И вот я встретил моего третьего пузырника.
Свежим апрельским утром наша буханка ползла по просеке через грязь и гнилушки – искать место аварии на линии электропередач. У сто пятьдесят третьей опоры напарник остановил машину:
– Кабеля нет. Черти, опять срезали, что ли? Ворьё!
Он спрыгнул вниз, прижал руку к правому боку (у него дня два уже кололо что-то в правом боку), скривил губы, глядя на осколки изоляторов, лежащие под столбом. Я тоже вылез. Почти недвижимый воздух наполнял лёгкие ощущением спокойствия, отрешённости. «Пустяки, – говорило утро, – мелочи». «Пустяки» – вторила ему неровная трель припозднившейся зарянки.
– Тереть-перетереть! Придётся ехать на базу: склянки забыли.
– Я здесь подожду. Соседние схожу осмотрю, – ответил я. Хотелось ещё подышать этим спокойным мудрым воздухом; трястись в прокуренной буханке и слушать ворчание не хотелось.
– Как знаешь, – он, так и не разгибаясь до конца, кряхтя, залез в машину, дёрнул рычаг. Шум двигателя потревожил ненадолго утреннюю тишь, буханка с трудом выбралась из глубокой колеи, развернулась и, качаясь, заковыляла обратно. Снова вернулся покой. Я закрыл глаза, медленно впустил в лёгкие апрельский воздух. Сколько в нём от марта и сколько от мая? Кажется, майского уже побольше – хорошо.
Между опорами всё было топь и глина – сапоги скользили, и я решил, что разумнее пройти по краю густого старого ельника. Глубокий таинственный лес занял меня, и я поначалу не обратил внимания на тихое шипение, раздававшееся от просеки. А когда повернулся – он был уже там. Обычного размера, обычного цвета только что надувшийся пузырник.
Я подошёл к пришельцу. Поверхность его была ещё морщинистой, но постепенно разглаживалась, теряла глянец, покрывалась сиреневым бархатом. Мне отчего-то захотелось поздороваться с ним.
– Привет! – сказал я.
– Привет, – ответил пузырник моим голосом. Ответ можно было бы принять за эхо, случись встреча где-нибудь под мостом, в закрытом месте.
– Что делаешь?
– Объявился. Хочу понять. Почувствовать.
Я потрогал пенёк, рядом с которым появился гость. Сырой, но не настолько, чтобы не присесть.
– Что понять? – усевшись на пень, я стал рассматривать пузырника: мне было интересно, откуда он производит звуки.
– Тебя.
От неожиданного ответа я закашлялся.
– Меня? Зачем меня?
– Потому что ты землянин.
«Вот оно что, – подумал я. – Значит, они действительно собирают информацию о нас, обо всём человечестве». Сразу захотелось выглядеть как-то по-особенному, дать пришельцам понять, что с землянами шутки плохи. Одновременно стремление это осознавалось мальчишеским, глупым, как раз недостойным великих землян. Когда хочешь нарочно продемонстрировать силу, обыкновенно показывается твоя неуверенность, слабость.