Часть 1
Глава 1
Зажигались фонари.
Вадим с нетерпением всматривался в силуэты прохожих. Пытался угадать, которая из спешащих женщин – она. Голос в трубке показался приятным, молодым. И, как назло, все приятные и молодые проходили мимо, а пальцы на руках и ногах немели.
«Минут десять ещё продержусь и надо погреться. Почему она объявилась? И зачем пригласила встретиться?» Всё это вертелось в голове, а кто-то подошёл сзади. Вадим замер, прислушиваясь ко всему сразу: к стуку внезапно заколотившегося сердца, к уличному шуму, сквозь который он отчётливо расслышал поскрипывание снега за спиной. Секунды тикали в такт бьющемуся сердцу, и Вадим медленно обернулся.
Она стояла перед ним – высокая, в длинной шубе, на голове капюшон.
– Вадим?
Голос уверенный и низкий.
– Да. – Вадим пытался её рассмотреть, но капюшон наполовину скрывал лицо. – А вы Маргарита?
– Называй меня Марго.
Голос потеплел, и в сумерках мелькнула улыбка.
– Замёрз?
– Есть немного. – Вадим словно вернулся в реальность и задрожал, вновь ощущая холод.
– Тогда пошли греться.
Она отвернулась и направилась к рядом стоящей высотке. Вадиму ничего не оставалось, как идти за ней.
Шёл со смутным чувством. Она слишком быстро идёт или ему кажется? Да, голос приветливый, располагающий, такой как по телефону, но что-то было не так. Это внезапное появление. На смену любопытству вернулась тревога. Выползла, откуда ни возьмись. Остановиться бы и просто поговорить, но проклятый ветер гнал. Беги – метнулось где-то внутри, но домофон зачирикал, впуская в подъезд.
Долгожданное тепло обдало. Повело за собой.
В лифте она скинула капюшон норковой шубы, тряхнула чёрными волосами.
Вадим украдкой наблюдал: бледное лицо, красивые в тон волосам брови, бордовые губы. От неё приятно пахло: лёгкий, еле уловимый запах лимона, вперемешку с холодом вечера. Вадим потянул носом.
Двери лифта открылись.
В огромной прихожей она сбросила шубу, и Вадим подхватил её.
– Спасибо, дорогой. Раздевайся и проходи в гостиную.
Всё это она сказала, глядя из зеркала трюмо, куда смотрелась, поправляя причёску.
Вадим разделся и прошёл в гостиную. От размеров комнаты и обстановки он просто опешил. Царство роскоши и комфорта. Он осторожно присел на кожаный диван. Взгляд прыгал с предмета не предмет. Хотелось встать и всё осмотреть. Потрогать.
Хозяйка принесла поднос с кофе и печеньем. Села напротив.
–Угощайся, – улыбнулась она.
Вадим робко взял белую чашку с блюдца. Терпкий кофейный запах. Сам кофе оказался горьким. Вадим никогда такой не пил. Он взял из вазочки печенье.
Она говорила. Расспрашивала о родных, но вопросы поверхностные. Вадим догадывался – это мало её интересует.
– Хотя, какая я тебе тётка… – повела плечами, – если дотошно подсчитывать, наверное, троюродная. Седьмая вода на киселе! – рассмеялась. – Но если серьёзно – то мы принадлежим с тобой к старинному роду. Надеюсь, ты знаешь об этом?
Вадим кивнул. Он слышал что-то в детстве, когда был жив отец.
– Как ты смотришь на то, чтобы переехать ко мне?
Вадим перестал жевать.
– Ты не ослышался. Так как?
– Я бы с удовольствием. Если, конечно, – отвечал медленно, подбирая каждое слово, – если это удобно и не стеснит вас.
Внутри всё колыхало. Казалось, он видит сон. Сказочный. Неужели это возможно, и он съедет, наконец, из чёртовой коммуналки.
– Не «вы», а «ты»! Иначе, Вадим Константинович, я вам так же буду выкать.
– Хорошо. Я понял, Марго. – Он виновато улыбнулся.
– Ты меня не стеснишь. Я живу одна и часто уезжаю, будешь присматривать за квартирой. А места здесь полно, – окинула комнату взглядом, – двоим можно заблудиться.
Она пила кофе и смотрела поверх чашки. Вадиму казалось, она видит его насквозь. Её взгляд каждый раз менялся, как и выражение лица, как и вопросы, которые задавала.
– Ты недавно окончил техникум?
– Да, работаю по специальности – электромонтёром на подстанции.
Она вскинула брови.
– И нравится тебе всё это?
– Конечно же нет, – поспешил он ответить, – пока это как вариант. Это всё не моё…
– А что твоё? – спросила она резко. – Чего ты хочешь?
Вадим смутился. Что ответить не знал, вернее, постеснялся сказать правду.
Она откинулась в кресле, приподняла волосы и опустила. Тёмными волнами они упали на плечи. Бриллианты – гвоздики в ушах сверкнули.
Вадим смотрел, не отрываясь.
– Ты прав, это всё не твоё, – сказала уже мягче. – Кофе ещё будешь?
Когда вышел от неё, ветер утих. Редкие снежинки кружили в свете фонарей. Вадим сел в троллейбус, доехал до железнодорожного вокзала. Поднялся на виадук, остановился и посмотрел в чёрное звёздное небо. Всю дорогу он думал о Марго. Эта странная встреча не выходила из головы. Всё было так неожиданно. Вадиму льстило, что у него вдруг объявилась обеспеченная родственница и такая красивая. Даже не верилось, что она приходится какой-то там тёткой. Кто бы мог подумать. Он словно попал в другой мир. А квартира – из неё так не хотелось уходить. Вадим почувствовал, что стоит на пороге новой жизни. Жизни желанной, о которой мечтал.
Внизу скрипя, тянулся поезд. В морозном воздухе скрип колёс отозвался в душе. Вадим вспомнил родной городок, и то ли от холодного ветра, то ли ещё от чего в глазах защипало.
Чего он хочет? Там, в квартире он Марго не ответил. Он ответил себе здесь и сейчас: денег! и чем больше, тем лучше!
***
Огромный зал ресторана «Огни» опустел. Послеобеденное затишье. Последние клиенты ушли, и Людмила Викторовна Ваур, сидя за столиком администратора, наблюдала за тем, как официанты меняли скатерти и заново сервировали столы. Прескучное зрелище, тем более в такой час, когда ресницы так и слипались. Людмила Викторовна от всей души зевнула и хотела было потянуться, но вовремя удержала себя. Вообще-то в это время она обычно кемарила в своём кабинете.
Ваур поднялась с нагретого стула и поспешила покинуть, продуваемый сквозняками зал.
В коридоре её окликнули:
– Людмила Викторовна, вас к телефону.
Ваур с недовольным видом взяла трубку.
– Слушаю.
– Добрый день, Людмила Викторовна. Узнала?
Ваур немигающим взглядом уставилась в стену напротив.
– Марго, ты? Узнала, – ответила она вымученно приветливо.
– Я рада, что ты меня не забываешь. Про дела не спрашиваю, знаю, что всё идёт отлично. Ведь так?
– Так… – сглотнула Ваур.
– Ну и прекрасно. Нужна твоя помощь, Люда.
– Да, да, конечно. Чем смогу, тем помогу.
– Надо пристроить племянника к вам официантом. Это возможно?
– Племянника?!
– Ты в шоке? – В трубке послышался смех. – Представь себе и у меня, оказывается, может быть племянник. Так как?
– Думаю да. – Ваур тяжело вздохнула, оглядываясь по сторонам.
– Алло? Ты там что, умерла?
– Нет, нет. Со связью что-то. А что за племянник?
– Смышлёный и симпатичный – Вадим Земцев.
– Хорошо, я запишу.
– Запиши, будь любезна. Да, вот ещё что. А нельзя ли его устроить в смену, где администратором эта новенькая – Вяземская кажется?
– Жанна Вяземская?
– Она самая.
– А почему к ней?
– Да не к ней, просто у Вадима там что-то с курсами, и по дням смена Вяземской подходит.
– Хорошо, Марго, я подумаю.
– Подумай Люда, только недолго.
В трубке раздались гудки.
Ваур всё держала телефон, прислушиваясь. Страх, как и много лет назад, пополз, разрастаясь. Меньше всего в жизни она хотела опять иметь дело с Марго, но этот звонок не случаен. Людмила Викторовна знала, что за ним последуют и действия. Она тяжело вздохнула, посмотрела по сторонам и с несвойственной ей беспомощностью коснулась золотой цепи, что висела на шее.
Глава 2
Кричевская жарила оладьи на своей малюсенькой кухне. Масло скворчало и брызгало. Когда одна из горящих капель обожгла руку, Валентина Семёновна дёрнулась и отошла от плиты. Лизнув обожжённую ладонь, с минуту выждала, затем подошла к сковороде и стала переворачивать оладьи. Как назло вторая сторона стряпни подгорела. Чувствуя боль от раскалённого масла, и видя очередную горелую партию, Валентина Семёновна готова была разрыдаться. Она бросила в раковину деревянную лопатку и выключила плиту. Сорвала фартук и села возле окна. Глаза наполнились слезами, застывшими вместе со взглядом Валентины Семёновны.
«Вот Анька так та оладьи и не жарит сама, – подумала Кричевская о сестре. – Она же – Вяземская. С чего ради будет у плиты стоять. Переломится. А тут ишачь с утра до вечера и никакой благодарности».
– Ну что? Оладьи готовы?
Кричевскую чуть не разорвало на части, не подбросило до потолка. Её грузное тело развернулось в сторону мужа:
– Какие такие оладьи?
В дверях с «идиотской» улыбкой стоял Михаил Юрьевич. Он колебался – войти или всё же не стоит. Оценив обстановку и зная характер жены, решил повременить. Тем более дверь перед его носом резко захлопнулась. Валентина Семёновна двигалась стремительно.
– Всё бы жрал! Толку с тебя! – проорала она и вернулась к окну. Скрестила руки на широкой груди и стала смотреть на заснеженный двор, такой знакомый и вместе с тем такой опостылевший, как и квартира, эта хрущёвка-развалюха, как и вся её никчёмная треклятая жизнь.
Декабрь 1998 года не предвещал ничего хорошего. Кричевскую подмывало разрыдаться, поголосить, но лишь злорадная улыбка растеклась по лицу. Кусать пришлось самою себя: « Как крыса роюсь в мусорном бачке, а некоторые икоркой лакомятся…»
В очередной раз Анна Вяземская должна была икнуть или поперхнуться.
«Надо же, как всё повернулось то, – задумывалась вновь и вновь Валентина Семёновна, – ведь кто ж знал, что из Вяземского такой делец получится. А всё бегал по молодости трёшки стрелял. Знать бы наперёд, разве я б пошла за этого. – Она посмотрела на дверь, за которой в комнате на старом диване сидел возле телевизора муж.
Опять накатило. Взгляд упёрся в оладьи: местами подгорелые, они лежали на тарелке горой. «Выкинуть в окно к чертям собачьим!»
Мысли судорожно перекинулись на другое. Увлёкшись оладьями и жалостью к самой себе, Валентина Семёновна забыла о страшной новости, взорвавшей это воскресное утро: старшая дочь Настя, мерзавка сбежала из дома!
И ладно бы сбежала с каким банкиром, куда ни шло, но сбежать с журналюгой, голодранцем, пишущим никчёмные статейки неизвестно где – вот это удар!
«Ведь помыкается, обрюхатится и приползёт с потомством сюда, в мою конуру. Господи…» Паника охватила Валентину Семёновну, взяла за горло. «Нет, с этим надо что-то делать. Это безобразие надо пресечь. Ведь пресекала же я всегда это паскудство».
Мысли прервал шум у двери. На кухню вошла младшая дочь Снежана.
Кричевская посмотрела на неё этим утром совершенно по-новому. В ней, такой противоречивой и неистовой вдруг затеплился лучик надежды… надежды на счастливое будущее неразрывно связанное с возможным перспективным браком Снежаны. Почему бы и нет? Женят же на себе некоторые олигархов. Но, глядя на угловатую фигуру и невыразительную внешность четырнадцатилетней дочери – «лентяйки и троечницы», Валентине Семёновне в это верилось с трудом. «Нет – толку не будет».
Взгляд матери потух.
– Что с оладьями? – Снежана полезла в кастрюлю.
– И ты туда же.
– В смысле?
– Спишь и видишь, как бы от нас с отцом сбежать?
– Мам, ты чё? Есть будем?
– Конечно будем, куда мы денемся.
– Я ставлю чайник.
– Ставь.
Дочь удивлённо посмотрела на мать: как не похожа она сегодня на себя. Удивилась Снежана и своей наглости, раньше бы она так по кастрюлям не лазила. Она бы сидела вместе с отцом и ждала. А тут … Какое волшебное утро. Поставив чайник, Снежана решила убраться поскорей из кухни – не смотря на волшебное утро – мать человек непредсказуемый.
«… и ведь самое обидное, – сетовала Валентина Семёновна, опуская руки от безысходности, – был бы хоть мальчик: уж я бы с него пылинки сдувала, с него бы вышел коммерсант – подмога, а то одно бабьё – хомут на шее».
А муж. Как же она обманулась. Просчиталась. А ведь был таким перспективным – дипломированный инженер. С руками и ногами взяли на Ламповый завод, повесили на доску почёта. С инженеров, правда, пришлось перевестись в сменные мастера из-за большей оплаты и всё по настоянию Валентины Семёновны. Кто ж, как ни она, умеет смотреть вдаль. Только вот даль оказалась пустой фантазией, миражом.
Прибрав быстро к рукам послушное существо, оказавшееся рядом, Кричевская через три месяца после знакомства почивала в собственном уютном гнёздышке, ожидая первого желторотого птенца.
И чего же лучше можно пожелать человеку, если он не стремился в Наполеоны, и Михаил Юрьевич был счастлив.
Со временем, на досуге, он иногда придирчиво посматривал на своё семейное счастье, подумывая: а счастье ли это? Опять же разные примеры из соседней жизни и новые образы, что порхали по весенним улицам, так и лезли в голову. Кружились.
Заподозрившая вовремя наличие у мужа вредных мыслишек, Валентина Семёновна грозным окриком вернула мыслителя в семейное лоно и пресекла, раз и навсегда, все попытки мужа сомневаться в чём-либо и думать.
«Вся эти думы – от избытка свободного времени. Сплошная дурость и больше ничего!» – твердила она, помахивая указательным пальцем перед носом Михаила Юрьевича. Палец украшала тяжёлая золотая печатка «Парус».
Слушая жену, Михаил Юрьевич неотрывно следил за движением «Паруса» в воздухе.
За столом сидели тихо.
Валентина Семёновна была на редкость молчалива. Она всё смотрела в одну точку, на старенькую сахарницу с облезлой крышкой и всё мешала, мешала ложечкой сахар в остывшем чае. Оладьи в этот раз получились непышные. Подгорелые не лезли в рот. Снежане приходилось варенье намазывать на хлеб.
Кричевская и не догадывалась, как близка она к истине, думая о младшей дочери. Снежана спала и видела, как бы поскорее сбежать из дома. Только она не дура, как Настя. Она сбежит непременно с богатым – банкиром или бизнесменом, никак не меньше. А у матери-монстра, в этой убогой конуре не появится никогда! И даже на праздники!
– Ну что? Так и будем сидеть?! – вскрикнула Валентина Семёновна, и стол задрожал. Чай выплеснулся из кружки. Михаил Юрьевич и Снежана удивлённо вскинули глаза. – Сидите и дальше! А я вот сидеть, сложа руки, не собираюсь!
Через пять минут с натянутым на голову норковым беретом, в наспех застёгнутом пальто с воротником из той же норки Валентина Семёновна выскочила из квартиры.
Глава 3
Недолго раздумывая, Вадим переехал к Марго.
Да и могло ли быть по-другому? Её квартира не шла ни в какое сравнение ни с коммуналкой, где он обитал в последнее время, ни с тем ветхим домиком, в котором они ютились с матерью. Квартира Марго устлана мягкими коврами. От блеска люстр, зеркал, хрусталя рябило в глазах. Вадим с интересом рассматривал картины в громоздких позолоченных рамах, книги в дорогих переплётах, старинные антикварные вазы, статуэтки, этажерки, комоды.
Портреты родственников, о которых Вадим ничего и не знал, смотрели с укоризной и превосходством, внушая трепет и благоговение. Он и представить себе не мог, что в его роду по отцовской линии, были потомственные дворяне, содержатели доходных домов, и все они сгинули «под красной волной», накрывшей Россию в начале двадцатого века. На глаза накатывала горечь утраты, Вадиму казалось его обокрали.
Чувствуя настроение племянника, Марго открывала старинную книгу. Где между страниц хранился, дышавший на ладан ветхостью, вот-вот готовый рассыпаться от любого прикосновения рисунок с красным танцующим вприсядку петухом в полосатых шароварах, с двумя головами лысой – Ленина и усатой – Сталина.
Сквозь слёзы Вадим смеялся, не сознавая того, что как рисунок мог рассмешить его сейчас, так же он мог, в своё время, убить, стереть с лица земли любого – сотворившего, хранившего и смотревшего на него. Спустя время, «злые чары» рассеялись, и листок потускнел, потеряв навсегда магическую силу – убивать. Человек же – высшее создание земной природы не теряет эту силу никогда.
И всё бы хорошо, но в гостиной тёткиного дома Вадим чувствовал себя порой неуютно. В присутствии Марго ничего не происходило, но стоило остаться одному – в комнату лучше не входи. Вадим ощущал даже спиной, преследовавший его взгляд. Энергетическая атака исходила от одного из портретов, висевших на стене.
Старая фотография в раме выделялась среди остальных. Изображён на ней был безбородый мужчина с вытянутым лицом и острым подбородком. Высокий лоб пробороздили глубокие морщины, такие же они пролегли и около тонких губ, придавая лицу брезгливое и недовольное выражение. Но главное – глаза. Серые, они казались живыми и смотрели на Вадима в упор в любой точке комнаты, где бы он ни находился. От пристального взгляда давно умершего человека становилось жутко.
– А это Серафим, – с гордостью сказала Марго. После паузы добавила: – Старший брат моего деда, а тебе прадед, только вот который и прикинуть не могу. Да, это был человек. Таких больше я не встречала, – её голос дрогнул, – как-нибудь я тебе о нём расскажу.
Вадим не переставал удивляться новой родственнице. Как не похожа Марго была ни на кого. Вадим запутался в её образах и лицах. Неуловимая и загадочная, она всегда была разная. Царственно-неприступная в вечернем платье, блистая драгоценными камнями, она выходила из комнаты, собираясь на премьеру в театр или ресторан. Как девочка с хвостиком на голове, в шортиках и маечке варила кофе по утрам. В голубых джинсах и чёрной водолазке она падала на диван, закидывала ногу на ногу, чиркала зажигалкой и курила, стряхивая пепел прямо в кофейную чашку, стоявшую на полу. Пришедшая убирать квартиру женщина, укоризненно качала головой, а Марго, переглядываясь с Вадимом, демонстративно пускала в потолок кольца дыма.
С Вадимом она вела себя снисходительно, но приучала к порядку и дисциплине. Она с удовольствием беседовала с ним на разные темы, и Вадим был счастлив оттого, что вот, наконец, появился в его жизни умный и опытный человек, и, пользуясь моментом, он всё выспрашивал и выспрашивал. Марго же со своей стороны приглядывалась. Читая всё по восхищённому взгляду племянника, элегантно прикуривая сигарету и наблюдая за тем, как он следит даже за этим движением её руки, откинувшись на спинку кресла, она думала.
***
Вадим никак не мог заставить себя расстелить постель и лечь спать. Он лежал на диване в своей новой комнате и всё размышлял. Прошлое навалилось разом.
Он вспомнил первый год учёбы в техникуме.
Тупо отсидев, а иногда и прогуляв занятия, он устремлялся в центр города, где бродя по оживлённым улицам, всматривался в бурлящую жизнь вокруг. Проходя мимо витрин, приценивался к элегантной одежде на манекенах, к дорогим часам, печаткам, браслетам в бархатных футлярах. С восхищением засматривался на проезжавшие мимо иномарки, с жадностью втягивал в себя аппетитные запахи, проходя мимо закусочных и кафе. Насладившись городским изобилием, шёл в любимый сквер, где садился на скамейку и, грызя чипсы, листал журналы, жадно всматриваясь в глянцевые фото. В общежитие возвращался в плохом настроении, полностью опустошённый и несчастный.
В ноябре стало особенно тоскливо. С неба сыпал снег, дни стояли серые и промозглые. Осенние ботинки уже не согревали, а зимние из-за ветхости надевать было стыдно. Вадим ёжился в старой курточке и шёл, не видя дороги, по тем улицам, мимо тех витрин, кафе, машин, которые так радовали глаз недавно.
Когда пошёл работать, попал в совершенно чуждую среду. Теперь он был окружён коллегами. Мусоля дешёвые сигареты, в клоунских засаленных спецовках, они рассуждали о жизни. Рассуждали и умудрялись учить его, Вадима жизни, которую сами и не знали. «Что они видели, кроме трансформаторов и проводов? Бред и серость».
Вадим перевернулся на бок и тяжело вздохнул.
Зарплата копейки и то постоянно с задержками. Смысл жить в этом городе, где терпишь постоянно нужду?! Сейчас, живя у Марго, в богато-обставленной квартире, он сильнее ощущал свою бедность.
Было за полночь. На улице бесновалась метель. Вадим лежал и смотрел в окно. Заледенелые стёкла сверкали.
В доме всё умолкло, и вдруг шорох у двери. «Мыши?» Вадим прислушался. «Нет, показалось». Он прикрыл глаза: «Надо бы раздеться и лечь спать».
Дверь комнаты скрипнула. Вадим приподнялся, затем встал и выглянул в коридор. Тишина и темнота. Но из приоткрытой двери гостиной просачивалась еле заметная полоска света. Осторожно ступая, Вадим подошёл к двери и заглянул в комнату.
В гостиной полумрак. На журнальном столике горит свеча в подсвечнике. Марго раскладывает карты. Электрический камин, стоявший недалеко от кресла, бросает на её фигуру алую тень.
Сгорая от любопытства, стараясь не шуметь, Вадим вошёл в комнату и присел за столик. Марго будто и не заметила его появления. Она скинула шаль еле заметным движением плеча.
Вадим не узнавал, сидящую напротив женщину. Как не похожа она сейчас на ту Марго, которую он узнал недавно. Та, которая перед ним сидела, словно сошла со старинных портретов, висящих на стенах. Она казалась пришелицей из прошлого.
Не отрываясь, Вадим смотрел на её руки.
Она ловко раскладывала старые потрёпанные карты. Камни перстней на пальцах мерцали. Оторвав глаза от рук, Вадим двинулся взглядом вверх, к высокой шее. Волосы зачёсаны за уши. Дуги тёмных бровей приподняты. Чёрные глаза на удивление большие. Вытаращенные. У Вадима похолодело внутри. Волна хлынула и накрыла. Он видел по губам тётки, что она говорит, а он не слышит. Она говорит, а он смотрит в её чёрные пропасти глаза и не слышит.
– Вадим, тебе не спится?
Голос Марго нарастал, становился громче.
– Тебе не спится?
– Не спится. – Вадим тряхнул головой, приходя в себя.
– Всё мысли, думы?
– Да, – еле слышно отозвался он.
Вадим сидел и отрешённо смотрел на карты, стол, свечу. Он не мог сообразить, как очутился в этой комнате. Мысль, уснувшая на мгновенье, просыпалась.
Когда в глазах затеплился вновь огонёк свечи, он спросил:
– Гадаешь?
– Раскладываю пасьянс.
Марго сгребла карты в кучу и сложила в стопку.
– Странные карты.
– Старинные. Как твоя работа? Не надоела?
– Надоела.
Прищуриваясь, Марго наблюдала. Вадим не мог смотреть ей больше в глаза. Он переводил взгляд с карт на свечу.
– Хочешь, я устрою тебя на денежную работу?
– Меня? – Вадим посмотрел на неё. – А куда? Конечно, хочу.
– В ресторан. Официантом.
Вадим не знал, как отнестись к этому предложению. О чём угодно, но о работе официантом он никогда и не думал. Он не ожидал такого предложения, но если предлагает сама Марго – значит дело стоящее. Вадим даже разволновался.
– Пойдёшь работать в ресторан “Огни”. Туда, где начинала я, – Марго улыбнулась, – когда-то… Для начала лучшего места и не придумаешь.
– Для начала чего? – не удержался Вадим.
– Для начала твоего будущего. Тебе не придётся всю жизнь таскать подносы – это всего лишь первая ступень. В «Огнях» хорошая школа жизни – там мальчики из провинции быстро взрослеют. Ты научишься считать деньги, разбираться в людях, обзаведёшься нужными связями и знакомствами. – Марго сделала паузу. – Не будешь хлопать ушами – эти связи тебе пригодятся в будущем. Тем более, есть одно дельце…
– Дельце? А у меня получится? – Мысли Вадима не поспевали за вопросами.
– Не сомневайся. Только у тебя это и получится.
У Вадима заблестели глаза. Марго склонилась над столом.
– Я хочу поручить тебе одно очень важное дело. Надеюсь, я могу на тебя положиться?
– Конечно, Марго! Конечно! Я всё готов для тебя сделать… ты только скажи! – Он словно сорвался.
– Ну и прекрасно. – Она коснулась его горячей щеки.
Вадим почувствовал приятную прохладу ладони. Он захотел сильнее прижать эту ладонь, но Марго отстранилась.
– Решено. А теперь иди спать, – сказала она устало.
Вадим встал и молча вышел.
Голова разрывалась от будоражащих мыслей, но как только Вадим коснулся подушки, то сразу же провалился в сон.
Марго ещё долго сидела при свече.
За окном бесновался ветер. Он то плакал, то ревел, то стонал. Когда фитиль стал потрескивать, хозяйка богато-обставленной квартиры очнулась. Со свечой в руках она подошла к портрету на стене и посмотрела в глаза Серафима.
Глава 4
– Правильно, дочь, завязывай-ка ты с «Огнями» и начинай заниматься настоящим делом. Своим делом, – сказал Павел Николаевич Вяземский.
– Да я и так последние смены отрабатываю и ухожу, – ответила Жанна. – Не представляешь, как мне там всё опротивело. Не ресторан, а какой-то змеюшник.
– Точно подмечено. А что ты хочешь, это, наверное, единственное заведение в городе, где сохранились ещё «совдеповские» порядки. То-то народ к вам не ходит.
Так в том то и дело, что не ходит. Но даже тех, которые заглядывают, нагло обсчитывают и обвешивают. Это целая система, чёртовое колесо, которое крутится с незапамятных времён и остановить его невозможно.
– Моя, хорошая, – Вяземский погладил дочь по голове – ты пыталась бороться с чёртовым колесом?
– Пап, не смейся! Я серьёзно. Да попыталась.
– И натолкнулась на стену непонимания и ненависти? – Вяземский не мог с дочерью серьёзно разговаривать. Ему до сих пор казалось, что перед ним не девушка двадцати трёх лет и администратор некогда лучшего ресторана в городе, а та маленькая Жанна, сидевшая не так давно у него на коленях.
– Натолкнулась. На меня посмотрели, как на умалишённую. Я прекрасно понимаю, что я просто им мешаю. Я слишком честная, правильная, короче, не для этой работы. Да и опыта жизненного у меня маловато для их махинаций. Мне так и намекнули.
– Это кто же?
– Да какая разница. Я бы и сама в этом змеюшнике не задержалась. Нет никакого желания там появляться.
– Ты смотри, если кто тебя обидел, так и скажи.
– Пап, ну кто меня там может обидеть. Я же не дурочка. Я всё прекрасно понимаю. Я со своими принципами пришлась не ко двору – вот и всё.
– Да к чёрту эти «Огни»! – Вяземский налил себе чаю.
– Вот именно, к чёрту ваши разговоры. – Анна Семёновна принесла и поставила на стол большой поднос с рыбным пирогом. – Давайте пирог есть. Жанна, наливай чай, Паша, бери нож.
Вяземский взял нож и, шутя, нацелился на пирог. Жанна склонилась, принюхиваясь:
– Мам, как вкусно пахнет и с корочкой по краям, как я люблю.
– Смотри не обожгись, ещё горячий, – предупредила Анна Семёновна.
– Да и по поводу «Огней», выкинь все мысли, – Павел Николаевич посмотрел на дочь, – у тебя будет своё дело. Опыта ты набралась, теперь сама сможешь. – Вяземский нарезал пирог и выбрал для Жанны самый большой кусок.
– Ты опять? – Жанна укоризненно посмотрела на отца. – Я так в джинсы скоро точно не влезу. – Она переложила большой кусок в тарелку отца, а себе взяла поменьше.
– Кстати, о деле: вопрос с арендой уже решён. А также «сэс», пожарники, разные согласования – всё готово. Осталось завезти оборудование и начать обустройство, так то. Я тебе пришлю в помощь Сергея.
– Какого Сергея?
– Как какого? Линёва. – Павел Николаевич украдкой переглянулся с женой.
– А что без Линёва совсем никак?
– Жанн, он толковый и хороший парень.
– Естественно – твоя правая рука парень хоть куда! – Жанна принялась за пирог.
В дверь позвонили.
– Кто бы это? – Вяземский посмотрел на жену.
– Это, наверное, Валя. Она обещала зайти. – Анна Семёновна вышла в коридор.
– Нарисовалась, – поморщился Вяземский.
– Пап, у вас эта «любовь» взаимная.
– Не говори. Пойду-ка я лучше и спрячусь от тёти Вали. – Вяземский встал из-за стола и на цыпочках пошёл по комнате.
Жанна улыбалась, ей нравилось, когда отец был в хорошем настроении и шутил. Но ему не удалось скрыться – в дверях появилась гостья.
– Здравствуйте этому дому! – поздоровалась Кричевская громко и церемонно.
– Здорово, коль не шутишь! – ответил Павел Николаевич в тон гостье.
Это был ритуал недолюбливающих друг друга людей, и каждый раз при встрече они его соблюдали, благо встречи эти случались редко. И если для Павла Николаевича Кричевская всего лишь надоедливая муха, от которой он просто отмахивался и забывал, то для Валентины Семёновны муж сестры представлял нечто большее – для неё он был выигрышным лотерейным билетом. Билетом, который она могла купить, но по глупости не купила. И вот, спустя годы, «билет» каждый раз напоминал об упущенном шансе.
– О, Павел Николаевич, вы нас покидаете? – с сожалением в голосе спросила гостья.
– О да, Валентина Семёновна! Дела, знаете ли, всё недосуг. – парировал Вяземский, разведя руки. Украдкой он подмигнул Жанне.
– Как жаль. А у меня к вам как раз один вопрос.
Но Павел Николаевич уже торопливо поднимался по лестнице своей двухъярусной квартиры.
Жанна с матерью сдерживались из последних сил, чтобы не рассмеяться.
Недовольно сморщившись, Кричевская прошла к столу и чмокнула в щёку Жанну.
– Как поживаешь, племянница?
– Лучше всех!
– Оно и видно. Всё-таки, какая ты пышная, однако… – заметила будто вскользь.
Жанна покраснела.
Довольная собой Валентина Семёновна плюхнулась на стул.
К пирогу Жанна больше не притронулась.
– Откуда пирог? – поинтересовалась Кричевская.
– Сами испекли, – ответила Анна Семёновна. – Валя, ты как с Луны.
– Так ты сама печёшь? – придурковато спросила Кричевская.
– Конечно сама. Какая-то ты странная сегодня. Чай будешь?
– Буду. И пирог ваш попробую.
– Так пробуй. – Анна Семёновна налила сестре чай.
Пока Кричевская жевала, за столом молчали.
Жанна каждый раз, когда видела вместе маму и тётю, удивлялась непохожести сестёр. Складывалось ощущение, что они от разных родителей. Всегда спокойная, хрупкая, витающая в облаках – мама, и большая грубая, неотёсанная как чурбан, с нелепой бараньей химией на голове – тётя.
– Какой вкусный пирог и рыбы столько сколько надо, – сказала Кричевская, проглотив кусок.
– Чаю подлить? – спросила Анна Семёновна.
– Да, если можно. Жанночка, как у тебя дела? Что нового в «Огнях»?
– Да нормально там всё, но я увольняюсь.
– Да ты что? Так мы с Мишей и не посидели у вас. Дотянули. А что так?
– Не переживай, Паша открывает новое кафе, и Жанна там будет директором, – ответила за дочь Вяземская.
– Да что вы? – Кричевская всплеснула руками. – Так это же прекрасно! Теперь у нас будет своё кафе. Семейное можно сказать заведение. – Валентина Семёновна вытаращила глаза и старалась как можно шире улыбнуться.
Жанна посмотрела на мать и перевела взгляд на тётю.
– Это не будет именно семейный формат заведения…
– Я имела в виду, что посидеть-то нам с мужем и девочками там можно будет, со скидочкой? – И тётя Валя кротко посмотрела на Жанну.
– Что за вопрос? Конечно. На скидку можешь всегда рассчитывать.
– Ну и отлично. Кстати, насчёт девочек, – Кричевская стряхнула крошки с груди, – Настя моя сбежала.
– Как сбежала?
– Куда?
– С мерзавцем и негодяем! Бросила нас с отцом, как будто мы звери какие. – Кричевская вскинула голову, чтобы удержать рвущиеся из глаз слёзы.
– Как всё вышло? – спросила Анна Семёновна.
– Да вот так. Как всегда несчастье не предупреждает о своём приходе. – Валентина Семёновна сквозь слёзы попыталась улыбнуться.