Read the book: «Хроники фактории Сарам. И другие рассказы»

© Дмитрий Вержуцкий, 2018

ISBN 978-5-4490-3672-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из таежной жизни

Хроники фактории Сарам

Часть первая.
Гость

С утра небо плотно затянуло серыми, рваными тучами и, судя по всему, в ближайшие час или два должен был пойти дождь. После завтрака, как обычно в последнюю неделю состоявшего из одной на троих пресной лепешки с чаем, Наташка занялась приборкой в зимовье. Мы с Левой, перекрутив последний мешок кедровой шишки, прогнав орех через сита и откидав-отвеяв его с помощью деревянной лопаты на куске полиэтиленовой пленки, уселись на завалинку под окном. Неторопливо покуривая, стали рассуждать – стоит ли сейчас идти в лес или лучше переждать непогоду.

Он возник перед нами неожиданно и непонятно откуда. Худой, среднего роста и трудноопределимого возраста, одетый в видавшую виды штормовку, черные мятые брюки с пятнами смолы и кирзовые сапоги с укороченными голяшками. Голову покрывала серая тряпка, завязанная узлом за правым ухом. Почти черное от загара лицо с глубокими морщинами не выражало никаких добрых эмоций. Присев на колено, незнакомец, недружелюбно глянув на нас, коротко поздоровался. Затем сразу перешел к делу:

– Зачем на чужой участок лезете? Жить устали?

Руки его покрывали наколки. Зубы блестели железом. Под полой распахнувшейся штормовки, подчеркивая серьезность разговора, на ременной петле стволами вниз висел обрез двустволки-бескурковки. «Двенадцатый», – машинально оценив калибр оружия, я протянул гостю открытую пачку «Беломора» и поинтересовался:

– А где ваш участок? Могли ненароком и не туда забрести. Извиняйте, если что не так. Границу-то как в тайге определишь?

От неожиданности незнакомец даже выронил вытащенную из моей пачки папиросу и какое-то время явно пытался сообразить – не шутят ли с ним. Узнав, что мы на заготовке ореха первый раз, смачно сплюнул и кратко сообщил, мол, их участок «обвешен» и обрисовал – как именно это в природе выглядит.

Мы с Левой переглянулись, точно ведь, вчера еще недоумевали – кто и зачем куски мха на сухие сучья деревьев надевает. Настойчиво посоветовав «не шутковать», гость пояснил, что в этих краях второй раз никто нам ничего объяснять уже не будет. «Радуйтесь, что к Пермякову на участок не залезли! Уже червей бы кормили!» Докурив, он легко поднялся и также стремительно исчез, ввинтившись в заросли пихтача. Кто такой Пермяков и отчего он такой злой – тогда для нас осталось загадкой…

Часть вторая.
Колот

В самом начале, только обустроившись в старом, уже почти развалившемся, зимовье, наскоро подремонтировав кедровыми плахами крышу и слепив из камней и глины новый очаг, мы, с помощью топора, ножовки и пары гвоздей, быстренько изготовили из поваленной бурей березы удобный колот для добычи шишки. Представлял он собой что-то типа большого деревянного молотка с крепкой чуркой на конце и вбитой в выпиленный в ней паз трехметровой ручкой. Вся эта приблуда весила килограммов двадцать-двадцать пять и, на наш взгляд, полностью отвечала своим задачам.

Колот ставился у ствола кедра рукоятью вниз. Верхнюю часть отводили назад и затем, со всей возможной силой, наносили удар чуркой по стволу дерева над головой. Эта операция должна была, по идее, приводить к встряхиванию вершины кедра, покрытой шишками, и выпадению на поверхность выросшего вверху урожая. Впрочем, как быстро выяснилось, наши взгляды на требуемые размеры инструмента не вполне соответствовали реалиям.

Кедрач вокруг зимовья был, действительно, густо обвешанным гроздьями шишек, но редким и ядреным, высотой по тридцать-сорок метров и толщиной ствола в комле в два обхвата. Тюканье нашей легкой колотушкой не производило на эти исполинские деревья ровно никакого впечатления. Даже после самых сильных ударов, сверху, в лучшем случае, падали одна-две синеватые бугристые шишки, наполовину выклеванные птицами-кедровками. Побегав три дня по лесу в поисках не слишком толстых деревьев и набрав за это время лишь полмешка, мы с Левой одновременно пришли к выводу о необходимости срочного внесения изменений в наше орудие производства.

Нам с Левой тогда, еще прошедшей зимой, исполнилось по двадцать лет. Мы росли в одном дворе, учились в параллельных классах в одной школе, вместе поступили на биофак. Он с детства отличался смекалкой, практичностью и неистребимым стремлением к чему-то новому. Лева с решимостью брался за все, что угодно, нередко у него ничего не получалось, но чаще достигал цели. Меня же привлекала сама возможность участия во всяких авантюрных затеях. Мы неплохо дополняли друг друга. Он генерировал идеи, я пытался найти в них слабые места и возможности их преодоления, в конце концов, мы приходили к общему мнению.

Испытание второго образца с огромной чуркой и толстой рукоятью из березового же ошкуренного бревешка в три с половиной метра длиной показало его полную непригодность в связи с чрезмерным использованием гигантизма как воплощения одного из направлений инженерной мысли. Проще говоря, поднять этот предмет вдвоем и привести его в рабочее, то есть, вертикально стоячее состояние, нам не удалось. Попыхтев вокруг в процессе нескольких попыток и убедившись в их бессмысленности, мы поступили просто: укоротили вдвое чурку и уменьшили на полметра ручку. На этот раз поставить колот вертикально получилось, но чурка легко вертелась вокруг оси, к тому же значительная тяжесть верхней части затрудняла точность удара по кедру. Выход нашел изобретательный Лева – он сделал метровую поперечину, врезав ее на уровне плеч в древко рукояти и закрепив тремя гвоздями.

Начались новые испытания. Я подлез под чурку и принял ее тяжесть на плечи. С помощью Левы выпрямился и, чуть отшагнув назад, поднял древко. На прямых ногах удалось сделать несколько шагов к ближайшему кедру. Опустив конец бревешка в мох, и перенеся на него часть тяжести, я перевел дыхание. По моей команде, мы взялись за поперечину и подняли колот вертикально. На счет «Три!!!» мы нанесли удар по кедру. Дерево ощутимо содрогнулось. Сверху послышался шепоток, перешедший в дробный нарастающий звук.

– Атас! Под чурку! – заорал я, но Лева уже прижался к стволу, пряча голову от начавшегося «шишкопада». Одна из шишек больно ударила меня в плечо, вторая отрикошетила в колено, Леве тоже перепало. Сухой рокочущий шум и перестук массы падающих шишек постепенно стал стихать и, наконец, прекратился. Прислонив колот к кедру, мы изумленно огляделись. Вся поверхность под деревом в радиусе нескольких метров оказалась покрыта слоем шишек. Три полных мешка с одного кедра! Мешок шишки – это же целое ведро ореха! Вот это – результат!

Часть третья.
Шторм и его последствия

Минула середина сентября. Журавлиное курлыкание доносилось с неба все реже и, наконец, совсем прекратилось. С полсотни ведер чистого ореха нам уже удалось засыпать в мешки, зашив их сверху сапожным швом толстой ниткой. В тот день прямо с самого с утра мошка просто житья не давала – поедом ела, ввинчиваясь в глаза, уши и нос. Побив шишку до обеда, мы организовали дымокур у зимовья и выжидали – когда же эта напасть прекратится.

Лес как-то странно затих, перестали свистеть, перекликаясь, рябчики, небо затянуло мглой. Исчезли и надоевшие мошки-кровопийцы. Из-за ближней сопки внезапно появился грязно-серый, стремительно увеличивающийся на глазах, валик, за ним зияла чернота. Валик быстро приблизился, и тут-то все и началось.

Под защитой леса все ощущалось не так сильно, но и долетавшие к нам порывы сбивали дыхание и хлестали мусором по глазам. Вверху же дела обстояли совсем не так благостно – летели ветви, целые макушки кедров, березы отгибались и внезапно наотмашь стегали своей кроной соседние деревья. Возле лесовозной дороги, проходящей вдоль распадка метрах в двадцати от нас, пронзительно вскрикнув ломающимися корнями, вздрогнула и, сначала медленно, потом все быстрее начала падать огромная сосна. Раздался грохот и дерево, откинув в сторону маковку, рухнуло на дорогу.

Мы втроем стояли под навесом зимовья, прижавшись к сучковатой, плохо оструганной стене и друг к другу, молясь, чтобы никакое другое дерево не упало на нас. Внезапно все вокруг озарилось мерцающим светом, и через секунду небо лопнуло. Грохот был такой, что все присели и закрыли ладонями уши. Началась яростная гроза. Буйство природы продолжалось почти всю ночь. Мы почти не спали, забившись в угол на нарах и вслушиваясь в звуки стихии. К утру буря прекратилась, тучи куда-то унесло, из-за сопки появилось солнышко, и лес ожил. Все вокруг оказалось завалено лесным хламом. Пришлось расчищать нашу полянку перед зимовьем, наводя хоть какой-нибудь, но порядок.

Оттащив большую кучу ветвей подальше в лес, Лева возвращался, погруженный в себя, что-то напевая под нос и пританцовывая. Зная его не один год, я мог точно сказать, что у моего друга появилась новая идея. Так и оказалось. Отойдя немного в сторону, Лева обнаружил в сплошном моховом покрове странную дырчатость. В силу природного любопытства, он засунул в одно из отверстий руку и нащупал кедровую шишку! Весь лес вокруг нас оказался покрыт ковром из сбитой бурей шишки! Сейчас незачем, надрываясь, таскать от дерева к дереву тяжеленный колот, не надо колотить им по кедрам. Можно просто брать мешки и собирать урожай с поверхности!

И понеслась душа по кочкам! Переработку мы оставили на потом. Прибегая из лесу с мешком на плечах, каждый высыпал содержимое на кусок расстеленного у стены зимовья полиэтилена, и снова бежал обратно. Достав имевшуюся у нас сетку-авоську, Наталья, далеко не уходя, тоже собирала шишку-паданку возле зимовья. Заготовка шла с утра до темноты. К концу третьего дня мы с Левой валились с ног от усталости, Наташка тоже была никакая.

«Совет в Филях» постановил, оставить еще не охваченные нами лесные позиции бурундукам, мышам и кедровкам и заняться переработкой уже заготовленного. Как позже выяснилось, решение оказалось правильным. Через семь дней уже двадцать кулей отборного ореха и три мешка «сувенирки» (шишки правильной формы, без повреждений, более девяти сантиметров длиной) стояли у стенки зимовья, готовые к вывозке. Двумя плашками-мышеловками, предусмотрительно прихваченными из города Левой, мы отлавливали мышей и полевок, интересующихся нашим орехом. Дело оставалось за малым – следовало заготовить, подсушить и упаковать по полкило брусничного листа на каждого. Без этой «нагрузки» орех не принимали.

Часть четвертая.
Кондрат

Утром Лева отправился на факторию – договариваться о тракторе на вывозку. Взяв пустой мешок, я пошел за ручей на северный склон сопки рвать брусничные листья. Наташка осталась охранять лагерь. Из оружия у нее имелась огромная ракетница со вкладышем двенадцатого калибра и патроном, снаряженным картечью – гордость Левиной изобретательской натуры.

Ракетница лежала под одеялом на нарах, когда в хлопотах по кухне Наташа вдруг обнаружила сидящего на корточках у нашего костра человека. Незнакомец был годков шестидесяти, но еще довольно крепок, весь, как и большинство люда в этой тайге, в синих наколках и глубоких морщинах. Наша повариха быстро поздоровалась и кинулась спасать подгоравшие в сковородки оладьи, испеченные ей из остатков муки и воды с содой. Она взяла пару самых удавшихся лепешек, положила в миску и протянула гостю:

– Угощайтесь, пожалуйста! Сейчас я чай заварю, заварка, кажется, еще осталась. Но сахар давно кончился. Извините, больше ничего нет! Вам покрепче?

Старик кивнул, что, мол, да, хорошо бы покрепче. Неторопливо прихлебывая чай, откусывая от лепешки, гость осмотрел лагерь, мешки с шишкой и орехом, убранную территорию и большую поленницу дров у входа под навесом. Поинтересовался, когда выезжаем на базу. Сказал, что назавтра по рядом проходившей дороге пойдет трактор на базу с санями, «на них все и увезете». Допив чай и посидев еще недолго, он поблагодарил за угощение и пошел.

На полдороги до леса остановился, постоял, о чем-то размышляя. Затем повернулся к Наташке и сказал:

– Ты, девка, это… Не думай ничего. В общем, своим я скажу, чтобы вас не трогали. А ежели какие залетные… Скажете, что Кондрата знаете, отстанут сразу! Только к Пермякову не залезайте! Ну, прощевай, хорошего тебе! А за лепешку и чай – спасибо! – и гость мягкой походкой опытного таежника удалился.

Навьючившись полным мешком с утрамбованным брусничным листом, я вернулся к лагерю через полчаса. Наташка спокойно и подробно рассказала о происшествии, не подавая виду, что в душе изрядно напугана. Меня же больше заинтересовало очередное упоминание о каком-то Пермякове. Видимо, в этих местах он был известной личностью, надо не забыть, как выберемся на базу, узнать поподробнее про него.

Часть пятая.
Кузьмич

Еще через час появился Лева. Он принес не самые хорошие новости. Глава фактории, чья власть на Сараме казалась и была в реале почти абсолютной, старший товаровед лесхоза Василий Кузьмич Чалдонов, вчера отбыл с попутным транспортом в головную контору в Култуке.

Пять лет назад Кузьмич, как его все называли, окончил Иркутский пушно-меховой техникум по специальности «Товароведение» и с тех пор работал в лесхозе с двухлетним перерывом на службу в погранвойсках. При росте в два с небольшим метра и живом весе сто тридцать килограммов, даже при его несерьезном возрасте, Кузьмич пользовался у окружающих большим авторитетом. Когда авторитета не хватало, он слегка тыкал в непонимающего кулаком, и этого, чаще всего, оказывалось достаточно для решения любых вопросов. Служебная большая квартира у него находились в Култуке прямо возле конторы, но год назад он женился и купил хорошую трешку в центре Иркутска.

Расстояние от фактории до конторы лесхоза не слишком великое – километров сто пятьдесят, но больше половины пути дорога шла через отроги Саян и по времени занимала часов восемь. Следовало полагать, что в конторе Кузьмич проведет следующий день, а потом, понятно, захочет проведать молодую жену в городе. Учитывая, что сегодня среда, а впереди воскресенье, ждать его следовало не раньше, чем во вторник вечером. Все это рассказали Леве местные аборигены, тоже изрядно удрученные раскладом. Проблема заключалась в том, что Кузьмич никому не доверял и орех принимал только сам. И ключи от продуктового склада находились тоже у него.

Это было печально, но тут ничего не поделаешь – все дороги перекрыты постами егерей, без бумаги от Кузьмича не выехать. Оказывается, еще с незапамятных времен, здесь существовал неписаный закон – сдал государству десять мешков ореха, одиннадцатый можешь вывезти «на материк» и продать самостоятельно. Разница, надо сказать, оказывалась ощутимой – приемная цена ореха на фактории составляла один рубль тридцать копеек за килограмм, а с учетом поправки на сорность и влажность, на круг выходило чуть больше рубля. В то же время в Иркутске можно договориться и сдать орех барыгам на рынке по три рубля. Если же самому продавать специальными стаканами с двойным дном, то с килограмма удавалось выручить и до шести рублей. Цена мешка кедрового ореха, таким образом, доходила до трехсот рублей! Если учесть, что зарплата в двести рублей в месяц в те годы для большинства людей в городе казалась очень и очень приличной, то это были хорошие деньги.

Часть шестая.
Фактория Сарам

На следующий день, понадеявшись на слова Кондрата, мы стаскали мешки к обочине дороги. Он не обманул – после обеда в верховье распадка послышалось тарахтение дизеля. Вскоре из-за поворота появился старенький ДТ-75, тянущий за собой трое сцепленных тросами волокуш. Первые две были загружены мешками с орехом и шишкой, сверху ехали бригады заготовителей, третья оказалась свободной. Трактор остановился. Соскочившие со своих мест парни помогли загрузить наш урожай на последние сани и вскоре, также восседая на своих мешках, мы вместе со всеми направились в сторону фактории.

Через час караван достиг небольшого поселка, состоявшего из десятка разномастных домов и сараев, и остановился на окраине площади возле двух больших бревенчатых бараков-пятистенков, каждый из которых состоял из двух частей с отдельными входами в торцах. Лева быстро все обследовал и вернулся радостный – в одном из бараков обнаружилось удобное место и для нас.

Помещение оказалось почти квадратным, его левую половину его занимали широкие нары в два этажа, в середине с другой стороны находилась большая побеленная печь, за ней также располагались узкие двухъярусные нары. Сразу у двери справа, перед печью, светлел кедровыми плахами крепкий стол, с обеих сторон от него стояли добротные лавки. На стене возле стола имелись две полки, сооруженные тоже из кедровых, грубо выструганных, толстых досок. На них стояла немудрящая посуда – пара закопченных кастрюль, такой же, черный от сажи большой чайник, ополовник, сковорода, железные миски, несколько кружек и консервная банка с воткнутыми в нее дюралевыми ложками и вилками.

Мы перенесли свой груз в дом и уложили все под нары, сразу слева от двери. Дальний край помоста занимала компания из четырех парней, приехавших в отпуск на заработки откуда-то с Поволжья. На нижних нарах за печкой жил мелкий местный дедок, периодически смоливший махорку. Над ним обитал Толян – смуглый цыганистый каюр, предводитель шестерки лошадей, закрепленных лесхозом за факторией, пасущихся в данный момент на лугу у речки. Со слов дедка, Толян в данный момент пил у геологов, чей лагерь располагался километрах в трех ниже по речке. Лева нашел кусок тонкой проволоки, ловко продел ее сквозь подвернутые края крайних мешков и в нескольких местах проволокой же прицепил по две-три пустых консервных банки. Даже если мы будем ночью крепко спать, без шума утащить мешок с орехом у желающих вряд ли получится.

Еще когда мы на санях-волокушах приближались к фактории, наискосок от нас, по дороге на Большую Землю, уезжали медицинская санитарка и канареечный уазик. Поинтересовались – что случилось? Словоохотливый дед с удовольствием рассказал, что бичи ночью перекусили сетку-рабицу на тыльной стороне большого склада, отогнули ее и только успели вытащить мешок с орехом, как оказались замечены сторожем. Бросились наутек. Но сторож оказался не промах. Первого он положил жаканом еще на поляне, второго достал у самого края леса. Обоих наповал. Генка-радист связался с конторой, вызвали медицину и ментов. Приехали, опросили, кого смогли, загрузили сторожа, трупы (их в ледник сразу сложили) и умотали. «Десятку, поди, впаяют. Не надо было Леньке их достреливать!». Я угостил его «Беломором». Поблагодарив и еще больше оживившись, разговорчивый дедок продолжил излагать свежие новости.

– Они же, менты эти, только третьего дня здесь были. На Ергенском ключе кто-то мужика с сыном грохнул. Топором зарубили, лапником закидали – приваду, наверное, на медведя приготовили. Геологи случайно наткнулись. Там тайга богатая, мешков двадцать ореху у них на двоих точно было, исчезли. Мильтоны покрутились-покрутились, – а куда? Никто ничего не знает. Не к Пермякову же идти? – старик помолчал, затем продолжил. – Не по-людски это – из-за ореха людей убивать. Раньше редко такое было. А сейчас каждый год к концу сезона здесь кого-нибудь кончают, особливо, ежели людей мало в бригаде. Сюда лучше компанией приезжать, а то всяко бывает. Правда и так, просто по пьяни, много чего случается. Дней десять назад тоже одна бригада выезжала, Кузьмича ждали, орех же надо сдать. Перепились, сцепились из-за чего-то, один другого ножом пырнул. Тоже скорая с ментами приезжала, но не довезли, говорят, по дороге помер. Вот так вот, жил человек – и нету…

– Дед, а кто это такой – Пермяков? – воспользовавшись паузой, поинтересовался я.

Реакция оказалась странной. Дедуля как будто стал еще меньше ростиком, поежился, опасливо заоглядывался по сторонам, затем наклонился, и просевшим голосом тихонько сказал:

– Ты, паря, того… Зачем это… Конечно, слухи ходят, что уже съехал он. Но, может, и врут. Лучше про него лишнего не болтать, – произнеся эту достаточно странную для меня тираду, дедок замолчал и быстро свалил к себе за печку.

Часть седьмая.
Быт и люди Сарама

Большая баня, стоявшая на берегу реки Сарам, оказалась заселена одной из компаний шишкарей, выбравшихся из тайги и, так же как мы, ожидающих возможности сдать орех и выехать на материк. Ближе к вечеру Лева обнаружил в углу базы ниже по речке старую маленькую баньку, с подгнившими полами, но вполне еще рабочую с двумя тазами, ведрами и всем остальным необходимым. Протопили, натаскали воды. Небольшой обмылок у нас оставался. По очереди, мы залезали туда, и, отпариваясь после тайги и испытывая немыслимое наслаждение, просто кайфовали от счастья. Вечером использовали оставшуюся маленькую жменьку чаю и, смакуя, покончили с последней лепешкой. Народ вокруг тоже активно подъедал последние продуктовые запасы.

На второй день с утра, признаться, сильно хотелось есть. Продукты на фактории имелись, но, как уже говорилось, в закрытом складе. Ближайший магазин, где можно купить еду, находился в Улбугае, километрах в семидесяти по прямой. У запечного дедка выяснили, что еду и спирт местные в таких случаях меняют на орех у геологов, но те дерут совсем не по-божески: булку хлеба и банку тушенки или полбутылки спирта отдают за два ведра ореха. И хоть как с ними торгуйся, меньше не уступают.

После полудня, тоже на тракторных санях, но с другой стороны от нашего бывшего участка, прибыла еще компания из шестерых оборванных и злых до чертиков и постоянно матерившихся мужиков из Ангарска, обосновавшаяся затем посредине наших нар. Причина их плохого настроения выяснилась быстро – заботливо уложенный возле зимовья штабель мешков с заготовленным орехом при погрузке оказался весь издырявлен мышами. Что могли они собрали, но с мешок или больше осталось во мху на радость тем же мелким хвостатым воришкам. В бараке стало немного тесновато, хотя верхние нары еще оставались свободны.

К вечеру на протопленной печке волжане и ангарчане варили еду. У первых в меню присутствовала похлебка из китайской свиной тушенки «Великая Стена» с картошкой и рисом; у вторых – просто жиденький супчик из рыбной консервы с макаронами, зато у них еще имелось немного муки, а значит, к супу были и лепешки. Каждая компания заняла половину стола и совершенно не проявляла желания с кем-либо делиться столь дефицитными калориями. Лева, в конце концов, увел Наташку прогуляться вдоль ручья, а я делал вид на нарах, что крепко сплю. Получалось плохо, и народ за столом, громко чавкая и хлюпая поглощаемым супом, пару раз прошелся насчет некоторых идиотов, что идут в тайгу, не озаботясь запастись на весь срок продуктами.

Суббота тоже прошла в голодных раздумьях. Время тянулось медленно. Все непрерывно щелкали орехи, мы же пока решили не вскрывать свои мешки. Ягода вокруг фактории была выбрана дочиста, но Наташка где-то в распадке неподалеку все же ухитрилась найти и принесла целую горсть спелой, ароматной смородины. Мы поделили ее по-справедливому – половину вернули добытчице, половину съели с Левой. Народ весь день шатался по фактории, останавливаясь у конторы, с высокого крыльца которой в полутора километрах отсюда хорошо просматривался участок дороги с перевала. С той стороны должны были прибыть машины для вывозки ореха. С ними ожидали и Кузьмича.

Непонятные бичеватые личности во множестве бродили по лагерю, сидели там и сям на корточках и смолили махорку. Судя по всему, большинство из них представляло бригады, еще остававшиеся в тайге, и отслеживало обстановку, чтобы выбраться на факторию прямо к приезду Кузьмича. Несколько типчиков, делая вид, что незнакомы, ненавязчиво подваливая то к одним, то к другим, предлагали перекинуться в картишки. В конце концов, игра разгорелась за старой баней. Кто там проигрался – я не видел, но, судя по доносившимся, время от времени, оттуда разборкам, они имелись. Другие слонялись как бы тоже в ожидании чего-то, и внимательно, но стараясь не палиться, оценивали – что можно незаметно украсть или кого можно развести на выпивку или орех, что, собственно, в этих местах являлось эквивалентом.

К нам парочка колоритных субъектов подвалила под вечер. Оба невысокие, естественно в наколках на руках, с азиатчинкой в лицах, у одного, с перебитым носом, желтая фикса во рту, второй сильно шепелявил – передние зубы у него отсутствовали. Одеты во что попало, но кирзачи у каждого начищены до блеска. Мол, парни, так и так, выручайте. Завтра трактор с орехом придет, а пока – трубы горят, месяц в тайге. Займите мешок, завтра железно, без булды, отдадим! Натолкнувшись на твердый отказ, они еще немного попытались уболтать «клиентов», затем, видя бесперспективность затеи, свалили. Уходя, ребята нехорошо на нас поглядывали, что-то бормоча на тему о карме, которая непременно должна настичь таких, не желающих войти в их положение, нехороших людей.

Через час-полтора, проводя от нечего делать очередной променад вокруг фактории, я заметил этих двух бичей, пятившихся из двери соседнего барака. Они тащили куль, похоже, что с орехом. За ними шел молодой, но крепкий веснушчатый парень из компании, приехавшей, как я уже знал, из Вологды.

– Ну, ребят, без обмана, все как договорились – завтра к обеду мешок возвращаете. И бутылку спирта за прокат!

– Да без базара! В натуре все будет, как надо! Фуфло не впарим, все по чесноку! – радостно улыбаясь железными зубами с сияющей желтизной фиксой посередине, успокаивал поддавшегося лоха кривоносый. – Кеха, ты до речки, дальше меняемся!

Шепелявый Кеха молча взвалил мешок на плечи и зашагал в сторону тропы, ведущей к геологическому поселку. Второй последовал следом. Вологжанин стоял на крыльце, с сомнением глядя им вслед. Из двери осанисто вышел кривоногий серьезный мужик в прожженном ватнике, накинутом на голое тело, покрытое синими куполами. Свернув «козью ножку» и закурив, он кивнул в сторону уходящих:

– Ты, Леха, имей в виду и своим скажи. Здесь за базар отвечают. Если в обед все, что Витька с Кешкой наобещали, не принесут, придется вам вечером на ножи их садить, – и, помолчав, добавил: – Иначе никто не поймет.