Read the book: «Зимовье»

Font:

1

Дарье повезло. Она всё-таки успела на последний, девятичасовой автобус, который довез ее до конечной старой остановки. Открытая яндекс-карта показывала, что надо пройти метров двести пятьдесят вглубь дворов к нужному адресу. Даша огляделась. Это был рабочий район у подножья промзоны с низкими, желтыми двухэтажными домами, которые как трещинами перечеркивались тонкими стволами кривых голых деревьев. Было холодно, бесснежно и темно. Утром шел снег, но за день его весь втоптали в грязь и смешали с песком, которым щедро посыпали гололедицу. Поникший болезненный фонарь слабо освещал небольшой пятачок остановки, а остальное отбрасывал в еще большую темноту. Вокруг совсем никого, и машины по дороге ездили очень редко. Поёжившись, Дарья убрала телефон в карман куртки, потому что замёрзли пальцы. Дул противный ветер, казалось, проникающий не то что под куртку, а даже под водолазку и куда-то за грудину. Напрасно Даша решила не надевать сегодня термобельё. Двенадцатое ноября – самое время.

Дорожка от остановки пролегала мимо магазина «24 часа» и ныряла во двор. Там углом стояли две старые облезшие двухэтажки пятидесятых годов, а напротив буквой «Т» две серые высотки общежития с окнами-сотами без балконов. Во дворе небольшой скверик с разваливающейся металлической детской площадкой, вкопанными в землю шинами и лавочками. У одной из лавочек под фонарём стоял невысокий, коренастый человек в полицейской форме. Он стучал носком ботинка в опору лавочки, чтобы согреться, и оглядывался в проход между домами, грызя длинного мармеладного червяка. Когда Даша сделала еще несколько быстрых шагов вглубь двора, он в очередной раз повернул голову и заметил её. Поправив сумку-портфель на плече, он шагнул Дарье навстречу. Между огромной замёрзшей выбоиной, наполненной грязью, и фонарём они встретились.

– Привет, Кирилл, – улыбчиво поздоровалась она и кивнула на мармелад, который парень спешно дожевывал. – Ночной перекус?

– А, – махнул Кирилл рукой, – курить бросаю. А ты чего, не на такси? На автобусе? И не позвонила с остановки? Шарахаться тут одной в такую темень не надо бы.

– Три таксиста в эту глушь ехать отказались, – сказала Дарья, разведя руками, и поёжилась, – я и с остановки нормально дошла, тут три шага.

– Кому три шага, а кому потом… ищи-свищи, – недовольно свистнул Кирилл, строго зыркнув. Это был крепкий алтаец с колкими, недоверчивыми глазами под глубоко надвинутой шапкой. Он чуть больше года работал участковым и только проблем с пропавшей, а то и еще чего похуже, девушкой ему в районе не хватало.

– Ты такой важный стал, Кирилл Ильич, а всё бубнишь и бубнишь, – беззлобно сказала Дарья, поглядывая на старого друга в форме. – Рассказывай лучше, что тут у вас такое…

– Да, спасибо, что приехала. – Тут же вспомнил парень, зачем он Дарью ждал целый час на морозе. – Вон в той двухэтажке у нас проживает клиент… – Кирилл ткнул в сторону второго подъезда рукой, привлекая внимание, – по вашему профилю. Короче, мужик бабу лупит: там вопли, оры, драки, дети – как обычно. Четвёртый эпизод за полгода. Мадам сначала орёт по ноль-два: «убивают, приезжайте», потом орёт: «уезжайте, никто не бил, сама об косяк ударилась, ничё писать не буду». По классике, короче. Наши к ним уже даже не приезжают. Сегодня соседи напрямую мне позвонили, я потом на себя вызвал наряд.

– Забрали? С заявлением?

– Да нет, конечно. Этого упаковали, но… – Кирилл пожал плечами и не стал договаривать, потому что Дарья и сама понимала: продержат до утра, а потом он вернётся. – Я сегодня пришел, а у неё там это… понимаешь, младенец на сиське, ну прямо только вылупился. А сиська вся синяя, я охренел просто.

– Как младенец? Маленький совсем? Ты же говорил, полгода уже дерутся. Он её что, беременную гонял?

Кирилл кивнул и достал из кармана мармеладного червяка двумя пальцами, как сигарету. Дарья перестала улыбаться и мрачно глянула на старый облезший дом. Там, за надёжной и крепкой металлической дверью, висящей на отваливающейся штукатурке, была разваливающаяся скрипучая деревянная лестница. Доски её кое-где прогнили и черными проплешинами прогибались под ногами. Облупившаяся краска давным-давно некрашеных перил осколками впивалась в пальцы. Дарья вытерла ладонь о штаны, зайдя на площадку второго этажа, и осторожно постучала в дверь с номером шестнадцать. А когда ей не ответили, постучала еще раз.

– Татьяна?.. Татьяна, меня зовут Даша, я могу вам помочь.

Дверь долго никто не открывал. Дарья стучала негромко и аккуратно, чтобы не испугать женщину, но настойчиво. И дверь, щелкнув один раз замком, наконец, открылась. За ней стоял испуганный мальчик лет пяти в трусиках, выцветшей майке и носках. На худом лице выделялись круглые тёмные глазёнки, а над длинными изломанными бровями стоящая торчком челка, как будто он умылся, проведя ладонями по лицу вверх.

– Здравствуйте, – улыбнулась ему Даша и помахала рукой. Мальчишка моргнул и убежал в комнату, из которой тут же вышла сгорбленная женщина с младенцем на груди. Она была невысокая и уютно-пухлая, какой бывает женщина после недавних родов. На футболке виднелись пятна от молока, а из-под рукава сине-зеленые кровоподтёки. Длинные волосы женщины были когда-то давно заплетены в косу, но она вся растрепалась, и резинка на кончике хвоста съехала вбок.

– Вы кто? Вам чего? – испуганно спросила Татьяна, прижимая к себе ребёнка, как будто боясь, что его сейчас заберут. Дарья это сразу же поняла и поспешила объясниться.

– Меня зовут Даша. Я не из полиции и не из опеки, не волнуйтесь. Мы можем просто поговорить?

Татьяна несколько секунд недоверчиво смотрела на нежданную гостью, а потом нервно, коротко кивнула, и прошла в комнату. Даша разулась, сняла куртку и шапку и прошла за ней следом. В комнате небогато, но без бардака. Был уже разложен на ночь диван, на котором из-под одеяла выглядывал мальчик. Сбоку школьный стол со стеллажами, заваленными какими-то журналами и бумагами, на столе монитор компьютера, под столом системный блок и ведро с тёмными бутылками. По другую сторону детская кроватка со смятым постельным бельём. На полу в беспорядке валялись мелкие игрушки, а на не зашторенном окне несколько детских бутылочек, пачка влажных салфеток и маленькая упаковка подгузников. Татьяна осторожно и медленно опустившись, села на диван, прикрыв собой старшего ребёнка, и начала мерно, безотчетно качаться из стороны в сторону с младенцем на руках. Дарья выдвинула от компьютерного стола кресло и села на него. Татьяна испуганно сбоку посмотрела на неё и на крутящееся кресло, но ничего не сказала, только сильнее начала качаться.

– Я волонтёр центра помощи женщинам… которые оказались в сложной жизненной ситуации, – мягко сказала Даша, решив не шокировать сразу же фразой о том, что она помогает жертвам домашнего насилия. Почему-то эта формулировка каждую вторую заставляла яростно сопротивляться: «я не жертва…», «он не насильник!». – Мне кажется, у вас сложилась как раз такая ситуация.

– У меня всё отлично! Этот ускоглазый влез!.. – неожиданно вскрикнула женщина громче, чем планировала, и сама испугалась. Младенец у неё на руках скуксился и уже набрал воздуха в грудь, чтобы разораться, когда мама проворно дала ему грудь. Даша бросила взгляд на эту грудь и поняла, Кирилл не приукрасил – она действительно была вся в синяках, и свежих, и застарелых. Отвезти бы её в травму для фиксации побоев… Но нервное, настороженное поведение Татьяны и отказ писать заявление подсказывали, что она еще не готова. А если надавить – может вообще от любой помощи отказаться и снова остаться со своей бедой один на один.

Младенец тревожно засосал, а Татьяна бросила колкий взгляд на Дарью и зло зашипела.

– Этот ваш влез. Кто его просил? Пришел, начал тут учить меня! Никуда я не поеду! Ничего снимать не буду! Чего ему надо от меня? – но последние слова сказала еще тише и испуганнее. – Кто его просил эту шумиху поднимать? Нечего к нам ходить сюда постоянно! Мы и не кричали особо то. Так… А этот полицию вызвал, они Виталика скрутили и забрали! Кто его просил?! Я же говорила, что мне ничего не надо. Я же говорила! Что мне потом делать?

– Я понимаю… – кивнула Дарья. – Вы боитесь того, что может случиться, когда он вернётся, – озвучила она невысказанные мысли молодой мамы, не скатываясь в вопросительную интонацию. – Он вас снова будет избивать.

Татьяна осеклась на полуслове, как будто испугалась, что её разоблачили. Захотелось спрятаться, поэтому она глянула за спину на старшего ребёнка. Он большими глазами смотрел на мать из-под одеяла, плохо понимая, что происходит. Но по-детски чутко ощущая, что сейчас всё может измениться. Именно эту странную надежду, похожую на тёплую волну, мать и ощутила. Татьяна вскинула голову, как будто спрашивая у пятилетнего ребёнка как ей поступить. Но малыш, как и мама, понятия об этом не имел и только беспомощно кутался в одеяло. Татьяна почувствовала, что тоже очень устала и хочется накрыться одеялом с головой.

– У вас есть родственники или друзья, где вы могли бы переждать это время? – негромко спросила Дарья, которая знала, как в этой ситуации можно было бы поступить. Татьяна удивленно повернулась и посмотрела на неё.

– Переждать?

«Переждать» звучало не так страшно и невероятно, как «снять побои и уйти от него, нахер!» навсегда, как требовал нечуткий участковый.

– Ну да, переждать. Переждать, пока он не перестанет сердиться… – Дарья была аккуратна в формулировках, чтобы не напугать. Чтобы не подталкивать Татьяну ни к какому жизненно-важному решению прямо сейчас. Даше просто хотелось, чтобы эта уютная, но избитая и испуганная женщина со своими детьми оказалась в безопасности. – Он ведь потом всегда остывает и извиняется, – утвердительно сказала она, как будто точно знала, что у Татьяны тут происходит. Таня даже кивнула, подтверждая. – Всегда говорит, что он не сдержался и всё у вас будет хорошо. Потом, после. А сейчас вам есть куда уйти на эти несколько часов или дней?

– Только к свекровке если… Там она, в общежитии живёт. Но я к ней не пойду, она не любит, когда мы… ну, ругаемся. А у меня никого, мать умерла восемь лет назад.

Татьяне было неловко об этом говорить незнакомой девушке, но она уже так устала, что не могла противиться странной гостье, которая как с неба свалилась со своими вопросами. А ведь она уже привыкла отгонять от себя любые мысли о том, что ей и детям тут страшно и больно. Что они все не должны тут находиться. Им некуда деться – вот о чем Татьяна думала каждый день и каждый час до прихода мужа с работы, а потом каждую минуту под каждый удар и крик после.

– Вы знаете, что в нашем городе есть специальное место, куда женщина может прийти, если у неё что-то не ладится? – снова заговорила Даша, отвлекая Таню от тяжелых мыслей. – На время. Чтобы подумать, что дальше делать.

– Без детей я никуда не поеду, – уже не так решительно проговорила Татьяна, хватаясь за последнюю причину не уйти, чтобы не разозлить его еще больше. Она бегала взглядом по небольшой комнатке, только ненадолго останавливаясь то на Даше, то на кресле, на котором она сидела.

– Без детей и не надо. Ни в коем случае. Давайте, я помогу собрать вам вещи? Какую-то одежду и документы на себя и детей.

Дарья решительно встала, не давая женщине времени передумать, и взяла в руки детскую маечку, висевшую на кроватке.

– Нет-нет, эта грязная, её не надо, – тут же спохватилась Татьяна и подалась в сторону. Эта решительность Даши и ей придала сил, оставив за гранью этой минуты страх того, что может случиться потом. Малыш на груди уже уснул, так что Татьяна, прежде чем встать, смогла его положить на диван, рядом со старшим. – Петя, Присмотри за Павликом, ладно? Всё будет хорошо, сейчас мама соберёт вещи, а потом мы поедем в гости.

– Папа нам не разрешает ездить в гости, – нерешительно протянул мальчик, но из-под одеяла вылез, чуть не задев коленками спящего Павлика. – Он будет ругаться.

– Не будет, – почему-то резко сказала мать и дала мальчику колготки. – Давай быстрее одевайся.

Через пятнадцать минут Дарья, ведя за руку мальчика в серой курточке и синей шапке со свалявшимся в колтун помпоном, вышла из подъезда. На плече у неё висела спортивная сумка с немногочисленными детскими вещами, бутылочкой и свидетельствами о рождении. За Дашей вышла Татьяна, неся младенца в комбинезоне. Дарья придержала ей дверь, не заметив, как со спины из темноты вышла фигура. Петя дёрнулся в сторону, врезавшись матери в колени, Таня вскрикнула от неожиданности. Даша резко обернулась и ткнулась плечом в мужскую грудь с нашивкой «полиция».

– Кирилл! Ты чего подкрадываешься?! – вскрикнула Дарья, моментально забыв вкрадчивый ласковый тон, которым разговаривала с напуганной женщиной. Татьяна, судорожно выдохнув резкий, как молния, безотчетный страх, пригляделась, и тоже узнала в возникшем из ниоткуда мужчине того самого участкового, который вечно к ним ходил, пытался разговаривать, а сегодня всю эту кашу с полицией и заварил.

Сегодня он постучал в дверь в первый раз, когда муж загнал Таню в узкую щель между диваном и детской кроватью. Он бил пяткой её по крестцу и орал: «сколько раз я должен говорить?! Нельзя комп трогать! Еще раз он туда полезет, я ему ручонки вырву!». Татьяна чувствовала, как у неё пижамные штаны промокли от крови, которая после родов еще не останавливалась, а из груди полилось молоко, потому что младенец громко кричал в кроватке. Петя, испуганно прижимая младшего брата к себе, прятался с ним под одеялом и рыдал, не мог остановиться. В какой-то момент удар ноги по тазу женщины совпал с резким ударом ноги участкового в дверь: «Шохов, открывай!». Шохов отвлёкся и выругался, громко послав назойливого полицейского прямо через дверь. Но полицейский не ушел туда, куда его послали. Он стучал до тех пор, пока Шохов не озверел окончательно. Он агрессивно кинулся к двери, а Татьяна кинулась к детям. Взяла младенца, дала ему разламывающуюся грудь и глянула на участкового, который прошел в комнату под вопли Виталика. Ей показалось, что участковый бросил на неё и детей только один взгляд, а пришел, чтобы переругиваться с её мужем. «Ты что тут опять устроил? Я тебе говорил не бухать?!». «Ты чё припёрся опять? Вали отсюда!», – Виталя толкнул в плечо участкового. Татьяна закрыла свои глаза, чтобы не видеть, как всё закончится кошмаром, и уши старшему ребёнку, чтобы он не слышал вопли с матами. Потом Петя взвизгнул, увидев, как отец хватал полицейского за грудки, Шохов рявкнул: «заткни их!», участковый, ругаясь сквозь зубы, скинул его руки с себя, а Татьяна рыдала, потому что перестала что-либо понимать. Позже была полиция и наряд, который ничего не говорил, не кричал, а просто скрутил буянившего мужика и увёл. Участковый тоже ушел, ни слова не сказав.

И вот он тут. Что ему надо? Он пришел, чтобы выплеснуть на неё всю свою злость из-за перепалки? Это ведь всегда так происходит. И эту Дарью подослал! И она на самом деле ни из какого не центра, а из ПДН и хочет забрать малышей в приют. А он ей поможет, он ведь уже говорил это её мужу: «Будешь бухать, семьи у тебя не будет!». Таня испуганно прижала к себе детей, но Кирилл и не думал у неё их забирать.

Участковый вышел на свет фонаря перед дверью и осмотрел компанию женщин и детей строгим, проницательным взглядом. Он не сомневался, что у Дарьи получится то, что не получалось у него, с его грубоватой манерой. Поэтому он, пока Даша разговаривала, успел выйти на главную улицу и остановить там проезжающую машину ППС. Патрульные его внимательно выслушали и согласились довезти женщину с маленькими детьми в реабилитационный центр в другом районе.

– Спасибо, Кирилл, – искренне поблагодарила его Дарья, сменив гнев на улыбку, потому что как бы она не старалась, но даже с приоритетной подачей в два раза дороже обычной цены, таксисты ехать сюда и везти детей не хотели. Она собиралась попросить у него помощи, но дальновидный участковый и сам всё понял. А то ищи их всех потом вместе с детьми, свищи ночью в промзоне.

– Спасибо вам… – неожиданно для самой себя негромко проговорила Татьяна, вглядываясь в этого невысокого угрюмого парня, о котором она так невежливо и зло отзывалась. Вот уже несколько часов прошло после того, как её пьяного мужа увез патруль, а он всё еще тут стоит. Зачем? Наверное, потому что хочет помочь. Едкое, настоящее чувство вины тонкими иголками пробежало по горлу и остановилось на губах. – Извините, – сказала женщина, с удивлением чувствуя, как становится чуть-чуть легче от этого слова, если его не выбивают силой. Ей вдруг захотелось еще много слов сказать этим странным незнакомым людям, которые пришли к ней ночью, чтобы хоть что-то сделать для неё и детей, но участковый Кирилл Ильич легонько подтолкнул Петю к полицейской машине.

– Давайте быстрее, им тоже нельзя долго просто так кататься, – строго сказал он, прерывая порыв Татьяны рассыпаться в благодарностях. Татьяна коротко кивнула и опасливо двинулась в сторону машины.

– В центр? – негромко спросил Кирилл у Даши, когда она чуть отстала. Дарья поняла вопрос и кивнула: пока что в центр, может там, в спокойствии, удастся уговорить зафиксировать побои. – Ну ладно, – согласился участковый, покачав головой и дёрнув бровями: это лучше, чем ничего.

Дарья больше ничего не успела сказать, Петя потянул её за собой: настоящая бело-синяя машина с мигалками приводила его в невероятный восторг и хотелось поскорее оказаться внутри. Он совсем забыл, что очень боялся куда-то ехать и что папа будет этим недоволен, когда вернётся.

– Звони, если что, – напоследок сказала Даша из-за головы Пети, которого держала на коленях, когда все уже утрамбовались на заднем сидении патрульной машины.

– И ты тоже звони, как там что, – бросил ей Кирилл и закрыл дверцу машину. В приоткрытое водительское окно махнул рукой, мол, давайте уже, езжайте.

2

«Доброе утро, Друзья! У нас новости. Перво-наперво, наша девочка-Лисичка с помощью куратора смогла уехать к родителям. Ура! Спасибо нашему юристу Анне Владимировне за помощь в оформлении развода.

Вторая важная новость: в Зимовье переждать ненастье поздно ночью прибыла семья. Мама Т и двое малышей, одежды минимум, игрушек для младенцев нет вообще. Вы знаете, что у нас сейчас холодно, были бы очень благодарны за тёплую повседневную одежду и средства личной женской гигиены.

Так же мы очень благодарим нашего постоянного помощника Андрея Юдина за 50кг картошки и сливочное масло! Спасибо вам! Без вас Зимовье не было бы таким уютным и безопасным!»

На следующий день, во вторник, Дарья с утра занималась бумагами, и заодно в пол глаза почитывала соцсети центра. Лиза, одна из волонтёров, которая занималась взаимодействием «Зимовья» с людьми в интернете, уже успела написать новостной пост и не забыла про Татьяну.

Таню с детьми поселили в одной из комнат бывшего детского сада, здание которого сейчас занимал центр. Нашли свободную детскую кроватку и кое-какую еду, чтобы перекусить прямо сейчас, остальное можно было готовить на общей кухне. Когда уже глубокой ночью Даша уезжала домой, Татьяна, неловко потирая ладонями руки в синяках, её поблагодарила. Очень хотелось надеяться, что, оказавшись в тихом и безопасном месте, пообщавшись с психологом и врачом, женщина поймёт – в её жизни происходит что-то не то. Что можно и нужно жить без постоянных криков, страха и побоев.

После работы Дарья планировала съездить к Татьяне и уже как волонтёр-психолог поговорить с ней. Она даже набросала на листе небольшой план беседы, когда в её маленький, больше похожий на каморку, кабинет без стука вошла замдиректора школы по воспитательной работе.

– Дарья Владимировна, вы слышали уже? У нас сегодня экстренный, так сказать, педсовет. Вчера Зорина из седьмого «Б» отличилась – пришла с татуировкой во весь лоб. Как будто цветной челки ей не хватило… – замдиректора закатила глаза, выражая этим всё своё отношение к Зориной и её самовыражению. – Вызвали родителей; после третьего урока присоединяйтесь в двадцать шестой кабинет.

– Да, конечно, обязательно, – кивнула Даша и отложила план беседы подальше.

Вот уже три года Дарья Владимировна работала психологом с функционалом социального педагога в обычной общеобразовательной школе. Директор этой школы, много понимающая в своём деле и не выгоревшая женщина сорока трёх лет, с большим удовольствием прибегала к помощи штатного психолога, считая, что её главная задача – помочь детям как можно лучше жить эту сложную жизнь. Трудные подростки и их, порой, еще более трудные родители, то и дело протискивались на беседу в Дашину отдельную коморку, которую по первой просьбе ей и предоставила директор. Не в общем же кабинете завучей подросткам делиться своими проблемами.

На большой перемене в двадцать шестом кабинете уже собралась компания. Дарья зашла, негромко со всеми поздоровалась и села за свободную первую парту в третьем ряду у стены. За учительским столом сидела директор школы – аккуратная невысокая шорка1 с тугим пучком черных волос, Чульжанова Элла Андреевна. За первой партой – завуч по воспитательной работе Анна Константиновна, строгая и серьёзная учительница старой закалки, которую побаивались все. Вот и мама Софьи Зориной – Юлия Николаевна – Анну Константиновну опасалась, но, пока все рассаживались, не переставала негромко ворчать себе под нос. Её вызвали в школу второй раз за месяц прямо с работы и всё из-за какой-то ерунды. Подумаешь, татуировка, она и сама дома с этой дурочкой малолетней разобралась бы. Зачем нужен был такой концерт? Родительница сначала сильно придвинула стул к ребру парты, потом отодвинулась. Крутилась из стороны в сторону, не знала, куда деть сумку и постоянно перекладывала её с парты на колени и обратно.

Рядом с матерью сидела и сама Софья. Обычная девочка и средняя ученица, не выделяющаяся из толпы одноклассников ни в хорошую, ни в плохую сторону. И до истории с неожиданной розовой челкой, цвет которой уже успел смыться, в поле особого внимания она не попадала. Дарья глянула на неё сбоку и увидела только сутулую фигурку в стандартном форменном синем жакете поверх серой водолазки. Разве что вместо юбки она надела брюки, но это не было запрещено. Типичное для подростков каре неопрятно отросло и висело рваными сосульками. Софья смотрела в одну точку на доске напротив, в правом ухе девочки Дарья Владимировна заметила черный наушник.

Чуть опоздав, подошла классная руководительница седьмого «Б», Наталья Сергеевна, торопливо со всеми поздоровалась, и педсовет начался. Аккуратно и сдержанно Элла Андреевна рассказала: для всех них это чрезвычайное происшествие и по уставу школы наносить татуировки ученикам нельзя.

– Да где это видано?! Ты же девочка! Такая молоденькая, красивая… а это же навсегда! – постоянно вставляла реплики завуч, поджимая губы после каждой фразы. – И на тебя смотрят младшие ученики!

– Ну, хотя бы не на видимых частях тела, если обойтись без них никак невозможно. Соня…

– Да что значит «обойтись невозможно»?! – Зыркнула на директрису завуч, ей никогда не нравился её чересчур мягкий подход к важным вещам. – Это что, такая большая необходимость? Что это вообще может значить? Этот зигзаг на твоём лбу? – спросила Анна Константиновна у Софьи, а потом глянула на классную руководительницу. – Что, если это какой-то знак? – она выразительно вскинула брови, как будто хотела, чтобы учительница поняла её с полуслова. – Как с этими, в шестнадцатом году, ну вы поняли.

Наталья Сергеевна действительно поняла. Она удивленно посмотрела на завуча, а потом с сомнением на Софью Зорину, от которой никаких тревожных сигналов не исходило. В самый пик волны групп смерти в школу прислали большую методичку по выявлению детей, находящихся в уязвимом положении. Дарья по распоряжению руководства целый год тестировала детей по этой методичке, и что-то ей подсказывало, что у Софьи Зориной дело было не в этом. Даша посмотрела на классную руководительницу и легко помотала головой и ей и самой себе: вряд ли, конечно, но всё равно нужно будет поговорить и проверить это.

Юлия Николаевна на переглядывания педагогов не обратила внимания. Она была занята тем, что то и дело тыкала дочку локтём вбок и что-то шипела на левое ухо, в нём, видимо, не было наушника. Соня на каждый тычок задерживала дыхание и прикусывала воспалённый от трещины уголок губы. Второй рукой мать вцепилась в сумку и, наконец, остановила её на своих коленях. Она была очень раздражена и как будто даже опережала неприятные замечания, поспешно дёргая девочку: «Слышишь, что тебе говорят?!», а лицо явно выражало: «Слышишь, что они говорят мне?». Дочь на неё ни разу не взглянула и только глубже втягивала голову в плечи, как будто плечом пытаясь между собой и матерью поставить преграду. Ни одного реального слова педагогического коллектива ни до матери, ни до дочери на самом деле не долетали. Мать замечания превращала в собственные претензии и яростным шипением вливала их в ухо девочки: «Что ты меня вечно позоришь? Чего тебе еще надо-то от меня?». Софья всеми силами концентрировала внимание на школьной доске, Дарья заметила, как у неё дёрнулся подбородок.

– И что же нам теперь с ней делать? – риторически спросила завуч и сердито оглядела всех присутствующих.

– Строго говоря, теперь уже ничего не сделаешь… – со вздохом протянула Наталья Сергеевна. – Разве что выводить эту татуировку.

– Выводить татуировку сразу же нельзя, – проговорила директриса, сделав вид, что не замечает удивлённые взгляды остального коллектива. – Давайте, пока что Софья просто попробует прикрывать её челкой? Конечно, мы не можем одобрить такое поведение. Конечно, это нарушает наши правила и может дезорганизовать учебный процесс. Но в тоже время для нас и для вас, – Элла Андреевна кивнула в сторону родительницы Зориной, которая очень напряженно водила головой из стороны в сторону, – важным должен остаться ребёнок и его неотъемлемое право на образование и, в какой-то мере, принятие. Мы, София, очень надеемся, что ты на этом остановишься и перенаправишь энергию в несколько иное русло.

Дарья словам директора кивнула, обрадовавшись, что никаких советов провести девочку по психолого-педагогическим комиссиям не поступило. Единственное, что Элла Андреевна еще добавила:

– Но с Дарьей Владимировной всё же прошу пообщаться.

Мать сказала, что ей сегодня некогда больше ни с кем тут разговаривать. Очень обрадованная тем, что перемена и педсовет, наконец, закончились, она засобиралась. На прощание ткнула дочку пальцем в плечо: «Дома еще у меня…», – но не договорила, зыркнув на Дашу, и ушла.

Софья Зорина тоже наверняка очень хотела поступить как мать, и сбежать подальше от неприятных разговоров. Но пока что за неё всё решали другие люди. Проводили в Дашин кабинет, где Соня села на стул перед столом, скрестив руки на груди. Дарью это не смутило, даже наоборот: наконец Софья отмерла и начала проявлять какие-то эмоции, кроме пустого взгляда в стену, а Даша могла получше рассмотреть злополучную татуировку. Это был не самый аккуратный, расположенный наискосок зигзаг над правым глазом у самых волос. Он своей нижней резкой линией перечеркивал маленькую букву «о». Казалось, кто-то набил его неумелой и нетвёрдой рукой, но старательно.

– Татуировка как татуировка, – спокойно и без сюсюканий проговорила Дарья, опустив «мне она нравится», потому что Соня всё равно не поверит. – Хорошо, что это не какие-то китайские иероглифы.

– Иероглифы – отстой, – заявила Софья и осуждающе помотала головой.

– Еще и непонятно, что написано, – согласилась Даша. – А вдруг какая-нибудь дичь, да?

– Все просто набивают одинаковое, даже не знают, что.

– У тебя вот что-то в стиле Гарри Поттера. Необычно.

Софья дёрнула бровями и смерила психолога долгим взглядом.

– Ну да… – вяло протянула она, всё еще сбоку глядя на Дарью Владимировну, как будто не могла поставить рядом мальчика-волшебника и школьного психолога.

– А где ты такую набила? В «Авроре»?

«Авророй» назывался единственный большой торговый центр, в котором по выходным и вечерам прохлаждались подростки. Помимо магазинов и стандартного фудкорта, там был кабинет массажа, студия маникюра и тату салон. Софья на такое предположение фыркнула и отвернулась, её всю как будто передёрнуло.

– Ага, конечно, в «Авроре», – раздраженно сказала она, попинав ногой лямку рюкзака, который поставила на пол у стола. – Когда это мне туда ходить? Я тут в школе торчу целый день, а на выходных в эту деревню убогую еду к бабке.

– В деревню? – Дарья не обращала внимания на злость, которую девочка так ярко хотела показать. А может, и действительно её испытывала. Злость, обиду, непонимание… что это может быть еще? – Ездишь на выходные в деревню отдыхать?

– А там чего, можно отдыхать? – у Софьи брови саркастично встали домиком, и длинная нижняя линия татуировки на лбу нервно дёрнулась. – Мать меня туда отправляет с бабкой сидеть. Каждые грёбаные выходные, в этот дурацкий Тургалой.

– Тургалой? – заинтересованно спросила Дарья. – Там сейчас всё так плохо?

– Ну, обычно хреново, да, но и нормально бывает. Лучше уж там… – сказала Софья, поджав губы и глянув в сторону. Дарье показалось, что она отвечала на какой-то свой вопрос, а не на заданный. – Но когда у мамы выходной, я бы…

Софья прервалась, услышав, что на столе психолога завибрировал телефон. Даша быстро глянула на дисплей и с удивлением увидела имя звонившего: «Кирилл Т». Кирилл? Наверное, звонит, чтобы узнать, как Даша вчера перевезла Татьяну с детьми, но этот звонок очень не вовремя. Попозже с ним поговорит. Отклонив вызов, Даша снова вернула внимание Софье.

– Я тоже бывала в Тургалое. Жила там, училась в школе.

Софья впервые за разговор с интересом посмотрела на психолога, у неё даже руки сами собой из замка на груди спустились на колени. С трудом верилось, что кто-то еще, кроме бабки и толпы пьяных пацанов на мопеде, там может быть. Особенно такая молодая учительница, которая знает про Гарри Поттера.

– Не знаю, что там когда-то было… сейчас там срань, – быстро сказала она и испугалась резкости слов. Но Дарья Владимировна не обратила на это внимания и просто понимающе кивнула. – Я не хочу туда ездить, – спокойнее сказала Софья, расслабив брови и чуть искоса поглядывая на психолога.

– Да, мне кажется, девочке там может быть скучно, – согласилась Дарья и хотела еще что-то добавить, но тут во второй раз позвонил Кирилл. Она снова поспешно отклонила вызов. Но быстрее, чем она успела что-то еще девочке сказать, участковый позвонил еще раз. Это был уже третий звонок подряд. Слишком много для человека, который прежде звонил несколько раз в год.

1.Шорцы – тюркоязычный народ, живущий в юго-восточной части Западной Сибири, а также в некоторых смежных районах Республики Хакасия и Республики Алтай, Красноярского и Алтайского краёв