Read the book: «Книга 1. Людомар из Чернолесья», page 27

– Не равны мы были… Они за стенами…

– А вы за щитами, – парировал Эк.

– Ты не…

– По глупости своей пали, – оборвал их Кин. – Туда и путь им. Глупцы на войне не выживают. А вам наука! Преподайте ее тем, кто с нами только в этот снег сошелся. – Оридонец нахмурился. – Коли вы своих воинов не приучите беречься, да воевать не научите, то я займусь этим. Плеть моя займется этим.

– Плетью и мы можем, – сказал Эк.

– Тогда могите! Сейчас уже могите!!! – прорычал Кин. – Ты же, Чост, вины не ищи нигде, кроме себя. Воины Бурзовы правильно делали. Они подвели лучников Чихуна под стены; заставили этих молчей высовываться в рост. Не вина их, что дремсы его от попоек рук своих не чуют, да дрожат от страха. Слышишь ли?!

– Приучим их, привысокий, – промямлил Чост. В чем-чем, а в словах Кина была правда. Та жестокая правда, какая бывает только на войне.

– А чего этот-то… – заговорил вдруг Вольшид Волопас, – тот, который в черном шатре. Пошуровал бы чего!.. Пошептал… стены бы и пали…

– Даже мысли такие не смей думать! – накинулся на него Кин. Вольшид опешил. Он был недалекого ума, а потому искренне не понимал, какой крамолой сотряс воздух. – Ежеле еще раз даже и про себя такое скажешь, повесить прикажу, понял?

– Понял я, привысокий, – пробормотал Волопас, ошарашенно моргая.

– Вон все идите. Эк, при мне будь. Нусаса мне призовите, – прикрикнул на воинов Кин. Когда они с Эком остались одни, оридонец кивнул на отвесную скалу ущелья: – Взойдем на нее.

Эк кивнул и крикнул уходившему Чосту:

– Твои ли там? – Он указал на вершину стены ущелья.

– Стоят, – остановился Чост.

– Иди, иди… узнал, что хотел, – махнул ему Эк.

Кину нравилась в брезде именно эта черта. Предусмотрительность. Ценил это превыше всего. И с годами все сильнее.

Они поднялись наверх и оглядели Грозную крепость.

– Гляди, рагбар, вон там тропа идет для одного, – Эк указал на худосочную тропинку, идущую по краю отвеса скалы.

– Оставь это. Ты не пройдешь, а холкунов али пасмасов загонять туда, смысла нет. Коли с их стороны один брезд стоять будет, то даже и десять в ряд не пройдут.

– То верно, – согласился Эк.

– Я просить хотел, что за лучники есть у них?

Эк нахмурился и молча дал знак, не знаю.

– Узнать надобно. Не было в оридонской Владии таких. Знали бы мы. Откуда взялись они? Кто это? Узнать надобно.

– Как узнать-то?

– Пусть твои воины с дремсами поговорят. Пожурят их за поражение, да выспросят, как выглядели они… глаз-то у дремсов острый… или воняли чем… носы не плохие у них. Только никому и ничего не объясняй, зачем такое тебе.

– Дались же тебе лучники! Обыкновенные… – Эк запнулся. – Вызнаю.

– Иди теперь, – отпустил его Кин. Он проследил, как Эк грузно и чрезвычайно неуклюже пополз вниз, а когда поднял глаза, то увидел маленькую черную точку, которая поднималась вертикально вверх. Она повисла на некоторое время в небесах и начала медленно опускаться вниз, увеличиваясь в размере.

Внезапно волна жара окатила оридонца. Он и сам не понял, но рука его вдруг дернулась и выбросилась вперед. В ней что-то задрожало и с такой силой толкнуло Хмурого, что он едва не упал на спину.

Кин с удивлением и ужасом смотрел на стрелу, зажатую в руке. Ее острие было нацелено ему в грудь. Стрела была длинна и тяжела.

Сердце Хмурого екнуло, сорвалось с места и бешено забилось. Он вдруг задохнулся, ослабел ногами и покачнулся. Свет на миг померк перед его глазами.

Между ним и стеной крепости было чуть меньше двух полетов стрел. Дремсских стрел.

Слуха его достиг тонкий звенящий свист со стены. Обращались явно к нему.

На ватных ногах Кин спустился вниз и неожиданно понял, что отвык от войны. От настоящей большой войны, где могут убить. Он и сам не заметил, когда война для него стала лишь победой над слабым врагом, лишь погоней за беглецом, лишь травлей и веселым времяпрепровождением.

Вот она война, стучало в его висках, когда он поднял стрелу на уровень глаз и взглянул на ее грозное острие. Вот она – война!

***

Грохот и звон разносились по ущелью. Эхо стократ усиливало каждый отзвук битвы.

Кин внимательно следил за ходом штурма. Его воины уже поднимались по лестницам вверх. Стены недолго останутся неприступными.

– Цельсь! – донесся зычный голос Нусаса. – Сбивай!

– Жжн! – рванулись вперед десятки стрел.

Воины, защищавшие стены и вступившие в схватку с нападавшими на их зубцах, повалились вниз, испуская дикие вопли.

– Клади стрелы быстрее.

Кин изменил тактику, и она приносила результаты. Больше не будет дуэлей лучников, ибо стрелки у врага много лучше его дремсов, а оридонскими лучниками Кин не хотел рисковать. На второй штурм Хмурый повел своих воинов в полнейшей тишине. Враг не ожидал, что пехота окажется под стенами и закроется щитами.

Несколько любопытствующих врагов, желавших взглянуть на противника, уже давно лежали под стенами, утыканные стрелами.

Лестницы оказались под стенами в разобранном виде. Их принесли на своих спинах пехотинцы. Некоторое время заняло собрать их. И вот теперь войска взбирались по ним на стены.

Спины своих же воинов мешали неизвестным лучникам прицельно стрелять в оридонское войско, а навесная прицельная стрельба из-за стены, даже для таких метких стрелков, была невозможна.

Дремсы, сгрудившиеся за ростовыми щитами пехотинцев, зорко следили за каждым движением врага. Едва промеж зубцов крепостных стен показывалась вражеская фигура, как в нее летели стрелы.

– Гляди, рагбар, – стукнул его по руке Эк и указал на стаю больших стрел, взмывших вертикально вверх из-за стены крепости. Они пронзили, казалось, само сердце небес и, перевернувшись в вышине, ринулись вниз. Еще мгновение и больше дюжины штурмующих посыпались с лестниц и пали убитыми у их оснований.

Дремсы открыли рты от изумления. Видеть такое на лицах лучших лучников Владии, которые, и это было большой тайной, превосходили своим навыком даже и оридонцев, было не из приятных. Кин нахмурился и отвел взгляд.

– Боги, я слышал о них, – донеслось до его слуха. Оридонец насторожился и лишь глазами стал искать говорившего. Его взор уперся в старого дремса, стертые пальцы которого говорили о том, что он уже не один снег тянет ратную лямку. – Это отвеи.

– Не легенда, разве, они? – удивился другой лучник.

– Не знаю. Вроде, и легенда, но про них мне говорили такое… что видели сейчас.

Кин перевел взгляд на Эка. Тот кивнул ему едва заметно, слышал.

Тем временем, схватка шла уже на стенах. На передних воинов напирали задние. Когда Кину показалось, что стены уже взяты, над крепостью разнесся грозный рык, а вслед за них, истошные крики десятков глоток.

В рядах штурмующих произошло беспорядочное шевеление и один из воинов, вдруг, расставил руки и спрыгнул со стены. Глаза Кина заметили, как за его спиной промелькнула черная тень.

– Щит и мечи, – приказал неожиданно для всех Кин.

– Рагбар, – начал было Эк.

– Не время, – остановил его Кин. – Коли мы здесь еще хотя бы день протопчемся, то воспрянут духом те, кто за ними стоит, – он кивнул на крепость. – Сегодня же занять ее надобно.

Ему подсунули тяжелый оридонский щит и два меча.

– Это рипсы, рагбар, не жалко их, – подскочил к нему Бурз. – Не надо тебе туда!

– Когда рипсы так стоят, что будет с ними там, – Кин посмотрел на топчущихся в нерешительности холкунов и пасмасов из своего войска. – Вперед! – И бросился к стене.

– Знамя за нами, – закричал Эк, следуя за ним.

– Он снова наблюдает, – прошептал себе под нос Кин. Его зоркий глаз увидел в высокой вышине небес большую птицу, которая кружила над крепостью.

Хмурый подскочил к стене и едва не был раздавлен двумя телами, павшими сверху. У его ног хрипели, умирая, холкун и огромный рыжий пес с окровавленными клыками. Его уши были отрезаны и кровоточили. Он сучил могучей лапой и остервенело лизал себе нос, из которого вытекала кровь.

Лестница ходила ходуном под весом поднимавшегося впереди Эка. Как много зим назад, Кин привычным движением закинул щит за спину и схватился за перекладины. Тело его неимоверно напряглось и быстро доставило рагбара на вершину стены.

Вдруг, перед его глазами мелькнули фигуры трех лучников на скалистом обрыве. За доли секунды он сумел разглядеть их с противоположной стороны от себя. Как только он повернулся к ним спиной, как три мощнейших удара сотрясли его щит. Он едва не сорвался вниз.

Прыжок, и рагбар-диг очутился на стене. Скользя по жиже, в которую превратилась кровь убитых и раненых, смешавшись с грязью; переступая через тела павших, Кин двинулся вперед.

– Берегись, рагбар, лучники там, – прокричали ему, указывая за спину.

Еще раз три стрелы прошлись по щиту. Он поскользнулся от ударов в спину и снова едва не упал. Его удержали.

– Сбейте их копьями!

– Не достаем, пыталися уж…

– Держись еще немного, ребята, – перешел на местный боевой жаргон Кин. – Чуть-чуть совсем…

– Удержимся, привысокий.

– Где рубятся теперь?

– В башне.

Кин ринулся к одной из трех башен, возвышавшихся над стенами.

– Поберегись! – закричали прямо у его уха и на стену с башни с глухим стуком упало тело воина.

– Вы поглядите, чего делает он! – разнеслось по рядам.

По узкой тропинке, которую некоторое время назад рассматривали Кин и Эк, легко, почти воздушно, бежало странное олюдеподобное существо. Его лицо было сокрыто за деревянной смеющейся маской, выкрашенной в кипельно белый цвет. Но более всего удивляло тело. Длинные ноги и длинные же руки были нацеплены на короткое туловище. Существо походило на грирника, но было проворнее. Оно перемещалось по тропинке так, словно это была и не тропка шириной в шаг, но широкая дорога, пригодная для проезда двух телег.

Большой диковинный лук, угловатый и невероятно загнутый с концов, танцевал в руке существа. Стрелу за стрелой отправлял он в спины ползущих на стену воинов. Существо стреляло так, чтобы сбить верхних и обрушить их тела на нижних воинов, стоявших у лестниц.

Существо с такой легкостью и ловкостью уворачивалось от дремсских стрел, злобно клевавших каменную стену, что Кин невольно загляделся на этот танец смерти.

– Отвей! Это отвей! – закричали повсюду. – Белолиций! Отвей!

Кин едва ступил под своды башни, как на него повалился холкунский воин с отрубленной рукой и перерезанным горлом.

– Рагбар! – закричали его воины. – Рагбар с нами!

– Убить его! – донеслось со стороны врага, и рубка пошла с удвоенной силой.

Кин без труда отбил остаточный удар обросшего и грязного донельзя пасмаса, и всадил ему меч под левую руку, окропив его кровью впервые за много лет. Нижние руки Кина тут же подняли щит и в него впились две стрелы. Еще выпад и враг-холкун бросился прочь, придерживая пораненную руку.

– Тесни их… отодвигай… – От криков и звона оружия было плохо слышно, а потому Кин пребывал в себе, сосредоточенно орудуя мечами.

Он видел, как копья и пики его воинов уже пробивают проход в потолке помещения башни, а солдаты лезут в него. Их распаренные боем окровавленные хмуро-серьезные лица нравились ему, ибо Кин видел их суть. Здесь не было места глупости или беспричинной браваде. Рипсы – наемники, те еще любители похвалиться, но не сейчас, не теперь.

Вот один из наемников выпал со второго этажа. Его расплющенная, словно бы сморщенный фрукт, голова безвольно заковыляла вслед за катившимся телом, и остановилась подле чей-то ноги. Хозяин ноги не обратил на это никакого внимания, продолжая биться с противником.

– Брезды! – разнесся истошный вопль, и с верхнего этажа вниз рухнули несколько громоздких тел.

Кину показалось знакомым лицо брезда, который возник невдалеке от него. Закрытое тяжелым шлемом лицо было спокойно. У него не было щита, лишь огромный тяжелый топор с чеканом и небольшой пикой. Несколько вертикальных ударов без заноса, и щиты сразу двух воинов Кина разлетелись в щепы.

Прикрываясь щитом, Кин смотрел на брезда и не видел в его глазах ни тени задора или боевого ража. Брезд выполнял свою работу, и это-то было страшнее всего. Такой враг всегда самый опасный!

Отбив удар топора, брезд схватил ближайшего пасмаса и расчистил им пространство перед собой, повалив наземь нескольких воинов. Двух из них он затоптал, а третьему расплющил ногу ударом топорища.

Брезды страшны в бою, и им могут противостоять только брезды.

– Эй, ты! – разнеслось по помещению грозно.

– Дигальт! – крикнул кто-то, и все это потонуло в оглушительном скрежете, когда брездский топор нашел на брездский же топор.

Брезд, которого окрикнули Дигальтом, и Эк, напавший на него, принялись с ожесточением драться. Всякому другому показалось бы, что их битва беспорядочна, но Кин видел, что Эк выжидает и лишь прощупывает противника.

Дигальт оказался не менее опытным воином. Он не лез на рожон и не попадался на хитрости Эка. Еще один брезд и Бурз также вступили в схватку друг с другом. Их тела заняли все пространство, где некогда помещались до двадцати воинов. Все ждали исхода рубки.

Между врагами невольно возникло негласное соглашение и ни один воин не смел бросить в брездов копье, топор или нож. Кин привалился к стене и молча наблюдал за схваткой.

Эк ударил полотном топора по руке Дигальта, но тот сделал плавное движение рукой и топор заскользил по его мышцам, огибая руку. Выпад Дигальта, и Эк крякнул, получив удар кулака в плечо. Он отпустил топор, но так, что тот завертелся в воздухе перед ним, переступил на другую ногу, отбил ладонью удар натопорной пики Дигальта, поймал топор и отпрыгнул в сторону.

Теперь уже Дигальт пошел в атаку. Он замахнулся топором сбоку, но не нанес удар, резко подтянув к себе топор за топорище левой руков, он ухватил топор ближе к полотну, и направил его на ногу Эку, целясь в колено. Эк оперся на свой топор и второй ногой отбил топор Дигальта. Они заняли исходные позиции и снова скрестили оружие.

Вдруг Дигальт резко присел, боднул Эка в живот, бросился в сторону и, навалившись, ударил его плечом под локоть. Эк кубарем покатился к стене, но тут же подпрыгнул и встал.

Тем временем Дигальт бросился к Бурзу, тот уловил это движение и отпрыгнул в другую сторону. Дигальт и второй брезд развернулись и, миг спустя, скрылись с глаз в потолочном люке.

– Они отступают! – разнеслось по стене. – Победа!

– Хе-ге-ге-е-ей! – закричал какой-то молодой воин в башне, но на него тут же цыкнули.

Кин поднял щит и вышел на стену. Вся она была усеяна трупами рипсов. Наемники лежали в невообразимых позах, явив свету Ока Владыки свои сочащиеся кровью раны и внутренности.

По тропе, уходившей в долину Эсдоларга, удалялся внушительных размеров отряд. На него можно было смотреть только из-за щитов, ибо отвеи продолжали посылать свои смертоносные стрелы в воинов на стене.

– Что, струсил, а?! – Кин увидел, как наемник-пасмас, забрызганный кровью, вознес меч над раненным реотвом, который без тени страха смотрел на него снизу вверх. – Стой, – приказал он воину. Пасмас удивленно поглядел на него. – Пусть он идет. Я казню, когда бегут. Он сражался. Отпусти его.

– Силен был, – подошел к нему Эк, тяжело дыша. Он потирал ушибленное плечо. – Давно таких не видывал.

– И я давно не видывал таких, – сказал Кин, вкладывая в свои слова совсем иной смысл.

Эсдоларг в осаде. Рюйю

Лугт стоял, нахмурившись, на Зверином клыке и смотрел себе под ноги. Под ним распростерлась Эсдоларгская долина, но он, казалось, не обращал на нее никакого внимания. Густые брови старика были сведены на переносице, и из-под них, на покрытую снегом равнину, разрезанную витиеватыми трактами, смотрели стального цвета пронзительные, совсем не старческие глаза. Деревянный выступ на вершине замка-скалы позволял видеть всю долину и все, что в ней происходит.

Одет Лугт был по старинному брездскому обычаю: кольчугу и наплечники на его торсе покрывала накидка, верхняя часть которой утопала в пушистом меху. На ноги ниспадала тяжелая юбка ниже колен, состоявшая из толстой шерстяной ткани, поверх которой были наложены кольчужный фартук и прямоугольные лоскуты из дубленой просоленной кожи с металлическими бляхами в виде звериных морд. Руки, которыми он упирался в перила, были защищены железными нарукавниками, а пальцы сокрыты за «когтями» – кастетами с навершиями в виде слегка загнутых острых когтей. Они, одновременно, защищали пальцы от ударов и были смертельным оружием при ударе кулаком.

– Айх, Кугун тебя подери, ты мне едва рожу не свернул! – заорали из комнаты за его спиной.

Лугт обернулся и увидел Дигальта, который сидел на скамье посреди просторной залы, а вокруг него суетились несколько пасмасов. Хотя он и сидел, пасмасы вынуждены были подниматься на носочки, чтобы достать до его макушки.

– Иссуши мои потроха, Шраморукий, – сказал Дигальт, – если я не подохну под руками этих неучей. К чему такое? Употребить бы силы на иное, а?

Лугт продолжал смотреть на долину. Его глаза видели, как в дальнем ее конце появляется и растекается узенький ручеек. Словно бы грязь, сель проникал он на белоснежно чистую гладь долины.

Резкий порыв ветра долетел от Меч-горы. Шраморукий уловил в запахах с той стороны свежесть вечных снегов, которые даже и летом продолжали лежать на вершинах. Вон они, там. Он видел эти белые шапки. Они сверкали под взором Владыки.

– Порий, сиди смирно, едва палец не отломил мне, – прикрикнул на брезда пасмас, и его голос, резкий и отрывистый окончательно разметал сладостное воспоминание, которое нахлынуло и охватило Лугта.

«Многое изменилось», – подумалось ему. Он посмотрел на пасмаса – жука по сравнению с громадой Дигальта. – «Раньше не посмел бы он на такое. Не крикнул бы, ибо… смерть бы сразу ему…»

Лугт скоро повернулся и вернулся в залу. Его лицо поравнялось с лицом Дигальта.

– Глядишь? – спросил он у Дигальта и ткнул пальцем в удивительную прическу, сотворенную на его голове.

Волосы Лугта были разделены на три части. Самая широкая, задняя была уложена во множество косичек тонких и длинных. Косички эти помещались внутри металлических трубочек, походивших на пружины, и вся их свора была соединена промеж собой в небольшой пучок.

Две другие части шевелюры были собраны впереди ушей в две большие косы и стиснуты в более крупных зажимах-пружинах. Своими нижними концами эти косы переходили в бороду под скулами, переплетались с ней и вытекали из нее уже на грудь.

Бороде не была придана лопатная форма. Она была разделена на восемь кос в точно таких же зажимах. При этом, две косы, располагавшиеся под подбородком были намного длиннее остальных шести.

Лугт вытащил из ножен на поясе у пасмаса меч и ударил себя по лицу, ровно в том месте, где шли косы с головы в бороду. Удар был силен настолько, что зажимы перед левым ухом помялись, но и волосы и лицо осталось целым.

– Чуешь? – снова спросил Лугт.

Дигальт сидел пораженый увиденным. Никогда бы он не подумал, что одеяние и традиции его предков – это не просто красота, но и защита.

Лугт поднял меч, казавшийся в его руке ножичком, пред глаза Дигальта.

– Вот с чем к нам пожаловали они. Саараряне да наши, которые у них там, – это их любимое оружие. А коли так, то мы сделать должны такое, чтобы и не замечали их ударов. Чуешь?

– Чую, энторий…

– Брось и это. Нет больше среди нас энториев да пориев. Я боор. Ты же брер, а они все брезды. И хотя бы ранее никогда не прозвали его, – он кивнул на пасмаса, закручивавшего косы так, словно это были тугие канаты, пот лил с него градом, – брездом, но то и ладно. На то воля богов, чтобы мы так прозывались. Коли воин он; коли за нас стоит и наше дело, то брезд ему имя!

Пасмас открыл рот от удивления и перестал скручивать косы.

– Брезд, – проговорил он медленно, словно бы примеряя на себя это имя, – брезд.

– Вижу я их уже. Идут к нам, – продолжал Лугт. – Много. – Он распрямился и бросил меч пасмаса на пол. – Кончай с ним быстрее, Ригу, он нужен мне не здесь.

– Да, боор, – встрепенулся Ригу и, изогнувшись, лягнул своего товарища, заплетавшего косу с другой стороны: – Торопись!

– Проклятый Эсдоларг, – забурчал Лугт, поеживаясь. – И в жар летний здесь холод стоит. Ранее не чувствовал его… да… старость. – Он начал спускаться по лестнице.

Ему показалось, что с каждым шагом он спускается с небес на землю. Безмятежность и покой, который даровала ему все эти большие луны вершина горы-крепости, отучили его от шумной городской суеты. И вот теперь он погружался в нее.

Эсдоларг изо всех сил готовился к осаде.

***

– Мы будем бить за спины им. Там наших стрел не ожидают, а потому они придутся им по нраву.

Существо в белой маске, размашисто шагая, отмеряло своими длинными ногами метры залы. Его длинные руки, большей частью худые, но у плеч и предплечий выделявшиеся рельефом мышц, смешно болтались по сторонам, словно вовсе и не принадлежали ходившему.

Отвеи не были приспособлены к равнинам и вообще чему-то ровному. Их длинные конечности, где длинными были даже пальцы, тонкие, но мощные, как нельзя лучше подходили для низкорослых зарослей, покрывавших сплошным зеленым ковром склоны Доувенских предгорий и всю южную подошву Доувенских гор.

– Рюйю, – сказал Лугт, – мы не должны поиздержаться в стрелах. Лишь это нас уравнивает с ними. Без стрел падем мы быстро.

– Уж в них-то недостатка нам не будет, – проговорил Рюйю. Его голос был мягким и слегка шепелявым. Он говорил быстро и почти отчетливо. – Большелобый уже готовит нам запас в своих предгорьях. Его мы заберем, когда здесь мало станет.

– В осаде мы, – напомнил Аэрн.

– Лишь вы, – сказал Рюйю и, вдруг, не снижая скорости хода, и лишь слегка перебирая пальцами рук, взобрался на стену, а после и вовсе на потолок. – Лишь вы, – сказал он оттуда.

Дигальт беззвучно засмеялся. Ему чрезвычайно нравился этот худосочный наглец.

– Не думаешь ли ты, что боги дозволят вам ходить по небесам? – спросил Лугт.

Этот вопрос озадачил Рюйю. Он некоторое время повисел, раскачиваясь взад и вперед, а после легко соскользнул на пол, распластавшись на нем подобно кляксе.

Многие из воинов с восторгом смотрели на эту акробатику. Многие, но не Лугт. Старого энтория было сложно свести с основной мысли.

– Чего ж умолк? – спросил Шраморукий.

– Не знаю я про небеса. Не думал я такое, – спокойно проговорил от пола Рюйю.

Лугт улыбнулся и невольно оправил ус – верный знак, что он был доволен собой, поставил в тупик акробата.

– Умения твои и твоего народца, – то удивительно для нас. Но… – Лугт выбирал слова. – Когда такая армия при нас стоит, как там, за стенами остановилась, то лазанье по стенам не нужно, коли не имеет под собой надежной пользы.

Рюйю быстро моргнул никогда не моргающими зелеными как у мухи глазами и поднялся во весь рост. По всему выходило, что он ничего не понял из сказанного боором.

– Помимо луков лишь ножи у вас? – спросил Лугт.

– А чего ж еще эти худоляпсы вытянут, – буркнул весело Аэрн Дигальту. Оба сокрыли улыбки в усах.

– Р-рюнь! – фыркнул отвей. Его лисьи маленькие ушки уловили насмешку. – Ножи милей всего нам. Не мешают основному делу.

– Все так оно, – согласился Лугт. Он снова умолк, в который раз подбирая слова: – Все так оно, но должно оружье подходить под случай и под дело.

Рюйю снова заморгал. На его коже проступила какая-то мокрота.

– Опять вонять начал, – хмыкнул Цинитр Конник, – злится.

Дигальт согласно кивнул пасмасу. Аэрн поморщил нос.

– Учиться должно твоему… народцу другому делу. Не ножевому. Нынче нам оно не надобно, – продолжал говорить Лугт.

– Какому делу? – быстро спросил Рюйю.

– Тебя паук прозвали среди нас. Народ твой – пауками. Мы благодарны и тебе, и Глыбыру… а более богам за то, что ты стоишь при нас… но ты уважь и нас, – по лицу Лугта была заметно, как напряженно работала его мысль. – Уважь ты нас и избери оружие, которое тебе мы вручим.

Рюйю дернул рукой, которой обыкновенно вытаскивал стрелу из колчанов за спиной. Поразительна была способность отвеев стрелять и с правой руки, и с левой, а потому и колчаны со стрелами покоились на их спинах крест-накрест.

– Чего доброго еще… выстрелит, – прорычал Дигальт, снимая с колен свой топор и беря его так, чтобы можно было метнуть.

Но рюйю не выстрелил. Шраморукий благоразумно подождал, пока напряжение между ними спадет и поднял со стола слегка переделанную местную крестьянскую мотыжку. Она походила на маленький топорик: небольшое треугольное лезвие (плодородный слой на Холведской гряде был неглубокий), похожее на стилет навершие и крючок, – вот и все из чего он состоял.

Отвей приблизился и взял мотыжку. Он с неподдельным интересом рассмотрел ее, примерил ее к поясу и укоротил древко, отгрызя от него небольшой кусок. Проделав все это, он вопросительно посмотрел на Лугта, что дальше.

– Прими и щит, – осторожно сказал боор, протягивая отвею белый щит ровно такой величины, которой было достаточно, чтобы прикрыть его тело.

Рюйю засмотрелся на белое. Лугт давно подметил благоговение отвеев перед белым. Недаром они поклонялись снежным вершинам Доувенских гор.

Не говоря ни слова, Рюйю принял и щит. Лугт еле слышно выдохнул, с самым беспокойным союзником все было, вроде как, оговорено и принято.

– Брер, – обратился он к Дигальту, – отныне и по окончании осады ты не пройдешь за стену Эсдоларга. – Дигальт кивнул. Он уже был предупрежден, что его место в городе. – Ходуля, – Лугт обратился к Аэрну, – тех грирников, что взяли мы на Меч-горе, и тех, что дал нам нэкз из Холмогорья, ты боле не держи. Умертви их всех сегодня же. А мясо их пусть унесут в холодные гроты. Оно нам пригодится. Ригу…

– Жрать грирников, – скривился Цинитр.

– Ты будешь жрать, кого тебе скажу, – прорычал Лугт. Пасмас невольно вжал голову в плечи. Разительная была разница между Лугтом, говорящим с отвеем, и Лугтом, говорящим с эсдоларгцем. – Ригу, возьмешь энторию и пойдешь в ларг. Обери все дома, все харчевни и кабаки. Все должно быть свезено в холодные гроты. Коли препятствовать будут, руби их. Скажи гродам, что есть теперь они будут столько, сколько я им дам.

– Да, боор, – кивнул Ригу Пол-Лица, и его единственный не вытекший глаз и щека, которая еще была чувствительная, изобразили подобие гримасы подчинения.

– Еще теперь, – Лугт нахмурился, – мы утеряли Ход Обреченных…

– Утеряли! – раздались сразу несколько изумленных возгласов. Потерять перевал, ведущий из гряды во Владию, было весьма некстати.

– Да. Те, кто остался жив, нам донесли, что нечисть всякая нашла на них. Зверье лесное, что никогда при тверди в Ходе том не появлялась, заполонила все и стала пожирать народец и воинов.

Воины стали переглядываться.

– Никогда не было такого, чтобы…

– Было, – произнес один из голосов. Он принадлежал Хиорну Разноглазому. Реотв был старым воином и знал, что говорил. – Тогда, когда впервые оридоняне на нас нашли, тогда в Великолесье и у нас, в Холмогорье, нечисть выползла. Тогда же гиры объявилися у нас. Было такое! Было!

– Их рук дело! – закричал Аэрн. Он быстро заходился злобой, а потому не мог больше сдерживаться. – Теперь не только на нас нечисть накинулась – мы воины, но и во Владии на ларги то же самое найдет!

– Будь они прокляты, эти оридоняне!

– Как же справиться с ней-то?

– Тихо! – боор хлопнул ладонью по столу. – Довольно на том. Погоревали, и будет нам. Брер, – обратился Лугт к Дигальту, но его прервали бегущие по лестнице шаги.

– Началось, боор, – впрыгнул в комнату молодой холкун-воин.

– После все порешим, что не решено сейчас, – выпрямился Лугт, и его лицо стало медленно краснеть.

Военный совет также зашевелился.

– Должок за мной остался к тому брезду, которого не добил я в дыкке в Грозной крепости, – медленно поднялся и стал разминаться, хрустя суставами, Дигальт. Он смачно срыгнул и сплюнул себе под ноги.

Аэрн уже был на ногах и радостно оглядывал окружающих. Все были веселы и деятельны. Лишь отвей, как и прежде, наблюдал за всем, не мигая.

***

– Не выдюжи-им! – закричал кто-то из защитников крепости. Его крик с трудом прорвался сквозь острые как шипы звуки боя.

Повсюду, подобно молниям, сверкала сталь, стремительно поднимавшаяся вверх и низвергавшаяся долу, разя все и вся, что находились на ее пути. Стены Эсдоларга были завалены сотнями трупов, быстро околевших на крепчавшем морозе.

Дигальт, а также другие брезды, сгрудившиеся подле него, дымились на морозе и этим самым казались еще грознее. Их топоры и бердыши отяжелели от замерзшей крови и внутренностей, но не было времени счищать их с полотнищ секир.

– Держись, гроды! Держись! – рычал, клокоча в горле Дигальт.

– Не в мочь нам, брер, – хрипели рядом с ним воины.

– Держись. Чуток еще… держись.

Он делал выпады и наносил тяжелые и страшные удары. Лезвие топора уже давно притупилось, а потому орудие убивало подобно дубине, глубоко проламывая тела врагов.

Вот еще один выскочил на него и, как это всегда заведено, нанес рубящий удар сверху вниз. Его меч наткнулся на толстое топорище. Движение руками, меч отведен в сторону, резкий выпад и пиковое навершие проткнуло плечо врага. Лицо его исказилось болью, а напор, хотя и обессилевшего брезда был достаточен, чтобы оттолкнуть раненного за спины товарищей.

За спинами стоявших стеной воинов затрубил рожок.

– Ступайте за мной, – приказал брер, бросился вперед, отогнав врагов, а после побежал назад.

– Нет! Не-е-ет! – услышал он за своей спиной звериный рев.

Обернувшись, он увидел, что на него бежит брезд, лицо которого, хотя и сокрытое за массивным оридонским шлемом, было знакомо ему.

Рожок надрывно звал Дигальта в замок. Он приказывал ему отступать.

– Вперед! За ними… не дайте им сбежать! – орал брезд со знакомым лицом. По его оружию, по его силе и чистоте его брони, Дигальт понял, что жаждущий встречи с ним враг еще не вкусил сладости ближнего боя.

– Мы встанем здесь, брер, – кратко бросил ему Аэрн, – ты же уходи.

Везде и всюду наталкивался с некоторых пор Дигальт на самопожертвование. Сперва оно казалось бравадой и благородством, но со временем оно обнажило само себя и проявило за собой то рациональное, что было за ним: менее ценные должны погибнуть во имя спасения более ценных для крепости воинов.

Еще большую луну назад Дигальт бы вступил в спор с Аэрном, а может быть и в перебранку. Возможно, они насмехались бы друг над другом, выбивая каждый у другого величайшее право умереть во имя друга, но эта большая луна все изменила. А потому Дигальт лишь кивнул на слова саарара и побежал к длинным лестницам, которые спустили со второго этажа замка – нижние проходы в него были надежно завалены.

Аэрн и еще четверо воинов недолго сдерживали наступавших. Прикрываясь от стрел щитами, последние шли сплошной стеной и лишь на некоторое время задержались об Аэрна. Раненный саарар отбил несколько выпадов оридонских солдат, но был буквально сметен мчавшимся за Дигальтом брездом.

– Смотри! Смотри, что я сделаю с тобой! – ревел тот, набрасываясь на саарара. Его слова были обращены к бреру, который быстро взбирался по лестнице на второй этаж, бросив на спину щит. Дигальт не смотрел назад, хотя из глаз его катились слезы.