Бермана, «хотел бы носить каждый, разве что, может быть, не 24 часа в сутки»^[46]. Те, кто отстаивает «квир» – сторону гомосексуальности, склонны к тому, чтобы преподносить гомосексуальность как полноценную занятость. Те же, кто называет себя геями, их недолюбливают.