Танец любви в Женеве

Но, когда висевшие в углу старинные часы пробили полдень, он все-таки обратил на это внимание. Никто в их конторе так и не появился. Впрочем, мэтр Рошамбо был тоже полностью погружен в бумаги. Или искусно делал вид…

Полчаса спустя дверь конторы вдруг распахнулась. Это случилось так неожиданно, что Андре даже слегка вздрогнул. На пороге показалось странное существо – дама восьмидесяти с лишним лет, маленькая, с лицом темным и сморщенным, как прошлогоднее яблоко, но при этом – в огромной шляпе, украшенной страусовыми перьями, и в накидке из лисы, при том, что на улице было весьма тепло. Дряблую шею женщины украшало несколько нитей крупного жемчуга. Из-под накидки выглядывали кокетливые не по возрасту розовые брючки, обшитые стразами. На скрюченных пальцах дамы поблескивали крупные драгоценности, показавшиеся Андре фальшивыми.

– Здравствуйте! – чирикнула женщина голосом, похожим на птичий. – Я счастлива видеть вас, мэтр Рошамбо!

Дидье Рошамбо учтиво указал даме на глубокое кожаное кресло.

– Я так устала от этих мыслей, мэтр Рошамбо! – воскликнула женщина. – Кому передать все свое достояние. Откровенно говоря, я никак не могу сделать выбор между «Обществом защиты кошек», «Обществом попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии» и «Братством католических монахов Бангладеш». Что бы вы мне посоветовали?

– Я бы посоветовал вам еще раз все очень тщательно взвесить и сделать свой осознанный выбор. – Рошамбо без улыбки смотрел на нее. – А мы будем счастливы законно оформить любую вашу волю.

– То есть вы считаете, что мне в любом случае не следует отдавать ничего алчным и совершенно не уважающим меня родственникам? – сверкнули недобрым светом маленькие глазки женщины. – Ни внуку, ни внучке… никому из них?

– Мадам Шарпантье… – Мэтр Рошамбо развел руками. – Я не смею… не смею ничего вам советовать. Вы и так прекрасно все знаете сами.

– Значит, вы со мной согласны! – Старушка потрясла перед его носом своим миниатюрным кулачком. – О да, милый Дидье, мои родственники – это настоящие исчадия ада, не заслуживающие ничего! Только и ждут, когда я помру, и поскорее, чтобы им досталось как можно больше. Но я считаю, что лучше отдать все деньги бездомным кошкам, чем этим бесчувственным мерзавцам. Представляете, я даже выбрасываю в мусор все те роскошные букеты цветов, которые они каждый год посылают мне в день рождения. Я прекрасно знаю, для чего они дарят мне цветы – чтобы потом иметь возможность утверждать, будто бы они обо мне постоянно заботились и у нас с ними были близкие отношения. – Она взмахнула рукой. – Но у меня с ними не будет ровным счетом никаких отношений – и в первую очередь, финансовых.

– Я поражаюсь вашей мудрости, мадам, – с серьезным видом заметил мэтр Рошамбо.

– Вот именно. – Женщина задумалась. – И все-таки «Общество попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии» кажется мне более достойным кандидатом для получения моих богатств, нежели кошки. Я чувствую, что это общество как-то ближе к Богу, нежели эти бессловесные твари. А это для меня более актуально.

– Уверен, что это именно так, мадам, – кивнул Рошамбо.

– Решено! – воскликнула женщина, и страусовые перья на ее шляпе неистово затряслись. – Я так и сделаю прямо сейчас. Оформлю свою волю. Вы поможете мне?

– Ну разумеется, мадам, – почтительно наклонил голову мэтр Рошамбо.

– Отлично! – Дряблая щека женщины подергивалась. – Я все отдам «Обществу попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии».

– Это очень взвешенное решение, мадам.

– Готовьте бумаги! – Она взмахнула рукой, сделав жест, который ей самой, видимо, казался величественным. И добавила, наклонившись к нотариусу. – В случае чего, я всегда смогу изменить свою последнюю волю, не так ли?

– Вы можете менять завещание столько раз, сколько вам угодно, мадам, – торжественно кивнул мэтр Рошамбо.

– Отлично! А пока готовьте бумаги о том, что все мое имущество передается Обществу. – Она достала плоский футляр красной крокодиловой кожи с золотой застежкой, куда были вложены ее документы – удостоверение личности с фотографией, банковская и страховая карточки.

Рошамбо тут же передал эти документы Андре и прошипел:

– Сделай копии. Немедленно!

Пока Андре Тассиньи делал копии, мэтр Рошамбо занимался с дамой. Вместе с ней они сверяли список ее имущества. Сварливый голос старой женщины, казалось, заполнял при этом каждый кубический сантиметр помещения. «Ну и мегера! – подумал Тассиньи. – Интересно, почему она решила так наказать своих родственников? Или они и в самом деле такие монстры?»

Разговаривая с Клодин Шарпантье, мэтр Рошамбо то и дело отдавал отрывистые распоряжения Андре – сделай то, принеси это, проверь вот эту вещь… Тассиньи носился, как одержимый. Наконец, беседа была закончена.

– Так вы сможете правильно оформить мою волю? – спросила мадам Шарпантье, блестя глазами.

– О да, мадам. – Мэтр Рошамбо выпрямился. – Заходите завтра в то же время. Все бумаги будут готовы.

– Прекрасно! – чирикнула она. – Ждите меня завтра! – И, пытаясь кокетливо покачивать иссохшими бедрами, она вышла из помещения.

Мэтр Рошамбо встал из-за стола и подошел к книжному шкафу. Достав оттуда тяжелый том Сборника гражданского законодательства, обшитый в красную сафьяновую кожу, он почему-то подошел с ним не к своему столу, а к окну.

– Интересная женщина, эта мадам Шарпантье, – проговорил он, уставившись в окно. – Знаешь, кем она работала?

– Нет, патрон. Я впервые увидел ее сегодня, – пробормотал Андре Тассиньи.

Рошамбо повернулся и посмотрел ему в глаза:

– Она всю жизнь была проституткой, а потом бандершей в Лионе. А до этого, в молодости, работала проституткой на пароходах французских морских линий в Полинезии и Тихом океане. Отсюда у нее, возможно, такая сентиментальная любовь к этим местам. Вернувшись же во Францию с капиталом, который она сколотила, продавая собственное тело, она сначала продолжила заниматься тем же самым, а затем огляделась по сторона, прикинула свои возможности и стала торговать уже другими девушками. И торговала ими довольно-таки жестко. Девушки – а ты можешь представить себе, какие они в принципе закаленные – постоянно жаловались на нее. Но ей всякий раз удавалось выходить сухой из воды. Мадам Шарпантье умела находить правильный подход к офицерам полиции! – Он помолчал. – У нее была единственная дочь, которая умерла в этом году от рака. У этой дочери остались дети – ее внук и внучка. Они оба прекрасные врачи. Один работает на острове Мадагаскар, помогая в обустройстве местных больниц, а внучка мадам Шарпантье трудится в детской больнице в Дижоне. До этого она тоже проработала несколько лет в Африке.

Нотариус снова отвернулся к окну и побарабанил пальцами по подоконнику.

– Они оба отдавали и отдают немало собственных средств на организацию здравоохранения в беднейших странах. Настоящие бессеребренники, страстно увлеченные своим благородным делом. Мне кажется, что, делая это, они в какой-то мере пытаются замаливать грехи своей собственной бабки перед людьми – быть может, неосознанно. Но в этом году они допустили роковую ошибку – попросили свою бабушку завещать некоторое количество средств в пользу больных и больниц. Она же сочла это личным выпадом против нее и не простила им этого.

– Но почему тогда…

Мэтр Рошамбо резко повернулся к нему, и вопрос, который Андре хотел ему задать – «Почему же вы тогда помогаете ей?», замер у него на губах.

– Ты что-то хотел спросить? – Его голос звучал удивительно неприязненно.

– Нет. Нет, патрон, – выдохнул Андре.

Рошамбо помолчал. Его молчание становилось все более угнетающим.

– Правильно, – произнес он наконец. – Я рассказываю тебе все это, чтобы ты учился. Учился тому, чему не учат в университетах. Учился – и не задавал лишних вопросов. А если ты не сможешь этому выучиться, то просто вылетишь со своего места. – Он дернул узкими костлявыми плечами. – Желающие занять его, как ты понимаешь, всегда найдутся.

На столе зазвонил офисный телефон. Мэтр Рошамбо кивнул Андре:

– Сними трубку и поговори с клиентом.

В этот день работа в конторе закончилась на удивление рано – в шесть вечера. После мадам Клодин Шарпантье контору посетило всего два клиента, одним из которых оказался звонивший по телефону бельгийский дипломат, решивший оформить доверенность на супругу, и Андре сумел удивительно быстро справиться со всеми остальными делами. Из конторы он и патрон вышли вместе.

– До завтра, – произнес своим скрипучим голосом мэтр Рошамбо и, не оглядываясь, подошел к своей машине. Сев в нее, он сразу уехал. А Андре медленно пошел вперед. Помогая патрону готовить бумаги для завещания мадам Шарпантье, он узнал, что общий размер ее состояния, который она собиралась передать «Обществу попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии», составлял около пятнадцати миллионов франков. Если бы пустить эту деньги на нужды здравоохранения, то на них, наверное, можно было бы построить не одну, а даже несколько современных больниц в Африке. И спасти от болезней и даже смерти немало людей. Однако мадам решила распорядиться иначе. И патрон был готов активно помочь ей в этом. Почему?

«Но, впрочем, что может сделать в данной ситуации нотариус? – подумал Тассиньи. – Он ведь всего лишь выполняет волю своего клиента. Какой бы нелепой или вычурной она ни была. Главное, чтобы она не противоречила закону. А с точки зрения формального закона, никаких противоречий тут нет – мадам Шарпантье вольна распорядиться своими средствами так, как ей заблагорассудится».

Но все равно какое-то тоскливое ноющее чувство не покидало его. Андре чувствовал, что на его глазах творится какая-то явная несправедливость, и это ощущение угнетало его.

Он задумался и в конце концов тряхнул головой: надо пойти в школу танцев! Час занятий – и он позабудет обо всех этих проблемах.

Андре свернул на рю Вье-Гренадьер. Вскоре он толкнул знакомую стеклянную дверь. Мелодично звякнул бронзовый колокольчик. Навстречу ему поднялась Лаура. На ее плечах была темная переливающаяся накидка из какой-то мягкой, струящейся, словно воздух, материи.

– Привет. – Она посмотрела на него, склонив голову набок. – Как самочувствие? Мышцы не болят?

– Болят немного, – признался он.

– Это всегда так. Мышцы болят с непривычки – ведь в обычных условиях они вообще не нагружаются или нагружаются слишком слабо. Поэтому сначала они испытывают перегрузку. Но потом все приходит в норму. Мышцы становятся тренированными, и от этого улучшается даже общее состояние человека. – Она улыбнулась, показав свои прекрасные зубы. – У меня есть одно предложение, Андре…

– Да, я внимательно слушаю!

– У нас в Аргентине люди почти никогда не общаются друг к другу на «вы». Разве что если речь идет о каком-то очень почтенном сеньоре. Здесь, в Европе, все чуть-чуть по-иному – люди здесь более чопорные – но мне кажется, будет лучше, если и мы сразу перейдем на «ты».

– Я не возражаю, – сказал Андре.

– Отлично! Мне это будет легче и как преподавателю! – Она взглянула на часы. – Очередные занятия начинаются через десять минут. Ты хочешь заниматься в это время? Или тебе предпочтительно прийти в другое?

– Да нет. – Он пожал плечами. – Сегодня я закончил работу относительно рано, поэтому с удовольствием позанимаюсь прямо сейчас.

– Ну и прекрасно. – Она потянулась, грациозно изогнувшись всем телом. Потом достала сигарету.

– Пойду покурю перед занятиями, – пробормотала она и вышла на улицу.

Женщина привычным движением вставила в мундштук сигарету, поднесла к ней огонек зажигалки. Андре стоял рядом и смотрел на нее.

– Лаура, – не удержался он от вопроса, – а почему ты куришь? Извини, что я спрашиваю, – смешался он в следующую минуту. – Но просто это и не модно, и вредит здоровью.

– Не знаю, – протянула она. – Наверное, потому, что в Аргентине это очень распространенная привычка. Там почти все курят. И мужчины, и женщины. – Она глубоко затянулась. – Мне приходится много работать, а когда я курю, то я отдыхаю.

Андре молчал. Сам он никогда не курил. Не курил никто и в его семье. Кроме сестры Моник. Она не так давно попробовала начать курить. И, кажется, даже попробовала и кое-что покрепче – то, что некоторые девчонки и мальчишки порой курили на переменах в ее школе.

– Но ты прав. Курение – это действительно вредная привычка, которую лучше поскорее бросить. Пусть эта сигарета будет последней. – Она затянулась и швырнулся сигарету в урну. И задорно взглянула на Андре:

– Ну что ж, пошли заниматься!

В этот раз у Андре все получалось даже лучше, чем в предыдущий. Его движения стали более уверенными. Правда, и мышцы болели сильнее – у них еще не было времени по-настоящему адаптироваться к новым нагрузкам, и они постоянно ныли. Но те же самые проблемы, похоже, испытывали и все остальные. Поэтому Лаура периодически объявляла короткие перерывы, чтобы ее ученики могли отдохнуть. Сама она, кажется, ни капли не уставала. «Видимо, она занимается танцами с детства, и привыкла танцевать так же легко, как и ходить», – подумал Андре Тассиньи.

Наконец, занятие было окончено. Лаура хлопнула в ладоши, призывая всех к вниманию.

– Прежде, чем вы разойдетесь, – лучисто улыбнулась аргентинка, – я хочу дать вам одно небольшое домашнее задание. Я показала вам все танцевальные движения, которые необходимо выполнять на паркете. Но для того, чтобы хорошо научиться танцевать, вы должны выполнять те же самые движения, лежа в кровати. И закрыв при этом глаза. Нет-нет, я не шучу. Это – одна из самых эффективных методик тренировок. К ней прибегают все спортсмены – от борцов до прыгунов в воду. Лежа в кровати и закрыв глаза, вы должны мысленно представлять себе все свои движения на танцевальном полу. И мысленно проделывать их раз за разом. Не спеша, но тщательно. Ваши руки и ноги не будут при этом двигаться. Но все это будет откладываться в голове, в вашем мозгу. И когда после этого вы начнете по-настоящему танцевать, то удивитесь, насколько правильными и почти автоматическими получаются у вас движения и фигуры. Итак, попробуйте танцевать в постели!

– Извините, Лаура, но я не могу вам обещать этого! – весело отозвался Морис Брианшон – высокий плечистый парень, который работал охранником в «Арабском банке коммерции» на набережной Монблан, а теперь, когда банк из-за финансовых трудностей был вынужден закрыться, временно сидел без работы. – В постели я привык «танцевать» совершенно по-другому. И если я буду лежать, закрыв глаза, и ничего не буду при этом делать, то моя подруга просто покажет мне красную карточку и выгонит с поля.

– Сочувствую вам, месье Брианшон. Но могу посоветовать лишь одно. Постарайтесь исполнить сначала свой мужской долг перед вашей подругой – а затем переходите ко второй, более легкой части упражнений. Уже без движения.

– В теории все это очень хорошо, а вот на практике… – Морис уставился на Лауру своими ярко-голубыми глазами. – Боюсь, моя подруга начнет меня жутко ревновать, если почувствует, что, когда я лежу с ней в постели, я думаю о чем-то еще кроме нее.

– Вы что же, хотите, чтобы я нашла вам более покладистую спутницу? – бросила Лаура под общий смех окружающих. – Не выйдет, Морис! Вы заплатили мне только за обучение танцам.

И она коротко поклонилась своим ученикам, давая понять им, что занятие окончено.

– Ну вот, наконец-то ты возвратился домой в более-менее удобное время! – приветствовала мать Андре, когда тот переступил порог квартиры. – Еда будет готова через пятнадцать минут. На ужин тебя ждет твое любимое баранье рагу с баклажанами. – Она прошла на кухню, и оттуда до Андре донесся ее звонкий голос. – Что, мэтр Рошамбо стал меньше нагружать тебя?

– Да нет, скорее, сегодня в офисе было просто чуть меньше клиентов, – ответил Андре. – И со всеми удалось относительно быстро разделаться. – Он улыбнулся. – Я даже успел после работы позаниматься в школе танцев!

Мать перестала греметь кастрюлями и сковородками и подошла к нему:

– Значит, ты все-таки решил заняться этим делом всерьез? – Она покачала головой. – С чего вдруг тебя так потянуло к этим танцам, Андре? Ты ведь раньше никогда так сильно не интересовался ими. – Она вытерла руки о передник. – Или в этом деле замешано что-то еще, помимо самих танцев? – Ее пытливый взгляд внимательно исследовал лицо Андре. – Может, здесь замешана какая-то девушка?

– Ну что ты, мама. – Андре покачал головой. – Если бы я действительно влюбился, то ты бы сразу узнала об этом.

Люсьена Тассиньи покачала своей красиво поседевшей головой:

– Андре, матери могут лишь надеяться, что они сразу узнают о всех важнейших событиях, которые происходят в жизни их детей. Но только этим надеждам почти никогда не суждено оправдаться. – Она грустно вздохнула. – Так случилось, когда у Моник начался первый в ее жизни роман… когда ты вдруг решил поехать в Церматт и покататься там на горных лыжах и в результате сломал ногу… и то же самое произошло, когда в самый разгар обучения, на третьем курсе университета, ты вдруг решил, что твое жизненное призвание – помощь угнетенным жителям Тибета, и едва не улетел в Гималаи.

– Но ведь я же так и не успел улететь туда, мама!

– Верно. Но, чтобы избежать этого, мне фактически пришлось вытаскивать тебя из самолета.

– Ты преувеличиваешь.

– Если и преувеличиваю, то лишь на самую малость, – безапелляционно отрезала мать. – Садись, Андре, и кушай. Желаю тебе приятного аппетита!

Усевшись напротив сына за широкий кухонный стол, который попал в их женевскую квартиру из деревенского дома бабушки Андре, расположенного в одном из самых глухих местечек кантона Юра, Люсьена Тассиньи с любовью следила за тем, как кушает ее сын. Он действительно ел с большим аппетитом.

Затем мать вдруг нагнулась к Андре и, испытующе глядя ему в глаза, спросила:

– Так все-таки здесь не замешана никакая девушка?

– Мама, ты уже спрашивала меня об этом!

– Прости, сынок. – Люсьена Тассиньи легонько дотронулась до его руки. – мне просто хотелось лишний раз убедиться…

«Ну и как, убедилась?» – так и подмывало спросить Андре Тассиньи. Но он прикусил себе язык. Он боялся, что, несмотря на все его заявления, все было слишком явно написано у него на лице…

Придя после ужина к себе в комнату, Андре включил негромкую музыку и вытянулся на кровати. Тело было приятно расслабленным. Сначала танцы, затем замечательная еда… Все было просто здорово. Он закрыл глаза. В голове мелькнула мысль о Лауре. Он вспомнил, как впервые увидел ее на рекламном плакате, который висел на дверях школы танцев, и подумал, что таких красивых девушек в природе просто не бывает. Оказалось, бывают… В жизни она была еще красивее, чем даже на фото.

Андре открыл глаза. Черт побери, стоило ему только подумать о Лауре, и сердце его забилось как-то по-особенному. Он и не думал, что простая мысль об этой девушке способна вызвать такой эффект.

«Неужели мама права, и я… влюбился?» – подумал он и вдруг густо покраснел, хотя, кроме него, никого в комнате не было.

Нет, это невозможно… Он не такой легкомысленный юнец, чтобы взять и влюбиться в девушку только потому, что она божественно красива. Для него она лишь преподавательница танцев. Красивая, экзотичная, изящная, но такая же далекая, как и любая другая женщина, у которой своя жизнь, свое дело и которая никак не связана с ним. То, что он заплатил за занятия танцами с ней, ничего не значит, и не может ничего значить. «Речь идет только о танцах, – подумал он. – И это – все».

Но почему же так странно бьется сердце? Почему, когда он начинает думать о ней, у него в груди возникает какое-то совершенно особое, ни на что не похожее чувство?

Андре провел рукой по лицу. Да, глупо себя обманывать. Лаура нравится ему. Пусть он и видел ее всего несколько раз, пусть их общение было таким кратким – не важно. Она стояла сейчас у него перед глазами, и это было глупо отрицать.

Он подошел к окну и уставился в темноту. Вдалеке россыпь огоньков подсвечивала гавань. На причале стояли яхты и катера. Их мачты чуть раскачивались, и от этого огоньки медленно колебались и наклонялись, словно в каком-то странном танце.

«Плохо то, что я совсем не знаю ее, – подумал Андре. – Да и она тоже не знает меня. О чем можно вообще говорить, когда люди не знают друг друга?»

Он закусил губу. А может быть, встретиться с ней? Поговорить, узнать побольше… И тогда что-то прояснится.

Он вдруг до боли стиснул кулаки. Поговорить?! Не нужно обманывать себя! Он просто хочет видеть ее. Видеть ее глаза, волосы, изящный поворот ее шеи. Видеть ее тело, ее грудь, ее ноги. Он здоровый и крепкий мужчина, и все это совершенно естественно. То, что он совсем недавно говорил матери – все это ерунда. Лаура действительно нравится ему. Он хочет быть рядом с ней. Он хочет ее. Да, вот, черт побери, самое правильное слово – он просто хочет ее!

– Я хочу ее, – прошептал Андре. И затем чуть громче произнес. – Хочу ее!

Это короткое – всего четыре буквы – слово выражало все его чувства и мысли по поводу Лауры.

Андре опустил глаза. Пусть это и было немного грубовато, но это было именно так. К чему обманывать себя? Действительно, все сводилось именно к этому.

Он взглянул на часы. Она как раз должна была скоро заканчивать последние занятия.

Если он поторопится, то еще успеет увидеть ее. Он подойдет как раз тогда, когда она будет выходить из школы. Потом он мог бы пригласить ее в кафе… в этом месте как раз есть несколько неплохих заведений. А дальше…

Андре отбросил эту мысль и начал быстро одеваться. Дальше все станет ясно само.

Он осторожно выскользнул в коридор. Мать сидела перед телевизором. Видимо, показывали ее любимую передачу – она не отрывалась от экрана.

Андре тихонько открыл дверь и пересек лестничную клетку. Дверцы лифта раскрылись почти беззвучно. Он нажал кнопку и поехал вниз.

Сердце билось в радостном предчувствии. Скоро он увидит ее!

Улица Вье-Гренадьер была пуста. Все магазины и киоски давно закрылись, опустив глухие железные жалюзи или решетки. В свете фонарей темнели силуэты платанов, похожие на фигуры неподвижно застывших в молитве людей.

Андре приблизился к двери «Новой школы танцев». Где-то там внутри была Лаура. Он хотел было толкнуть дверь и войти, но потом передумал. Лучше подождать ее снаружи.

Он отошел к ближайшему платану и стал ждать. Сердце его учащенно билось. Он, как завороженный, смотрел на дверь.

Неожиданно он услышал шаги. Кто-то, тяжело ступая, шел прямо к нему. Андре оглянулся и увидел Мориса Брианшона. Их глаза встретились. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Морис усмехнулся:

– Вот так встреча…

Его улыбка была холодная, неприязненная.

– Не думал увидеть тебя здесь в такое позднее время, – бросил бывший охранник банка.

Андре молча пожал плечами. «Интересно, зачем пришел сюда Брианшон? – пронеслось у него в голове. – Неужели по той же причине, что и я?»

– Ты просто любишь гулять по ночным улицам? Или, – Брианшон понизил голос, – пришел сюда за чем-то другим?

Андре почувствовал, что начинает постепенно закипать. Брианшон не очень-то понравился ему еще во время занятий. Откуда в этом человеке было столько наглости? Теперь негативное впечатление еще больше усилилось.

– А почему тебя это интересует? – резко произнес он. – Я что, обязан отчитываться перед тобой?

– Ну и ну. – Брианшон изобразил удивление. – Не думал, что помощник нотариуса способен выражаться столь резко.

– При чем здесь моя работа? – нахмурился Андре. – И для чего вообще ты устроил весь этот допрос с пристрастием?

– Я просто хотел, чтобы тебе было все ясно, – медленно проговорил Морис. – Если ты пришел, чтобы встретиться с нашей учительницей танцев, то лучше тебе уйти. Чтобы не нарываться. – Он выразительно сжал свои большие кулаки.

Лицо Андре потемнело.

– Что ты имеешь в виду?

Глаза Брианшона опасно сузились.

– Думаю, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Не хочешь неприятностей – проваливай. Все просто и ясно. Это – моя женщина. Встречаться с ней буду я. А если ты окажешься у меня на пути, что ж… – Он еще раз выразительно стиснул кулаки и выпятил грудь. – Пеняй на себя!

– Мне казалось, что во время урока ты хвастался тем, что у тебя уже есть подружка… – язвительно проронил Андре Тассиньи.

Глаза Мориса сверкнули:

– Конечно, есть. Но только она не идет ни в какое сравнение с Лаурой. – Он сделал шаг к Андре и прошипел. – Послушай, тебе что, нужны неприятности? Мне-то что – я и так пока без работы. А вот если в газетах напечатают, что помощник уважаемого нотариуса подрался прямо на улице, думаю, пользы это твоей карьере не принесет. Клиенты вряд ли захотят после этого иметь с тобой дело. Как и твой патрон.

Андре в упор посмотрел на Брианшона:

– Морис, тебе кто-нибудь говорил, что ты – настоящий подонок?

Морис задрожал от гнева. Справившись с собой, он наконец глухо проговорил:

– Когда борешься за женщину, все средства хороши!

Андре все вдруг стало глубоко омерзительно. Ночь, пустынная улица, этот разъяренный самец напротив двери, за которой скрывается Лаура… Зачем ему вообще все это надо? Лучше забыть об этом, и поскорей.

– Желаю тебе удачи, – резко бросил он и пошел прочь.

Брианшон хотел было что-то крикнуть вслед Андре, но передумал. Вместо этого он приблизился к «Новой школе танцев» и стал ждать. Если даже конкурент желает ему удачи, что ж… тогда ему обязательно повезет!

– Где ты был, Андре? – испытующе уставилась на Тассиньи мать.

– Я решил прогуляться перед сном, мама, – отводя глаза в сторону, проронил Андре. – Я сегодня очень много работал, и понял, что не смогу уснуть, если не пройдусь и не подышу воздухом.

Мать пристально посмотрела на него.

– Но только я не вижу, чтобы ты успокоился, сынок. Почему-то ты кажешься еще более взволнованным после своей прогулки.

Андре опустил глаза.

– Один человек выгуливал рядом собаку, и мне показалось, что она может броситься на меня. Наверное, я немного испугался.

– Значит, дело в собаке?

– Может быть. – Андре Тассиньи подхватил с пола ботинки. – Извини, мама, мне надо помыть обувь. На улице было много пыли.

Помыв ботинки, Андре проглотил стаканчик йогурта и прошел в свою комнату. Плотно затворив дверь, он лег на кровать. В душе была какая-то неприятная пустота. Эта идиотская стычка с Брианшоном выбила его из колеи. Мир казался каким-то нелепым. Чудесные черты Лауры, которые до этого стояли у него перед глазами, расплылись, потеряли контуры, поблекли. Но, может, это и к лучшему? Не надо видеть ее. Не надо думать о ней.

– Да, – прошептал он наконец, – так будет лучше. Пусть за ней гоняются другие. Тот же Брианшон, например. Но не я. Мне это просто не нужно.

Он уставился в темный потолок. С точки зрения логики, все было правильно. Но ожидаемого облегчения почему-то не наступило. В груди по-прежнему царила тоскливая пустота, которая точно холодной рукой сжимала его сердца. И от этой пустоты некуда было деться, от нее невозможно было спастись – она была везде.

На следующее утро Андре Тассиньи проснулся с тяжелой головой. Он сделал зарядку и выпил кружку крепкого кофе, но лучше себя все равно не почувствовал.

«Интересно, а как чувствует себя Брианшон?» – мрачно подумал Андре, собираясь на работу.

Мэтр Рошамбо встретил его желчной усмешкой.

– Что-то я смотрю, у вас мешки под глазами. Это в вашем-то возрасте… Рано, рано, ничего не скажешь. Вы, видимо, не отдыхаете после работы, Андре? Или вы не умеете отдыхать?

Андре пробормотал что-то неразборчивое. У него совсем не было желания спорить с шефом.

– Могу посоветовать вам отдыхать со Сводом гражданского законодательства в руках. Просто ложитесь с ним на диван, и пробегайте глазами статью за статьей. Знаю по собственному опыту – это и приятно, и полезно.

Он замолчал, а затем промолвил с недоброй улыбкой:

– Я вижу, вас это не очень-то вдохновляет. Ну что же, молодой человек, тогда – за работу. – Он положил на стол Андре несколько толстых картонных папок.

– Это материалы по наследству месье Антуана Ламетри. Ламетри – уроженец кантона Невшатель, но постоянно проживал в последние годы у нас в Женеве. Здесь же сосредоточены и все его основные авуары – как движимые, так и недвижимые. Ознакомьтесь очень тщательно. Ничего не пропустите. Имейте в виду: я обязательно буду проверять это досье после вас. Так что постарайтесь избежать любых неточностей.

Андре провел рукой по верхней папке:

– Насколько я могу судить, вы придаете этому делу весьма большое значение.

– Весьма, – сухо проронил мэтр Рошамбо. – Ибо сумма, о которой идет речь в этом завещании, очень велика. – Мэтр Рошамбо сухо пожевал тонкими бескровными губами. – И еще одно, Андре. При подготовке этих материалов вам надлежит пользоваться исключительно вашими собственными возможностями. Какие-либо контакты с месье Ламетри должны быть категорически исключены. Вы поняли меня? Исключены!

– Но почему вы так жестко настаиваете на этом, мэтр? – протянул Андре Тассиньи.

– Дело в том, что месье Ламетри вот уже два года находится в коме. Он никого не видит, ни с кем не разговаривает, держится лишь за счет медицинских аппаратов. Любой излишний контакт с внешним миром может элементарно убить его. Имейте это в виду, Андре!

Андре просидел весь день над имущественным досье Антуана Ламетри. Он ни на секунду не забывал предупреждение Рошамбо и работал с двойным тщанием, досконально проверяя каждую цифру, каждую запятую. К вечеру он почувствовал себя, как выжатый лимон. Кажется, даже мэтр Рошамбо заметил это, потому что больше не нагружал Андре никакими заданиями, а прощаясь с ним, пробормотал: «Будет очень плохо, если у вас в результате этого разовьется аллергия к ведению наследственных дел».

Андре Тассиньи молча поклялся не допустить этого. Но все равно, когда он пришел домой, в висках у него ломило. В голове смутно мелькали обрывки цифр и фрагменты сложных завещательных формул. Желая как-то развеяться, он быстро поел и уселся перед телевизором, включив канал, где показывали гонки «Формулы-1». Монотонное жужжание мощных машин, с проворством стрекоз проносившихся по замкнутому бетонному контуру, успокаивало. Андре взял пиво и орешки и устроился поудобнее в мягком кресле. Ему было в принципе все равно за кого болеть, хотя невозмутимый финн Микко Хаккинен казался чуть предпочтительней. Внезапно внизу экрана возникла картинка срочного сообщения. Что-то связанное с автомобильной тематикой, естественно. Андре отправил в рот горсть орешков, и вдруг перестал жевать. «Крупная автокатастрофа!» – зажегся на экране красный шрифт. «Человеческие жертвы!»

Он уставился на экран телевизора.

– Сегодня вечером на дороге Женева-Лозанна произошла автокатастрофа, – сообщил диктор. – Автомобиль «БМВ», которым управлял житель Женевы Морис Брианшон, пробив заграждение, упал со склона. Брианшон и сидевшая в салоне автомобиля Сесилия Дюпоншель погибли на месте. Из искореженной машины спасателям удалось извлечь лишь фрагменты изуродованных тел. Автомобиль Брианшона летел вниз с пятидесятиметровой высоты…